Звезда Спика

                1.

               Мечта человека с большими выразительными глазами, весёлым авантюрным характером, и мастеровитыми руками — сбылась по дембелю. Дальнозоркий морской бинокль сослуживцы подарили, по выходу на пенсию советскому майору Михаилу Ганину.

Аккуратно сложив всё своё «военное», за ненадобностью, — отвёз в гараж, с лёгким сердцем в отдельный угол кинул. Только парадный китель, позвенев теснённым металлом медалей, окончательно завис в шкафу на радость моли и невидимой пыли.

«Ну что, мечта твоя сбылась?» — спросила жена, — поглядывая на своего крепкого сорокапятилетнего пенсионера, внимательно изучающего сильную кратность дорогой вещи, потягивающего пиво, бросая солёные орешки в лужёное горло, в здобревшее, слегка выпуклое пузо. — И что думаешь дальше делать?.. Не дома ж будешь валяться лодырем...

Заспанная женщина впилась точечным взглядом в светящиеся глаза здорового своего мужика, пытаясь по эмоции на лице разгадать его отношение к дальнейшему труду.

  — В пожарку пойду! — выкручивая окуляры, сопит бывший служивый, — наведя их на большие размеры груди, застывшие в проёме двери. 

Жена смешливо язвит, хлопая по своим раздобревшим ляжкам. — Ну, конечно! Лишь бы ничего не делать. А в него с каланчи будешь пожары разглядывать, да? — запахивая глубже халат, — вновь вставляет вопрос.

У него ответ болтается на кончике языка:
   — Ночными звёздами буду любоваться… другой совсем мир изучать! Да и за молодушками буду подглядывать дома напротив, холодное пивко, на лоджии потягивая в тёмные скучные вечера, грызя орешки, — ответил,  не соврал, расщеперивая в длинной улыбке сытое лицо, совершенно расцветающее от окончательной свободы.

Ведь «дурдом» позади, впереди одни невероятные возможности, гражданские перспективы. А Ганин так их ждал!

   — Ты, думаешь, этот дом сдадут? Сколько лет стоит неприкаянный.
 
   — Знаю точно, — «дорога» выкупила. Через пару месяцев достроят. Бабки у «железки» есть. Своих распихают.
               
                2.

             Через месяц, Ганин уже примерял на себя должность начальника караула ведомственной пожарной части. Потянулась, потекла служба, работа, новое увлечение, по графику сутки – двое! Всё хорошо, всё терпимо — если бы не пожары! Если случаются, особенно зимой очень часто, — то хоть увольняйся! 

А прям к концу засушливого лета, — сдали мощный дом напротив. Похожий на пчелиный улик, дешёвой жёлтой плиткой облицованный, правда, старого ещё типового проекта. Но что уж сделать, его начали строить ещё десять лет назад. Железная дорога «своих» поселила, обрадовала. Как полагается,  «кое-что»,  выделив ревнивому городу.

Засветилось каменное убежище, поступательно заискрив окнами, лампами, люстрами, как новогодними гирляндами, иллюминацией. В десятиэтажном организме поселилось людское счастье, будущее, надежда. Не соврал тогда жене владелец сильного подарка. Скучно вечер перед болтливым «ящиком» проводить, когда жена в ночные смены уходит дежурить на станцию скорой помощи.

Уже давно  в ритуал вошло у новоиспечённого пенсионера, в такие тёмные вечера одиночества выносить на отдельный столик мощные линзы, батарею пива с его любимыми орешками. Любит Михаил Иванович, аккуратненько плед тёплый положить на креслице, размягчить уставшее обленившее тело, успокоить длинные нижние конечности, «по-американски» забросив их, то на подоконник, то на растопыренный стол.
               
                3.

            Полазив, пошарившись, пошарахавшись линзами по небесной крыше, по мерцающим светилам, понаблюдав за кривыми траекториями бесчисленных спутников, человек, привычно выводит чёрную мощь на обустраивающуюся людскую суету, отхлёбывая очередную порцию пенистого напитка. 

Везде семьи, везде смеющиеся, уговаривающие и кричащие жёны, мужья и их дети — то мебель затаскивают, расставляют. То на стены ерунду всякую развешивают, с руганью пеналы и полки размещая, молоток, отвёртку роняя, пот со лба смахивая. Там вовсю кипит обновлённая жизнь!

Кто по пианино уже ручонками колотит, соседей зля, нервируя. А вот-вот там, где ещё защитных штор не висит, молодые с любовью низко прячутся, не «слазя» друг с друга, — правильно, обустройство никуда не убежит, а «этому» Богом как раз выделено главное времечко.

А в том окне, старик немощный по комнатенке одиноко совкается, на кухне в основном пропадая, кашку себе варит, лысину почёсывая, телевизионную рогатину периодически настраивая. У всех своя жизнь, своё видение её. А в той вон квартире, «шибутные» живут.

Там постоянно пьянка, веселье до края ночи. А в «однушке», жена уже не раз вроде полотенцем, тряпкой мужика своего лупцанула, — видно пьяным приходит домой, и не в срок, а может, не выполнив задания. В другой — детей полная хата, там, в любви и радости семейка обустраивается, очередного малыша ждут, самыми первыми шторами от постороннего мира себя отгородив.

А там, молодые, на балконе вроде втихушечку шашлычок жарят, и совсем не торопятся с работами. А, правда, куда уже спешить, десяток лет ждали этого мига, этого долгостроя, можно и мясца сварганить, горькой закусить, о счастливом будущем  «под шафе» помечтать.

Только точно, напротив, по центру Мишкиного любознательного глаза, три окна никогда не вспыхивают огнями. Там никто не живёт. «Муравейник» на расстоянии стоит, и новосёлам не догадаться, в мозгу не представить, что они все как на ладони у начальника ночного и пожарного караула.

Потягивает напиток, грызет «бурундуком» орех человече, почёсывая волосатый живот. «Ах, какая благодать — эта заслуженная пенсия, да в 45-ть! Спасибочки, Советской, вечной власти! Вот это лепота! Сколько ещё сил, желаний и интересов в теле и башке!» — думает захмелевшая голова наблюдательного человека, изучающего обширную окружность вокруг здоровой своей жизни.
               
                4.

              Вдруг, вспыхнули эти три окна, по очереди, выпустив в ночь из себя яркий свет. С любопытством переводит настырный дембель свои морские увеличительные мощи, на так давно, в немоте спящие стеклянные рамные глаза. Крутит плавные механизмы, ищет особую четкость изображения, с наслаждением посапывая возбуждёнными ноздрями.

Там женщина-хозяйка появилась, быстро себя возможно из ванны, до мини-мини раскрепостив, фигуристой манекенщицей летая, бабочкой порхая по гулким ещё комнатёнкам. В одном кружевном белье, налаживает свою новую жизнь, радуясь большим благоустроенным квадратам.

«Ах, какая фигуристая, гибкая «смугляшка». Видно с морей только что приехала. Неужели не замужем?» — сглатывая горлом сладкие слюни, заёрзал самец, забыв про напиток, про любимое бездонное мерцающее небо, окончательно потеряв интерес к остальным окнам, семьям, отдельным их жизням.

Отвалился на кресло мечтатель, поменяв местами отёкшие ноги. Закрыл глаза, плавно включил воображение, продолжая упиваться приятной прохладой ночного воздуха, слушая милое воркование голубей на карнизе, у вечно отсутствующего соседа, дальнобойщика.

«Интересно… кто она?.. Где работает?.. Замужем?.. Сколько ей?.. Сорок наверное есть, может даже больше…  Ах, как хороша, — прямо редкой фрезой когда-то точёна. Не поскупился же Бог на резцы, чтобы на выходе такую прелестную гармонию получить.

Чёрт… ещё бы пару «крат» впихнуть в эти линзы, — чтобы до глаз её дотянуться, их свет увидеть. Там она вся спрятана!» — уже разглядывая чужие миры в мерцающем пространстве, — думал Михаил, наливая в бокал очередную порцию всегда «бодяжного» хмеля.

«Как же узнать?.. Как же узнать?..» — билось в голове, торопливо перебирая варианты. О-о!.. У меня же знакомая в администрации района сидит секретарём, — точно! Когда-то в великие перестроечные времена, рыжая Валюшка талончики на спиртное и сигареты выдавала, когда жгуче молодыми и неустанными ещё были, в те сухие и пьяные времена. Её я и потревожу завтра, с коробкой конфет в нагрузку, пошуршим приятными воспоминаниями. «Та-а-к… двухкомнатная… девятый этаж… средний подъезд»
               
                5.

             Ганин утром уже стоял на свежевыкрашенной площадке, «инкогнито» записав номер интересующей квартиры. Прошла неделя. «Даниленко! Даниленко!..  Квартиросъёмщик. С линейного отдела милиции ж.д дороги — бравый капитан, — таращился пенсионер в крохотный листок. Не знаю такого!.. Ну что ж, замужем так замужем!» — шевелил мозгами бывший военный, чувствуя, что где-то встречал эту фамилию.

На дежурстве, гадая кроссворд, со скрытым интересом озвучил своим пожарным эту фамилию. Петрович, — водитель машины, старый волосатый угловатый боец, что-то вспомнил: «Знал ещё старшим лейтенантом одного Даниленко. Жил такой в «Шанхае» — вроде работал тогда военным, а там чёрт его знает. Он, не он?..» Но трущобы давно сровняли с землёй. Да Михаилу «он» и не нужен, ему надо как-то мягонько узнать, где работает «она».

Молодой, самый неопытный ствольщик, самым умным оказался, играя с напарником в шахматы, ковыряясь спичкой во рту, язык оживив: «Начальник, а вы в наш телефонный новый справочник загляните!». — «Вот бестолочь, – точно!»

Внимательно рыщет цепкими глазами в мелких буквах, словах, внимательно считывая все фамилии, конторы. МУП «Правдинский Водоканал» — главный экономист Даниленко Мария Олеговна, и все телефоны. «Неужели она? А если ошибка?» — вспыхнула надежда, сразу переведя в действие серое вещество. «Контора, на днях вроде договор должна с ними перезаключить».

И тут, вдруг всплыло, вспомнилось, в зрительной памяти запечатлелось. «Так эту же фамилию я на доске должников своего дачно-садового общества «Малиновые рассветы» — долго видел, выезжая из ворот»  — кинулось тело к аппарату, глазами высматривая время на часах. «Думаю, не спит самый «главный», их удобренной огороженной земли» — набирая номер — помыслил неунывающий, цепкий человек, в котором ещё оказывается столько чертей сидит! 

«Здорово председатель!.. Здорово Митрич, — разбудил?.. Ну, ничо-ничо… — выспишься ещё. Скажи, в нашем обществе любителей грядок и шашлыков есть такой Даниленко? (пауза) Понял!.. Мент… Железка... Следователь по дальнему кусту… Ясно… 45-я… Второй ряд, с мансардой…  А-а – это угол самый, туда, куда мокрая вода плохо доходит, понятно... (смеётся) — Спасибо Митрич! Да так… в общество книголюбов, уже какой год не платит сука взносы. Пока! Детям, внукам и жене наш пожарный сердечный, с огнём, и с холодной водой сверху!
               
                6.

              «Кого ты там, так всё внимательно высматриваешь?» — вдруг со спины появилась жена, без спроса, с вопросом, «мягко» отнимая от его глаз большие окуляры. Позыркав, покрутив, недовольно проронила: «Всё трясётся, ни черта непонятно… прям глаза заболели… и что хорошего не пойму?».

Временно свесив объёмные груди на деревянную остеклённую раму, широко зевнув в трясущуюся зыбкую темноту, выдохнула:
  — Да, между прочим, вчера в тот дом уже в ночь на вызов ездили.

  — И что там? — без интереса спросил муж, — на интересной квартире, вновь правильно настраивая, ранее специально сбитую чёткость.

  — Бедная женщина! Муж в длительной командировке. Дома кавардак, надо сверлить, прибивать, развешивать. Вот и решила не дожидаться, сама посверлить. Вот и просверлила себе руку. Крови было… Жутко вспомнить!

Ганин, слушая жену, чётко выхватил радостную картинку светлой кухни на том конце света. Там женщина кашеварила, на привязи держа забинтованную левую руку.

  — Она! — вдруг на эмоции, самопроизвольно из-под бинокля птичкой вылетело  слово, на радостях взбрыкнув отёкшей задницей.

  — Ты о ком? — таращится на «звездочёта» его половина. — Не поняла?
    
  — Спика! — самая яркая звезда в созвездии Девы. Из 190 звёзд — представляешь, Том… самая-самая яркая! — несло и несло несостоявшегося когда-то астронома. — Символ зодиака соответствует августу и сентябрю.  Спика — она самая фигуристая звезда, таких ещё поискать надо, — не отрывая окуляров от вожделенного объекта, — говорил и облизывал посохшие губы увлечённый человек, в голове уже выстраивая смелые планы на завтра.
    
   — Давай иди спать, Миха Галилей… хватит ерундой заниматься! Прямо как пацан, ей-Богу смешно… — пенсионер ещё называется.  Серьёзности ни в одном глазу…

   — Иду, Том, — иду! На Спику последний раз гляну, формами полюбуюсь, чтобы ночью приснилась.

   — И что ты будешь с нею делать, в том сне?

   — Как что?.. — Топтать!

   — Всё…  заканчивай топтун, — видел, сколько уже на часах?               
               
                7.

               Неторопливо  и  выверено собирал свой специальный слесарный чемоданчик, в мыслях вспоминая, какие обычно работы проводятся новосёлами. Надо было ничего не забыть, до самой мелкой мелочи положить. Облачившись в новенький специальный костюм, когда-то «стыбренный» из «ЗИПа» важной военной установки, теперь необычный для местных «пиджаков».

Ганин, выглядел как первоклассный слесарь из ООО «Вечный Газ и МЫ». Покидая гараж, остатками водки пополоскал рот, окончательно угробив всяких пахучих микробов.  Для приличного запаха, для сладости оттуда, сжевал сразу две «Алёнки», третью конфетку бросил в широкий  накладной карман. «А вдруг!?..»

Посмотрев на себя со стороны, улыбнулся. «Ну, что — хорош! Любую дыру, отверстие, просверлю, заткну! В любую щель влезу, прикручу, вкручу, забью! Всякую мебель соберу, разберу, даже сломаю!» — настраивал себя мастер на подвиг, на свой страх и риск выдвигаясь к изученной уже квартире. Уж больно хотелось ему «ЕЁ» увидеть накоротке, глаза в глаза, дыхание в дыхание, слово на слово. Филигранно выстроенный план действий требовал ещё зайти в гастроном на углу.

Дом пахнет ещё свежими красками, неуверенностью и новизной. Перед знакомой квартирой гора упаковочного картона, «раздербаненные» коробки. Человек замер перед простенькой дверью. Стал напитывать себя смелостью, отвагой, в стопочку, на язык, складывая первые слова, от которых зависел успех этого захватывающего предприятия.

Напитав, выложив, погладил напыщенный чемоданчик, потом свой кудрявый верх, пивное лёгкое «брюшко», этой же рукой, обречённо ткнул в кнопку, слегка задержав дыхание.
   
  — Здравствуйте!.. Вы к кому?..

В глазах лёгкое удивление, испуг.

   — Я-я… любовник на… тьфу, извините… простите… — я-я, мастер на час! Она, коротко посмеявшись, с ног до головы удивлённо изучает его необычный солидный «комбез», очень приличное состояние морды, без «синюшностей» сверху, и перегаров изнутри. Стоит, будто сам начальник управления. Стоит и ждёт её указаний, приятным парфюмом залетая в её нос, бабское тонкое чутьё. 

Ганин, знал, что надо катком с напором ехать! Действовать, — не давая ей опомниться, подумать, сказать, решить, выгнать. И поэтому он пуще поехал, покатился:   
   — Мария Олеговна! Я всё знаю! С этой минуты все ваши проблемы — это мои проблемы! — чётким уверенным военным голосом скомандовал гость, дембельской  грудью подталкивая женщину к отступлению.

   — Всё сейчас и соберём, и просверлим, и повесим, закрепим, соберём, влужим, впаяем, — наступает и наступает чудной человек, не давая открыть ей рот.

Но она, всё равно втиснула своё:
   — Извините любовник! (вновь хихикает) — но я никого на час не вызывала!

   — Вот и я думаю! Что этот час нам даст? Мы будем работать пока всё вопросы не закроем. И славно Машенька, что этих реальных рвачей, что «на час» не беспокоили. Они бы вам наделали, натворили, а ещё содрали, что мало не показалось бы! А я бесплатненько всю красоту сотворю, откланяюсь, уйду!   

Она хочет оживиться, — своё вставить, только успевая расшифровывать его лавинный напор, информацию, тела — движения.  А гость, всё скачет, всё несёт, уже в сторону ставя непонятный большой пакет, и новенький необычный кейс.

     — Я и про вашу ручку подраненную знаю. Как же вы вчера так-то неправильно свёрлышком-то, а?  А если бы в косточку, да в самый её тоненький мозг, а?.. Это же, раз и отсохла!

Она кривится, смотрит на свою белоснежную конечность, шевелит пальчиками, кривит губки, жалея себя, сочувственно вздыхает, плавно подёргивая кривенькими чёрными ресничками. 

А незнакомец молотит языком, тут же свой хитрый чемоданчик раскрывает, как ларец с драгоценными камнями, специально, чтобы она увидела его «нульцевый-суперский» инструмент. Чтобы сразу впечатлилась, чуток подтаяла, дабы мозг замутить, положительно за него зацепиться! — вот первоочередная задача на первых парах!
               
                8.
               
              У Ганина, одна часть головы варила «замполитом» — скидывая и скидывая слова на язык, — другая, совсем уже не слушалась, считывая женские прелести в метре от него. «Слабак!» — сильный этот бинокль.

Разве может он рассмотреть такую красоту и женственность, хоть и в бинтах, хоть и в хозяйственном халате, с причёской «в разлёт», с не накрашенными глазами, с уставшей кожей под глазами.

  — Я вам бесплатно, всё сотворю, преображу, что скажите, — передвину, впихну, намертво закреплю! Дабы к приезду вашего дорогого и любимого мужа, — стража порядка, здесь всё стояло, висело и двигалось.

Ганин, специально всё «вываливал», чтобы она поняла: гость всё знает о ней, и возможно, он от мужа.
  — Ну, я прямо и не знаю!.. Как всё неожиданно, непонятно… даже очень и очень странно! — неуверенно залепетала она, — поглядывая на высокого человека, который уже по-хозяйски, вовсю оголялся действиями, инструментом, мыслями.
 
  — Муж ничего вчера по телефону не говорил, — в сомнениях кривит губы, дергает плечом.

  — Вам вчера и так досталось...  поэтому вы, пожалуйста, Мария не засоряйте своё сознание сомнениями и страхом! Будьте смелы, по порядку доводите мне, что надо сделать, сотворить. 

  — Ну-у, если... это... хорошо... ну ладно! — она вновь с ухмылкой кривится, с тумбочки смахивая измятый листок со всеми работами, её намеченными для себя.

Он, белозубо улыбаясь, расшнуровывая ботинки, вставляет своё:
  — Любовника зовут, Ганин Михаил! Недавно… бывший военный! Теперь законный пенсионер. Служил на «сопке», — перебивает её, уже снимая новенькую обувь. Она просит этого не делать, так как дома кавардак. Но мастер — не слушается хозяйку, уже примеряя «половины» — широкие разбитые тапки. У гостя новые белоснежные носки. Это её впечатлило: «Аккуратист».

Уже час, уже больше возится, и всё болтает и болтает весёлый человек, всё аккуратно делая, творя. Отказываясь от чая, от передышки, второй «победой», тактично, но трудно добившись обоюдного обращения на «ты».

Хоть и помощница никакая, но всё равно, хоть одной рукой, но помогает, — то подержать, то подать. Дембель может обойтись и без хозяйки. Но сейчас чувствует: её нельзя оставлять наедине со своими мыслями, вопросами, сомнениями.

Михаил знает: он и сам всё без помощи её сделает. Но в совместной суете, она скорей избавится от переживаний и сомнений, глубже в него присмотрится, нырнёт, быть может, полностью завоюет её доверие.
 
  — Мне Миша, интересно знать, как вы всё же обо мне узнали?  Я ведь только вчера… ну руку… Странно!.. Так быстро?.. Я на днях с санатория прилетела, а тут сразу Васю в «Глухариное» отправили, а мне говорят въезжать. Вроде ни у кого помощи и не просила… — придерживая панель одной рукой, — задумчиво делится мнением хозяйка квартиры, периодически снимая со своих атласных выпуклостей, его «интересный» маслянистый взгляд.

  — Маш! Придёт времечко, ларчик-то крышечкой и откроется. И всё узнаешь! Потерпи!.. Подай мне, пожалуйста, во-о-н тот саморезик. Сверху стремянки тянет к ней руку.
               
                9.

         Её, вдруг, осеняет:
  — А ты случайно пенсионер, по какому-нибудь делу у Васи не проходишь? (смеётся) Не моргая, цепко держит в фокусе его глаза. Он вспыхивает смехом, хватаясь за стену, чтобы не грохнуться.

  — Не прохожу, но возможно проходить буду? (хохочет)

  — Это как?..

  — Очь, и очь просто! Слушай сценарий: (Окатывает в очередной раз её липко-масляным взглядом)

  — Приезжает уставший капитан Вася, в хатку шасть, а тут всё, словно он сам за неделю сотворил.

  — Это-т точно! — усмехнулась она.

А Ганин, дальше:
   
   — В глазах удивление, в сердце сомнения, на языке вопрос: «Жёнушка, а кто-й-то здеся без хозяина и мебельку собрал, и коврики на стеночках закрепил, и все люстрочки повесил, да полочки с пенальчиками на кухоньке надёжно закрепил, и дорогой комодик слепил, уголки его не разбил, на него музыкальный центр установил, к колонкам подключил… в общем, жена, — кто, ёнь-матрёнь?..» — Слушайте дальше!

  — Ну-ну!.. Как интересно!..

  — А безумно красивая женщина, на груди подраненные ручки сложила, выразительными неземными глазками повела, пухлые губки трусовато надула, ответила: «Долгожданный мой Васёк… так это… пока ты долго ходил, ездил, странствовал, клубок очередного «глухариного» дела распутывал… я того, ну, я это…  А Васенька «супит» бровки, желваки оживив, тотчас выдает:
  — Ну-у... что это?.. Другого что ль, нашла?

Хозяйка недослушивает, смешливо громко закатывается, бросает его стремянку, вытирая слезливые глаза, бежит на кухню, забыв про включенную плиту, кастрюльку с яйцами. Несётся назад, по-свойски уже кричит:
  — И-и, дальше-дальше что было!?

Ганин сверлит, загоняет, вкручивает; в раж вошёл, излагая следующую главу сценария, опасаясь мыслью перегнуть, забрать не туда. 

  — А жёнушка, вздыхая суженному: — Не поверишь Васенька, сам пришёл! Как в кино! Звонок, — стоит… такой необычный, высокий, с шикарным необычным чемоданчиком, да в белоснежных носочках. (Она пуще, совсем расслабленно смеётся, не убирая с его белоснежных носок своего взора, держась за стремянку)

   — А в глазах такой огонь, там прям полное сердечное затмение. А какой лёгкий человек, рукастый, Вась, не поверишь? Ты бы неделю возился, делал, с разными «херами», матами. А он, Вась… всё так славненько, с юмором, с байками, с неустанной улыбочкой, не спеша, прямо душа в душу. И сотворил, вот таких чудес, до десяти вечера и наделал…  что я Вася…

Она, поддерживая хилую стремянку, не прекращая смеяться, через плечо зыркает на часы. Там только пять. «Лисёнком» смотрит, про себя усмехается: «Ну, загнул!» — понимая, что работы ещё, ну минимум на час.

Михаил, с силой вкручивается в резьбу винта, резьбу такого редкого случая, правильно всё дальше входит и входит, на ходу сказочником сочиняет, боковым зрением наблюдая за её правильной  расслабленной реакцией.

  — Ты на самом интересном месте остановился. Что же я сказала дальше?

  — Маш! Принеси, пожалуйста, воды, в болтливом горле присохло.

  — Миша! Ты уже шесть часов без перекура работаешь, может, пойдём я тебя хоть накормлю, правда, ничего такого у меня нет...

  — Милая хозяюшка! Вот работку всю сделаем, тогда тихонечко и сядем, знакомство наше, дальнейшую дружбу, а главное работу обмоем, — чтобы век стояло, висело, не рухнуло.

Она чуть испуганно рдеет щеками, снизу как всегда смотрит на него, большого, ни на минуту не бросающего дело:
   — А у меня… у меня ничего из этого нет.

   — Ну, нет, так нет! — спокойно отвечает.


Закончив, спуская себя с небес на землю. Она виновато, стыдясь, ходит за ним, не понимая ещё, как ей поступить, как спросить, давно чувствуя, что это настоящий мужик, мастер, можно и квартиру на него оставить, за бутылочкой сбегать. Всё ж такую мощную работу сделал, правда, до сих пор не прояснив для неё истинные причины своего появления.
               
                10.
   
               Исчез тот час, потянулся второй. Она возится на кухне, готовит трапезную, зная, что вот-вот закончит, слышно ему рассказывая, что на даче вообще у неё с водой плохо... и урожай весь точно давно, наверное издох, что на мужа с такой работой, надежды совсем нет. ОН же давно речью стих. Про себя в ванной возится, гремит, дрелит, ей уже в какой раз выкрикивая отказ, на её настойчивое — «сбегать»! Сознательно, специально, больше загоняя её в стыдливое метание, расстройство, совестливый долг. 

Вот и всё! А что дальше? А дальше: он, молча, собирает инструмент, задумчиво сопит в две дырочки, поглядывая на свой дом, своё пивное лежбище, откуда ему высветился такой судьбы подарок! Истинно уставшим, будто окончательно потерял к ней интерес, просит разрешения по пояс умыться в ванной. Она в полном смятении, с виноватым, «кисленьким» лицом подаёт ему полотенце, тихо просит к столу.

Тут время пришло в действие вступить тому странному пакету. Из него к столу подал с улыбкой удачный торт, и достойное спиртное. Для неё — скромней градусами, для себя покрепче, в очередной раз её восхищенно удивив, тучней напустив интриги. Оценив поступок, шевельнулась бабья мысль: «А ведь тот ещё жук!?»    

Налили. Он своё, и она того же, — ей слабое не идёт. Чокнулись, друг друга, выслушав приятные слова. Полилась плавно речь глаза в глаза, как и пища вкусно пережёвывалась, таяла. Грех, после такой работы, не выпить, ближе познакомиться, более открытыми стать.

Ещё час минул, как и говорил, как в том болтливом сценарии им было расписано. Щёлкнула клавиша музыкального центра, пальчиком её захмелевшей головы, окончательно преобразив атмосферу в обустроенном жилище, наполнив квартиру лёгкими музыками, в очередной раз, вынуждая её узнать всю правду.

   — Хорошо, Маш! Всю-всю как на духу расскажу. Пойдём в зал, потанцуем, поглядим в большое окно, на звёзды глянем, я, как несостоявшийся когда-то астроном, расскажу о том тёмном бескрайнем мире, о самой фигуристой звезде в моей жизни, появившейся можно сказать совсем рядом, случайно. Даже покажу, где живу, откуда её вижу! (смеётся, широко улыбаясь и губами и глазами).

   — Какой ты всё ж, загадочный! Целый день, я не перестаю удивляться, сердцем понимаю, что ты хороший человек. Если честно, с первых твоих запинающихся слов на пороге: «про любовника на час!» У тебя такое лицо было, будто на экзамен пришёл! В тоже время меня пугает твоя тайна, — слегка заплеталась её речь. — Может за всем этим прячется долгосрочная корысть… откуда мне знать? Правда, без остаточка всю расскажи. Мне легче сразу станет.               

Прошло двадцать минут, они вернулись из ночи, с балкона. Вновь вплывают в медленный захмелевший танец.  Она вновь, бубнит ему в плечо:
   — А я всегда думала, что такие мужчины уже как мамонты вымерли, перевелись.

У неё давно внутри отлегло, ясно посветлело, умиротворённым теплом разлилось по телу, от его такой необычной правды, от спиртного, от того, что главное, —  всё по дому сделано.

   — Невероятно!.. Какой  реально звёздный!.. Точно оттуда!.. Увидел… узнал… все преграды разломал… и вот… уже со мной танцует. Ой, и хитрец-хитрец! Таких, ещё надо поискать! — всё больше и больше долетало, доходило до неё, кто перед ней.

Она вскидывает голову, колыхнув густыми локонами на плечах, пытаясь взглядом, как крючком, зацепиться за его упорную сердцевину, забинтованную руку безопасно удерживая на его плечах, шеи.

   — А можно спросить? — пошевелился пьяный её язык. — А что мы по твоему сценарию, должны делать дальше?

Он уже чувствует её жаркое дыхание, с ароматным винным оттенком, уже не осторожные, готовые к прикосновению губы, расплавившее тело от его смелых действий.

   — Продолжать глубоко изучать звезду Спика.

В полумраке вновь ищет опасные чужие глаза, потом смотрит на настенные часы, улыбается его болтливой прозорливости, пророчески отмеренное им время до 22-х ночи, когда в запасе есть ещё два часа.
               
                11.

             22 часа. Она на кухне одноруко наводит порядок, он ей помогает, постоянно норовит ещё прижать, обхватить, тонко прилипнуть, в губы впиться. Она и соглашается, и нет, уже уставшая за день, за эти два прозорливых часа любви. Он давно собран как солдат, но нет сил, расстаться с ней.
      
   — Миш! Тебя потеряют. Надо идти… времечко уже... Я тоже не хочу тебя отпускать, но что поделаешь… Мы, же договорились…

В одну секунду рухнул их ещё не крепкий мир. «Дзы-ы-ы! Дзы-ы-ы!» — страшно, противно пронзынкал дешевый звонок. Она метнулась к двери, к пучеглазому глазку. Там расплывчатой мордуленцией и знакомой фуражкой маячил хозяин квартиры, семьи, положения.

«Ка-а-к!.. Сказал через три дня!..» — в жутком страхе с особыми глазами бросилась сначала к перепуганному мастеру, растерянно прошипев — чтобы мухой на балкон летел, за коробки от холодильника спрятался, мгновенно его умелый чемоданчик, закинув под диван. Мишка в ужасе, словно дихлофоса хватанул, тараканом заметался, внезапно пуще полюбив жизнь, вдруг захотев «по маленькому».

Она в страхе не хотела слушать про «маленькое», здесь главное, чтобы «по большому» не сходить раньше времени, от такого форс-мажора! Судорожно запихивая его в ночь, в холод, с «уткой» — в виде трехлитровой банки в подарок, загородив одуревшего истукана со стороны двери высоким картоном. Пенсионер солдатиком замер с ёмкостью на весу, уже не дожидаясь пока она закроет за собой дверь, рванул к изнемогающей ширинке.

«У-у-у!.. А если… пистоль к виску… — прыгай любитель фигуристых звёздочек… а это девятый этаж!» — погибающей сучкой, жалостливо взвыла душа авантюриста-мастера, в воображении представляя «выстраданный» полёт, уже не чуя под собой ватных ног, в заднем месте предчувствуя нежелательное расслабление.

«Пипецка!.. Стоять стоймя, прижавшись к холодному силикату жопой, спиной, — явная кочерыжка — погибель, капут! Вот тебе и звёздный мальчик!.. Особый, неповторимый, — теперь стой авантюрист на морозе, считай свои любимые светила. Чёртов мастеровой, на все ручонки спец... ы-ы-ы... любовник на час!» — зло прыгали, недовольно скакали, беспомощно толкались мысли в опупевшей голове, в то время как «ОНА» ловко смахнув везде все чужие следы, ринулась в ванную, мгновенно голой кинув себя под холодную отрезвляющую струю.

Ему неизвестно, что там у них было, что она говорила, что несла, какого размера лапшу на фуражку, на уши вешала, только через час, свет тихенько и погас везде, вроде без скандалов и крика, напустив окончательную тишину и умиротворение.
               
                12.

              Застыл статуей облегчённый человек, притом беззвучной. На пост охранником чужой любви заступил! «Господи!.. Как выжить?.. Как выстоять?..  Хоть бы после соития, курить довольнёханький следователь в трусах не вышел, ментовской ногой не пнул в подозрительный схрон. Опосля обнаружения уже, оружие, из кобуры вынимая, сквозь редкие зубёшки вопрос точно бы процедил, обращаясь к обомлевшей супружнице: «А эта испуганная личность, скорый уже ангелок-покойничек с полной банкой в руках, — почему без крылышек?»

В голове роились страшные мысли, а впереди виднелся милый дом, родная застеклённая лоджия, где так сейчас спокойненько тепло и уютно. Чётко увидел, как жена вывалилась на лоджию, плюхнулась в его мягонькое кресло. «Не спит родная половинка… моё ненаглядное солнышко!.. 

Ждёт!.. Переживает от неведения... Эх! Не догадаться ей, в какую страшную западню её любознательный пенсионер к человеку с боевым оружием попал — мрачно думал несостоявшийся звездочёт, случившийся любовник, в картонную щёлку поглядывая на дорогой оконный свет. На душистое любимое тело, возможно, всё в том же приевшемся ему халате, в сбитых тапочках, продолжая мучительно соблюдать общую тишину и ровность остывающего тела.

«А-а! Бинокль взяла. Надо же… ждёт… не идёт спать… в окуляры смотрит, уже явно «наблатыкалась». Теперь любит сама поглазеть на близкий мир, чужие жизни в самый притык, не догадываясь, в кого уже не раз тыкалась сильными линзами.

Уже два часа несёт дежурство, охраняя сон блюстителя порядка, от ночного холода мучая тело. Жена ещё два раза выходила на смотровую его площадку, продолжая увеличено глазеть в бинокль, будто выискивая мужа в чужих квартирах, в далёких галактических мирах. «Ах, оказывается, какие яркие звёзды бывают над городом, в плену они особыми видятся… более родными, тёплыми... 

Постепенно схлопываются последние огни в домах, как светлячки тухнут, напуская окончательную страшную тоску на душу, темноту на мозг, окончательно истребив остаточки настроения. «Бедная Тома!.. Томик!.. Моя верная Томулечка!.. Наверное, совсем испереживалась, — многим звонила, спрашивала?»

Ещё через два часа, выстукивая пенсионерскими зубьями холодеющие дроби, злясь на себя, думал, пытаясь тихонечко, совсем бесшумно присесть, в коленках слегка похрустеть, хоть как-то согреться, боясь зацепить банку с мочой, и какие-то рейки под ногами.

Пленник-часовой понимал: Любой шум, звук, пук — приведёт в действие чуткий мозг блюстителя закона. «Чтобы я хренов пень, ещё раз!.. Да не в жись!.. Жил спокойно… работал… нет, за хитрым чёртом повелся… во все ноги в неизвестное ломанул!.. Эх!.. Была бы верёвка, запросто на силе спустился» Глянул вниз, подумал ещё раз: «Вру!.. Нет… уже б не спустился… точно всмятку гроболызнулся!».

                13.

               Утро. Первый свет забрезжил по горизонтам, вот-вот солнечный диск фонарём выкатится из-за сопки. Город постепенно просыпался, позевал, оживляясь оконным светом, движением, шумом.               

Только в одиннадцать дня, спасительно открылась дверь на лоджию. «Любовник на час… ты хоть живой, а?..» — кинулась к картонному схрону накрашено разодетая женщина, одноруко расчищая путь к непредвиденному мастеру, спонтанному любовнику. Выволакивая его как манекен за руку, неудержимо сваливаясь и сваливаясь в хохот: от растопыренного вида, от причёски, от выражения глаз, от банки, от первых эмоциональных слов, про то, что за всё в этой жизни надо непременно платить.

Выстукивая дроби зубами, мастер возмущался, во рту переставляя медленно слова, внизу, затёкшие ноги, точно протезы — что обычно Бог, на опосля оставляет таким рисковым авантюристам час расплаты, а ему почему-то сразу, немедля выставил счета! К чему моложавый пенсионер, оказывается, совсем не был готов, ни психологически, ни физически. Всем видом давая понять, что он больше не «ходок», не герой, не «особенный», — не такой как все! — как ещё вчера она ему возбуждённым влажным шёпотом звучала, отчего у него душа с телом обнимались, в танце кружили, слипшись в пахучую карамельку.
               
                14.

              Прошло девять дней. Звездочёт приболел, ждёт окончательного выздоровления. Первый день на смене. Душа мается, звонка, встречи просит, узнать, как она? — непременно сказать, что сил нет терпеть разлуку.

С трепетом номер набрал: нервишки… сердечко чуток поприжав, успокоив: 
    — Алло!.. Здравствуйте несравненная звезда Спика.

   — Добрый день! (голос тусклый, сдержанный)

   — Звучать можете?

   — Нет! (совсем сухо)

   — Маш! Ты бурой что-нибудь своё, а я скажу главное!

   — Как ваша спина, Вера Санна!? (в звук добавляется лёгкой живости)
 
   — Ерунда… — Отошла! Ты говорила, что тебе ёмкость надо водой обязательно
на даче набрать. Я могу сегодня подъехать. Скажи, во сколько будешь там?

   — Спасибо за помощь! Я бы конечно не отказалась... Да что вы, что вы  голубушка… (слушает трубку, поправляя причёску, смотрит в зеркало, мизинцем убирая микро-соринку с ярко накрашенных губ ) — Я уж думала сама позвонить ему, сказать, доколе мне будет нервы трепать? В этот раз опять ошибок в отчёте наделал. Да! Да! Уже месяца четыре… да, точно как четыре работает в этой должности. Пора уже ляпов таких не допускать… правда… точно-точно! И я горю об этом, Вера Санна.

  — Я понял… в четыре, так в четыре.  А ещё… заеду со стороны речки.

  — Вот именно! Вот в этом я с ним согласна. До свидания… спасибо, что позвонили, Вера Санна.
               
                15.

               Большая красная машина медленно подкрадывалась к нужной цифре на домике, не гулко подвывая мощным мотором. Подчинённый боевой расчёт в усечённом количестве, в касках, как головастики, не ведая, не зная, всей жизненной правды, заполнив «ЕЁ» 4 куба, (не видя самой хозяйки) поднялись к лесу, стали в условленном месте, закурили.

Стали ждать, когда вернётся шеф. Тот с важным видом морды-лица, с пухлой папкой под мышкой, побрёл противопожарную полосу вокруг дачного комплекса осмотреть, официально — замечания фиксировать. Деловито, накоротке крутанувшись, радостный человек незаметно юркнул к знакомым «кубам».

Ближе к ней, к той, кою уже так долго не видел близко, по которой безумно уже скучал, с содроганием вспоминая ту «стоячую» ночь, давно простив себя за те спонтанные некрасивые выводы, решения, нытьё.

  — Ну, Миш-ш… ты совсем … а если твои придут… (он, сдирая с себя грубую робу, воспалённо бормочет сколько у них есть десятков минут) — Хоть бы позвонил… узнал как я… (раскладывая диван — наигранно возмущается она). Он совершенно заворожено скучает глазами по её точёной извивающейся в заботах фигуре, готовый тигром её загрызть, исцеловать, обессиленным, прилипшим к ней выспаться. 

Через 21 минуту, и 35 секунд, ОНА словно вспомнив про включённый утюг, вскинулась, скинув ЕГО с себя. С искаженным лицом, вскрикнула: «мотор!» Уже было слышно, как к дому подъезжала непредвиденная милицейская УАЗка.

Голая «звезда Спика», стремглав кинулась к окну: «Это муж!». — «Ну-у, ёханый сучок! О-опять!!!» — вылетело из перепуганного рта начкара, лихорадочно натягивающего навыворот казённую неудобную одёжку. «Лягушкой прыгай в подвал! Банку надо!?» — дико перепуганная, она попыталась выдавить из себя улыбку, вперемешку с шуткой.

«Горшок!» — успел ответить любитель фигуристых звёздочек, камнем падая в тёмное земельное помещение, за ним полетел забытый широкий ремень пожарного. Прыгая и ударяясь об угол, скатилась защитная каска, парашютом спланировали цветастые  трусы фирмы «скорпион»

Над перепуганным звездочётом клацнул замок… внутри, мягонько потух электрический свет. Таинственно загустилась темнота, потянуло сыростью и гнилостью... возможно от страха загустилась кровь у перепуганного пленника, ибо, сразу захотелось жутко пить. Надвигалась щекотливая развязка.
               
                16.
 
          «Вот тебе и крылышки-замочки!.. Какая жесть!.. Ну, ты Господи и шутни-и-к, ну ты и приколи-и-ист!!!» — трусливым сусликом затих в углу любитель всего небесного и сладкого «Блин! Как мужики годами… а тут… — каждый раз, ловушка! Не-э, надо завязывать!.. Видно небо предупреждает. К херам… правда пристрелит! Не зря мужики слышали, говорили… люто ревнивый мент! Под «градусами» запросто пальнёт, как Отелло, в схватке задушит... Всё!.. — это железно… последненький раз! Господи, если ты со мной здесь на пару в темноте сидишь, засвидетельствуй  — что слово даю, — завязать! Только, пожалуйста… и в этот раз помоги живым остаться, из ловушки вырваться» — нервно грызя ногти, сжавшись в беззвучный калачик, Ганин Михаил Иванович мысленно выпрашивал у всевышнего его милости, пытаясь ушными раковина засечь любой звук наверху, больше всего боясь клацанья передёрнутого затвора.

  — Маш! Собирайся! Поехали!.. — Нет! Нет! Грядки, дохлый урожай, голодные колорадские жуки — это потом… Завтра вернёшься!.. Слышь… ну получилось так…  Для меня самого как гиря на голову… Прилетел на самолёте… Собирает в ресторане. На 20-е уже обратно. Юбилей же знаешь… обижать не надо старика.

Женщина яростно, то справа, то спереди, то сзади начинает атаковывать мужа, убеждая, что она останется! Больно уж работы много, что он ей никогда не помощник! Мол, потом обязательно с кем-нибудь подъедет, к началу успеет, выхаживая метры за своим неуступчивым мужем, выискивая глазами нечаянные опасные улики.

Но милиционер добавляет в голос стали, звука:
   — Я не понял, мать! Что за капризы? Одевайся, — поехали!

Женщина, чтобы слышал «подпольный крот» — уже соглашаясь на поездку, настойчиво просит мужа, чтобы после вечера любыми путями отвёз её сюда. Она будет здесь ночевать! Муж знает, как супруга любит этот уютный уголок земли, с теремком из дерева, поэтому не удивляется просьбе.

Хозяйка, выходя, громко покашливая, дополняет:
   — Домовой, пока-пока!.. Не скучай!.. Я сегодня обязательно к тебе вернусь.
 
Форменный человек, закрывая на ключ двери, через плечо, глянув на интересную супружницу, гогочет:
   — А ты, правда, хоть раз видела его-то… своего домового! А вот мама моя видела... помню мне в детстве рассказывала про него… (закуривает)

   — А как же! Вот так близко, как тебя, — с улыбкой втискивается в УАЗку супруга.

   — Я слышал, чтобы домового задобрить, надо ему на столе оставлять чего-нибудь съестного, — высматривая какие-то бумаги, — сипловато и серьёзно говорит следователь, кивая головой — «поехали»

Мария, глядя на пробегающий мимо лес, сухо:
   — Ему в подвале ещё с прошлого года всего хватит! Главное чтобы не переел, не пропоносился... (про себя хихикает)

На краю дачного посёлка, в лесном «кармане» смирно стояла красная машина, в ожидании своего начальника караула.

   — А что-о… не понял…  у нас кто-нибудь горит? — спросил майор у водителя, внимательно вглядываясь в озабоченные лица укомплектованных «головастиков»

    — Да вроде невидно было, — задумчиво боднул головой прокуренный воздух сержант, переключая скорость.   

А в это время, в подвале:
— Ну, бля… за что… за что… за что? В душу, и в Бога твою мать!  — матерно стенал узник, метаясь в темноте, пытаясь разглядеть улыбающегося Господа, стеснённую диспозицию предметов, заготовок, найти чего-нибудь съедобного. — Вот влип! Крандец! Вот позорище будет! Дожил!.. Начкар на «Малиновых рассветах» потерялся. Пошёл и исчез! От прославлюсь… Ну, пень! Ну, зараза! Ну, зачем звонил… «Извините, пожалуйста, мадам. А вам случайно большая водичка не нужна?» — ну кто дёргал, сука за язык… не жилось спокойно. Счас сиди падла... картошку резцами грызи, рассолом запивая… (пьёт) — Фу-у блин, какая гадость! (сплёвывает) — Не-е, это точно последний раз… надо знак судьбы правильно понимать.
               
                17.

               В городе, в отдельном ресторане — знатная гульба, а за окном чёрная темнота. ОНА не находит себе места, поглядывает на все часы что виднеются, на руках, на стенах, на звёздах в небе, выскакивая продышать пьяный хмель. Вдруг зашёл какой-то мелкий человек, и сразу к важным ментам в гражданке. Стоят, слушают того. Тот козыряет, уходит, — начальники шушукаются, читают ориентировку. 

Маша, предчувствуя неладное, спешит к мужчинам, мужу — спрашивает. Он отвечают:
  — Да с «пожарки» с Октябрьского, на наших «Малиновых рассветах» начальник караула кому-то воду заливал… вот и залил! Мы видно тогда... выезжая, видели тот УРАЛ — помнишь?  — с пожарниками в кабине.

Мария, согласительно качает головой.

  — Ну вот... как в воду и канул! Говорят, всё обшарили, оглядели… — пропал мужик! 

Кто-то рядом пузатый, с толстой сальной шеей, пыхтя сигаретой:
  — А может и утонул… чем чёрт не шутит, река под боком течёт. Может мотор стуканул… и в кусты мордой... а может «мишка» утащил в тайгу.
 
Милиционер расслабленно и сытно пускает колечки дыма вверх.
  — А може,т заблудился… а что?

У Маши слабнут коленки, голова в лёгком обморочном состоянии, но виду пытается не подать, всё больше и больше жалуется на головные реальные боли. Просит мужа, чтобы он организовал её доставку на дачу. Завтра работы невпроворот. Муж не любит родные сотки, поэтому не знает, сколько там «пахоты» Не сразу соглашается, а она всё сильней и настойчивей давит. Наконец-то даёт добро, вызвав дежурную машину, благо ехать с гулькин кончик.
               
                18.

               Только УАЗ развернулся, и дал газу быстро назад, Мария ланью рванула во двор, трясущими руками открывая все замки.

  —  Миш! Мой ты невезучий звездочёт! Прости ради Бога, что так глупо получилось! Раньше… ну никак не могла. Замёрз… да!? Там уже город на уши поставили… — тебя ищут!

Михаил, пытаясь сохранить спокойствие, хмурым чумазым медведем выползал наружу. Весь в паутине, неудовлетворённый, грязный, злой. Она весёлой синичкой рассмеялась, глядя на его чудаковатый вид.

  — Ой, а я тебя забыла предупредить, что я там столбы отработкой намазала.
 
  — Всё? Мария Олеговна! Всё! Не судьба нам с тобой дружбу водить... Не судьба… Это ясно, — знак с выше! — умываясь, фыркая, со слюнями возмущения мягко рыкал неудачливый Казанова.

  — Как скажешь, Миш! Как скажешь… решил так решил… А как ты сейчас домой… пешком да?

  — Не-е... на метле! — бурчит, вытирая лицо. — Главное… хоть убейся, не знаю, что говорить. Приду: «Здрасти! И где «мы« в этот раз были... а?» И-и…

  — Инопланетяне украли! Ты же звездочёт, любишь и много знаешь про галактики, с ними разговариваешь, по именам всех знаешь. Вот в гости, мол, и забирали, а?

  — «Украли» — это уже было… забыла про стоячий балкон. 

Она вновь заразительно закатывается, помогая ему принять окончательно достойный противопожарный вид. А он, хмурясь, продолжает бессознательно хохмить:
  — Ага! Властям сказать, что типа иду, песенки про чебурашку напеваю, а тут бац, — они, — гуманоиды, лупоглазая стайка, вдрызг пьяная, окружила, да? Двупалые ручонки потирают, противно перегаром пахнут, жужжат: «Мол, Михаил Иванович… а мы за вами, с созвездия Девы, у нас, мол, у главного вожака день рождение, — хотим, просим, — и под мышки так легонечко хвать, и пинком под зад, в летающую тарелку, и головой об приборную доску, хрясь?

  — У тебя ж... на голове каска! — угорая от смеха, аж качается красивая женщина, — пытаясь как-то размягчить обстановку, и замёрзшую душу этого бесхитростного и доброго человека.

  — Ага! Набрехать, вывалить, сыграть, чтобы завтра в «дурку» путёвку выписали, да? И с работы пнысь!.. Не-е!.. У властей это не пролезет! Потому что они сами гуманоиды, они своих издалека видят…

Мария Олеговна, слушая сломленного юморного любовника, вновь впадает в неудержимый смех, фигурально представляя нарисованную картинку.

  — Остаётся, Миш, — заблудиться! А что… отошёл в тайгу… ну там ягодку, грибок найти, много раз наклониться… окончательно ориентацию потерять, а? Сколько людей блудит на ровном месте…

  — Ты ещё скажи ползунику на карачках начал собирать, так на коленочках и уполз в дремучую тайгу, — не смеши мой пожарный топор, — кто поверит?.. Хотя… а что… духи леса закружили… мне сосед охотник такое рассказывал… Правда, Шурика они почему-то кружат после хорошего бодуна! Думаю, если такое ляпну, подумают, что единолично пил. А у нас, в депо... это жутко не приветствуется!
               
                19.

               Прошёл месяц. Астроном, сидит на своем любимом месте, с грустью смотрит на темнеющее небо, на знакомые мерцающие миры, постоянно в конце сползая окулярами к знакомой квартире, видя её уже навсегда зашторенный вид. Вздыхает, сглотнув холодного пива, кинув в пасть сухую орешку, закрыл глаза, в тысячный раз, вспомнив «ВСЁ и ВСЮ».

На кухне лениво мявкнула кошка, знакомо попросила еды. Бурчит хозяин квартиры, идёт, насыпает, возвращается, садится, какой уже день мучается, силой воли оттягиваю рвущуюся руку к телефону. «Нет! Нет! Я в тёмном подвале, лично, Господу слово железное дал!».

Теплый ветер покачивает скучную веточку цветка в горшке, через окно грустно свесив усохшую головку бутона к воздуху, к зыбкой уже темноте. Город набирал больше свежести, приятного холода, тишины, перебирая, готовя людям коротких незапоминающихся снов, и длинных приятных сновидений.

Ганин вновь приблизил линзы, повёл их ввысь. От него, на расстоянии 292 световых года, несётся, живёт, созвездие Девы, в объятиях скопищ светил удерживая его любимую Спику, на ночном небосводе, 16-ю по яркости звезду. «Интересно… что она сейчас делает?.. О чём думает… чем грезит?.. Интересно… муж дома?» Привычным, заученным движением, человек плавно опустил мощный бинокль на знакомую лоджию.

Мечтатель сразу-то и не понял, подумал, — ошибся! Ан-нет! Это ЕЁ квартира! На стекле лоджии, на широком полотне рулонных белоснежных обоев, растянутых от края до края висела, для бинокля хорошо читаемая толсто-жирная надпись, прыгая в слабом свете потухающего дня. «Звезда Спика, тихонечко погибает… просит контакта с везучим инопланетянином!»

В одну секунду, в крепком теле наблюдателя, в сильной ещё психике, оборвались прочные цепи, удерживающие крепость духа, крепость ранее данных Господу, себе, «ЕЙ» обещаний и клятв. Как от атомного жутко жаркого солнца, тотчас расплавились в памяти, все ранее неприятные прожитые случаи жизни, случаи-уроки, случаи-предупреждения!

Сердечко, завидев прыгающие чёрные буквы, тотчас, словно получив жуткого тока  — подпрыгнуло! Об Мишкину грудную клетку ударилось, и медовыми потёками по стеночкам растеклось, в совершенно уже новом, ожившем состоянии застучало, закачало, в ладошки захлопало, призывая своего хозяина действовать, спешить, — к телефону, к чужому дому, её порогу, с новеньким ковриком у двери.

                20.

            Мелкими рваными лохмотьями мило падал первый снег. В скучных окнах тусклыми светлячками зажигались ранние огни… где-то жёлто тлея, печально гасли… Мордастая луна, любопытным шаром плавно покатилась по густой синеве засыпающего неба, чиркнув покатым боком об невидимый луч одноименной звезды, возможно, которая уже миллионы лет посылает землянам свет-сигнал, свет-просьбу: «Люди! Любите жизнь такую, какая она есть! Любите — пока любится! Желайте — пока хочется! Потому как, всему бывает начало, всему неминуем и конец»

                13 ноября 2020 г

               


Рецензии
Воподя! Прочитала с удавольствием ваш очередной рассказ! Интересная жизненная история.Спасибо. С уважением

Лидия Хохлова   24.01.2021 14:34     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.