Полеты на обратную сторону Луны

Многие утверждают, что они умирали, но все-таки - выжили. Мол, в последнее мгновение смерть отступила, и они вернулись в свой мир. Немалое число из них обязательно расскажут, что рай существует на самом деле. Про ад – смутное сомнение. Бог – обязательно. Он – есть. Как и ангелы-хранители. Берегут, спасают своих подопечных.
Материалистов, которые во главу угла ставят Великий Хаос, породивший эволюцию, не любят и ругают. Врачей, которые рассуждают о фантазийных видениях мозга в последний миг жизни из-за нехватки кислорода – клянут последними словами. Атеистов, проклинающих любую религию, как выдумку невежественных людей, требуют повесить. Уже много тысяч лет. И вешали, жгли на кострах.
И что странно. Таких людей – большинство. Почти всегда.
Но материалистов и атеистов - тоже немало. В целом ряде стран – большинство. Церкви пустуют, а ее противники свободно проводят собрания, демонстрации против Бога, их – согласно требованиям демократии – не считают исчадием ада или слугами дьявола. Равенство мыслей и идей.
Медики бесконечно спорят, что есть смерть. Великий разброд и шатания. Да и в отношении источников человеческого разума – бесконечные споры.
И что делать, кому верить?..


Попытка номер один. Ледяная

В тот день был мороз. Градусов пятнадцать, не меньше.

Но мальцы об этом не знали. Им всем было по шесть лет, их - четверо: заводила Петька, два его дружка - братья-близнецы Сашка-Борька и приблудившийся к ним одинокий малыш из соседнего двора Санька. Им было скучно.
 
И Петька сказал: пойдем бить ногами лед на озеро! И все радостно заорали – пойдем! Озеро, конечно, было никаким не озером, а грязным большим прудом, куда соседний завод сливал отходы. Смесь воды, песка и глины. По большой трубе все это текло в «озеро» и превращалось в болото ярко-желтого цвета.

Летом туда никто не ходил. Липкая грязь, гнилая трава, вонь, комары – что там делать? А зимой - интересно. Жижа замерзала, получался лед, на котором можно кататься. На санках, коньках, или просто – разогнавшись – на ногах.

Взрослые малышню гоняли и, если ловили, лупили. Нравы были простецкие. Детей ремнем угощали часто и многие родители. Запросто ведь могли провалиться и утонуть. Малышня ревела, но снова шла туда. Никто «озеро» не охранял, почему не попробовать? И что удивительно – пока не тонули…

Механизм развлечения был прост. Разгоняешься, подбегаешь к кусту ивняка, торчащему из желтого льда, тормозишь левой ногой, одновременно бьешь правой в валенке по вспухшему вокруг куста бугорку льда, он лопается, оттуда брызжет желтая грязно-водяная смесь, а ты – отскакиваешь и победно орешь. Мысль о том, что так можно провалиться, малышей не беспокоила. Они этого не понимали.

Беда случилась минут через пятнадцать. Санька был из ребят самым слабым и неловким. Играть ему на льду было страшно. Но признаваться не хотел.
В ту попытку все получилось плохо. Слишком сильно разбежался, и его перед кустиком вербы, торчащим изо льда, занесло. Он ударил правой ногой по льду, тот лопнул, брызнула грязно-жидкая смесь. Однако затормозить левой ногой не получилось. Сила инерции протащила Саньку дальше, и он, визжа, рухнул в жижу.

Три его дружка замерли. И тоже закричали – от страха. А потом, не сговариваясь, задали стрекача – рванули прочь от провала во льду к берегу. Они бежали, не останавливаясь и не оглядываясь. Оттуда, куда ухнул Санька,  доносилось хлюпанье и писк.
 
Пацаны орали и бежали, пока не уперлись во двор дома, где жили в соседних подъездах. Когда ныряли туда, Петька крикнул: мы никуда не ходили! Он ворвался в пустую квартиру (взрослые – на работе), скинул одежду и упал в кровать. Всё, он спит. А Сашка и Борька, забежав к себе, не раздеваясь, нырнули под стол в зале. И сидели там, пока не пришли родители. Тоже ничего не сказали. Лишь ревели и утирали сопли…

А Санька в это время дрался за жизнь. Ничего не понимая, не давал себя затянуть в желтую и тягучую грязь. Правая его нога была полностью в жиже, а левая – лежала на льду. Он был по пояс в грязи, хватался руками за край льда и пытался вылезть. Лед ломался, руки кровянили, но мальчишка ничего не чувствовал. Это был инстинкт самосохранения, о существовании которого он мог бы узнать гораздо позже, в восьмом классе. Но для этого нужно было не утонуть, не замерзнуть и не заболеть.
Попытки вылезть на лед и провалы в жидкость повторялись много раз. Мальчик уже не орал, а хрипел. Руки потеряли чувствительность. Промокшее насквозь тело стало от холода деревянным.

И вдруг, в какой-то момент, он взлетел над прорубью. То ли толкнулся сильнее обычного, то ли грязь «сдетонировала», но его вынесло на лед. Извиваясь, как червяк, малыш полз к берегу. Не знал законов физики про удельное давление на единицу площади, а – спасался единственно возможным способом. Великое дело - инстинкт.
 
Выбравшись на берег, побежал. На самом деле - двигался медленно, едва не падая, тихо стонал, пальто, штаны и валенки гремели от намерзшего льда. Замороженный малец, не чувствовавший своего тела, медленно шагал в сторону дома. И – никого вокруг…

В коридор коммунальной квартиры, где жила их семья, Санька вполз. И замер, не сумев закрыть за собой входную дверь. Лежал и чувствовал: весь мир куда-то уплывает.

- Это кто же дверь там не закрыл? – закричала с кухни Санькина бабушка Настя. – Щас жопу надеру!

Она появилась в коридоре с тряпкой в руках – жарила блины. Ахнула, увидев неподвижного обледенелого пацана на полу, кинулась к нему…
И случилось чудо.
 
Выше этажом жила доктор Анна Ильинична. Фронтовой врач, полковник медицинской службы. Кудесница. Она почти круглосуточно пропадала на работе и на вызовах. Не отказывала никому. А тут – заехала домой похлебать суп.

Она содрала с мальчика одежду, колола в Саньку лекарства, давала ему нюхать нашатырь, натирала костлявое тельце спиртом, шлепала по лицу и орала страшные фронтовые ругательства. Рядом топтались примчавшиеся родители мальчугана – шофер Лешка и штукатур Зинка.
 
Мальчишка не хотел очухиваться. Дышал все хуже. Сначала стал белый, потом, откинув голову, захрипел, начал синеть. Зинка завыла. Врачиха подняла потное красное лицо:
 
- Заткнись! Если умрет – я тебя лично пристрелю, пистолет у меня есть. – Повернувшись к ее мужу, добавила – И тебя. Суки безмозглые!

…Санька провалялся на диване без сознания трое суток. И все это время с ним была или врач, или медсестра. Самое замечательное, что он даже не простыл. Просто очнулся ночью и стал тихо ходить по квартире, чем несказанно всех напугал.
 
И он ничего не помнил про эти три  дня. Не было его.

НЕ БЫЛО. Хотя… Осталось-таки несколько «картинок».
 
СВЕТ. ЛЕГКИЕ ТЕНИ. ШЁПОТ…

До 12 лет боялся воды. Не умел плавать, не ходил с ребятами купаться. Но позже научился. Даже тонул по-настоящему, до захлебывания, четыре раза. И всегда везло – спасали и откачивали.

Баба Настя, которая не верила ни в бога, ни в дьявола, прошла войну санитаркой, однажды сказала ему:

- Врачиха – ангел-хранитель. Помолись за нее, когда станешь взрослым…


Попытка номер два. Космическая

Трамвая долго не было. Наконец, приехал, оба вагона заполнены под завязку. Люди толкались, продвигаясь к выходу, было жарко, душно и сыро.
 
Сашка забрался в середину вагона. Здесь было чуть свободнее. Зато – ни малейшего дуновения свежего воздуха. Дышать стало трудно.

Дурнота наваливалась медленно, но неизбежно. Сначала появились позывы тошноты. Небольшие и – частые. Потом стали плавать черные точки в глазах. Вскоре они превратились в ярко-оранжевые круги. Картинка окружающей реальности «поплыла». И вот – приступ нехватки воздуха…

Сашки стал белым, мокрым, из последних сил держался правой рукой за поручень. Из левой готов был вывалиться портфель с большим и тяжелым диктофоном внутри. Взгляд помутнел, еще пара секунд, и мужик - в обмороке.

Ситуацию спасла девочка-школьница. Она увидела рядом собой человека с мертвенно-белым лицом, вскочила и закричала – садитесь, дяденька! Сашка рухнул в пластиковое сиденье, попытался сказать «спасибо», но – не получилось. Только захрипел…

Дальше все было, как в кино – картинки по отдельным кадрам, между которыми – чернота. И – никакого звука.
 
Трамвай повернул, видна остановка. Нужно выскочить…

Он вывалился из вагона, не понимая, как добрался до выхода…

Скамейка, скорее к ней. Успел, схватился рукой, лег…

Это хорошо, что рядом дерево. Тень. Есть шанс…

В нагрудном кармане рубашки – таблетки. Тащи, Саня, валидол. Обманка, конечно, но – вдруг поможет?..

Как тебя учили на военных курсах? Повернулся вниз лицом, язык вытащил наружу, чтобы не подавиться…

Последнее ощущение – холодок таблетки во рту, потом – темнота и забвение…
Чернота. Везде. И тишина – абсолютная. Ничего вокруг.

Тебя нет. Ни тела, ни рук, ни глаз. Ты – точка в бесконечном пространстве. Невесомая точка. Даже не пушинка, а - ноль.

Но мысль - существует.
 
Ты – не на месте. Ты – в движении. Нет никаких дуновений, кажется, воздуха тоже нет. Однако ты – движешься. Причем – с огромной скоростью. Летишь в Космосе. Вокруг – Вселенная. Чернота.

Впереди появилась точка. Ты ее видишь. Чем? Глаз-то нет!

А, неважно. Точка есть, это – главное. И ощущение движения.
 
Кажется, точка стала белой и начала расти. Вот, это уже кружочек. Яркий. И он начал колебаться. Странная траектория. Логичная. Математическая. Вспоминай, на что это похоже? Ну? Ну???

Есть решение!

Ты – точка, находящаяся внутри гигантской – космических размеров – трубы. Ты – на ее внутренней поверхности. И движешься с космической же скоростью по ней вперед. Получается титаническая по масштабам траектория, своеобразная и невидимая «пружина». А впереди – цель: ярко-белый кружок. Он – пока очень далеко и - в центре трубы…

Где ты находишься? Зачем этот полет? Что впереди? Где твое тело? Куда помещается мозг, коль ты думаешь?

Нет ответа ни на один вопрос.

И хрен с ним. Главное, ты мыслишь. Значит, существуешь…

Опа! А точка-то превратилась в солнце. В бело-золотую звезду, которая наплывает, закрывая окружающее пространство.

Всё, прилетел. Уперся в стену света. Он – везде: впереди, сверху, снизу, сбоку. А позади – черная тьма. Граница. ВХОД.

Но двери нет. Ни жарко и ни холодно. Хорошо. Вроде бы у меня снова есть тело? Или нет - ощущение, что оно есть.

От света идет тепло. И чувство покоя. Счастья. Радости. Бесконечности.
 
Я хочу туда! Возьмите меня! Неужели я недостоин?..

ОТТУДА пришла МЫСЛЬ. Не было голоса. Хотя – мелькали неясные тени.
 
ТЕБЕ ЕЩЕ РАНО. 43 ГОДА – ЭТО НАЧАЛО. МНОГО ДЕЛ НА ЗЕМЛЕ. ВОЗВРАЩАЙСЯ. КОГДА БУДЕТ НУЖНО, МЫ ТЕБЯ ПОЗОВЕМ.
 
ТЫ ЗАСЛУЖИЛ ПОКОЙ, НО – ПОЗЖЕ…

Не прогоняйте меня!!! Оставьте!

Увы. Я снова точка и лечу. Только – назад. По той же траектории…

Сашка – весь мокрый. Сидит на скамейке, рядом – женщина в белом халате. Она держит его за руку, меряя пульс. Дала понюхать ватку с нашатырем. Он вздернулся.
- Странные у нас люди, - сказала женщина. Голос ее был тих и что-то напоминал. Но что именно, Сашка не мог угадать. – Лежит на скамейке человек от теплового удара в обмороке, а все идут мимо. «Скорую помощь» даже никто не вызвал. Хорошо, мы возвращались…

Сашка осмотрелся. Метрах в двадцати стояла машина с красным крестом на борту. Рядом – моложавый водитель (где я его видел?).

Через четверть часа они были в больнице. Сашку усадили в кресло, измерили давление, пульс, сделали укол, дали таблетки.
 
Докторша присела рядом, снова взяла за руку. Приятная женщина средних лет. Заглянула в глаза. Кажется, он уже видел этот взгляд.
 
- Ты где-то был? Когда потерял сознание?

- В космосе – тихо ответил Сашка. – Летал к СВЕТУ.

- И что?

- Ничего. Была МЫСЛЬ. Мне туда – РАНО.

- Это правильно. У тебя и здесь – много дел…

Она встала, собираясь уходить.

- Погодите! – прошептал Сашка. – Как вас зовут?

- А разве ты забыл? Тебе же бабушка говорила…

Больше Сашка докторшу никогда не видел. И не искал. Она сама вернется.



Попытка номер три. Аварийная

На предыдущий автобус он опоздал. Зашел в хозяйственный магазин и купил два десятка электрических лампочек. Дома был ремонт, как раз меняли проводку и люстры. Когда нырнул в проулок между кинотеатром и магазином, откуда небольшие автобусы увозили бригады рабочих дорожной фирмы, очередной автобус тронулся. Водитель вроде бы тормознул, но жестом показал – свободных мест нет, придется стоять. Сашка за день намотался, и махнул рукой – езжайте…

Следующий автобус приехал через десять минут. Там уже сидели рабочие, но их было мало. Сашка уселся на свободное место, рядом с парнем, державшим на коленях железный чемоданчик-кейс. Отдал водителю деньги и закрыл глаза. Мысленно стал считать, сколько еще делать ремонт, во что это обойдется и загрустил. Получалось долго и дорого.

Когда машина поехала, стал играть в свою игру «едем вслепую», чтобы не заснуть. Засекал, где находится автобус, закрывал глаза на две-три минуты и – по качаниям автомобиля – угадывал, где они едут. За пятнадцать лет выучил дорогу назубок. Почти никогда не ошибался. Вот и сейчас – верно почувствовал, когда они выехали за пределы города.

Сразу за железнодорожным переездом автобус остановился. В дверь полезли новые рабочие, кидая под сиденья лопаты и ломы. Чего они ими зимой делают? – подумал Сашка. И тут к нему подошла баба, одетая в толстенную телогрейку и замотанная в платок.

- Вставай, очкарик! – хрипло прокричала она. – Уступай место работягам! Поторчи на ногах, пока мы отдохнем. Ты ведь на работе дурака валяешь, палец о палец не ударишь. Давай-давай, пошевеливайся, чего вылупился?..

Другие рабочие обидно засмеялись. Сашка, молча, встал, уступил место. Спорить было бесполезно. Они всегда правы. Для них труд инженера, а, тем более, журналиста – баловство и вредительство. Пусть сидит. Баба. Женщина.
 
Глянул в окно рядом с водителем. Дорога была ярко освещена фонарями, ехали небыстро, через четверть часа он должен прибыть на свою остановку. Сашка перехватил руку, расставил ноги, чтобы не качаться при поворотах машины, закрыл глаза, и приготовился снова играть в свою игру. Сейчас должен быть поворот, нужно перенести центр тяжести на правую ногу…

* * * * * *

Кто-то дико закричал. Другой голос грязно матюгнулся. Сашка открыл глаза, стал поворачивать голову вперед, но не успел. Откуда-то справа и сбоку полетели блестящие куски, его тут же бросило вперед, он обо что-то ударился и полетел.
Где-то вверху, кто-то невидимый щелкал тумблером. Каждый щелчок – изменение ощущений.

Щелк – пропал цвет. Вокруг - черно-белый мир. Яркий и контрастный.

Щелк – ушли нормальные звуки, что-то мычало, тягуче выло.

Щелк – остановилось движение. Как в замедленном кино. «Рапид» - вспомнил Сашка. Так называется этот прием. Откуда взялось слово? Ах, да, его отец в молодости «крутил» кино в клубах. От него слышал это слово.

То, что сверкает справа – разбитые стекла окна автобуса. Они летят в голову Сашке, от них нужно уклоняться. Он пригибает голову, но его движения – тоже замедленные. Однако – успел. Прошуршали чуть выше. Повезло.
 
Надвигается огромный железный край кузова (значит, авария, столкновение – молнией вспыхивает мысль). Удар об него – смерть. Сашка орет (звук – тягучий вой), еще сильнее нагибает голову. Сбоку и сверху над ним летит мужик. Он с огромной силой врубается в борт, прикрывая собою остальных. Все бьются об мужика. Что-то брызнуло, опять вой, грязь, вонь…

Щелк – удар о землю. Страшный, ослепляющий, оглушающий. П…ц – мелькает мысль. И следом – падение на него сразу нескольких человек. Его бьют сапогами, туфлями, но боли уже нет. Исчезла.

Щелк – он перебирает руками и ногами. Бежит как собака – на четвереньках, по снегу. Зачем? Но бежит. Никаких ощущений. Нет холода. И вокруг – тишина.

Щелк – все исчезло. Темнота. Тела нет. Ничего нет. Он – точка.

Щелк. Над ним - черное ночное небо. Тусклые и размытые звезды (ага, потерял очки). И глаза. Внимательные. В полнеба. Где-то он их раньше видел.

* * * * * *

Сашка лежал на спине, на краю дороги. Широко раскинул руки, ноги свесились в придорожный овраг. Организм приходил в порядок по частям. Пока работали только мозг и глаза. Звуков не было. Ощущений холода или боли – тоже.
 
Надо пошевелить руками. Ну, давайте же, руки-суки! Ни фига, тишина.
 
Что, отбил? Поломал? Оторвало?

Тогда шевелим ногами. Результат – ноль.
 
Поверни голову. Глянь по сторонам, что там делается? Ага, чуть шевельнулась. Еще чуть-чуть. Видно автобус. И он почему-то далеко (когда же я успел так от него убежать?). Весь бок разодран, вокруг валяются тела, из окон прыгают люди. Рядом, грузовик с прицепом, в который он воткнулся. Грузовик стоит на обочине! Его было отлично видно! Почему же случилась авария?

Руки – ну-ка! Вот, шевельнулась правая, теперь – левая. А ноги – фиг. Их не видно. Значит, сломал спину, не чует ног? Б…дь, лучше не жить, чем так!
Подтягиваем обе руки под спину. Получается плохо, но – ползут, родные. Толкай землю, братец! Тело тяжело движется. Сашки видит неподвижные ноги в сугробе. Ну, шевелитесь же! Оживайте, гады!

И тут – мгновенно, как молния – ударила боль. Сразу и везде. Правый бок горит от плеча до пятки. Руки ободраны. Ноги – побиты. Нет живого места. Башка лопается. Но Сашка смеялся. Болят - значит, что-то осталось!

Кто-то включил звук. Шипит пробитый бак с водой в автобусе, люди орут и визжат, в соседних дворах воют собаки.
 
Сашка полз на животе к автобусу. Пока по-другому не получалось. Наконец, почуял холод. Снег забивался под рукава куртки, руки стыли. Хрен с ними! Надо вернуться к людям.

На пути - лопата. Из автобуса вылетела. Схватил, подтянул и встал, сунув ручку лопаты подмышку. Правая нога стоять не хочет – горит огнем. Он медленно поковылял к автобусу, увидел свою сумку, поднял. Позже проверил – все лампочки целы. Маленькое чудо.

Через пять минут Сашки стоял, опершись на автобус, в руках – блокнот и карандаш. Он тихо двигался вдоль разодранного борта и считал. Вот та тетка, в телогрейке, что села вместо него. Теперь  она состоит из двух половин. Вокруг – лужа крови и человеческие внутренности. Рядом воет и бьется об землю ее коллега по бригаде. Она – кажется - цела. Истерика.

Чуть в стороне – мужик, что всех прикрыл. Лежит, не шевелясь, вывернув руки, на земле, половины головы нет. Вокруг – кровь и слизь, от них поднимается пар. Рядом сидит еще один мужик, пытается встать. Вся голова у него – в крови.

- Сиди, дурак! – кричит Сашка. – Жди врачей, живой останешься!

Мужик смотрит на него, валится на бок. Дёрнулся, замер. Ё-моё, умер!

Примчалась неотложка. Врачиха с чемоданчиком бежит, видит картину с трупами, воющих, ползающих вокруг них по кровяному снегу раненных и валится в обморок. Фельдшер кидается ей помогать. Моложавый водитель «Скорой…» тащит носилки, машет рукой. Где же я его видел?..

Милицейский патруль приехал. Двое от увиденного сгибаются над придорожной канавой в рвоте. Третий – майор - подошел в Сашке. Внимательно посмотрел.

- Ты зачем пишешь? А… журналист… Воевал?

Сашки отрицательно покачал головой. Но смерть видел часто. И трупов не боится. От них – никакого вреда. Показал пальцем на мужика, который стоял у автобуса и трясся. Водитель. Иди, спрашивай, как он мог, сука, на ровном месте и при хорошем освещении так жестоко удариться в стоящую на обочине машину…

* * * * * *

Дежурный хирург пил с Сашкой неразведенный спирт. Третий раз по 50 граммов. Того парня с железным кейсом, который превратился в хлам, тоже угостили и повезли на дежурной машине домой. Он ушел, хихикая и в сотый раз, повторяя одну и ту же фразу: портфель – всмятку, а у меня – ни одного синяка!
 
Врач дописал справку для Сашки. Многочисленные ушибы, сотрясение мозга. Травмы средней тяжести. Постельный режим на две недели.
 
Журналист уже позвонил домой по больничному телефону, как мог, успокоил родичей. Мол, пара синяков. Скоро приеду. На том конце провода – вой…

- Ночью чтоб отдельная комната была, - неспешно говорил врач. – Тебя обязательно «накроет». Будешь орать, метаться, видеть картинки с трупами. Пусть водки дадут. Хотя она обычно не действует, но – вдруг заснешь. И не надо ничего никому рассказывать. Позже выговоришься.

…Сашка медленно вылез из «Скорой помощи». Опираясь на выданный в больнице костыль, шагнул в сторону двора. Жена, теща, двое детей. Все плачут. Он вдруг понял: случись с ним что-то серьезное, не вытянут они детей! Не будет у них нормального образования и работы. И жизни нормальной без него не будет.
 
В мозгу всплыла та женщина, что его обзывала в автобусе, а потом лежала мертвая, из двух частей, на снегу. У нее ж, наверное, тоже дети. Как быть с ними? Кто их поднимет? И у мужика, что всех прикрыл, размозжив голову…

Он поднял лицо к небу. Вот они, глаза.

Зачем же так – спасать меня за счет других? Я же не просил! Зачем???

Глаза растаяли…

Дети и жена кричали, бежали навстречу.
 
Сейчас «накроет». Нужно спешить. Нельзя никого пугать…


Попытка номер четыре. Операционная


Оба врача были пьяные. Тот, что высокий, еще держался, хотя и пошатывался, но второй – низкий, южного обличья - качался, хватаясь руками за стол и стулья. Твою ж мать! Ну, почему так не везет? Почему аппендикс воспалился именно в субботу? А во всей больнице – только эти два дежурных врача, и оба – в хлам!

Почему вместо одной операции они с утра уже провели четыре и шатаются не только от коньяка, но и от усталости? Сразу две аварии на трассе, им раненых оттуда привезли! Вон, стоят в приемном покое в заляпанных кровью халатах. Курят. Им – весело!!! Ржут.

Меня не успеют отвезти в другую больницу. Хоть сколько заплати – не успеют. Аппендикс вот-вот прорвется. Нужно немедленно резать. Так сказал тот, который высокий.
 
А еще они болтают на незнакомом языке!..

Сашка лежит на столе, медсестра Наташа тупой бритвой делает «интимную» стрижку. Так положено. Сейчас его в этом месте будут резать. Там не должно быть волос. Щекотно и больно.
 
- Наташ, - шепчет Сашка. – Чего они не по-нашему болтают? Какой язык?

Медсестра – соседка по поселку, где живет больной. Красивая, молодая и ответственная. Но она тоже устала. Хмурится.

- Не болтай под руку, хрен могу отрезать.

Смотрит на побелевшего Сашку. То ли от боли, приступ аппендицита – не сильно приятная вещь. То ли от испуга. А вдруг и правда заденет главное достоинство?

- Это два разных языка. Они оба не русские, - тихо говорит Наташа. – Высокий – эстонец, Эмин Карлович, низкий – армянин, Роберт Агопович. Не бойся, нормальные врачи. Я за ними послежу, буду помогать…

К ним подходит высокий доктор. Сашка не выдерживает:

- Это что же, получается? – спрашивает. – Сейчас здесь, в центре России, два нерусских и нетрезвых человека зарежут русского мужика?

Эмин Карлович смеется. Отвечает, демонстрируя прибалтийский акцент:

- А вам какая разница?.. Не злитесь. Лучше сердце свое уговорите, чтобы держалось. Мы будем стараться. И Наташа поможет. Она у нас – как ангел-хранитель…
Каталка едет по коридору в операционный зал. Сашку перекладывают на хирургический стол. Вверху загорается яркий круг электрических огней. Белые простыни. Откуда-то  сбоку выныривает еще один врач. Анестезиолог. Колет что-то в вену. Велит считать. Раз, два, три, четыре, пять…

Сука, от него тоже несет коньяком! Ну, что за страна у нас такая?..

* * * * * * 

Вокруг - густой туман. Белый, клубится, наверное, можно трогать руками. Только рук нет. Опять ни хрена нет! Ничего не ощущаю. Меня уже режут или я еще целый? И чего у меня резать, если я – мизерный кусочек пространства? Только не точка, а – пушинка, перышко! Ну, что опять за хрень?..

Вот, зачем я всё утро дописывал статью, вместо того, чтобы сразу ехать в больницу? Тогда бы, может, успел в областную. Врачи там такие же, но хотя бы – трезвые. А тут – деревня, даже «Скорая помощь» не приехала. А если бы соседка не была дома и не отвезла меня на своей машине, где бы я был?

Кстати, нужно ей бутылку коньяка с шоколадкой подарить.
 
Стоп, опять коньяк! Ты о чем думаешь, козел? Ты сначала живым останься…

Всё! О чем-нибудь серьезном размышляй.

Вот, к примеру, приятные события в жизни. Их всегда ждешь. Тут сюрпризы редко бывают. Обязательно заранее догадаешься. А неприятности? Крупные гадости – всегда, как снег на голову. Бац, панкреатит! Или, хренак – гнойный аппендицит! Выживай, как хочешь…

Ё-мое, я ж про носки и трусы забыл! Обещал собрать, замочить, а потом еще постирать-посушить. Ну, всё, Наташа ругать будет!

Опять? Да пусть хоть сто раз ругает, лишь бы вернуться к ней и детям…

Туман резко оборвался. Сашка оказался в бесконечном и очень ярком пространстве. Где-то далеко вверху была синь неба, над которой горело солнце. Потом, спускаясь ниже, небо меняло цвет. В строгой последовательности классической радуги из учебника физики за седьмой класс.
 
Как там в подсказке? «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Это, если считать снизу. По начальным буквам всех слов. К – красный, О – оранжевый, Ж – желтый, З - зеленый, Г – голубой, С – синий, Ф – фиолетовый. Значит, вверху, рядом с солнцем – фиолетовое небо. А ниже – синее. И так далее.
Проверяем. Низ. Красный. Сходится.

Вот, чем я смотрю? Глазиков-то нет…

А пространство – не пустое. Наоборот, забито огромным количеством странных пирамид. Как египетские, квадрат в основании, но – небольшие. И все стороны у них покрыты симметричными рисунками. Геометрические фигуры – круги, треугольники, квадраты и прочая фигня. Висят бесконечными рядами – вбок, вверх, вниз…
Интересно, меня все-таки режут или как?

В этот миг пришла МЫСЛЬ.

ГЛЯДИ ВПЕРЕД. ТАМ – ПЕРЕКРЕСТОК.

ЕСЛИ ДВИНЕШЬСЯ ВВЕРХ – КО МНЕ.

ВНИЗ – К НЕМУ.

ВПЕРЕД – К СЕБЕ.
 
СМОТРИ И ЖДИ.

ПОКА НЕТ РЕШЕНИЯ…

Ага, между пирамидками действительно есть перекресток. Значит, расшифровываем. Если полечу вверх – в рай. В 52 года. Не рановато?

Если вниз – в ад. В том же возрасте. Неужели я это заслужил?

Так, прямо – обратно домой. Не самый плохой вариант. Носки постираю.

Но на перекрестке еще два «хода» - вправо и влево. Эти-то – куда? В инвалидное кресло, что ли?..

Не юродствуй, трепло. Даже в такой момент не можешь сконцентрироваться. Думай о вечном…

Всё исчезло. Секунду - абсолютная темнота. А потом – яркий электрический свет от многолампового прибора, что висит над телом. Внизу живота – сквозь блокаду лекарств - изворачивалась зверская боль. И - громкий крик медсестры:

- Ты, что, спишь, хер очкастый? Быстро – укол! Сердце спасай!

Укол в вену.
 
Тишина. Перышко-жизнь висит над перекрестком. Неподвижно.
 
Человек – как, чем? но - похолодел. И сердце, которого в этот момент как бы нет, застучало часто-часто. Дунул легкий ветерок.
 
Ощущение полной беспомощности, огромного и жуткого страха.
 
Не хочу! Не хочу! Не понимаю, куда несет!  Не чувствую!
 
Ну, что же ты, ангел-хранитель? Где ты?

ПО-МО-ГИ!!!
Перышко сдвинулось на микрон. Потом – еще. И – еще. Нуууууу?

ВПЕРЕД!!!

Полная темнота и пустота…

* * * * * *

Сашка бредил двое суток. Много раз приходил главврач, молча, стоял, слушал доклад медсестер, и уходил в кабинет. Вызывал хирургов и орал. Отдельно приглашал анестезиолога, каждый раз обещал удавить его или посадить в тюрьму. Больной был его хорошим знакомым.

А Сашка в это время непрерывно летал. По другим мирам, планетам, падал в горные провалы и внутрь звезд, варился в кипятке, плавал в ледяных озерах и плавился в термоядерном котле. Видел звуки музыки и трогал их руками. Встречался с ужасными инопланетянами, болтал с ними, пил свет. Несколько раз к нему приходил Огнегривый Лев из Золотого Города, прилетали удивительные райские птицы, и они вместе пели замечательные стихи...

Окончательно пришел в себя, когда рядом с его кроватью в палате реанимации был врач-анестезиолог. Сашка увидел его в образе орла, который сидел на металлической спинке кровати. Птица - в белом халате, крепко держится лапами за кровать, а голова – человеческая, мужская, в очках.

- Не проспал, хер очкастый? - хрипло спросил Сашка. – Успел укол сделать? Спас меня? Не напугала тебя Наташа?

Орел возмущенно заклекотал, взмахнул крыльями и улетел, едва не сбив с ног вошедшую медсестру. Она засмеялась и помахала рукой больному.

- Живой, значит. Это он тебе сначала вколол мало, а потом – много лекарств с наркотиками. Ты и насмотрелся картинок.

Она присела на край кровати.

- Увольняюсь я. В Москву зовут. Замуж за врача выхожу, - неспешно сказала Наташа. – А ты – выздоравливай. Если что – Хранитель в любом образе придет. Береги себя – она встала, махнула рукой и пошла. – Не забудь доктору спасибо сказать…

Через месяц, окончательно сняв швы, он зашел в кабинет врача. Вручил подарок, поблагодарил. Эмин покрутил бутылку коньяка в руках.

- Коварный подарок, - пробормотал он. – Ладно, разберемся. А вы, Александр, меня совсем не помните?

Увидел изумленный взгляд, засмеялся:

- Вы тогда в аварию на автобусе попали. Мы спирт пили. Я вам всякие советы говорил. Ну, да, я немного другим был. Молодым. Увы, больше мы не увидимся. Я это знаю. Счастья вам… 

Через пять лет Эмин, будучи нетрезв, сделал при операции грубую ошибку. Пациентку спасли, но вышел скандал, его послали работать в маленькую сельскую больницу. Там он и спился. В 48 лет его не стало.

А коллега Роберт до сих пор трудится. Может, они с Сашкой еще и встретятся…