мОрок

Поезд был смешной. Короткий, из пяти вагонов, где – как в электричке – только деревянные сиденья. Никаких плацкартов, тем более – купе. Понятно, что вагона-ресторана тоже не имелось. Спасибо, что есть туалет. Один на всех.

Это был местный состав, он катался три раза в неделю между несколькими небольшими городами, весь маршрут – километров 150 в одну сторону. И еще его тащил не электровоз, а тепловоз. Но не привычный, а - кургузый, маленький, дохленький. Такие локомотивы еще называли «маневровыми».
 
Ехали медленно, утыкаясь в каждый переезд. За окном тянулись поля, небольшие деревни с покосившимися домиками. Весна только-только приступила к своим делам, снегу было еще полно, однако он во многих местах начал понемногу темнеть. Температура за окном – ноль...
 
Сашка сидел и смотрел на степь. На коленях стоял большой портфель, там были уложены две бутылки спиртного (750 граммов портвейна и пол-литра водки), без которых в командировку ездить нельзя. Это знали все, кто в них бывал. Еще - два свертка еды, пакет с бритвой и зубной щеткой, запасные трусы-носки, нечитанная книга, а также – «груз».

Сашка трудился инженером на оборонном заводе, часто ездил по полигонам, где испытывали противотанковые ракеты, которые делали на его предприятии. Полигоны, как на подбор, были разбросаны в глухомани, прятались в маленьких поселках и городках, среди лесов. «Груз» состоял из нескольких десятков тонких и легких металлических колец. Он их увязал проволокой, они иногда позвякивали в портфеле.
Если бы нашелся шпион, который украл эти кольца, он все равно бы не понял, для чего они. Сашка – знал. Через два дня на полигоне начинались испытания очередной партии ракет, ему нужно было успеть.
 
Обычно инженеры ездили через Москву. С пересадкой и ожиданием это занимало почти два дня. Правда, поезда были большие, удобные. Но в столице - толпы народа, огромные очереди за билетами. И в конце пути еще нужно было на автобусе пылить полсотни километров. 

Однако года три назад кто-то по карте нашел другой путь. Оказывается, через их родной город ходил этот самый состав. Сев в него, через пять часов ты оказывался на небольшой станции. С избушкой, где была касса и мизерный буфет с водкой, вином, чаем и пирогами.
 
Инженеры назвали между собой это место «Крест». Там - под прямым углом, крест-накрест - пересекались две железнодорожные ветки. Одна проскальзывала ниже другой, под мостом. Ты ехал в маленьком составе, выходил, покупал в избушке без всякой очереди билет, пил пиво или водку с горячими вкусными пирогами, а через два часа приходил – по перпендикулярному пути – большой состав. Свободные места были всегда. Ты садился в десять вечера, бросал вещи и шел в вагон-ресторан. Еще раз пил водку, закусывал и отправлялся спать. Можно было по пути найти спутницу на ночь. А в семь утра был на месте. Полигон от вокзала - в трех километрах. Прогулка.

Никаких двух дней в пути. Неполный один. И одна пересадка. Ну, тратил деньги на буфет и вагон-ресторан. Можно было и не тратить. Но инженеры деньги не экономили. Оттягивались. С комфортом, которого в те времена было так мало…

Когда Сашка вышел на платформу в «Крестах», темнело. Он уже два раза катался этой дорогой и предвкушал встречу с теплым домиком, улыбчивой кассиршей, миловидной буфетчицей, которая была не прочь поболтать и пострелять глазками. Зал был микроскопический, однако и народу тоже бывало немного. Можно посидеть одному за столиком и неспешно попить вино с огромными  домашними пирогами. Причем, задешево.

Поднимаясь по деревянной лестнице на  другую площадку, где и был вокзальчик, инженер почувствовал неладное. Оглянулся. Все, кто вышел, потянулись под мост. А раньше более половины людей топали на пересадку. Ладно – разберемся.
 
Площадка была пустой. Стояла тишина. Это было неправильно.
 
Подойдя к избушке-кассе-буфету, Сашка все понял. На двери висел амбарный замок. И болталась бумажка, на которой кривым почерком было написано, что поезда не ходят. Ремонт путей. Окончание – через две недели.
 
И что делать? Откуда и как добираться до городка, где располагался полигон? Никакого телефона или почты поблизости не видно. Даже деревни нет. Сашка понял - влип. Он стоял и тупо глядел на объявление.

* * * * * *

- Ну что, влип, очкарик? - раздался за его спиной хриплый голос.
Молодой инженер чуть не свалился с платформы. Резко шагнул в сторону, оглянулся. Рядом стояло невысокое существо неопределенного возраста и пола, с лопатой и метлой. Оно было одето в ватник и валенки, голова замотана платком, из которого высовывался только нос и где-то в глубине блестели глаза.

- Не боись, - тем же грубым голосом сказало существо. – Ты инженер – в командировку прошлой осенью через нашу станцию ехал. А я – дежурная. Сейчас – временно дворник. До конца ремонта.
 
Ишь ты, удивился Сашка, она (женщина?) - помнит. Да, ездил через эту станцию по осени. Но тетку – вроде бы, не видел. Как же она его не забыла?

Та сняла с руки огромную варежку, поправила платок. Стало видно лицо пожилой бабы – круглое, обветренное, красное, с носом-кнопкой. Ага, обрадовался Сашка, действительно, уборщица. Она еще кассиршу подменяла. И буфетчицу. Они там все друг на друга похожи, наверное, родственницы. Парень неуверенно улыбнулся. Есть, у кого спросить, как добраться до места.

- По нормальному, без приключений, тебе никак не доехать до полигона, - просипела баба. – Можешь опоздать в свою командировку.
 
И замолчала. Наслаждалась эффектом. Глядела на бледного и растерянного парня. А Сашка молчал, у него все спуталось в голове. Откуда знает про полигон? Он за те два раза не мог сказать – «закрытая» информация.
 
- А ты сам в прошлый раз про это буфетчице сказал, - просипела дворничиха. – Она мне дочь...

Врет, старая курва, подумал Сашка. Молчал он про работу. Да, любезничал с полной, грудастой, жопастой и улыбчивой буфетчицей. Но болтали о ее чудесной фигуре и нехватке хороших мужиков. Откуда же страшная баба узнала все остальное, что ей знать не положено?

- Не веришь? Мне все равно…

Существо поставило лопату и метлу к стенке.
 
- Есть три выхода у тебя, парнишка. Сашей тебя, кажись, кличут? – и тихо хихикнула, наслаждаясь снова побледневшим лицом командированного инженера. – Ну, рассказывать, или ты и дальше будешь пугаться? Так и до туалета недолго. А он у нас не работает. Застудишь самое интересное место!

И засмеялась. Но – не грубо, как только что говорила, а звонко, чистым голосом. Один в один, как у ее дочери. Что за хрень? – мелькнула мысль.

А баба продолжила тем же молодым голосом:

- Вот первый путь. Спустись вниз и иди направо под мост, там дорога. Пять километров, два часа ходу. И наш районный городок. Утром идет автобус с автостанции - туда, где полигон. Только есть проблема, - баба ласково улыбнулась и даже симпатичной стала. – Автостанция на ночь закрывается. Гостиниц нет. Ночевать негде.

Так что за ночь замерзнешь, малец. Домой никто не пустит, пугливый у нас народ. Скорее всего, тебя заберут в милицию. Сляпают протокол – мол, был пьяный. И трех свидетелей найдут. Сунут в трезвяк, утром штраф выпишут. У тебя с собой полсотни есть? Будешь сидеть, пока не заплатишь. И ничего не докажешь…

Сука, тоскливо подумал инженер. Издевается.
 
- А второй вариант? – он подал голос.

- Ага, оклемался. Есть и второй путь. Идем со мной. Тут недалеко – домик. Маленький, деревянный, теплый. Сейчас я там одна обитаю. Напою тебя чаем и вином домашним, поговорим про жизнь, тебе кое-что расскажу и покажу (улыбнулась). Решишь, как жить дальше. Выспишься. А утром, часов в шесть, пойдешь на дорогу. Автобус там тебя подхватит. Ну, нравится?

Сколько же ей лет? Не меньше полусотни. Старуха. Хочет развлечения с молодым парнем. Фигу ей с маслом!

- Ну, фигу, так фигу, - сказала баба (Сашку передернуло – мысли она, что ли читает?). – А отказался – зря. У НАС - хорошо…

Повисла тишина. Было не холодно, Сашка – хорошо одет. Но ему стало зябко. 
- Ладно, вот тебе третий путь, - баба поскучнела. – Вернешься вниз на платформу, там налево есть дорога, уходит в поле, - она махнула рукой. Сашка повернулся: лесополоса, рядом – разбитая полевая дорога. – По ней и пойдешь. Четыре километра всего. К полуночи успеешь. Там – конечная остановка автобуса, который приедет к шести-тридцати утра. Хотя туман будет, снег подтает, но он доберется. Там тоже негде укрыться. Но сегодня – будет, согреешься.

Инженер не выдержал. Слишком все было по-дурацки. Улыбнулся во весь рот, спросил почти не дрогнувшим голосом:

- Почему сегодня будет, где выспаться?

- Не выспаться, а согреться. И потому что Луна, - строго ответила баба. 
Развернулась, пошла к метле и лопате. Опять притопала.

- Запомни, Сашка, - серьезно проговорила она. – Посреди пути есть деревушка. Три дома всего. Ты никуда не заходи, ни к кому на ночь не просись. Нельзя – Луна!
Если все будет тихо – шагай мимо как можно быстрее. Но, ни в коем разе не беги. Все равно поймают, если захотят. Только вряд ли – не до того им сегодня. А ежели, что увидишь непонятное, присядь, спрячься, пережди. Оно быстро кончится. Понял?

Сашка, ничего не соображая, кивнул головой. И всё же спросил:

- А что может случиться-то?.. И кто там живет?..

Дежурная уходила. Повернулась, когда начала спускаться по лестнице вниз.

- Никто там не живет. Пустота. Однако иногда возвращаются. Не нужно с НИМИ видеться. А что случится – не знаю. Не НАШЕ это место. И они – не НАШИ…

* * * * * * * *

Наступила ночь, но идти по проселку было легко. В небе сияла огромная, кровавая луна. Через полчаса топанья Сашка остановился, достал из портфеля кусок хлеба и бутылку портвейна. Откупорил, сделал два больших глотка и зажевал мякишем.
 
Стало веселее. Баба казалась пустым воспоминанием, её странный разговор и предупреждения – нелепым сном. Парень замурлыкал веселую мелодию и прибавил шаг.
Избы появились внезапно: дорога вильнула вокруг кустов, и Сашка вылетел на поляну, на ней - три дома. Все – деревянные, рядом с каждым – столб с горящей лампочкой, позади - сады-огороды и сараи-подвалы. Стояла полная тишина. Дорога шла между домами. Первый – справа, два других - слева от нее.

Хутор – неожиданно вспомнил Сашка слово. Такие маленькие деревеньки раньше называли хуторами. Казаки жили. И в Прибалтике с Карелией тоже. Инженер остановился. Что делать? Бежать? Или быстро пройти? Или всё же постучать, попроситься на постой? Мало ли, что баба болтала…

Его раздумья прервал хлопок, скрип и человеческий крик. Всё это доносилось из дома, к которому путник был ближе всего. Там резко раскрылась дверь, хлопнула по стене, на крыльцо выскочил мужик в светлой рубахе навыпуск, сапогах и белых кальсонах, стал орать матерные слова. Потом поднял правую руку вверх.

Сашка мгновенно присел – в руке было охотничье ружьё-двустволка. До мужика - метров пятьдесят, не больше. Мать твою - парень, не раздумывая, прыгнул в кусты, оцарапался, но смолчал. И затаился. Сука, баба, накаркала!..

А мужик метался по крыльцу и орал. Из темноты выскочил пес, из дома – кот (Сашка похолодел: собака учует, будет ему п…ц), они крутнулись на месте, и тут же исчезли в темноте. Лишь донесся вой пса и короткое «вяк» кота.
 
По крыльцу что-то двигалось. Оно было размазано тонким слоем по доскам и как бы «текло», словно вода. Но – одновременно – шевелилось, будто живое существо. Темного цвета. Окружило ноги мужика в сапогах и «полилось» дальше, вниз по ступенькам.

Сашка похолодел. Мыслей не было. Еще секунда – и хлопнется в обморок. 
А мужик опустил ружье стволами вниз, и выстрелили себе под ноги. Грохнуло. Внизу что-то брызнуло фонтанчиком. Раздался то ли писк, то ли визг. И – второй выстрел.
Пока очнувшийся Сашка пятился вглубь кустов, обдирал руки, стараясь не упасть, мужик перезарядил ружье и снова дважды бахнул. Огонь, дым, грохот, ругань, писк-визг, всплески черного на снегу…

Это «что-то» уже текло по снегу в сторону от дома. Шириной метра три, длиной – метров десять. Вот оно кончилось на крыльце и двинулось в сторону лесополосы. Мужик стоял и смотрел, как эта ужасть исчезает в темноте. Потом еще раз выругался и скрылся в доме. Хлопнула дверь. Стало тихо. В избе зажегся свет…

Сашка, наконец, оттаял, смог двигать ногами-руками. Стуча зубами, достал бутылку вина из портфеля, глотнул, убрал емкость. Тихо выругался. Вылез из кустов. И медленно, обмирая, пошел в сторону дома.
 
На дороге валялись мертвые полевые мыши. Четыре дырки от дроби, рваные картонные гильзы, грязный снег, кровавые ошметки.
 
Весенняя миграция полевых мышей в другое место, - понял Сашка. У них в деревне такое бывало. Правда, тут они лезли сквозь избу. И через крыльцо. Напролом. Словно не было вокруг другого места. Они не видели дом? Не чуяли человека, животных? Мыши – не чуяли кота???

Ладно, нечего мозги сушить. Надо топать дальше. Путник подошел к столбу, где висел фонарь, закатал рукав, глянул на время. До полуночи – полчаса. Поднял голову вверх, посмотрел на лампочку. И – замер.
 
Стал медленно, спиной, отходить, не спуская глаз с верхней части столба, где болталась горевшая лампочка. Там не было никаких проводов! Как же горел свет? Инженер резко повернул голову. Вгляделся в два других столба. То же самое – лампочки светили, проводов не было. Под землей их у нас не проводят – это Сашка знал точно...

Он шагал по дороге, стараясь не смотреть по сторонам. Мысленно считал дома. Вот миновал первый, где стреляли. Кот и собака не вернулись. Уже хорошо. Вот второй дом. Калитка заколочена, два окна и входная дверь – тоже, досками крест-накрест. Снег в огороде – под самые окна, никаких следов-тропинок. Нет и дыма из трубы. Но в доме горел свет, кто-то ходил. По воздуху туда добрался? Или сзади по огороду? В холоде живут?

«Б…дь» - икнул Сашка. И пошел мимо третьего дома. Заколочен, не хожено по снегу во дворе, но – блуждающие огоньки от свечей или фонарей внутри избы. Путник медленно, не дыша, удалялся от хутора.

В голове возникло незнакомое слово: «мОрок». Именно так, с ударением на первый слог. Что оно означало, парень не помнил. Нашел время, о чем размышлять – со злобой подумал он.
 
Когда дорога еще раз вильнула в сторону, и кусты прикрыли дома с фонарями, Сашка рванул так, как никогда не бегал в жизни…

* * * * * * *

Задыхаясь, вывалился на просторное место. Лесополоса оборвалась, в глубине чернел дом, перед ним стоял столб. Но – без лампочки. Зато с табличкой. Луна светила ярко, была отлично видна огромная буква «А». Сашка приблизился и прочитал – «Автобус». И – мелким шрифтом – расписание. Два рейса в день. Первый – в шесть-тридцать. Не соврала баба-яга с метлой.

Командированный отдышался, шагнул в сторону домика. Над дверью надпись – «Автостанция». А над маленьким окошком справа – «Касса». Дом был старый, кирпичный. Никаких звуков изнутри не доносилось, света тоже не было. Слева от двери висела красная металлическая табличка. Надпись стерлась, были видны лишь слова - «отделение» и «колхоз».

Ну, и ладно. Какая ему разница, что тут было. Сашка подошел вплотную и громко стукнул в дверь. Хотел заорать – «Есть тут кто?», но не успел. Дверь со скрипом открылась внутрь. Ну, да, в деревнях все наружные двери открываются внутрь. Иначе зимой от снега можно взаперти остаться.

Он стоял и думал. Фонаря с собой не было, спичек – тоже.

- Плохо быть чудаком на букву ЭМ, - прошептал. – Хоть бы нож с собой взял, комсомолец херов…

Выдохнул, прикрыл грудь и живот портфелем, шагнул внутрь. Пригляделся. Справа стояли стол и табурет. Это где касса, понял ночной гость. Прямо перед ним - большое помещение и еще одна дверь в стене. Он подошел, потянул. Выход на задний двор. Брошенный сад, снег и сортир типа «скворечник».

Захлопнул дверь, вернулся назад. Касса теперь была слева. А справа – стена и снова дверь, третья по счету. Через окно лился яркий лунный свет. Сашка подошел, открыл дверь. Там была длинная узкая комната. Слева – окошко, стол, рядом – табурет и тумбочка. Напротив двери – железная кровать, на которой кучей валялись матрацы и подушки. А справа – бак с привязанной к нему на цепочке железкой кружкой. В конце комнаты – металлическая печка с трубой, уходившей в потолок. Оттуда шло тепло.

- Ни х... себе, сервис, - прошептал парень. Тут же громко спросил – Есть тут кто живой?

И подумал – а если мертвяк сейчас обнаружится под потолком на веревке, что он будет делать? После истории на хуторе Сашка верил в любые гадости.

Ответом была тишина. Шагнул к печке. Рядом стояла кочерга, совок и ведро. Чуть в стороне лежали кучкой аккуратно наколотые дрова. Береза. Кочергой открыл дверцу в печке. Тлели догоравшие дрова. Отгреб угли, взял два полена и положил внутрь. Через пару минут они весело затрещали, по комнате поплыло тепло.

Сашка сел на кровать. Было мягко. Можно подремать. Но не спать. Спать нельзя. Только сидеть. Не лежать!

Встал, подошел к столу. Сверху громоздился большой медный чайник. Поднял – воды было мало. Долью из бачка. Рядом – пустая железная кружка и пачка чая с нарисованным слоном. Глянул – заварки много. Понюхал – действительно, чай. И - два коробка, один со спичками, другой – с крупной солью. Что-то завернуто в газету. Ага – полбуханки черного хлеба и шмат сала. Чуть в стороне – пара крупных луковиц. И три больших куска сахара, сейчас такой не делают, его нужно колоть. На углу стола - самодельный нож с деревянной ручкой. Рядом – брусок для заточки. В другом углу – газеты сложены в стопку.

Глянул на заголовок – речь товарища Н.С. Хрущева на XXII съезде КПСС. И лозунг – «Через 20 лет советские люди будут жить при коммунизме». Это когда же было, брехун ты, лысый? Ну-ка, дата… Ого! 18 лет назад! Молодцы, хозяева дома, сохранили такие газеты…

Парень стоял и пытался думать. Получалось плохо. Как там сказала баба – сегодня ему будет, где переночевать? Нет, она обещала - согреться. Это важно.  Еще раз обвел комнату взглядом. Шагнул к двери, вышел в общее помещение. Все осталось, как было. Вернулся назад.

Долил чайник, поставил на печку. Когда закипел, накатил в кружку, щедро кинул заварки. Поболтал. Отрезал ножом хлеб, сало. Сашка был уверен: все это оставлено именно для него. Баба не соврала. Значит, так надо.
 
Чай согрел, сало с хлебом насытили. Раскрыл портфель. И хотя портвейна еще оставалось три четверти емкости, открыл другую бутылку, с водкой. Хлебнул, сморщился, подышал, занюхал хлебом. Запивать нельзя – наши люди не портят хороший продукт. Так его учили в деревне, так говорили офицеры на полигоне, когда он с ними после удачных запусков ракет пил чистый спирт.

…Привалившись к стене на койке, отдыхал, поглядывая на часы. Сбегал «до ветру» в зимний сад, вернулся, еще раз попил горячего чая. В пять тридцать снова глотнул водки, доел кусок хлеба и отрезанную пластину сала. Больше не брал. Хозяевам пригодится. Газеты не тронул. Знал – нельзя. Вообще ничего отсюда уносить нельзя. Ни-че-го! 

Прибрал на столе. Дождался, чтобы прогорели все дрова. Поднял портфель, громко сказал – Спасибо, хозяева! – и вышел на улицу. Шесть пятнадцать. Густой туман, даже вытянутой руки не видно. Правильно, баба тоже про этого говорила.

Сашка отошел от домика, повернулся к нему спиной. Молчал и ждал. Назад смотреть не нужно. Там что-то шуршало. Возвращаться - ни в коем случае…

* * * * * * * *

Первыми пришли две деревенские бабы. Обе тащили здоровые и закутанные в тряпки кошелки, судя по разговору, собирались ехать торговать на рынок. Одна из них спросила – давно ждешь? Услышав, что с полуночи, удивилась – как же не замерз? Не подумав, Сашка махнул рукой назад, сказал, что грелся в доме. Баба поставила кошелку, подошла, принюхалась. И сказала – меньше надо пить!

Вернулась к товарке, что-то прошептала, показывая на Сашку, обе захохотали. Но ему было все равно. Он ждал автобус и ни о чем не думал.
 
Явился молодой парень. Тут же протянул инженеру руку – Серега. Был с припухшей рожей и, судя по всему, страдал после вчерашнего веселья. Вытащил из-за пазухи бутылку с мутной жидкостью и предложил выпить. Сашка достал портвейн. Деревенский парень уважительно зацокал языком, убирая свою выпивку, произнес сакраментальное – «Ни хера, себе, вкуснятина!».

У него в кармане оказался стакан и пара кусков хлеба. Пили по очереди. За здоровье и знакомство. Через пять минут бутыль опустела, Серега сказал, что ему нужно сходить по несерьезной нужде и предложил напарнику отойти в сторону развалин. Инженер спросил, что за развалины.
 
- Контора тут раньше колхозная была, - сказал Серега. – Потом отделение закрыли, она остановкой для автобуса стала, а лет пятнадцать назад наши деревенские растащили её на кирпич и дрова. Там теперь только куски стен остались. Пацаны летом в войну играют. Я тоже играл, когда малЫм был…

Сашка показал жестом - не пойду.

А деревня из трех домов по дороге есть? Махнул рукой – где именно.
 
Серега отрицательно покачал головой. Была, но давно, в войну. Сгнили дома.
 
Ну да, конечно, как иначе – подумал инженер. Мыши и не учуяли. Занятный сюжет.

Через полчаса прибыл автобус. Водитель костерил снег, раскисшую дорогу, рассказывал, что чуть не застрял. И про это бабушка тоже говорила – вяло подумал командированный. Он купил билет, уселся на заднее сиденье. Автобус был пустым.
Явился Серега и стал говорить, что нужно допить самогон. Они успели опрокинуть по стакану и закусить домашним деревенским пирогом, как автобус тронулся. Когда он разворачивался, попутчик ткнул инженера в бок – смотри, мимо развалин едем. Как ты мог там ночевать-то?..

Сашка глядел на проплывавшие мимо окна автобуса развалины бывшего здания конторы. Действительно, только небольшая куча битого кирпича, занесенная снегом. А ведь хорошо переночевал. Спасибо бабе. Зря он ее обидел. Почти человек. Только с метлой и лопатой. Инструменты.

В голове снова возникло слово «мОрок». Теперь он знал.
 
Наваждение. Мрак. Заморочили. ОНИ - ЕГО. Однако – отпустили. Спасибо ИМ.

Отвернулся. Задремал. Добрался без приключений, испытания прошли успешно…

Он никогда никому про тот случай не рассказывал. Для себя решил: слишком много пил. Пригрезилось. Алкогольный сон в лунную ночь. 

Позже Сашка еще не раз ездил на тот полигон. И всегда - только через Москву. Через «Крест» - никогда. Быстро, конечно, однако - слишком яркая там Луна.

А дорогу, спустя полтора десятка лет, разобрали. Поезд отменили.
И вся история.