48. Тайна Белого Братства

   Вот и он. Старый двухэтажный дом из бурого  кирпича цвета засохшей крови на Васильевском острове, тот самый, куда Рысаков впервые привез Анжельбера год назад в качестве пленника...
   
   Василеостровский район один из центральных и старейших в Санкт-Петербурге, на самом большом острове в дельте Невы, жил преимущественно средний класс.

   Здание стояло в стороне от прочих строений и имело нежилой вид, вокруг ежеобразные не стриженые годами кусты, двор густо порос бурьяном и тишина вокруг ... настоящий дом с привидениями...

   Зачем он снова привез меня сюда... всю дорогу Жером сумрачно косился на молчаливого Сергея Александровича.

    Неужели я ему больше не нужен и он выписал мне «билет в один конец»?

    Сотрудник секретной службы... защитник трона Российской империи... не станет он соблюдать слово, данное врагу... революционеру... французу... республиканцу... ясно же это...

   Милая Валери... сын мой... что же теперь будет с ними...

  Но чем более скверно чувствовал себя Анжельбер, тем неподвижнее и холоднее становилось выражение его лица.

   Рядом с французом сидел младший коллега Рысакова  Андрей Линёв.
   
   Недавнего агента Комитета Общественной Безопасности, Жерома, человека далеко не сентиментального, трудно было напугать трибуналом и гильотиной «в 24 часа» в стиле декрета Прериаля, но русская Тайная Канцелярия и её методы вызывали в нем против воли внутренний холод, дрожь и протест. Инквизиция, дожившая до конца Века Просвещения...

   Он может навсегда сгинуть в этих стенах, в каком-нибудь «каменном мешке», без суда и следствия, как в средневековье, здесь требовать адвоката бессмысленно, и до сих пор допустимы пытки...

   Дилижанс резко остановился во дворе, подняв облако горячей пыли, Линёв вылез первым и жестом поманил за собой Анжельбера,  последним медленно и вальяжно вылез Рысаков.

   Линёв открыл металлическую дверь, крутые ступени вниз вели в полуподвальное помещение.

  Сощурив глаза, Жером вглядывался в  плохо освещенный коридор, по обеим сторонам которого находилось несколько таких же металлических дверей.

   Короткий, но полный невыносимой боли крик заставил Анжельбера нервно вздрогнуть, его спутники мрачно переглянулись.  Сергей Александрович зло чертыхнулся.

   Навстречу Рысакову и Линёву вышел коренастый тип в заляпанном бурыми пятнами фартуке, напоминающий мясника, он почтительно кланялся и вытирал окровавленные руки грязной тряпкой.

- Доброе утро, господин граф... – поклонился Рысакову - ...и вам моё почтение... Андрей Петрович... – в сторону Линёва.

- Как там француз? – хмуро сузил глаза Рысаков и прошипел с холодным бешенством, нависнув над неизвестным – я же приказал не касаться его больше и по возможности оказать медицинскую помощь! Тебе не дорого место службы, Афанасий?!

- Как можно ослушаться... Так я сделал всё, как вы приказывали, Сергей Александрович... Как только господин Сабуров с товарищами уйти изволили... под утро... мы его больше не трогали... даже слегка обработали раны... ну... может Петруха... делал это не слишком деликатно... вот вы и услышали...

- Проводи нас... и гляди у меня... если он умрет...

   Всё, что произносилось по-русски, Анжельбер не понимал, но обстановка располагала к самому ужасному повороту событий.

  Молодой человек лет двадцати шести-семи растянут, и лежал лицом вниз на грязной, покрытой бурыми пятнами кожаной кушетке. Руки и ноги были привязаны к металлическим крючьям в изголовье и в ногах.

  Спина его представляла собой слегка подсохшее кровавое месиво, изрубцованная вдоль и  поперёк.

  Орудие истязания находилось рядом, тяжелый кнут, который вполне мог рассечь даже грубую шкуру лошади, не только что человеческую кожу,  торчал из ведра с мутно-красноватой водой.

  Рядом с ведром стояло деревянное большое блюдо с рассыпчатой бело-розовой грязной массой. Соль... её сыпали прямо на израненную спину...

  Анжельбер напряженно замер, прижав руки к груди, в зеленоватых глазах ясно читалось острое сочувствие к жертве, возмущение произволом и... легкий укор. 

  Ну, и как же такое возможно, Сергей Александрович? А кажетесь вполне цивилизованным человеком...

  А впрочем, жёстко отозвалась память, разве ему самому в 1793-1794 не приходилось ловить и отдавать аристократов-роялистов в руки коллег из трибунала, зная точно, что их ждет гильотина... даже притом, что некоторых из них по-человечески даже было жаль...    И всё же... в революционной Франции хотя бы не пытают людей...

   А вот это их нравы... христолюбивые защитники Трона и Алтаря...

  Но встретившись на секунды глазами с Рысаковым, Жером с немалым удивлением уловил во взгляде «инквизитора» холодный гнев, отвращение к происходящему и искреннее сочувствие. 

  Сергей Александрович подошел к кушетке и осторожно положил руку на голову лежащего неподвижно молодого человека, тот дёрнулся и застонал.

- Несчастный мальчик... он так кричал... так мучился... – коротко сорвалось с тонких бледных губ – не старше моего сына... а я ушел вчера ни с чем... не смог остановить пытку... слишком много влияния забрал фанатик Сабуров в последнее время... так напористо и агрессивно подбирается он к окружению государя... Но расстроить его планы я всё же смогу... мы заберем его отсюда...

   Сознался, что он республиканец? Хм... И что?

   В средние века, люди под пытками сознавались и в полете на метле, в наведении порчи и в черной магии...

   Ну, и какова цена «доказательств», полученных таким дикарским способом?  Замученный человек говорит только то, что от него требуют, в том числе любую чушь.

  Уверен, что в этом вы согласитесь со мной, Анжельбер...   Афанасий!

  Коренастый тип в мясницком фартуке подобострастно поклонился:
- Что прикажете, господин граф?

- Этьен Жавер сознался в принадлежности к республиканцам?

- Упрямился долго... но... когда господин Сабуров пригрозил четвертовать его, сломать хребет и бросить умирать в одном из этих подвалов, где его полуживого обглодают крысы... сознался...

- Афанасий, перевяжите его раны, да как следует, позовите кого-нибудь в помощь, он сам вряд ли сможет дойти до экипажа, мы забираем его с собой... Мы еще решим, месье Анжельбер, где будет удобнее его разместить и защитить от моих любезных коллег...

    Видите, насколько жестоко с ним обошлись, а между тем нет даже приказа на арест, он задержан неофициально...

    А пока... поднимемся в мой кабинет, у меня есть к вам дело, Жером...

   Просто и этак по-товарищески, «Жером»? Не официально «месье Анжельбер», не насмешливо «гражданин» и  не властно и угрожающе,  «якобинец»?! К чему бы это, что изменилось?

...   .... ....
  Обстановка в кабинете Рысакова была до крайности аскетической, ничего лишнего. Окно зарешеченное, не давало расслабиться и забыть, ЧТО это за учреждение, строгие ярко синие шторы, усиливали холодную официальную атмосферу.

   Целый ряд серых сейфов у стены.

   На стене портрет императора Павла Петровича. Рабочий стол у окна и несколько стульев, на столе пачка чистой бумаги, чернильница, перья.

- Сядьте, месье Анжельбер и выслушайте меня. Разговор у нас не на пять минут. Начну издалека. Около года я прикрываю вас от жестокой участи вашего несчастного идейного «собрата» Жавера и прочих ему подобных. 

   Несколько человек из подобных ему... и вам... республиканцев были казнены, бОльшей частью высланы из страны по закону и без крови, но кто-то бесследно исчез за эти три года с 1793 по 1796...

   Но быть вашим защитником становится всё более трудно и небезвредно даже для меня, при моей должности и служебном положении. Отчего так? Отвечу...

  Однажды, мое влияние может уступить возрастающему влиянию Сабурова и Ко... Но сдаваться без боя также не собираюсь, так как считаю Сабурова «темной лошадкой»...

   При всех убийствах и исчезновениях в Петербурге предполагаемых «якобинцев» он либо отсутствовал по причине выходного дня, либо даже, если был на службе, но в любом случае не имел алиби, как и некоторые ближайшие к нему люди...

   Сейчас говорю с вами максимально открыто, временно мы союзники.

   Я серьезно подозреваю некоторых молодых дворян из «золотой молодежи», из постоянного окружения Сабурова, вроде графа Воронцова и даже его даму... претенциозную госпожу Чудинову... вы поможете мне, доказать их членство в Белом Братстве.

   Мне останется составить подробную докладную и довести до сведения государя императора всю опасность, исходящую от этих безумных фанатиков...

   Сдается мне, эти люди слишком много на себя берут, про таких, у вас, французов есть поговорка, гласящая, что «придворные, всегда бОльшие роялисты, чем сам король»...

  Павла Петровича, увы, может подкупить их показная рыцарственность, организация в стиле тайного ордена с его псевдо-восточной «алтайской» мифологией и трескучий ультра-монархизм...

   Но, видимо, у этих господ, свои, особые представления об «идеальной монархии».
 
  Им, видите-ли не нравится одинаково ни система, сложившаяся в последние годы царствования Екатерины Алексеевны, ни...сегодняшний режим.

   По их мнению, с одной стороны «век золотой Екатерины» чрезмерно расслабил дворянство, лишил внутренней собранности, духовных сил нужных подлинным «защитникам трона».

   С другой стороны, в нынешних суровых реформах они усмотрели неуместное и опасное для монархии ущемление интересов аристократии...

   Подавай, им какой-то «баланс» между троном и дворянством... Так что, не такие уж они друзья и защитники Павла Петровича, какими выглядят на поверхностный взгляд...

   Кое-кто из них... договорился до того, что в кулуарах даже со злостью окрестил императора российского «Робеспьером на троне», который действует прямо в стиле Комитета Общественного Спасения...

   Чего улыбаешься, якобинец? Нет-нет, выскажешь свое мнение, когда я закончу.

   Ваш брат в 1793-м, а в 1796-м и вы... приехали с опасностью для жизни в Россию ради выявления и уничтожения членов Белого Братства... значит, у вас есть о них конкретная информация, пусть ее даже и немного... чтобы ради мистики и мифов якобинцы пошевелились... вот в это я точно не поверю... Но тссс... слушайте меня молча.

   В 1796-м вы, как член фракции Робеспьера пострадали от так называемой «партии Термидора» и отъезд в Россию был вам выгоден. В это верю. Звучит вполне правдоподобно.

   Что изменилось за истекающий 1797 год? Французские роялисты подсылали своих агентов к важным членам Директории... не стОит даже называть имен...

  Тссс... ГРАЖДАНИН Анжельбер... Или я не понимаю, что вы не рядовой республиканец, а так сказать... мой коллега в деле политического сыска...
 
  Наиболее умные и дальновидные из роялистов сулили новым правителям Франции милость от имени короля Людовика Восемнадцатого, обещали не преследовать их, не мстить и сохранить за ними имущество, приобретенное в годы революции.  И кое-кто уже отнесся к этим предложениям вполне благосклонно...

   Была вполне возможна и бескровная контрреволюция, первая попытка была сделана по горячим следам после Термидора еще в 1795-м, вторая прямо сейчас, два года спустя...

  Понимаю, вы люто ненавидите и от души презираете этих вчерашних товарищей...ставших по-вашему изменниками «принципам Революции»...

  В этом нам никогда не придти к согласию и примирению позиций. Я роялист и вижу всё совершенно иначе...

  Всё сорвалось из-за наших фанатиков... В Белом Братстве состоят как русские дворяне - монархисты, так и их французские «собратья», эмигранты.

   Для них было важно организовать кровавую бойню, «белый террор» всем активным участникам революции и произвести реституцию... возвращения земель и прочей собственности вернувшимся эмигрантам.

   Вернуть всё, что было ДО 1789 года, сословные привилегии, крестьянские  повинности и прочее...для них было делом принципа.

   Добила ситуацию разоблаченная попытка военного переворота, затеянная вернувшимся к роялизму бывшим республиканцем генералом Пишегрю...

   Всё это изрядно напугало и выбесило вашу новую власть и дало сильный перевес уцелевшим после Термидора якобинцам и позиции термидорианцев по этой причине заметно сползли влево...

  Не надо быть гадалкой, чтобы понять, новый 1798 год станет якобинским «ренессансом»...

  Позиции ваших товарищей резко усилятся, есть шанс, что они снова, впервые после 9 Термидора снова придут к власти, и вам можно будет уже не опасаться возвращения на Родину...

    Закурить не хотите, Жером?

    Анжельбер кивнул и принял из рук Рысакова сигару,  откинулся на спинку стула.

- Всё это в высшей степени интересно, Сергей Александрович.... Но мне кажется, что вы начали очень издалека и  всё это только прелюдия к главному...

- Вы умный человек...я не ошибся в вас и...вы правы... Хорошо... я скажу... Жером... теперь в свою очередь... Я САМ ищу вашей помощи и поддержки...

   Если позиции ваших товарищей во Франции, а значит, и ваши, снова достаточно сильны...то...

   Спасите моего сына, Жером...
 
   Он был отправлен на встречу с бурбонским агентом Фош-Борелем вместе с французами-эмигрантами по поводу переговоров с Баррасом, но был схвачен республиканцами...

   Роман Сабуров намерен не только сделать меня «персоной нон грата» для Павла Петровича, но и раздавить меня и выставить «подозрительным».

  При последней нашей встрече, во время пытки вашего соотечественника и заметив мое сочувствие к несчастному измученному Жаверу, он высказал дерзкое и опасное предположение, что... мой сын... вовсе не схвачен республиканцами, а добровольно остался с ними...

   Вы понимаете меня, Жером? Что скажете?