Журавлиный клин

Равнобедренный клин борющихся со сном журавлей, опираясь на взбитые крыльями восходящие воздушные потоки, под тревожное голосение молодняка «не спать - не спать», проследовал из Скандинавии в Тунис. Так получилось, что наш город находится на пересечении миграционных путей серых журавлей и белых аистов. Причем, если первые, как говорится, ходят строем, последние предоставлены себе с поправкой на ветер.

Построение клином для дальних перелетов — самое выдающееся изобретение журавля, совершенное одновременно и независимо от цапель, гусей и лебедей, которое с самого начала человеческой истории два раза в году разыгрывается над его головой: по весне, когда на эстонский лад свысока разборчиво доносится «кург-кург» и осенью, когда всем остающимся с холодами латинянам разборчиво слышится «грус-грус». В таком построении уступом впереди летящие птицы махом крыльев вниз создают позади себя восходящую струю, которая на четверть экономит силы соседу сзади и чуть сбоку. Так что журавли в поисках оптимального для себя положения в строю (с точки зрения сопротивления воздуха), неизбежно порождают цельные конструкции V-образной формы, перемещающиеся по небу наподобие катеров на воздушной подушке. В таком положении журавли благополучно пересекают водные преграды, включая Средиземное море, и оседают на его африканском побережье. Чего не скажешь про аистов, которые беспорядочной гурьбой по замысловатой траектории добираются до озера Танганьика в дебрях Африки, всецело полагаясь на «термаль» (теплые восходящие потоки от земли), сторонясь при этом моря и просачиваясь на Юг через узкие горловины проливов Босфор или Гибралтар, смотря что ближе, за всю дорогу практически не прибегнув к взмаху крыльями (на взлете и наборе высоты не считается). Никто никогда не видел аистиных клиньев и без устали парящих журавлей, несмотря на то что объективных препятствий к этому нет (размах крыльев, длина и масса птиц идентичны).

Старик Аристотель прозаически не мыслил и вероятно, будучи под впечатлением массовой миграции птиц, допускал, что за этим стоит перевоплощение одних птиц в другие. Хотя по тем временам почему не обыденность: ждать от свинца превращения в золото, от журавля — в аиста.
Живший в XVI веке шведский архиепископ Магнус, известный тем, что выдумал 5 Эриков и 6 Карлов в историографии шведской короны (из-за чего Карл XII на самом деле был шестым), первым предположил, что хотя бы ласточки отправляются зимовать на дно водоемов. Через два столетия известный литературный критик и поэт Сэмюэл Джонсон развил эту гипотезу: ласточки сначала собираются в большую стаю, образуют в небе плотный комок и лишь потом падают на дно водоема. Надо сказать, Сэмюэль достиг грандиозных успехов на литературном поприще всю жизнь нещадно матерясь, т.к. страдал редким заболеванием — синдромом Туретта с проявлением копролалии — непреодолимого желания раздавать нелицеприятные характеристики окружающим. Можно только догадываться как выглядела на самом деле фраза, вылетевшая из уст туреттика Джонсона: «патриотизм — последнее прибежище негодяя». Его современники ни о чем не подозревали и должно было пройти еще сто лет после кончины поэта, прежде чем заболевание получило свое описание.
Другой поэт, вряд ли знавший о ласточках Джонсона, пришел к аналогичной мысли, но зашел с другой стороны:
«...Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей».