Бусинки

Римма Андреевна присела на корточки и расплакалась. Надо же было всему этому произойти в ТАКОЙ ДЕНЬ!
Она встала на коленки и начала на ощупь искать мелкие бусинки. Ей, подслеповатой, очень трудно было различить яркие бусинки на не менее ярком цветастом коврике. Да ещё они такие мелкие, что с трудом поддавались старушечьим рукам. Из-за непосильной, порой мужской работы, которой в жизни Риммы Андреевны было немало, она временами не чувствовала пальцев. Немели, отекали. Поэтому с недавних пор пришлось оставить и любимое занятие – вязание, шитьё. Просто иногда  не могла удержать иголки и спицы. 
Растерянная, расстроенная из-за случившегося кое-как она поднялась на ноги, прошла на кухню, накапала несколько капель «Карвалола». Посидела, немного успокоилась. «Что это я в самом деле? Встреча-то в три часа, а сейчас – девятый час… Успею ещё бусинки собрать! Ну, подумаешь, порвались! Всяко ведь бывает! Даже если не смогу сплести их воедино, без них пойду… Эка невидаль! Сейчас такими бусами не удивишь никого!». Так она думала – как будто сама себя успокаивала.
Но память обмануть нельзя. Ведь эти бусы – разноцветные, длинные (на шее аж в три ряда накручивались) подарил ей Егорушка. Это был первый и последний его подарок. Она, в те времена молодая, ещё совсем девчушка, обещала ждать, когда он ушёл на фронт. Даже когда пришла бумага, что он пропал без вести, он всё ждала. Ждала. Почти 70 лет ждала.
Римма Андреевна, ветеран Великой Отечественной войны, так и не вышла замуж, семьей не обзавелась. Кавалеров-то у неё полно было в своё время. Но – бусы! Как глянет она на них, в сердце что-то щемить начинало… Не могла она Егорушку предать!
Почти каждый день пересчитывала она бусинки на тонкой верёвочке. Их было 93. Разного размера, из разного материала. А все вместе – красивейший гармоничный аксессуар, к любому наряду мог подойти. Любовалась Римма Андреевна бусами, а носить – не носила. Они казались ей вещью личной, интимной что ли.
И вот наконец – решилась. В тот день её пригласили на встречу с ветеранами, в год очередной годовщины битвы за Сталинград. Приглашение пришло, подписанное собственноручно президентом. Она каждый раз собиралась на такие вот встречи. Благо – недалеко жила. Всего час езды на газели (или, как сейчас принято, – на маршрутке). Но все время что-то мешало. Вечные проблемы на работе. Римма Андреевна всю жизнь проработала ветеринаром  сначала в колхозе, потом в совхозе, а до пенсии – в ООО у частных фермеров. И всё – под одним названием «Заря». Может, поэтому значительный вклад к пенсии начисляли – за 50-летний стаж работы на одном предприятии. В сущности, это была одна и та же мясомолочная ферма, на которой её мать ещё до войны работала, только лишь форма организации менялась.
На встречу с боевыми товарищами Римма Андреевна часто не попадала из-за работы – если коровы заболевали, это сразу сказывалось на удоях, надо было что-то делать срочно. Ведь в годы пятилеток за каждый литр боролись. Иногда не попадала в Сталинград-Волгоград из-за жуткой погоды – еще в те времена, когда с транспортом были проблемы. В их хуторе весной и осенью дороги непролазные. Это уже намного позже стали асфальт прокладывать, а было дело – даже на тракторе ездили в город за хлебушком…
Да в последние годы и здоровье подкачивало. 85 с лишком, последствия боевых ранений – далеко ли уедешь? Но теперь решилась. «Первый и последний раз, наверное!». К тому же ещё и провожатый выискался – Егор Тимофеевич.  Тоже ветеран, фронтовик. Знакомы с ним уже лет десять. В гости друг к другу ходили, он ей знаки внимания оказывал. Но, думалось Римме Андреевне, в их возрасте это уже лишнее. Что люди-то скажут? Ладно, она всю жизнь одна прожила. А у Егора Тимофеевича – семья большая. Четыре взрослых внука, да и правнуки, кажется, тоже есть. Что они подумают, если «дедуня их» новую жену на старость лет приведет? (Егор Тимофеевич был вдовец – поговаривали, супруга умерла ещё в молодости). Зачем народ смешить? Да и ни к чему его взрослой семье – лишняя обуза, еще один старый больной человек. И вообще, положа руку на сердце, Римма Андреевна могла признаться, что не по душе ей был «жених». Четыре жутких шрама сильно уродовали лицо, а вставной глаз придавал, скажем прямо, вид ужасающий. Всё она – война проклятая…
Пожилая женщина вытащила из шифоньера старый серый костюм, который, по её мнению, подходил к данному случаю. Скромный, неброский – ведь не на праздник же собирается. Товарищей погибших поедет поминать, молодость свою… Прикрепив к пиджачку несколько значков и медалей, Римма Андреевна достала из серванта очки, грустно поглядела на себя в зеркало. По правде говоря, не очень-то она любила «красоваться» – хвастаться боевыми наградами. Но она была уверена – там, на встрече ее поймут, – ветераны, скорее всего, все будут с медалями, орденами. Телевидение, фото… Среди своих не выделишься – всем досталось. Она тоже натерпелась…
  Нацепив очки, Римма Андреевна вновь продолжила собирать бусинки. Раз решила их надеть – так тому и быть! Около часа она провела на ковре в поисках маленьких частичек её аксессуара. Нашла все, кроме одной. Резинка, на которую бусинки были нанизаны, уже не годилась для дальнейшего применения. Поднявшись с колен, престарелая женщина отмотала от клубка толстую нитку и стала нанизывать бусинки – одну, вторую, третью… Красную, зелёную, жёлтую. Порой, попадались более тёмные – чёрные, коричневые. Но большинство было какого-то неопределенно цвета – серого, с крапинками. Тут Римме Андреевне пришла мысль, что эти бусы – словно её жизнь – неяркая, серая, пасмурная… Все «цветные» радостные мгновения в ее судьбе были связаны с ним, с Егорушкой.
– Да, все было… – сказала он вслух и, продолжая восстанавливать бусы, незаметно погрузилась в воспоминания.
Когда началась война, ей было 13 лет. Первые два года прошли как бы стороной. Никаких боевых действий в их хуторе не было. Но уже в воздухе царила опасность. Многие семьи оставались без мужчин – старшие братья и отцы уходили на фронт. Кто добровольно, кого призывали. Уходили все с одними словами – «это ненадолго, скоро встретимся». Но «скоро» часто превращалось в «никогда». Постепенно горе поселялось и на хуторе – то в одной, то в другой семье получали «похоронки», причем с такой стабильностью, что становилось страшно, а заодно и понятно, что «это – надолго».
Постепенно вся происходившая в их хуторе сельскохозяйственная работа была направлена на помощь фронту. Собирали зерно, заготавливали овощи, организовывали вызов молока и мясных продуктов. Однажды начальник фермы и овощной бригады – Никитин Сергей Васильевич –  созвал всех на собрание и заявил, что «теперь режим усложняется». Необходимо было с «родной матушки-земли взять побольше». Несколько раз за сезон сажали картофель, огурцы, кормовые овощи. Урожай получался, может, и не отменный по качеству, но по количеству больше в два, а то и три, раза.
«Отныне и корма будем впрок заготавливать, чтобы освободить земли для посадки овощей». Если раньше коровки получали травку свежайшую, только что скошенную, то теперь её сушили, хранили. «Всё для фронта. Больше работы – больше людей!». Да где же их взять? Оставались молодые женщины, старики да дети. Понимая сложность возникшей ситуации, Сергей Васильевич сказал тихо, многозначительно:
– Дел на всех хватит… Никто не против? – А кто мог возразить? Никому это и в голову не пришло – люди превратились в единый солидарный коллектив, работающий не покладая рук день и ночь.
Были и те, кто неправильно рассчитывал свои силы. Римма Андреевны с горечью вспомнила Петра Ильича, ее соседа. От природы больной, хотя и нестарый, он, немощный, просто пропадал на полях. То полол, то копал, то охранял. Никто его особо не заставлял, помня о его здоровье. Но разве мог по-другому поступить отец, единственный сын которого ушел на фронт добровольцем, а теперь офицером служил где-то под Тверью.
Перестарался Петр Ильич.  Сгорел на работе. В прямом смысле.  Все лето под палящим солнцем. Однажды пришёл домой на обед, прилёг на полчасика  –  и не встал больше… Всей деревней тогда его хоронили. А через день почтальон весточку принесла – сын Петра Ильича, его гордость и боль, писал, что скоро их батальон будет проходить где-то рядом. «Я обязательно вырвывусь к тебе на денёк, батя…». Вырвался – три дня на могилке просидел.
Вспомнила Римма Андреевна Петра Ильича, когда в руки попалась бусинка странной формы, зелёно-болотная. Именно такого цвета носил одежду её сосед. Брюки, фуфайки, футболки… И всё – под стать глазам, зелёным, большим, на выкате… Римма Андреевна перекрестилась, съела конфетку – помянула всех, кто ушёл в годы войны, всех, кого знала и не знала. Затем вновь принялась перебирать бусинки.
Попадались яркие, сочные. Они напомнили ей красоту летне-осенних полей. Ту красоту, которой жили, дышали. Жёлтая бусинка – цвета пшеницы, колосьев – наливных, тяжелых; красная – цвета спелых помидоров, которыми было усыпано поле (с одного куста, бывало, по ведру собирали). При виде зелёной вспомнилась их знаменитая, удивительная лесополоса, которая была полностью выжжена врагом. Вот попалась бусинка розовая, очень старая, как будто много видевшая на своем веку. «Точно, как я…»
Особенно страшно стало тогда, когда немцы пришли в хутор, расположив прямо в здании их клуба «штаб-квартиру». Люди всеми силами пытались противостоять врагу, стремившемуся навязать свои порядки. И юная Римма не была исключением. Вместе со своим недавним знакомым – Егорушкой, она организовала небольшой партизанский отряд из парней и девчонок. Конечно, никаких заданий государственной важности они не делали – не брали языка, не воровали документы, не устраивали облавы и засады. Но и отряд Риммы вносил определенный вклад в долгожданную победу, несмотря на то, что они действовали хаотично, быстро, порой, нелепо. Основная их задача состояла в том, чтобы разрушить планы врага, насколько возможно. Например, они продырявливали шины на боевой технике немцев, воровали продукты, сливали из баков горючее и тому подобное.
Даже в то самое страшное время Римма смотрела на мир словно сквозь розовые очки. Да и как могла по иному вести себя девушка на заре своей ранней юности?! Она верила, что война вот-вот закончится, непременно победой наших. Иногда даже приходившие похоронки казались ей ошибкой – все близкие и знакомые земляки вот-вот вернутся, и жизнь войдёт в прежнее русло. Но – у войны свои законы. 
Фашисты, занявшие их земли, быстро установили свои порядки. И попробуй – не подчинись! Всюду царила жестокость – за малейшее неповиновение наказывали. Об убийствах она не слышала (может, это просто скрывали односельчане), но сама не раз была свидетелем публичной порки кнутами…
Римма Андреевна вздохнула, глянула на часы. Было около полудня. Скоро зайдет Егор Тимофеевич, и они вместе пойдут на автобусную остановку, чтобы уехать в Волгоград. Она выпила чайку, еще раз пересчитала бусинки. Одну так и не нашла – жаль! Закончив чинить бусы, она повесила их на угол зеркала  трюмо.
– Интересно, а Егору Тимофеевичу понравится мой аксессуар? – сказала вслух Римма Андреевна, улыбнувшись странному слову аксессуар, которым теперь называли разные побрякушки – колье, серёжки, дамские сумочки.
Совпадение имён – Егора Тимофеевича и её Егорушки – первой любви, нередко напрягало Римму Андреевну, заставляя невольно возвращаться в те далёкие дни, когда…
С приходом немцев в их деревне сельскохозяйственные работы по-прежнему кипели – телята, коровы, овощи, зерновые. Только теперь всё это доставалось фашистам – они заставили население работать для их нужд. Приличный урожай, над которым трясся начальник Сергей Васильевич, и в который в прямом смысле было вложено столько сил и здоровья, теперь шёл на пропитание врага. Такое унижение едва ли можно было вынести…
Егор прибежал как-то в дом Риммы уже почти ночью. Её мать в это время находилась на ферме – на ночном дежурстве. Несколько коров вздумали телиться раньше времени. Поэтому за ней пришёл немец. Мать уходила, тяжело вздыхая и приговаривая:
– Молись, Римма, чтобы не сдохли наши телушки. А то ведь и мне не сдобровать… – дальше разговора не было: немец приставив оружие прямо маме в спину, увел её.
Пожалуй, впервые за те несколько месяцев, как фашисты оккупировали их хутор, девушке стало по настоящему страшно. Поэтому она обрадовалась тайно явившемуся к ней Егору. (Они старались встречаться по темну, чтобы не раскрыть «тайну» их отряда, что вполне могло произойти, если бы их увидели вместе). Но Егор пришёл с ужасной новостью:
 – Сергей Васильевич повесился!
– Что же теперь будет? – спросила она, сама еле живая от происходящего вокруг кошмара.
– Надо срочно действовать!
– Как?
– Я знаю как! Ты поможешь? – Егор был полон решимости, которую ему, видимо, придавала растущая ненависть к захватчикам. Римма кивнула в знак согласия. Она не знала, что именно задумал молодой человек, но безгранично верила ему.
Егор с матерью приехали в хутор около полугода тому назад. Поговаривали, что они сбежали от родственников, с которыми жили, потому что те перешли на сторону фашистов. В деревне они удачно вписались в трудовой коллектив. Мать – повар, он – разнорабочий.
– Твоя же мама – ветеринар?
– Ну … да, – растерянно ответила Римма.
– Тащи суда лекарства! Все, какие есть! – приказал Егор.
План был таков – отравить немцев. Подсыпать им таблеток, чтобы «они, гады, намучались».
– Здорово придумано! Только как это сделать? Не заставишь же их таблетки глотать!
Стали думать. Можно конечно в их «штаб» проникнуть, но не было опыта у их отряда, а рисковать людьми – недопустимо!
– Кажется, я знаю! Тетя Нюся! Она же повариха! – робко предложила Римма. У Егора глаза словно засияли от верной мысли своего сотоварища…
Римма Андреевна вздохнула:
– Тетя Нюся! Сколько раз я у Вас  прощения просила! Вот и сейчас, – она встала на колени и перекрестилась, прочитала несколько молитв. Просила прощения за то, что только юность могла быть оправданием той нелепой, роковой мысли…
Тётя Нюся действительно подмешала в еду лекарства. Но особого эффекта из этого не получилось. Никто из фашистов не умер, лишь некоторые несколько дней животами промучились. Но обстановка на хуторе осложнилась – немцы словно поняли, что их хотят извести и стали относиться к пленным ещё жестче. Участились случаи побоев, грабежей, насилия над женщинами.
А потом… ночью прибежал Егор. Римма тогда так и ахнула – он весь с синяках, рубаха в крови. На вопрос, что случилось, ответ был короток:
– Я пришёл проститься. Они зверски замучили мою мать. Я убил одного. Теперь иду на фронт, в самое пекло, чтобы быстрее их всех перерезать!
Римма как-то беззвучно зарыдала. Фашисты поняли, что их пытались отравить через повара и поэтому расправились с тётей Нюсей. Таким ужасом закончились действия их отряда.
– Господи! Егорушка! Это же я… я во всём виновата! – она кинулась его обнимать. Он покрывал её щёки, волосы, губы, глаза поцелуями…
– Некогда мне, Риммочка! Не могу и тебя опасности подвергать. Как поймут, что я сын поварихи, что я ихнего убил, то… Да еще и тебе, не дай Бог, что-нибудь сделают, зная что ты со мной знакома!
Она стояла вся в слезах.
– Обещай меня ждать! Когда я вернусь, ты… я.. будем вместе… – слова путались. Она, конечно, пообещала. О любви тогда никто не говорил. Всё было и так ясно.
– Обещаю! – еще раз твердо сказала Римма. А Егорушка, сунув ей бусы в руку, сказав, что это его подарок, убежал – куда-то в ночь, в неизвестность…
– Обещаю! – сказала пожилая Римма Андреевна. Никуда, в пустоту.
Что было потом? Да как у всех. Она пошла в медсестры, со своим отрядом прошла битву за Сталинград, участвовала потом после войны в восстановлении города. Отучилась на ветеринара, вернулась в деревню. В 70-х годах похоронила маму. Всё было – кроме любви. Она сознательно отказывала кавалерам. Ждала. Пыталась навести справки, отыскать Егора. Но как это сделать, если средь военной суеты юная Римма забыла спросить у своего возлюбленного фамилию? Жалела Римма Андреевна, пожалуй, только об одном – что не решилась на ребёночка. Ведь могла бы усыновить, взять на воспитание. Сколько тогда детишек осиротевших осталось…
Через несколько часов в сопровождении Егора Тимофеевича она была в Волгограде. Встретилась с ветеранами, даже нашла несколько человек из своего отряда. Повспоминали, погрустили… Кое-кого – наградили. Некоторых награда нашла через много лет! Звёздочки вручали родственникам.
К вечеру возвращались домой. Все было организованно неплохо. Но для старой женщины – слишком много впечатлений за один день. Теперь ещё больше чувствовалось одиночество, она боялась возвращаться домой, в пустую квартиру.
Егор Тимофеевич словно уловил настроение своей спутницы и пригласил её на чай. Ни есть, ни пить Римме Андреевне не хотелось. Но предложение она приняла. Около получаса они сидели в уютной комнате, продолжая говорить о войне.
– Кстати, Римма Андреевна, – сказал вдруг Егор Тимофеевич, – всё хотел Вам сказать, Вы замечательно выглядите!
Она слабо улыбнулась.
– И какие бусы красивые!
– Правда? Вы так считаете? – ей было очень приятно, что именно на них Егор обратил внимание.
– Удивительные! Подарок? – как будто невзначай поинтересовался он.
– Да. От любимого! – с горечью ответила Римма Андреевна. Она вдруг поняла, что вечер её расстроил, потому что на этой встрече она так ничего и не узнала про своего Егорушку, хотя так надеялась.
– Только вот мне кажется, что чего-то в них не хватает! – она непонимающе взглянула на собеседника.
– Вот! Возьмите! – Егор Тимофеевич протянул открытую ладонь – на ней красовалась бусинка.
Римма Андреевна широко раскрыла глаза:
– Где Вы её взяли?
– На полу, у Вас дома. Выпала, наверное.
– Да… Да… – дважды растерянно сказала Римма Андреевна. На душе стало как-то тревожно. – Я, пожалуй, пойду…
– Конечно, я провожу… – он поспешил ей оказать знаки внимания. Уже в дверях, в коридоре сказал вдруг:
– Знаешь, Римма, как тяжело мне было пересчитать бусинки! Ведь, как я помню, их 93. А у тебя всего 92. Много раз пересчитывал там, на банкете. Сейчас только сообразил, что за странный блестящий камушек подобрал у тебя в коридоре… Егор Тимофеевич протянул руку:
– Ну, здравствуй, Риммочка!
– ТЫ?! – пожилая женщина пошатнулась. Он успел подхватить её прежде, чем она упала в обморок и потеряла сознание.

P.S. Прошу прощения за то, что позволила себе затронуть военную тематику. По моему мнению, никто не сможет передать все чувства и мысли людей, которые прошли через этот ад. Но просто однажды, 9 Мая, на меня нашло такое вот вдохновение. Вечная благодарность и безграничное уважение всем ветеранам!