Мелкие мелочи

* * * * * *
В середине 90-х годов ХХ века народ дружно попёр в журналисты. Ну, как же – писать можно было всё, что вздумается! Свобода! Реклама! Деньги! Водка! Бабы (мужики)! И ты – властитель дум. Популярный, знаменитый. Быстро раскрутишься в Туле, и - в Москву! Прорвешься в ведущую газету России! Устроишься в телекомпанию!..

Чаще всего являлись либо студенты-старшекурсники, либо свежие выпускники. Почти сплошь – несостоявшиеся педагоги. Как правило, историки, географы, физкультурники, учителя начальных классов или русского языка и литературы. Были также диковинные социологи, психологи, культурологи, религиоведы, имиджмейкеры, специалисты по связям с общественностью, дизайнеры компьютерные и они же - по одежде (в последнем случае это были закройщики и портные, но они бесились, когда их так называли).  Наконец, стилисты. Проще говоря, парикмахеры. Эти были нетрадиционной ориентации, и когда их выгоняли по причине профессиональной непригодности, громко скандалили.

Несколько раз приходили свежеиспеченные журналисты, учившиеся пять лет этому делу на дневном отделении в университетах - либо в Воронеже, либо в Москве. Каждый второй из таких кандидатов был непризнанный гений в поэзии и музыке. Как правило, они тоже почти ничего не знали и не умели.

Редактор Леша разгонял их просто. Давал задание на «свободные» темы – социальный репортаж, криминальное чтиво, рассказ о профессии, увлечения и хобби туляков. Слегка – в несколько слов – объяснял суть будущего материала, называл объем будущей статьи и сроки. Всё.

Две трети кандидатов больше к нам не возвращались. Они не могли ничего написать. Не умели, не знали. Как у нас говорили – у них была родовая травма…

Остальные приносили чушь. Сначала Леша рассказывал, почему это не годится. Потом ему надоело, он просто говорил – г..но, и прогонял кандидата в великие писатели. Выпускники журфаков были одни из самых бестолковых (хуже – только географы и физкультурники). Их «потолок» – две статьи: как мы учились и сдавали экзамены, а также как мы веселились в университете.

В итоге пишущих ребят и девчат не хватало. В редакции всего трудилось около 25-30-ти человек, из которых журналистов было 12-14. Долго не задерживались. Работа – «неожиданно» тяжелая и совсем невеселая. А деньги платили – первые два-три года – мизерные. И кризис за окном. В общем, текучка кадров - жуткая…

Зато всем кандидатам во властители дум хотелось писать репортажи с концертов, некоторым – про медицину. Но там сидели наши крепкие ребята и девчата: с профессиональным музыкальным или медицинским образованием и отличными способностями. Не прорвешься.

Идти в экономические обозреватели никто не хотел. Около 90% приходивших мечтателей о славе не знали арифметику даже на уровне младших классов средней школы. В 10-20-е годы следующего века картина не изменилась.  Скорее, наоборот, стала еще хуже.

Они, к примеру, не ведали, что такое проценты. В том числе, выпускники институтов и университетов. Они не понимали, что такое прибыль, и чем ее разные виды отличаются друг от друга. Не могли уяснить, что такое бюджет федеральный, а что – областной. Тем более – что есть территориальный (консолидированный региональный).  Для них зарплата и доход были одно и то же. Ну, и много чего еще они не знали, не ведали.
 
Но иногда приходили девочки с выпученными глазами и дипломами экономистов или бухгалтеров. Они хотели писать про экономику. Леша отсылал их к Сашке. Тот сначала тоже пытался уяснить уровень понимания «детишек». Задавал даже не экономические, а простейшие школьные вопросы и хватался за голову. Это были, в лучшем случае, классические троечники с большим минусом.

Потом он перестал проверять. Всех спрашивал стандартно и подло: в чем измеряется рентабельность? Девочки глупо улыбались и шли из редакции. Некоторые говорили, что в долларах или рублях.  Пару раз угадали – в процентах. Но тут, же следовал вопрос: а в чем смысл рентабельности? Она что характеризует (уровень прибыли, если кто не знает)? И - молчание. А учить их основам арифметики и экономики Сашка не хотел.
 
Впрочем, три девочки журналистами стали. И даже немного писали про экономику. Потом ушли в рекламу, стали хорошими специалистами.

Они действовали так, как велел Сашка. Брали диктофон и шли на встречу с каким-нибудь экономистом. В администрацию города, района, области. Или на завод, на выставку. И тупо записывали всё, что тот скажет. Хватали рекламные буклеты и рвали домой. Не спали ночь, жрали кофе, курили, переписывали разговор. Потом его укорачивали. Разбавляли фразами из буклетов.
 
И приносили Сашке. Тот читал и ржал. Девочки обижались и даже плакали. Он за полчаса-час правил материал в нормальный вид, аккуратно все объясняя. Эти три – поняли. Две раскрутились и уехали в Москву. Одна сделала карьеру в Туле.
Когда в начале 21-го века свободу журналистики зажали до уровня трупа, желающие идти в экономические обозреватели исчезли. Сашка держался, несколько раз имел неприятности за откровенные статьи от чиновников, начальников и особистов. Перед пенсией сдался. Стал писать нейтральные или красивые рекламные материалы. Снова пил.

Его «забыли», старались на мероприятия не приглашать. В личном общении мог позволить себе резкие выражения. Справедливые, но – кому это нужно?
Уход его на пенсию почти никто не заметил – ни чиновники, ни читатели, ни коллеги. Профессия журналиста в ее классическом виде умерла, газеты и журналы тоже понемногу и бесследно исчезали, читатели – активно вымирали.
Эволюция, блин...

* * * * * *

Пришла девочка. Красивая, отлично упакованная в модный костюм, заранее согласная на все варианты сотрудничества с наставником. И – с «бзиком». Она была защитницей животных.

В принципе – хрен с ней, с этой идеей. Чем плохи кошки, собаки или комнатные удавы? Пусть живут. В редакции, правда, уже была одна любительница живности, но она, то и дело разводилась, снова выходила замуж, периодически рожала. В общем, ее нужно было регулярно подменять.
 
Девочку послали к Сашке. Видимо, оттого, что он был парень деревенский, и животных любил. Но – по-своему. То есть – держал всяких поросят, кур-гусей, коз и кроликов. Умел с ними обращаться. И - регулярно их ел.

Коллеги по редакции аккуратно обходили тему убиения «братьев меньших» и дальнейшей разделки туш. Ибо однажды кто-то спросил его про это и получил в ответ грамотную и даже по-своему интересную лекцию на тему, как кого из животных «готовить». Скромный, интеллигентный приятель оказался циничным живодёром, умевшим принимать у скотины роды, выпаивать молоком малышей, доить коз, делать им уколы и… Хладнокровно резать, разделывать туши, готовить шашлыки, колбасы и прочие вкусности.

У двух впечатлительных девочек случилась истерика. Сашка пожал плечами, похлопал дам по щекам, сунул нашатырь. Больше эту тему никто не поднимал…

Пришедшая гостья, усаживаясь на стул, задрала юбку выше всяких приличий. После чего томно сообщила, что будет первой в нашей области «иппо» журналисткой. И замолчала, ожидая вопросов.
 
Сашка, глянув на симпатичное белье кандидатши в ученицы, спросил: жеребцами интересуетесь? Та хихикнула и затарахтела – занимаюсь в школе верховой езды, безумно люблю лошадок, все про них знаю, готова писать статьи на эту тему в каждый номер…

Старший коллега пояснил – нужна одна статья в полгода. Не чаще. Нет у нас среди читателей такого количества фанатов лошадиной красоты. А в остальное время – про всех остальных животных.

Девочка начала спорить. Говорила про единство жизни на земле, общий разум и прочие глупости. В общем, она будет писать только про коней.
 
Сашка порылся в пачке газет, достал одну из них. Ткнул в статью – почитай. Это про коров. Сделай что-то похожее - и по смыслу, и по объему. Махнул рукой – иди. Фразу девочки – а не сходить ли нам в кафе, чтобы ближе познакомиться? – проигнорировал. Он на работе глупостями не занимался. Есть жена, двое детишек. Ему хватало за глаза.

…Через три дня девочка принесла статью. И что удивительно – неплохие фотографии. Тогда цифровой печати не было, снимали на пленку, долго обрабатывали. В общем, отдельная и сложная профессия. Она, оказывается, умела. Молодец.
 
Текст был тоже неплохой. Сашка чуть его подправил, отнес редактору. Тот почитал и тоже одобрил. Наставник похвалил девочку и еще раз предложил написать про других животных. И снова – отказ. Только про лошадей!
 
Через месяц она забежала в редакцию. Радостно сообщила, что написала еще одну статью, ее опубликовал московский журнал. Специализированный. Про коневодство. Гонорар – копеечный. Но – столица!

Помахала ручкой, убежала. Больше её не видели. Укатила в Москву. Наверное, не пропала. Умная, симпатичная, без комплексов. Прорвется. Но по части «иппо» журналистики в области ничего не появилось. Не родилась новая профессия…


* * * * * *

Явилась выпускница университета с дипломом экономиста. Длинная, страшная, очкастая. И умная. Говорила складно и красиво. А тут как раз «горел» репортаж про рекордную плавку чугуна на металлургическом комбинате. Некому было идти на интервью. Два редакционных «технаря», имевшие заводской стаж и инженерное образование - президентша издательства Тамара и экономический «оборзеватель» Сашка – в командировках. Остальные – гуманитарии. На них от слов «чугун», «плавка» и «домна» нападала икота.
 
Редактор Лёха схватил девочку за руку, сунул диктофон и показал, как пользоваться. Приедешь на завод, пойдешь к начальнику цеха, он все сам расскажет. Вопросов задавать не нужно. Да ты ни хрена в этом и не понимаешь. Твое дело – записать речь металлурга на диктофон и привезти запись в редакцию. Мы статью сделаем. А тебе дадим задание на экономическую тему…

Девочка вошла в заваленный железяками, рулонами с чертежами и всякими папками с бумагами кабинет начальника цеха. Тот оказался молодым симпатичным мужиком, усадил гостью за стол, заварил чаю, вытащил подозрительную по качеству пачку печенья, расположился напротив, улыбнулся и ласково сказал: «Ну, спрашивай, девочка, дядю металлурга».

Всем своим видом он показывал презрение к профессии журналиста. Бездельники! Болтуны! Отвлекают нормальных людей от работы.
 
Девочка испуганно глянула на собеседника, вытащила из кармана пальто диктофон, положила на стол, показала кнопку «пуск» и сказала: «Мне велели записать вашу речь. Больше я пока ничего не умею».

Металлург развеселился. «Хорошая у вас работа. Пришел, послушал и деньги получил». Вкрадчиво спросил:  «А статью кто писать будет? Тоже диктофон?».
 
Девочка пожала плечами, насупилась. Ей здесь не нравилось. Дядя был злой.
 
Ладно, пробормотал дядя. Подошел к стене, раскрыл шторки. Там оказался огромный монитор. Краса и гордость кабинета. В режиме реального времени компьютер показывал работу домны. «Журналистка» зачарованно уставилась на экран. Там двигались яркие и цветные квадратики, кружочки, треугольники, что-то куда-то «текло», появлялось и исчезало.

«Нажимай свою кнопку» - презрительно сказал лектор. И, нахмурившись, начал рассказывать про технологию получения чугуна. Девочка слушала, раскрыв рот. Докладчик увлекся, стал размахивать руками, схватил с сейфа сварочный электрод, используя его вместо указки.

Через пять минут гостья заскучала. Она не понимала в рассказе собеседника ни слова. Только междометия и предлоги. Это была тарабарщина. Живой китаец. Марсианин.

Она все более мрачнела. Лицо стало злым и несчастным. Но начальник цеха ничего не замечал. Он увлеченно разговаривал с монитором. Мелькали слова «шихта», «окатыши», «флюс», «дутьё», «кокс», «шлак»…

На словах «…чудесный по сочетанию оттенков оранжевого цвета расплав аустенита» девочка не выдержала. Она вскочила, схватила диктофон и закричала: «Да, загребитесь вы со своим чугуном!» Нажала кнопку «стоп», выскочила из кабинета, едва не разнеся дверь. Через полчаса, вся в слезах, ворвалась в кабинет редактора, кинула на стол диктофон, заорала «Му…ки!» и исчезла. Больше её не видели. Еще минус один не состоявшийся журналист.

Но у истории было продолжение.
 
На следующий день Тамара вручила диктофон Сашке, сказав, как Христос парализованному иудею: слушай и пиши. А потом иди на завод, извинись перед начальником цеха за дуру очкастую, и пусть утвердит статью.

Сашка ощетинился: «Почему, как с…ть – так это другие, а как разгребать дерьмо – так я?». Стоявший рядом редактор засмеялся – ты же «технарь»! Давай, учи нас, неумех - писателей и поэтов, как общаться с рабочим классом…

Начальник цеха зло улыбнулся: ты кто по образованию - учитель истории? Или, вообще, географ? Снова мне лекцию про чугун читать?

Сашка, молча, прошел в кабинет, стал у монитора. Взял электрод, показал несколько точек. И сказал: тут – лётка, откуда течет расплавленный ручей чугуна, а вы её для этого «ломаете» и называете «девичья це..ка». А тут - место, где получается расплав аустенита. Здесь – кауперы и колосники, где «ловят» доменный газ. А сюда вы складываете раскаленные чугунные слябы.

Ну, что еще тебе рассказать, литейщик-рекордист, выпускник Криворожского металлургического института?..

Через пять минут хозяин кабинета, прочитав и утвердив статью, вместе с гостем пил водку из сейфа. Закусывали печеньем и конфетами-леденцами с газировкой.

Сашка рассказывал про институт, практику по металловедению на этом самом комбинате, о профессии оружейника, ракетном производстве, поездках на полигоны, запусках ракет. Про должности мастера и начальника участка. И про «перестройку», развал предприятий. Вот и стал журналистом.
 
А собеседник вспоминал добрых, согласных на всё, украинских девчонок, чудесный местный самогон, говорил про работу в Индии, где они с ребятами помогали строить металлургический комбинат.

Мужикам было хорошо. Про дуру очкастую никто и не вспомнил…


* * * * * *

«Опять псих пришел» - подумал Сашка, глядя, как в кабинет осторожно заглядывает, а потом тихо вползает невзрачный мужичок. Низенький, одетый в какое-то чуть ли не рваньё. И взгляд – бегающий, испуганный, просящий. «Жаловаться будет. Нормальные к нам не ходят. Особенно по весне» - грустно подумал журналист. Он махнул рукой на стул. Садись. И уставился на гостя.

Тот помолчал, потом промямлил: «Николай меня зовут… Народный умелец… Гармонных дел мастер». И замолчал, как будто у него кончились силы.

«И что случилось, Николай?» - участливо спросил хозяин кабинета.
 
На самом деле никакого желания слушать очередную чужую историю не было. День клонился к закату, корреспондент устал, хотел домой. К жене и детям. Покушать и проверить уроки. Рассказать сказки, почитать книги, полить растения в саду, посмотреть телевизор. И ждать ночи – времени, когда они с женой, наконец-то, могли один-два раза тихо-тихо, чтобы никого не разбудить, «пожалеть» друг друга…

Николай вздохнул еще раз. «Вы не поверите, - бормотал он. – Голодаю… У меня нет денег на еду… Кончилась картошка, а купить не на что»…

Сашка глянул на бледное и худое лицо, без явных признаков пристрастия к алкоголю. За секунду просчитал причины, по которым пожилой человек может голодать. Живет  один, огорода нет, завод разорился, устроиться в условиях кризиса никуда не может, просить у соседей или в администрации – стыдно.

Почти угадал. Николай с детства увлекался музыкой. Пошел по линии деда, который был гармонистом и мастером по настройке баянов.  Кое-как окончил 8 классов, поступил в профтехучилище, стал наладчиком баянов. Отслужил в армии, вернулся на гармонную фабрику. Работал, женился, родилась дочь…
 
Гость помолчал. И сказал – нет больше семьи, уехали они в другую область. Раньше алименты платил, теперь дочь – взрослая. Не общаемся.
 
Значит, все-таки пил.
 
А потом пришел «рынок» и кризис. Завод разорился. Зарплату не получал полгода. Умерла мать, которая за счет дачи обеспечивала себя и сына скудной, но едой. Год назад посадил картошку. Её кто-то выкопал раньше. Николай собрал, что осталось.  До марта дотянул. Потом питался садовой травой-«зеленью». А теперь – всё. До нового урожая картошки нужно еще дотянуть. А как? Продает книги, баян свой отдал, но есть – нечего. Сходил в местный собес, просил помочь. Там сказали – не положено. Не инвалид, сам себя спасай.

Журналист мысленно выдал восьмиэтажную фразу. Он тоже прежде был чиновником. И не раз отказывал. Но не голодному же! Узнал район, где живет визитер. Позвонил в собес, представился. Разговор получился тяжелый. Не положено. Пусть дачу восстанавливает. И мы тут не икру кушаем, и у нас – дети…

«Сиди, не уходи» - сказал Сашка. Пошел к редактору. Рассказал. Позвали, кто был на работе. Скинулись. Вышло немного, у людей тоже с деньгами небогато. Но на 7-10 дней мужику хватит. Вернулся, отдал купюры Николаю, велел дня два никуда из дома не уезжать. Статья завтра будет. Реакция из собеса – тоже. Жди гостей. Визитер всхлипывал, благодарил…

Статья вышла злой, справедливой, а для чиновников – как серпом по одному месту. Позвонил глава района. Пыхтел в трубку, укорял Сашку – мол, мне нужно было сразу лично звонить. Потом связался заместитель губернатора. Тоже всякие слова говорил. Обещали помочь.

Через пару дней пришел Николай. Благодарил, плакал. Картошку ему и капусту с морковкой привезли. Много. Денег в помощь дали, еще на месяц-два хватит. Обещали с работой помочь.
 
Сашке гость подарил толстую тетрадь. Стихи мастера по баянам. От руки написано, красиво оформлено – с картинками и цветами. Как будто не взрослый мужик делал, а девочка-подросток.
 
Сулил деньги вернуть, как устроится нормальная жизнь. Журналист махнул рукой – иди, уже!

Полистал тетрадь. Стихи были слабые. Никакие.
 
Пришел редактор. Молчал, курил, глянул стихи, хмыкнул.

«Ты только не пей. На моем примере знаешь, что бывает».
 
«Ага, - Сашка знал на своем примере. Вплоть до визита к психиатру. – Потерплю».
 
Когда остался один, прошептал: «Третье тысячелетие. Великая страна! Б…дь, угораздило же в такое время и в таком месте родиться!»…


* * * * * *

Заведующий организационным отделом райкома КПСС Серега сунул через стол письмо инструктору того же райкома Сашке, своему подчиненному. Читай. Тебе ехать и разбираться.

Прочел. Засмеялся. Спросил: на хера нам в чужую постель лезть, выяснять, кто кого в какой позе имеет? Это – наша работа???

И это – тоже – строго сказал начальник, который был на пять лет старше подчиненного и с которым они не раз пили водку после работы. Есть такое понятие – моральный образ коммуниста. Он должен быть примером для всех остальных. Во всем. В семейном деле – тоже! Нельзя многоженство разводить!

А почему ехать мне? – глумился Сашка. – Пусть Люба поедет. Или Миша. Они опытные. Или ты сам, наш местный лидер.

Серега насупился. Хм.. У меня тоже есть отдельные недостатки в этом вопросе. Бабник. Сам знаешь… А твои коллеги – типичные бл…уны. Клейма ставить негде. Выгнал бы. Но - некого взять. Все вокруг этим занимаются. Ходоки налево.
А ты – серьезный. Семья. Бабы второй нет.

Это потому что мне некогда!!! – заорал Сашка. Сил не остается. Дети малые, работа, сад-огород, домашняя скотина, чтобы было, что вкусно жрать. Сплю по три-четыре часа. Какие тут, на хер, походы «налево». И жену я уважаю…

Вот и езжай. Укрепляй «облико морале». Только имей в виду – там, у бабы такой «чемодан», закачаешься. И «передок», мечта маньяка, пятый номер…

Разберусь. Видали мы всякие чемоданы и передки…
 
Поселок был убогий. Три десятка облупленных одноэтажных домиков с палисадниками, огородами и гнилыми сараями на задних дворах. Пыльная улица, по ней бродили куры, гуси, поросята, собаки и кошки. Микроскопический магазинчик. Автобусная остановка. Водонапорная башня.

И – контора! Такой же домик в конце улицы с красным знаменем на крыше и табличкой на стене. Тут работал начальник участка карьера по добыче щебня. Тот самый коммунист–руководитель и герой-любовник, из-за бл..ва которого Сашка, сойдя с рейсового автобуса, брел по пыли. Было жарко. Не спасали сандалии и рубашка с коротким рукавом.

Он не успел войти в контору. Оттуда выскочила моложавая женщина. Яркая, как кукла на витрине магазина игрушек. Пятнистая кофта, красная мини-юбка на толстой жопе, черные колготки в сеточку. Раскрашенные кровавые губы, копна рыжих волос. Женщина быстро шла навстречу, максимально открытый бюст угрожающе колыхался.
 
Мать твою! – ахнул Сашка. – Ходячий аппарат для траханья. Прижмет к стене – сдохнешь. А сверху прыгнет - сразу инвалид…

Ее звали Клавдия Петровна. Хотя она представилась игриво – Клава. Кассирша и бухгалтер на том же карьере. 32 года. Болтала без умолку. Излагала жалобу в расширенном варианте. История несчастной любви.
 
На самом деле сюжет был прост, как бильярдный шар. Три года назад на участок прислали нового мастера. Он стал начальником. Молодой, симпатичный, любитель спорта. С ним была жена – худенькая, красивая, но - злая. И сын, школьник начальных классов.

Супруга с мальчиком вскоре вернулась в свое Подмосковье. К мужу приезжала по одному или два раза в месяц. Ругалась по поводу отъезда домой. Супруг не соглашался. Хотел делать карьеру начальника.
 
Клава поняла: ее час настал. Хватит трахаться с шоферами, экскаваторщиками и грузчиками. Есть принц, он будет мой. И она пошла в атаку…

Уже через полгода мужик развелся с женой. И стал сожительствовать с новой подругой. Жалоб на него тогда не писали. Но в райкоме предупредили: решай семейный вопрос. А то любая обезумевшая от одиночества старуха наваляет письмо. Мужик отмахнулся – не мешайте!..

У нас в семье почти два года было все отлично – Клава шла сбоку, цепляясь за руку Сашки, периодически ушибая его бюстом. Даже про свадьбу стали подумывать (ее спутник усмехнулся – зачем ему жена, если она и так на всё согласна?). Но несколько месяцев назад в соседнем поселке в школе появилась «учителка». Молодая, наглая, красивая, из «разведенок». Ребенка бросила (оставила бабушке-дедушке), приехала в глухомань и сразу – цап, мужика-красавца! А он - женат!!! (Сама, как стала «женой», забыла?). Я бы ей лицо набила. Но - чту законы. Вот - написала письмо. Негоже так себя вести коммунисту. Накажите его и заставьте вернуться к жене…

Клава насильно затащила Сашку в свой домик. Побыв там пару минут, инструктор всё понял. Царство хрустальной чистоты. Вылизано и сияет! Мягкие кресла, чудовищная, но очень стильная кровать-траходром, цветной телевизор, идеальная кухня и… Книжный шкаф набитый доверху отличной литературой.
 
Он ткнул в его сторону пальцем. Кавалер так много читает?  Она засмеялась. Нет, он берет книги в руки редко. Это я увлекаюсь.
 
И кто любимый писатель? – недоверчиво спросил гость.

Куприн и Чехов - серьезно ответила девица. Рассказы о любви. Гранатовый браслет, Машенька, Дачники. Переписка с друзьями.
 
Сашка мысленно чертыхнулся. Нехорошо, хрен высоколобый. Нельзя по внешности судить о человеке! Жопа и сиськи – не показатели мозгов. Как и тяга к сексу. Достались от мамы-бабушки…

Герой-любовник ждал в конторе. Звали Костя. Симпатичный мужик. И фигура – спортивная. И лицо – умное. Трудный будет разговор.
 
Сашка сразу пресек вопросы о своем образовании. Рассказал про политех, работу оружейником и на других предприятиях. В том числе – на таком же карьере, где был мастером и замом начальника участка. Собеседник улыбнулся. И он тоже учился в техническом вузе в соседней области. Горняк. Стало чуть легче.

Инструктор изложил свое предложение по выходу из ситуации. Для этого - либо бросить всех баб, либо на ком-то жениться и «завязать» с остальными. Ему объявят выговор, понизят до мастера, но не уволят и переведут через год в Подмосковье – у компании есть другой завод. Там и делай свою карьеру!

Хер вам! – неожиданно зло сказал Константин. Я - свободный человек. И время сейчас другое. Перестройка. Не буду так делать. Хотя жениться на учительнице могу. Но – сам, без вашей подсказки. Только директриса школы грозит ее уволить.
И не исключите вы меня из КПСС. Все ребята – за меня. Не проголосуют, как вы хотите. Тебе не противно, бывший инженер, быть шакалом и палачом?..

Сашка молчал. Считал мысленно до десяти. Дышал. Метод Елизаветы Великой. Развратная, но умная женщина была. Не хватает хрустального стакана с водой…

Му...к! Обычный кобель, а политику приплел! Ладно.

Отошел в угол кабинета. Взял с подоконника молоток с длинной ручкой. Геологом мечтал быть? Мысленно махнул рукой. Нельзя такое прощать.
 
- Зря ты так, коллега, - сказал тихо. – И оскорбляешь напрасно. Теперь будет по-плохому. Выгоним из партии и с работы. На х…, в пустоту. Нигде в области не устроишься, свободный человек.
 
Сашка мгновенно сделал шаг, резко ударил молотком по письменному прибору на столе – маленький глобус, муляж чернильницы и две ручки разлетелись на куски.

Константин, чья рука была в пяти сантиметрах от молотка, побледнел.

- Мужики тебя сдадут с потрохами, - продолжал инструктор, любуясь результатами удара и покачивая молотком. - Проголосуют, как скажем. Они ж в очереди на бесплатное жилье стоят, на покупку машин. Кто не поймет – вылетит. Да, подло. Но ты сам напросился.
 
А девочку-учительницу никто не тронет. Я уже переговорил с директрисой. В милиции ждут отмашки на расследование по поводу новой школьной мебели, которую она «подарила» своей дочери. Бабушка третий день икает, из туалета не вылазит. Будет молчать.

Девочке своей передай: если из райкома спросят, пусть ответит - я приезжал к ней. Но она отказалась встречаться. Не нужно ей нервы трепать. Учителка, в отличие от тебя, урода, хороший человек.

Ты же – обычный козел. Делаешь несчастными баб и гордишься.

Я - не шакал и не палач. Понимаю, в какой мы стране. Пытаюсь помогать. Иногда получается, иногда – нет. Хотел тебе, му…ку, помочь. Не получилось.
 
…Начальника участка на собрании исключили из КПСС единогласно. Мужики прятали глаза, что-то невнятно бормотали, старательно обходя бывшего руководителя. Константин стоял бледный. Сашка сидел в президиуме с каменным лицом. Было мерзко.

Его сейчас все присутствующих на собрании ненавидят. Это он с директором и местным парторгом «объяснил» людям (беседуя с каждым персонально), как нужно голосовать. Трудная это работа - быть подлюкой. Даже для пользы дела.

Герой-любовник уехал в Подмосковье. К первой семье. Говорят, стал успешным предпринимателем. Делает ручную мебель. «Средний класс». Но на карьер, где трудился, больше не приезжал…

А Клава вышла замуж. За шофера. Сына родила.
 
Лет через десять они случайно пересеклись в областном центре на рынке с Сашкой. Постояли, поболтали, посмеялись. Чехова и Куприна вспомнили.

У обоих в жизни – всё нормально. Нет претензий.


* * * * * *

Летом 88-го случилась забастовка. Работяги с электромеханического отказались выполнять план. Зарплату им задержали. И маленькой она оказалась. А еще талоны на водку не отоваривали. Нет, мол, её на складе. И жратвы в магазине – ноль. Только хлеб, спички, соль и мыло.

На хер такая перестройка! К е…й матери «ускорение и гласность»! Разогнать райком и райисполком! Директора завода поменять! Даешь настоящую свободу слова! Разрешить частный бизнес! К ответу болтунов-коммуняк!!!

Начальство завода в райком КПСС примчалось – что делать? А там - тишина. Все секретари, втроем на одной машине, уехали в область. Советоваться. Заведующие отделами заперлись, шептались. Вышли с черными лицами.

Серега, заведующий организационным отделом, собрал своих. Нам, говорит, надо ехать на завод. Инструкторша Люба, икнув, заорала – а почему не «идеологический» отдел? Это по их линии! Пусть про учение Ленина-Маркса работягам напомнят!

Серега вяло улыбнулся. Там одни бабы, а у них - дети. Плачут. Не поедут.

Люба запищала – и у меня дочь. Я тоже – слабая женщина! Зарыдала.

Мишка, старший инструктор, заместитель Сереги, прежде трудился на электромеханическом. Позеленел. Чуял, кому могут поручить поездку.
 
Сашка все это время смотрел в окно. Он понимал, куда плывет ситуация. Он – куратор завода. Партийные собрания проводил, выступал, агитировал людей в коммунисты идти, решения партии воплощать в жизнь. Врал про то, во что сам не верил. Вот и получи «ответку» от народа!
 
И ведь они вдрызг напьются. Полезут морду бить. И набьют. А милиция – разбежалась. Те еще «солдаты революции»…

Все тут же дружно навалились. Давай, наш честный! Расскажи им политический анекдот, ты это умеешь. Уговори разойтись по домам!..

Сашка махнул рукой – хрен с вами, поеду. Коллеги оторопели. Ждали отговорок. Мол, лишь бы не меня. Моя хата с краю.

Серега полез в сейф. Вытащил две бутылки водки. Может, пригодится. Сашка сунул в портфель. Добавил яблок, хлеба. Кивнул – машину давай…

На заводе было весело. Ворота - открыты. Заходи, грабь!
 
В блоке цехов, на центральной площадке, где лежали готовые электродвигатели, кучковался народ. Человек двести. Нормально. Если что – хрен убежишь. Водитель машины, высадив Сашку, уехал. Понятно. Чего машиной рисковать? И сам лишний раз побережется.
 
Ох, валится страна…

К Сашке подошел местный парторг, Вячеслав. Молодец, не испугался. Элегантно одет, прямо пижон. Лицо – спокойное. Раньше был заместителем директора. Надо людям слово сказать, тихо сказал он. Пусть успокоятся. Меня – послушали. И послали на три буквы. Но не угрожали. Куражатся.

Ага. Вон, сколько красных морд! Успели заправиться. Шумят, галдят. Прислушался. Ну, да. Долой, гнать, сажать, свободу! Ладно, разберемся.

Инструктор отдал портфель Вячеславу. Береги, скоро пригодится. Будь рядом.
 
Подошел к столу, на котором стоял очередной оратор и кричал. Требует начальство к ответу. И где райкомовские крысы? Чуют, пришло время отвечать за мерзкие дела! Свободу русскому мужику! Дайте ему нормально работать, он станет богаче всех на свете! Дайте фермерам землю, мы утонем в еде и зерне! Не будет дефицита! Вся власть работягам!!!

Блин, они ж в это верят! Потом будут орать, что так не говорили.

Сашка отодвинул очередного претендента на выступление и взобрался на стол. Отнял мегафон и заорал: слушай сюда, народ православный!

Все уставились.
 
- Хотели увидеть райкомовскую крысу? Смотрите!
 
Только не было, и нет у меня никаких льгот. И тайных складов со жратвой – тоже. Зарплата – в полтора раза ниже, чем у вас. Есть сад-огород, скотина. Кто работает, не голодает. А самогонку хлестать – говёная привычка.

Да, в Москве начальство разум потеряло, руководить не умеют, экономику валят. Дураков до власти допустили. Мы сами допустили – избрали, поверили болтунам. Значит, нужно менять. Но митинги – тупой путь. Ну, бросили работать, напились! Откуда зарплата возьмется?..

Я – обычный человек. Тоже хочу хорошей жизни. Честной власти, а не обманщиков. Вот сейчас – изберите 10 человек. Я с вами завтра поеду в обком, там будем решать, кого снимать-назначать, сколько работать, что выпускать. Выбирайте умных, грамотных. Не трепачей.

Называйте кандидатов в состав делегации!..

Народ шумел. Сашку знали, многие с ним раньше работали. Смеялись, хлопали по плечу. Стало легче.
 
Пока Вячеслав писал фамилии кандидатов в заводскую делегацию, оратор расстелил газету, выставил водку, высыпал закуску, метнул стаканы и кружки.  Замахал руками – сюда, делегаты!

Подтянулись. Принесли свою выпивку.
 
Через полчаса стало хорошо. Делегаты обменивались адресами, обещали к десяти утра приехать в райком. Остальные бунтари пошли по домам…

Сашка запьянел, рассказывал анекдоты. Другие тоже не стеснялись. Ждали машину, чтобы отвезти инструктора домой.
 
Отошел в сторону, стоял, дышал. Кажется, пронесло. Уговорил народ не бузить. Хотя бы сегодня. Ох, наваляют нам завтра в обкоме!..

Откуда-то вынырнул парень. Сунул в лицо красную книжицу. Хорошо одет, в затемненных очках. Взял Сашку под локоть. Говорил тихо, но внятно. Пойдемте с нами, нужно пообщаться по поводу ваших антикоммунистических призывов.

- Ух, ты! – удивился Сашка. – Медаль захотел, товарищ особист? И где вы раньше прятались? Чего народу правду не сказали? А про письмо ЦК КПСС слыхали, согласно которому приглашать в ваше ведомство партийных работников даже на беседу - только с согласия руководства райкома партии?..
 
Сейчас  особые обстоятельства, шептал незнакомец. Имеем право применить любые методы и средства. ЛЮБЫЕ!!! Не усугубляйте, Александр! Будет только хуже. Он сжал руку на локте. Кивнул головой, из-за угла выскочил его коллега. Аккуратный, скользкий, в очках.
 
Суки, где они таких одинаковых делают? Под пиджаками у обоих топорщилось.

Стечкин? Макаров? У обоих – не у пистолетов, а у живых великих конструкторов-оружейников и преподавателей политеха - Сашка был студентом. Оба ему по специальности – инженер-ракетчик – поставили «отлично». А эти - что заканчивали? Где работали? Б..дь, наплодили бездельников!..

- Значит так. Срочно звоните полковнику Берсеневу Николаю Васильевичу (переглянулись). Да-да, ваш руководитель. В машине наверняка есть рация-телефон. Объясняете ситуацию. Меня по имени-отчеству и фамилии назвать. Получите указание. Других вариантов нет. И не дурите…
 
Парни снова переглянулись, но рук не разжали. Из-за угла появилась серая «Волга». Медленно ехала в их сторону. Сашку держали.
 
- Вячеслав!!! – закричал он. Парторг оглянулся. Остановились и два десятка мужиков. – Срочно ко мне! Есть хороший разговор!!!

Оба спутника, матюгнувшись,  растворились в кустах. «Волга» дала задний ход. Подошедшим мужикам Сашка сказал: «Хочу выпить на посошок»…

Делегацию в обком не пустили. Сашку отпихнули от входной двери, обозвали. С охраной чуть не вышла драка. Уговорил ребят не дурить. Вернулись обратно. Завод опять забастовал. Впрочем, через пару дней все вышли на работу. Ничего бунтовщики не добились. Но и наказывать их не стали.

Сереге за водку и поведение подчиненного дали втык. Он вскоре уволился, ушел на завод. А Сашке – ничего. Даже никто не поговорил из начальства.

Он сходил на встречу с «полковником Колей». Тот извинился  за особистов. Работа такая. Спасибо, что не стреляли. Николай с Сашкой были одноклассники. Пошли в парк, поговорили про перестройку, согласились, что Горбач - г…н! Напились. Вызвали машину...

Инструктор тоже уволился и вернулся на карьер. Обычным мастером. Партбилет бросать или сдавать не стал. Но на собрания не ходил. Стал внештатным автором в районной газете, писал статьи на острые темы. Отводил душу.
 
Ребята же, которые в темных очках, через пару лет с ним пересеклись. Там тоже интересный сюжет получился. Но это – уже другая история…


* * * * * *

Их было 43 человека. Завучи местных школ. Назвали свое мероприятие районным совещанием педагогов. Повод – мерзкая статья в районной газете, которая грязно порочила святую профессию. И их – носителей всего самого высокого, что есть в людях на планете Земля. Представляла в клеветническом облике тех, кто несет нашим детям свет знаний!

Они требовали уволить с работы автора этой мерзости, корреспондента районной газеты Сашку. Без возможности трудоустроиться журналистом где-либо в России. Поганой метлой вымести эту тварь, эту нечисть!..

Редактор газеты на собрание не пошел. Срочно «заболел». Больничный лист у жены-врача оформил. Остальные журналисты газеты числом три человека умотали в «командировку». То есть - пьянствовали в соседнем поселке, в кафе.
Суть истории такова.

В череду «перестроечных» забастовок вклинились учителя. Хотя прежде ни они, ни медики работу не бросали. Говорили, нельзя. Мол, вместе с военными - святые профессии. А тут, бастанули. Приперлись в райцентр с лозунгами, стали орать.

Сашка пошел. Толкался, болтал с девчонками. Он их по работе в райкоме знал.

Требований было много. Зарплату вовремя давать. Повысить её. Льготы ввести. Талоны на хорошую одежду и обувь, нельзя в старье в школу ходить. Добавку за классное руководство вернуть.  Книги и журналы бесплатно им выписывать. И еще десяток всякого-разного. А в конце писульки, за номером 17 – бесплатно кормить младших школяров горячими завтраками.

К ним вышел глава администрации района, помолчал, взял петицию, сказал, что уважает труд педагогов, и смылся, ничего не обещая. Милиционеры, отсмеявшись, разошлись. Сашка поскакал в редакцию, отписываться.

Статья вышла в пользу забастовщиков. И про их нелегкий труд было сказано, и про великое терпение, историческую миссию. Но затесался нюанс. Сашка аккуратно перечислил все 17 пунктов учительской петиции. Одобрил их. И тут же написал: но лучше было, все-таки, требование про бесплатное питание малышей-школяров поставить на первое, а не на семнадцатое место. Логичнее…

И – началось! Школьные курвы непрерывно звонили в райком и райисполком, они оседлали номер редактора так, что он отключил телефон. Глава администрации позвал Сашку с редактором, они поржали (статья-то – в поддержку педагогов!), «начальник района» велел провести собрание. Пусть автор скажет учителям, что на самом деле имел в виду. Они, мол, ошибаются.
 
Журналист поскучнел: учителя ему горло перегрызут. Переубедить их невозможно. Они, суки, всегда правы. А все родители – кроме них, конечно – козлы и дураки, не умеющие правильно воспитывать детей. Единственное их горе сейчас в том, что Сашкины дети учатся в областном центре. А то бы они из отличников-медалистов сразу превратились в двоечников…

Из участников собрания двое были мужики. Молчали, сидя на заднем ряду. Судя по взглядам - за журналиста. Но высказаться вслух - самоубийство.
 
Остальные бабы - обличали. Говорили по-разному - громко, тихо, визжали, шептали, плакали, рыдали, сардонически хохотали. Но смысл у всех был один. На кол его! На костер!

Сашка сначала пытался что-то сказать. Не дали. Он уселся, достал блокнот и стал писать. Педагоги тут же заявили: если он опубликует статью с собрания в своем «продажно-проститутском»  стиле – его семье здесь не жить. Уедете к черту на кулички! Если успеете…

Сказала об этом одна из завучей. Сашка, до того момента - несмотря на ругательства в свой адрес - мило на нее глядевший, изменился лицом. Взгляд у него стал туманно-задумчивый.

Завуч, похолодев, вспомнила, где видела этот взгляд.

Год назад, когда Сашка только пришел в газету, она, после окончания уроков, забежала к мужу на работу. Он был первым бизнесменом, кто открыл в их поселке кафе. Учительница кушала, весело болтала.
 
И тут в кафе зашли трое. Кожанки, красные галстуки, золотые цепи и перстни. Накачанные фигуры. Классика жанра.
 
Они уселись за соседний стол, один из них улыбнулся, блеснув золотыми вставными зубами, и пальцем поманил хозяина заведения. Тот позеленел, шепнул жене – не шевелись, молчи! – и двинулся в сторону гостей. Других клиентов в кафе не было. Знали, когда заходить.

Хлопнула дверь. На входе стоят Сашка. Зашел перекусить. Главный «братан», не оборачиваясь, сказал – «Вышел, как вошел»! Сашка шагнул вперед: «Брось, Колян! Может, я с тобой поболтать хочу».

Через секунду они обнимались, хлопали друг друга по спине, потом - пили водку и коньяк. Друзья детства, выросли в одном дворе. Муж учительницы старательно играл роль официанта. «Братаны» ушли, так и не поговорив с ним. Денег не заплатили, но и «взноса» не потребовали. Владелец попытался отблагодарить Сашку (это он попросил Коляна не «портить отдых»), но тот махнул рукой. И одарил бизнесмена с его женой задумчивым взглядом…

Когда все наорались, Сашка попросил слова.
 
Ваша профессия – святая. Статья была написана из благих намерений. Критику учту. Произведения классиков педагогики иногда читаю (перечислил несколько фамилий). Про то, что все учителя при царе как сыр, в масле катались - вы слегка ошибаетесь. Не нужно шуметь. Перечитайте Чехова и Толстого.
 
Вы сказали: нет такой профессии – журналистика. Мол, крадем жизненные сюжеты, неграмотно пишем. Не буду спорить. Лишь прошу – напишите что-то интересное из школьной жизни, пришлите в газету. В виде статей. Многие из вас – филологи. Мы тут же опубликуем.

Спасибо за ругательства. Без мата, но, сколько новых и чудесных словосочетаний я про себя сегодня узнал!

А про семью… Уверяю – решу любые вопросы с нашим безопасным проживанием здесь. Ласково улыбнулся в сторону завуча, та часто заморгала. Всех благ!..

На следующий день редакция не работала. Сашка повез коллег в кафе к мужу педагогини. Выздоровевший редактор говорил красивые тосты. В роли официанта метался владелец заведения. Лицо его было зеленым. Попытка не взять у журналиста деньги, была пресечена все тем же туманно-задумчивым взглядом.
 
Ни одной статьи, никто из педагогов не написал. Говорили - получаются школьные сочинения, от которых сводит скулы.
 
Значит, есть-таки профессия под именем журналистика…


* * * * * *

Позвонила Валя. Майор милиции. Из инспекции по делам несовершеннолетних. Сказала – едут «прикрывать» подпольный публичный дом, где в качестве «рабынь» - девочки-школьницы. Не хочешь для газеты репортаж сделать?

Сашка заорал в трубку – конечно! Еще как хочу! Разоблачим!..

УАЗик остановили в сотне метров от поселка. Тихо пробирались грязными дворами, лезли между сараями и гаражами. Грязь, воняло. Обляпались. Гнездо разврата спряталось в подвале облезлой двухэтажки. Менты заблокировали оба подъезда. Полезли вниз. Сашка крался сзади.
 
Там был грязный стол с закуской и выпивкой. Тусклая лампа. Две самодельные то ли кровати, то ли – топчаны. Три полураздетых, пьяных и грязных мужика. Двое – типичные тюремщики-алкаши в телогрейках, третий – мятый и мутный тип в шляпе и очках.

Возле лежбищ стояли две голые девочки. Не прикрывались. Лет двенадцати. Никаких признаков взрослости. Обе шатались. Одна - в крови…

Сашка видел в жизни многое. Мертвых людей, разорванных на части. Изувеченных женщин. Массовые захоронения времен войны. И везде оставался на ногах, запоминал. Профессия такая. Привык.
 
Но тут организм отказал. Это были ДЕТИ!!!

Он схватился за стену, выбрался наружу, сломался пополам в приступе желудочной судороги. Не устоял, упал на колени. Еще секунда, и он сдохнет. Откуда взялись эти твари? Их нужно рвать на куски!..

В подвале шла драка. Майор Валя, забыв про висевший у нее сбоку пистолет, схватила обрезок арматуры, кинулась на мужиков. Ее перехватили двое коллег. Нельзя – кричали. Они нужны живыми!  Валя не слышала, рычала и кусалась...

Когда ублюдков избили и скрутили, вызвали второй наряд. Ребята из первого экипажа сами ехать не могли. Трясло. Примчалась «Скорая». Два фельдшера обрабатывали девочек, потом отхаживали Валю, Сашку, ментов. Старательно не смотрели в угол подвала, где копошились окровавленные насильники.

Двое из них действительно были недавними тюремщиками. А третий – бывший учитель. Пенсионер-инвалид. Валя его немного знала. Изредка смотрела туда, что-то шептала, утирая слезы.

Сашка уселся на куче кирпича снаружи, возле входа в подвал. Статьи не будет. Нельзя про это писать.

Пришли жители окрестных домов, но он их внутрь не пустил. Стоял грязный, мокрый, злой и, размахивая руками, орал – нельзя! Вы что, не знали про подвал, и что там творится?

Народ угрюмо молчал. Кто-то ответил. Не наше дело. Ты видел тех уродов? Пырнут ножом, кто наших детей воспитывать будет?
 
Господи, шептал Сашка, они знали и молчали! Это кем же нужно быть?..
 
Вышли милиционеры. Отогнали зевак, сунули ублюдков в автозак. Уехали.
 
Молча, приблизилась Валя. Страшная, заплаканная. Заговорила.
Этот поселок – ссыльно-каторжный. Тут каждый второй – сидел на «зоне».
 
Знаю, сказал Сашка. Сам в таком вырос.
 
Валя предложила: поедем к нам, в отделение, успокоимся.
 
Нет, сказал Сашка. Я пешком домой пойду.
Там же 10 километров!
 
Ничего, зато отдышусь. Таким домой – нельзя. А статьи не будет.
 
Это понятно, сказала Валя. Помолчала. Ты завтра зайди, протокол подпишешь. Ну, и посидим, помолчим в обнимку. Нужно же снова людьми стать…

Зайду…

Херовая у вас работа, девочки и мальчики. Вертайся учителем в школу.

А ты детей защитишь? – мертвым голосом спросила Валя. – Молчи. Каждый делает свою работу.
 
Сашка перехватил сумку на другое плечо, пошел через поле.

Уволиться, что ли? На завод. Там, хотя бы, всё понятно.

Не-е-е-е, сопьюсь. И статьи – кто писать будет?..