Заговор слепых. 39

Глава XXXVI. ВАТНОЕ ОБЛАКО (продолжение)   

Он не один.
Кто-то в комнате.
Рядом.

Глеб прислушался – ни звука. И всё же кто-то тут есть.
Сонливость мгновенно улетучилась. Да и спал ли он?
Нет, всё-таки спал.

Сел. Рука нащупала ножку стола. Попытался дотянуться до стула – стула не оказалось на месте.
Странно… Ведь был же. Точно был!
Мерзкое ощущение - кто-то следит за ним.
Следит? Здесь? Сейчас? В темнотище?!

- Ну что, молодой человек, очухались?

Глеб вздрогнул от неожиданности – знакомый голос: воркующий, с дребезжащими обертонами. Где он мог его слышать?

- Как голова-то? Цела? Вы уж не обессудьте, голубчик, накладочка вышла – санитары перестарались. Я им сказал, мол, жду гостей. А про то, что гости, хоть и непрошеные, но желанные, предупредить забыл. Вот они, костоломы, и рады усердствовать! Каюсь – моя вина. Простите уж старика…

Барон!
Хозяин дворца. Сценический сфинкс. Почётный член Академии Художеств.
Какие ещё там званья и титулы?
Конечно, барон - его голосок, его выкрутасы словесные.

- А с другой стороны, сами виноваты - прятаться нужно умеючи. Коли встали на стезю нелегальщины, взялись за гуж криминальный – уж будьте любезны! Конспирация, конспирация и ещё раз конспирация! А вы? Даже спрятаться, как следует, не сумели. Дежурная медсестра засекла под кроватью посторонние стопы в несвежих носках. Толи увидела, толи унюхала, - трескучий смешок. – Медсестра у нас умница, всё правильно сообразила - сама на рожон не полезла, зато предупредила ответственных лиц. И вот вы здесь, в этой уютной комнатке. Милости просим!

«Тоже мне, хлебосол… Катись ты со своею милостью знаешь куда?», - манкировал мысленно Глеб приглашение. Вслух, однако, дерзить не осмелился.

- Вы уж простите, голубчик, что заперли вас. Бросили одного почти на сутки во тьме кромешной, в духотище. Скверно это, не гостеприимно. Да что поделаешь? Иногда обстоятельства сильней благих, но эфемерных порывов. Хотя, для цельной натуры любая обстановка – подарок. Разве не так? Есть время заняться собой - осмыслить происходящее, подумать о будущем. Можно даже пофилософствовать. Скажем, о бренности бытия и актуальной насущности жизненных функций. Кстати, о функциях… Пованивает тут, не находите?

Глеб закусил губу. Лицо запылало позорным румянцем.
Унюхал, чёртов старик!
Ну да, пришлось помочиться на стену. А что делать? Подгузников ему не оставили.

- Да вы не смущайтесь, молодой человек. Мы ж понимаем – зов природы.

- А я и не смущаюсь, - пробурчал Глеб в ответ. – С чего вы взяли?

- Не смущаетесь? Вот и ладушки, вот и прекрасно! Не надо смущаться. Смущение мы оставим тургеневским барышням, верно?

Меткий выпад. Про барышень – это в самую точку.
Глеб вспомнил собак академика Павлова, которых пытали током, изучая условный рефлекс. Себя он тоже почувствовал подопытным псом - последняя реплика барона настигла его, как разряд электричества.
И ведь сыскал же эпитет, изловчился – старая клизма!

- Кстати вы об этих, тургеневских, вспомнили… Неточка… Она здесь? У вас? Что с нею?

Несколько долгих секунд тьма хранила издевательски-гробовое молчание.

- Неточка? Это которая в Цирке у Чаурели приплясывает? Да бог её знает... Может здесь, а может нет. Не о том беспокоитесь, молодой человек. Не о том! О себе бы лучше подумали.

- О себе? О себе я и так постоянно кумекаю, скоро мозги закипят, - огрызнулся пленник. – Послушайте, вы ведь нарочно всё это устроили? Специально меня заманили сюда! Зачем?

- Вот, прекрасный вопрос. В самое яблочко! Слышу глас не мальчика, но мужа! Действительно, зачем?

Тьма прохрустела скрежетом костей – похоже, барон разминал свои пальцы.
Глеб вспомнил его руки: сухие, когтистые, цепкие, покрытые бурыми брызгами пигментных старческих пятен.
Паук. Натуральный паук!

- Итак, зачем? Вопрос прозвучал. Попробуем ответить на него, объединив мозговые усилия. Как выражается мой приятель-палач: одна голова – хорошо, а ни одной – ещё лучше. Ха-ха… Впрочем, шутки в сторону. Что мы имеем? С одной стороны у нас есть почтенная особа преклонных годов. «Владелец заводов, газет, пароходов». Благодетель, меценат, любитель сценических шалостей. Словом, респектабельная и разносторонне одарённая личность. А с другой? Некий юноша, оболтус и охламон. Пустое место. Ноль без палочки.

- Почему это ноль? – обиделся Глеб.

- Простите, дорогуша, и в мыслях не было вас оскорблять! Ничего личного. Это не ругань, даже не критика – простая констатация фактов. А факты вопиют! Есть индивиды, которым неймется. Всё им надо чего-нибудь: мятежных страстей, бури и натиска. Но вы, голубчик, не из их числа. Дай вам волю, вы с места не сдвинетесь. Станете жить-поживать в укромной норе, обрастая тиной и плесенью. Разве не так?

Вопрос повис в безответной тиши.

- Молчите? Нечем крыть? То-то же! Заурядность, это что-то вроде вялотекущей хронической хвори - досадно, но не смертельно. Жить с заурядностью можно. Другое дело – жизнь ли это?

Барон снова хрустнул костяшками пальцев.
Звонко хрустнул – Глеба передёрнуло от тошнотворного звука.

- Знаете, есть у меня одно оригинальное хобби - обожаю менять биографии, - признался Бобринский, всласть нахрустевшись. – Однажды я перелопатил свою собственную. Весьма радикально, надо сказать, перелопатил. И с тех самых пор полюбил проделывать подобные штуки с биографиями прочих людей. Человек по природе своей тварь инертная. Под лежачий камень вода не течёт, а он, подлец, и рад этой гнусненькой сухости. Подчас радикальная мера – единственный выход. К примеру, ампутация прошлого: поставить ленивца перед фактом и вынудить к действию. Это я и называю – менять биографии.

«О чём это он? Какая ещё ампутация?». В голове у Глеба воцарился полнейший бардак.

- Слушайте, на кой ляд вам моя биография? Я ведь пустое место, ноль - сами сказали. Стоило городить огород ради такой ничтожной персоны?

- Ну, что я могу ответить, голуба? Иногда обстоятельства сильнее нас, выбирать не приходится. Как говорится, сердцу не прикажешь…

Из тьмы донёсся ехидный смешок. Сухой и холодный, точно искусственный лёд.
Глеб чуть не поперхнулся – это не Бобринский!
Смех был женский. Так, так, так…
Значит барон явился не один, притащил с собой дамочку. Вот куда делся второй стул! Теперь всё понятно.

- Что, охрану привели? – попытался съязвить обескураженный узник.

- Охрану? Да бог с вами, какая охрана! Простите, забыл представить, совершенно вылетело из головы! Дочурка моя родимая, младшенькая. Сама напросилась - возьми, да возьми… Настырная очень, вся в отца. Так что, будьте знакомы. А впрочем, вы, кажется, уже встречались.

Барон выдержал паузу, наслаждаясь бессловесным смятением собеседника.

- Не вспомнили? Ну, как же! Пару неделек назад, на квартире у Белгина. Дочурка пришла изъять кой-какое имущество. Причём, не одна – представителя власти с собой привела, чтобы всё по закону. Да только опередили дочурку злодеи, умыкнули багаж.

Так вот оно что! Выходит, Чёрная Дама – баронская дочь. Любопытно…

- И позже вы виделись. На кладбище, к примеру. Потом, в подъезде одного небезызвестного вам дома, - перечислял старик места явочных встреч. – Припоминаете?

Ещё бы!

- Может, вы и мента притащили сюда? Гражданин Жывопуло, вы где? Под столом прячетесь? А ну вылезайте!

- Не угадали, голубчик. Нет здесь Максим Максимыча. Его вообще больше нет.

Бобринский цокнул языком, пытаясь выразить этим жалобным звуком глубину скорбящих чувств.

- Приказал долго жить, бедолага. А ведь какой был энтузиаст! Стахановец!!! На два фронта успевал трудиться: и государеву лямку тянул, и частным заказом не брезговал. Увы, надорвался, сгорел на работе – в буквальном смысле этого слова. Знаете, по соседству со Смоленским кладбищем есть дом, сразу за забором. Заброшенный такой домишко. Пошёл Максим Максимыч в ту степь проверить квартирку одну, да и вышел весь – подчистую. Такая трагедия!

Всё верно, мент. Он спалил хоромы Кубика. И бомжи кладбищенские про мента говорили.

- Ну и чёрт с ним, с этим Жывопуло, - подвёл барон траурную черту под милицейской судьбой. – Откровенно сказать, дрянной был человечишка, мелкотравчатый. Но приходилось терпеть, потому как полезен был. Вот и терпели – до поры, до времени. А потом терпение лопнуло. Эх, с глаз долой, из сердца вон…

Глеб не сразу сообразил, куда клонит его незримый визави.
Сообразив же, опешил - так вот оно что!
Получается, они сами мента подпалили. Специально.
И мента, и квартиру со всем содержимым.

- А книга? Профессорская! Книга-то в квартире была. Лопухнулись вы, товарищ барон, с пожаром. Обмишулились!

- Да… плевать! Подумаешь – книга. Кому эта макулатура нужна?

По колебанию атмосферной среды Глеб догадался: старик изволил махнуть своей барской ручкой – мол, пустяки это всё.
 
- Чего там Белгин насочинял, я и так знаю. Наизусть: зелёные сфинксы, белые львы, звёзды в стиле красноармейской символики… Нет, дружок, книга эта мне нужна, как собаке пятая лапка. Всё мало-мальски ценное я из неё уже высосал. Видали, как паук муху сосёт? То-то же! Я в своё время, пока ещё зрячим был, любил за пауками приглядывать. Увлекательно…

- Ну, хорошо. Допустим. Зачем же тогда вы за  книгой охотились? – прервал Глеб стенания натуралиста-любителя. - Ментами травили нас. Погони, обыски, слежки…

- Тактика! Слыхали такое словечко? Искусство ухищрений. Умение юлить и маневрировать. Происходит от латинского «тактис» - прикосновение. Кроме того, «тактика» - кровный родственник слову «тактичность». Играя в азартные игры, я предпочитаю действовать деликатно и исподволь. С плеча не рублю, но пробираюсь к цели тихой сапой, на ощупь.

Судя по интонации маслянистого голоса, барон был чрезвычайно доволен собой и своим тактическим дарованием.

- Играли в детстве в казаков-разбойников? Наверняка играли. Так вот, мне было важно, чтоб гончие псы мои ввязались в баталию, не зная о замысле и не думая о последствиях. Книжку надо сыскать? Будет сделано! А с другой стороны: раз ищут, значит там что-то важненькое - зря охотиться не станут. Логично? Гончим нужна приманка, а дичи – наживка. Белгинские писульки прелестно сыграли эту двоякую роль. Я всех за нос водил. И не плохо водил, между прочим!

Из дальнего угла вновь донёсся колючий смешок.
Похоже, реплика про нос позабавила Чёрную Даму.
Выказывая солидарность «дочурке», Бобринский поддержал шаловливый порыв шкодливым кряхтением.

«Странное у этой компании чувство юмора. Ну, ничего, господа хорошие, ещё поглядим, кто с носом останется!».
Внезапно шальная догадка просвистела пулей в мозгу: «Последняя Теорема» в роли наживки? Выходит, Белгин с ними за одно! Шпионил, пудрил мозги дурацким сахаром, а сам…
Нет, чушь! Не может этого быть.

- Совершенно верно, голубчик, - не может, - отозвался барон.

«Вот ведь бес безглазый! Да что он - мысли читает, что ли?».
 Допрос в темноте – неприятная штука.
Но ещё хуже, когда у тебя копошатся в мозгах.

- Белгин, фигура индифферентная. Он сам по себе, - витийствовал Бобринский, как ни в чём не бывало. – Не сатрап и не сподвижник. Так, сбоку-припеку... Кое-что из его завиральных идеек мне приглянулось. Человек я небедный, могу позволить себе безобидную прихоть - потакать безумствам непризнанных гениев. Последнее слово, само собой, произносим в кавычках.

- За что же тогда вы этого гения в кавычках грохнули? – съехидничал Глеб.

- Грохнули? Фи, дорогуша, что за жаргон! Никто драгоценного Белгина пальцем не трогал - сам в окошко сиганул. По собственной, так сказать, инициативе. Что ж, вольному воля. Однако, признаюсь: выходкой его я был весьма удивлён и фраппирован. Не ожидал от этой блохи подобной самоубийственной прыти. Белгин дезертировал в самый ответственный момент и чуть не спутал мне все карты.

Жалобно скрипнул стул: похоже, барон поменял позу, устраиваясь поудобнее.
Глеб стоял перед ним, опершись на стол. От старика отделяло его полтора метра мрака.
Смешно! Как абитуриент на приёмном экзамене.
Трижды Глеб пытался поступить в институт и трижды с треском проваливался. Интересно, какой билет он вытянет на этот раз?

- И на счёт шпионства вы не правы. Никто Белгина хвостом за вами плестись не просил, - произнёс Бобринский после коротенькой паузы. – Николенька, это да. Николеньку мы науськивали, что верно, то верно. А как иначе? Надо ж было к вам, голубчик, пришвартоваться, зацепку сыскать. Эх, Николенька, Николенька… Святая простота! Кинулся прятать имечко брата, поверил байкам, которые дочурка ему наплела. А вот Белгин – тут уж увольте! Сам на вас напоролся, случайно. Непредвиденное стечение обстоятельств. Или перст судьбы, если угодно!

Упомянув о перстах, барон не удержался и снова хрустнул костяшками.

- Вот спасибо! Просветили меня, бестолкового. Растолковали подоплёку событий доходчивым и простым языком, - рассыпал Глеб фальшивый бисер притворных благодарностей. – Одного я понять не могу…

- Зачем? – предугадал Бобринский дежурный вопрос. – Это вас интересует? Желаете прояснить ситуацию? Что ж, хотенье резонное. И тем не менее, наберитесь терпения. Не всё сразу, дорогой мой. Не всё сразу. Куда нам торопиться? У меня для любезного гостя время имеется, а вам… Вам, голуба, теперь и вовсе спешить уже некуда. Опять таки, какое удовольствие размышлять о жизнетрепещущих материях на голодный желудок? Нет, мы сперва потрапезничаем, выпьем по бокалу вина, а уж потом и о деле можно посудачить. Правильно я говорю? Кстати, сказки вы любите?

- Сказки? – Глеб чуть не поперхнулся от неожиданности. Опять эти иезуитские штучки. Старый пройдоха – умеет выбить из калии нежданной репликой.

- Да, сказки. А что тут такого? Я, к примеру, данный жанр весьма уважаю. Эзопов язык, аллегории всякие. Сказка ложь, да в ней намёк... Нет, батенька, зря вы от сказок свой носик воротите. Взять хотя бы жихарку ту же. Как там её? Косая? Рябая? А нет, вспомнил – пегая! Целую книжку под это дело сварганили. Не приходилось слыхать о такой?

- От чего же, приходилось, - признался Глеб. – Не только слышал, но даже читал. Не до конца, правда – сгорела книжка. Погибла в бушующем пламени. Вместе с «Теоремой» и прочим добром.

Бобринский сочувственно чмокнул губами.

- Жаль, жаль… И книжку жаль, и то, что до конца прочесть не успели. Моя любимая сказка в аккурат на последних страничках пристроилась. М-да, - ещё один сочувственный чмок. – Эврика! А хотите, я сам её расскажу? Не плохая идея, по-моему. До трапезы целый час куковать, самое время для сказок. Вас, голубчик, в курс дела введу, и дочурка заодно послушает – ей полезно. Не возражаете?

Глеб неопределённо хмыкнул в ответ – как будто его возражения могли хоть что-то значить для этой компании.

- Вот и ладненько! Вот и прелестно! - по-своему расценил барон молчание узника. – Итак, жихарка. Пегая. Последняя сказка.

*   *   *

ПЕСНЯ О КРЫЛЬЯХ СОВЕТОВ.
Из книги «Сказки пегой жихарки».

Жил-был один человек.
Жил он совсем один, ибо так ему было сподручней.
Жил, никого не трогая, был тих и беззлобен. Ходил  по жизни ходуном, на задних, как правило, лапках.
С начальством не ссорился, в бутылку не лез, хотя и частенько к ней прикладывался. Словом, обыкновенный человек с небольшой прописной буковки.

Богатство себе он нажить не сумел, ибо за длинным рублём не охотился, вполне обходясь рублями короткими. Но и нищим он не был: имел свой угол, в углу – кровать, над кроватью - окно с видом на стену соседнего дома.

Два раза в жизни он был влюблён: один раз горячо, а второй – безоглядно, однако семью завести не решился.
Да и на кой она нужна, семья эта? Бобылём быть проще, дешевле и обиходнее.

Короче, жилось ему не сладко,  не горько, а, скорей, кисло-пресно.
Но даже в этой улиточной жизни имелись свои невеликие радости.
Любил он смотреть на закат, слушать треск половиц и листать журнал «Вокруг Благодатного Света», созерцая наружность  заморских краёв.
А ещё он любил питаться картошкой со шкварками и частенько себя ублажал обожаемым лакомством. От этих сытных забав стал человек  фигурой кругл, и даже обзавёлся брюшком, благодаря чему сам сделался  похож на картошку в мундире.

И спать он тоже любил.
Так любил, что, просыпаясь на работу в седьмом часу слезливого утра, уже мечтал, как прижмётся к подушке щекой на закате плакучего вечера.
 
И вот однажды, когда долгожданный покой уже манил обещанием сладостных грёз, над ухом ловца мимолётных видений раздался противный тонюсенький писк.

- Комар, зараза! – пробормотал человек, с ужасом понимая, что долгожданный покой может быть изничтожен кровохлебающей нечистью.

Наученный скорбным опытом лютых баталий, человек замер и обратил себя в слух.
Вскоре конспирация принесла предвкушаемый плод: паскудный писк утих, и чуткая кожа плеча отозвалась щекотливым зудом на касание крохотных лапок.
Дрожа от нетерпения, человек воздел карающую длань, готовясь атаковать вероломного хищника, как вдруг услышал негромкую, но внятную речь:

 - Эй ты, балда, поаккуратнее! Следи за руками.

«Ларёк! – пронеслось в перепуганной голове. – Сколько раз божился не покупать водяру в этом гадюшнике! Третьего дня сосед с нижнего этажа загнулся - нахлебался палёной отравы, архаровец. Теперь вот и до меня черёд дошёл. Интересно, это белая горячка или просто метиловый бред?».

- Ларёк не причём, - пропищало видение. – Глаза разуй.  И свет включи. Зря, что ли, за электричество платишь?

Дрожащей рукой нащупал он кнопку ночника. Раздался упругий щелчок, и блёклый свет озарил убогую опочивальню.
Приглядевшись к источнику звукового сигнала, он с изумлением обнаружил, что на плече примостилось «нечто», размерами комару адекватное, но во всём остальном на него ничуть не похожее.
Телесная выделка дивного «нечто» вполне соответствовала людскому обличию: субтильные руки, тучные ляжки, добротный мамон аккуратной округлости. На тощей шее – голова, оснащённая пуком плешивых волос.
Словом, вполне человекообразная тварь.
Лишь на спине, промеж лопаток, имелся внештатный орган - пара облезлых пернатых конечностей.

- Ты кто? – спросил человек ржавым негнущимся голосом.

- Кто-кто… Дед Пихто! – передразнил его удивительный гость. – Про Ангела-Хранителя слыхал? Так вот, я он самый и есть. Ты, брат, везунчик, хоть сам того и не ведаешь - вытянул в небесной лотерее счастливый билет. Такое раз в сто лет случается, чтобы простой смертный при жизни сподобился ангела лицезреть. Есть, конечно, мастера, которые упорной молитвою добиваются этого, но ты отнюдь не из их святого числа. Просто пал на тебя, дурака, жребий чудесный, снизошла благодать.

- И чего тебе от меня надо? – спросил человек, озадаченный излияниями ангела.

- Мне?! – тварь повалилась ничком и задрыгала ножками, сотрясаясь от хохота. – Ну, ты и фетюк! Это не мне – это тебе нужно, дубина ты стоеросовая! Ты, может, помрёшь, не сегодня, так завтра, а вспомнить тебе, бедолага, и нечего. Просрал ты жизнь свою. Угробил её никчёмностью существования. Разве не так?

Человек задумался.
С одной стороны взглянуть – вроде бы да. По всем статьям он персона обычная: героических подвигов не совершал, на рожон ради беспочвенных идеалов не лез, в омут страстей с головой не кидался. Про таких как он романов не пишут.
А с другой стороны – ну и что! Все так живут. Подавляющее большинство.
   
- Ты о большинстве забудь. Большинство – это толпа негодяев, - заявил гунявый посланник небес. – О себе подумай лучше. Каждому индивиду несколько жизней даровано, чтобы всяческих всячин попробовать. Исчерпал биографию до дна – берись за другую. Дерзай, покуда душа не покрылась позорною плесенью. Ты же, бестолочь, и одной-то жизни осилить не смог. В общем, прилетел я к тебе из далёких заоблачных высей с претензией: хватит валять дурака! Начинай всё по новой, пока что не поздно!

- Как это? – не понял человек. В голове у него заварилась какая-то липкая каша - толи от обвинений беспочвенных, толи от намёков бессовестных.

- А вот так! Теоретически, чтобы жизнь новую начать, огород городить не требуется - одного осознания достаточно. Но на практике всё гораздо поганее.  Мешают подлые привычки и страх брутальных перемен. Для тебя, к примеру, лучший вариант – это с плеча рубануть. Оденься, почисти зубы, выйди из квартиры и больше сюда не возвращайся. И на работу тоже не ходи. Начни с нуля, а там уж как масть ляжет…

Тварь на секунду заглохла, задумавшись.

- Нет, не пойдёт! С такими голубчиками, как ты, завсегда неувязки случаются. Больно уж кишка у вас тонкая, да и гайка закручена слабо – вечно норовите пойти на попятную.

Ангел почесал себе спину под левым крылом, потёр лысоватую маковку и произнёс:

- Надо тебе жечь за собою мосты. Мы вот как поступим - ты соседа из седьмой квартиры знаешь?

- Ну, знаю, – промямлил человек, пытаясь сообразить, к чему это клонит пернатый подстрекатель.

- Очень хорошо! Спускайся к нему, он ещё не ложился. И молоточек с собой прихвати. Как только он дверь тебе отворит, ты его молотком по балде приголубь. Главное, не суетись - дождись, пока он спиной к тебе обернётся. И бей по затылку! Лоб у него крепкий, а удар у тебя аховый, как бы осечки не вышло… Ну а потом - ноги в руки, и в новую жизнь. Опосля душегубства подобного назад дороги уж не будет. С дендюрями, вроде тебя, ухо надо держать востро, и заранее отметать любые пути к отступлению.

- Как? Да ты что?! Чур тебя. Чур! Сгинь, подонок. Нечистая сила! – зашипел человек и даже перекрестил себя дважды, чего отродясь за ним не водилось.

- Дурак ты, братец! – произнёс провокатор, ничуть не смутившись знамения крёстного. – Ангел я. Как есть ангел! А ты, чем в лоб да в грудь себя пальцами тыкать, слушал бы, что тебе вестник божий втемяшивает. Короче, хватит антимонии разводить! Бери молоток и живо к соседу.

- Да как же… Ведь грех! А «не убий»?! –  заблеял протагонист заказного злодейства, припомнив фундаментальную заповедь.

- Грех, не грех… Не твоего ума дело, понятно? Убивать почему нельзя? Потому что самосуд, это наглость, паскудство и произвол! Не суди, не судим будешь.  Но если тебе представитель божественной администрации милость благую являет и самолично говорит, как поступать, а ты носопырку воротишь – это, извините меня, самое настоящие свинство. Сосед из седьмой квартиры – жлоб, моральный урод и педофил. К тому же он мусор не на помойку выносит, а всё норовит его под лифт спихнуть. От этого в вашем подъезде антисанитария цветёт пышным цветом. В общем, хоть и не положено, но тебе я скажу: по соседу твоему давно уже пятый круг ада рыдает. И если ты ускоришь его свиданку с Князем Тьмы, тебе за это только спасибочки скажут. Короче, даю тебе минуту на раздумья, две - на молитву и пять – на сборы. Много с собой не бери: смену белья, кальсоны тёплые. Что там ещё? Ну, денег рубля три – на первое время…

Посланник замолк, устроился на плече поудобнее и вновь стал скрести ногтями хребет под крылом. Не ангел, а пёс шелудивый, честное слово!

Пять минут…

Человек огляделся по сторонам. 
Комната, пусть невзрачная, зато такая родная.
Окошко с видом на стену соседнего дома.
Половица, что лучше прочих умеет скрипеть.
Свежий номер журнала «Вокруг Благодатного Света».
И всё это бросить коту под хвост? Уйти навеки в одних, извиняюсь, подштанниках!
Кошмар…

- Слушай, а чего ты мелкий такой? - прервал человек свербёж раздумий внезапным вопросом. – Я думал ангелы посолиднее выглядят.

- Что? Это я-то мелкий?! – взвизгнул чесоточный гость. – Ты на себя погляди - тоже мне, исполин. Да будет тебе известно – какова душа, таков и Ангел Хранитель. Кто же виноват, что душонка у тебя такая гунявая, не крупней комара.

- Комара, говоришь?

Человек сперва нахмурился, а потом ухмыльнулся.

- Ну, и шут с тобой! – пробормотал он и, размахнувшись, шлёпнул рукою себя по плечу. Удар получился увесистый, звонкий - аж в ушах от него зазвенело.

«Нет, в этом ларьке точно дрянью торгуют, - решил человек, разглядев кровавую кляксу на потной ладони.– Нормальным людям черти мерещатся, а мне... Чудеса!».
 
Вытерев о простынь пятерню, он упразднил ночничок, зевнул и вскоре забылся безмятежным, праведным сном.
И снилась ему картошка на шкварках, заморский пейзаж журнального вида…
А ещё - сосед из седьмой квартиры, с пакетом мусора в руке.
Но даже этот пошлый образ не испоганил сладость заветного сна.