Повесть Стенописец фрагмент 3

Говорят, новобранцев-матросов учат плавать одним простым способом: ухватив за плечи и пятки, их перебрасывают через борт корабля в лоснящиеся круговороты морской волны и командуют: «Плыви!». Иногда море штормит, и ритуал посвящения в «морские волки» приобретает пасторально-трагический оттенок.
Что-то подобное выпало на долю Егора, когда он (заметьте, добровольно!) прыгнул с ухоженного круизного лайнера «Академик И. В. Курчатов» в маленькую грязную комнатёнку для шлифовки литографских камней.

Художники - люди интересные, но разные. И есть среди них не только милые Ливаны и Дувиды, но и всякая талантливо-спесивая сволочь, которая не упустит случая показать своё «творческое» превосходство над собратьями по труду. Ох, как зачесались однажды у Гоши кулаки на одного такого чистоплюя! Сдержался. И правильно сделал. «Начинай исправлять мир с себя», - припомнил тогда Гоша любимую бабушкину фразу. А Саша Ливанов, оказавшийся свидетелем стычки, подошёл к Егору со словами: «Запоминай: вы можете меня унизить, убить, надругаться над моим телом, но вы не можете причинить мне зла». И отошёл, полагая, что мудрость невозможно объяснить иначе, как услышать сердцем. Гоша услышал.

В один из вечеров литографская гуляла. Праздновали приём в Союз художников шестерых выпускников Суриковки. Кто-то принёс гитару. Выпили, заговорили об искусстве, ещё выпили, гитара пошла по кругу, дошла до Гоши. Поднастроив пару струн, он запел. Шумная компания притихла на первых же аккордах. Высокий потолок студии отражал гармонические переливы мягкого и глубокого голоса. Песня закончилась. С минуту в студии царило немое оцепенение. Потом все разом захлопали, закричали, бросились к Егору: «Старик, спой ещё!»

Пытаясь увлечь читателя событиями прошлых лет, автор почему-то не сообщил об одной весьма важной детали – принадлежности Егора к песенному творчеству. Ещё в студенческие годы Гоша трогал сердца товарищей, исполнением песен, записанных, как он сам говорил, «под диктовку Бога». Время от времени (особенно в периоды так называемых «размытых смыслов») увлечение авторской песней становилось его главным занятием в жизни. В сочинении коротких музыкальных баллад он находил утешение переполняющим его нереализованным и мятущимся силам, а в публичном исполнении песен со сцены или в кругу друзей – будущую житейскую реализацию.
Середь толкотни егоровых способностей велеречивый бард-исполнитель имел весьма нетвёрдый и уступчивый характер. Не ввязываясь в долгие споры о первенстве, Гоша-гитарист уступал творческий облучок новому кучеру (читай – увлечению) по первому же требованию. И новый «кучер», тот ли, другой, взвив кнут и положив на круп коренной размашистую свечу, гнал егоровы сани прочь от струнного перебора. А Гоша-гитарист провожал сани глазами и напевал вполголоса, будто разговаривал сам с собой:

И лишь гитара песню лет
Поёт вослед побед и бед…


Квартира, в которой Гоша вырос и теперь жил вдвоём с мамой, представляла собой нормальную советскую трёхкомнатную барахолку с сервантом, книжным шкафом, стареньким пианино и т.д. Однако вскоре всё изменилось. Прихожая, заваленная подрамниками, старыми мольбертами, разбитыми в хлам этюдниками, уже не справлялась со своей основной функцией – встречать и провожать обитателей жилища. Мама вздыхала, глядя на Гошину свалку, но молчала и даже с некоторым интересом отслеживала стремительные изменения квартирного быта. У Гоши была хорошая мама. Она полностью подчинила себя интересам сына. И Гоша это понимал. Одну комнату он полностью освободил от мебели. В центре стоял скульптурный станок, а в углу – вращающийся подиум для натуры. К Гоше приходили товарищи, рисовали углём, писали акварелью, маслом. Паркет был застелен оргалитом, и мама втайне надеялась, что когда-нибудь сын обзаведётся отдельной художественной мастерской, и тогда она вскроет оргалит и снова увидит любимый паркет, который выложил много лет назад собственноручно её отец, дед Егора.

- Мама, я поступил!
Гоша вбежал в квартиру и бросился к матери, попутно опрокинув в прихожей коробки с книгами по искусству.
На днях Гоша получил целую кипу книг в подарок от милой женщины, библиотекаря знаменитой библиотеки МОСХа. Зоя Михайловна сопроводила дар печальным напутствием: «Бери, Егорушка, тебе пригодится. Нас больше нет…»

Исподволь наступали новые времена. Рушились старые отстоявшие полвека советские структуры. Незнакомое коммерческое вещество постепенно проникало в щели ветхих профессиональных построек и заполняло их внутреннее пространство. Так вода заполняет трюмы тонущего корабля, и огромный «Титаник» медленно исчезает в тёмной морской пучине.

- Мама, теперь я буду настоящим художником!
Гоша напоминал библейского Давида, который не побоялся выйти на бой с великаном Голиафом. И тот же самый Гоша страдал комплексом неполноценности перед каждым художником, имевшим профессиональное образование. Он читал и перечитывал письма Ван Гога, но отличался от великого постимпрессиониста «творческой застенчивостью», которая рождала гадкую неуверенность в собственных силах.
Теперь же, став студентом художественного института, он через пять лет защитит диплом и станет... настоящим художником! Гоша не знал, да и не мог знать, что судьба уже приготовила ему иное чередование событий.