РУКА ВЕРЫ

Первое на что сразу обращаешь внимание при знакомстве с грамотой № 21, это использование глифа «у» который в том виде, который использован в грамоте, до 1710 г. не употреблялся в средневековой письменной речи. Этот глиф, до указанной даты использовался в составе дуплета византийского унициала «оникъ» (ук) в виде – «оу».

Этот глиф встречает в грамоте три раза. Первый раз в слове «уозцинка», второй – в слове «неугодице», и третий раз, в качестве предлога «у».

Как уже отмечалось, во всех случаях его написания должна была быть использована графема «оу», таким образом, указанные слова должны были иметь следующее написание: «оузцинка»,  «неоугодице» и «оу».

В качестве лексической базы анализа грамоты № 21 использовались следующие словари:

1. Ф. Милошевич «Lexikon palaeoslovenico-graeko-latiniun», 1862 – 1865 гг.
2. «Словарь древнего славянского языка», сост. А.В. Старческий. С-Петербург, типография А.С. Суворина, 1899 г.
3. «Slovnik jazyka staroslovenskeho» Чешской АН, Прага, 1958 г.
4. «Полный церковно-славянский словарь», сост. Г. Дьяченко. М. Московский патриархат, 1993 г.
5. «Старославянский словарь (по рукописям X – X1 веков)» под ред. Р.М. Цейтлина, Р. Вечерки, Э. Благовой. М. Русский язык, 1998 г. Совместное издание Славянского института АН Чешской республики и Института славяноведения и балканистики Российской АН.
6. Седакова О.А. «Словарь трудных слов из богослужения». М. Греко-латинский кабинет Ю.А. Шилачина, 2008 г.

При анализе семантики употреблённых в грамоте слов, кроме указанных выше, использовались следующие словари:

1. «Словарь церковно-славянского и русского языков» Императорской АН под ред. Поленова В.А., Востокова А.Х., Лобанова М.Е., Бередникова Я.И., Кочетова И.С., 1847 г.
2. «Опыт областного великорусского словаря» Императорской АН под ред. академика И.И. Срезневского, 1852 г.
3. Даль В.И. «Толковый словарь живого великорусского языка.» Т. 1-4. СПб., 1863 - 1866.
4. «Толковый словарь русского языка» под ред. Д.Н. Ушакова. Т 1-4 М.: Советская энциклопедия, 1935-1940 гг.
5. «Словарь русского языка XVIII в» под ред. член-корреспондента АН С.Г. Бархударова. Л. Наука, 1984 г.
6. «Этимологический словарь русского языка» под ред. Шанского  Н.М. М. Издательство Московского университета, 1963 г.
7. «Этимологический словарь русского языка» под ред. Фасмера М. Т. 1-4. М., Прогресс, 1964-1973.

Традиции древнерусского письма коррелировались по следующим монографиям:

1. Срезневский И.И. «Славяно-русская палеография». С-Пб. Типографія В.С. Балашева, 1885 г.
2. Щепкин В.Н. «Русская палеография», С-Пб, Товарищество Р.Голике и А.Вильборгъ, 1913 г.
3. Карский Е.Ф. «Славянская кирилловская палеография». Л. 1928 г.
4. Тихомиров М.Н., Муравьёв А.В. «Русская палеография». М. Высшая школа, 1982 г.
5. Лёвочкин И.В. «Основы русской палеографии». М. 2003 г.
6. Чекунова А.Е. «Русское кириллическое письмо». М. РГГУ, 2010 г.
7. Маршева Л.И. Орфография церковнославянского языка. Теоретический очерк. М. Изд. Сретенского монастыря, 2009 г.
8. Леонтьева Г.А. «Палеография, археография, хронология, геральдика, системы социального этикета. М. ВЛАДОС, 2015.

Таким образом, удалось установить, что до 1710 г. фонема «у» писалось дуплетным глифом (графемой) «оу» [1], которая была составной из глифов  «о» и «y» византийского унициала, сформировавшегося на рубеже VII – VIII веков. В отдельности каждый глиф обозначал – «о» фонему «о», а глиф «у» фонему «и» в значении «ипсилон». Иногда этот глиф мог использоваться внутри слова, но исключительно в значении «ипсилон» (и), или переписчиком текста после 1710 г. в значении «у». Как самостоятельная графема (глиф) знак «у» до 1710 никогда не использовался.

Таким образом, ссылаясь на то, что в начале слова до 1710 г. использовался только «оникъ» (оу), а в середине слова, этот дуплет мог заменяться только на «ук» (похоже на современную восьмерку без половины верхней части), то с полной уверенностью можно утверждать, что в том виде, как это представлено в грамоте № 21, глиф «у» в средневековье использоваться не мог.

Этот вывод подтверждается анализом подчерка, которым написана грамота.

Применённый подчерк нарочито выдает в нём человека, давно и часто пишущего на берестяных грамотах. Так, буква «К» пишется им двумя глифами, вместо одного. Буква «З» (зело) пишется нарочито размашисто, создавая впечатления, что для пишущего это привычное занятие. Причём, размашисто настолько, что «хвост» этой буквы спускается на нижнюю строчку. И уже на следующей строчке используется для написания буквы «М». Причём эта размашистость привела пишущего, к весьма странной ошибке – в слове «кем», он в место «Е» начал писать «З». Написав первую часть буквы с хвостиком, он не продолжает «хвост» до второй строчки, останавливается и начинает дочерчивать букву. Так появляются три дополнительных линии, и квадрат, которые превратили заготовку буквы «З» в непонятный знак, не связанный ни с одним известным глифом, что даёт основание полагать, что этот знак, введён в текст специально, для того чтобы, указать на его искусственность, и тем самым связать его с современностью.

Нарочитая размашистость, сокращение использованных линий при написании, разделение одного глифа на два имело целью создать иллюзию грамотного человека, привыкшего писать, много и часто, но орфографический анализ позволяет утверждать, что пишущий не знал элементарных основ средневекового письма. Эти два факта вступают во взаимное противоречие, но находят своё логическое обоснование, если предположить, что это противоречие создано специально, чтобы на него обратили внимание.

В связи с этим рассмотрим грамоту № 21 более внимательно.

При достаточном увеличении в нижней её части посредине хорошо виден глиф «двуперстной руки». Техническая особенность его создания заключается в том, что он только частично имеет искусственное происхождение. Вычерчена только левая сторона правой ладони до кистевого сустава, далее идет естественная трещина бересты. Вычерчен также указательный палец, а вот средний палец с правой стороны, создан линией образованной с помощью линейки, причем с двумя правильными прямыми углами.

Представить себе, что кто-то в начале XV века, пользовался металлической линейкой, чтобы чирикать линии на бересте, мне, например, невозможно.

Вся правая сторона кисти и руки представляет собой естественный наплыв бересты. Но удивительно то, что этот наплыв образовался уже после того, как была нанесена надпись, так как он частично накрывает букву «Ы» в слове «ты». Как такое вообще могло получиться, у меня даже предположений ни каких нет. Причем, верхняя полка буквы «Ы» тоже оказалась чем-то закрытой. Если внимательно присмотреться, то над глифом «Ы» можно распознать современную заглавную букву «А», выполненную той же технологией, что и «двуперстная рука». Причём её правая ножка накрывает верхнюю полку буквы «Ы», что делает это место грамоты, мягко говоря, странным.

«Двуперстие» направлено строго вверх и указывает на ещё один глиф в виде знака «Y», который тоже сформирован частично линией буквы «Д», а частично складкой бересты.

Знак «Y», представляет собой символ распятого Христа. Это хорошо видно на картине Диего Веласкеса «Христос на кресте» (1631), и характерно для католической культуры начиная с XVI века. Сам образ распятия чужд православию, поэтому появление его символа на новгородской грамоте, по меньшей мере, странно.

Если двигаться по направлению «двуперстия» через символ «распятия», то увидим ещё один символ - «Терновый венец», который, так же как рука с «двупестием» частично выполнена на естественном наросте бересты. [2]

«Терновый венец» изображен нанизыванием прочерченных поперечных линий на естественный нарост. Вначале символа, линия буквы «А», для усиления восприятия «венца», дополнена ножкой буквы «Щ», расположенной на строчке выше и сохранившейся частично.

Следует обратить внимание на то, что все линии, которые участвуют в изображении «Тернового венца» имеют реперные точки, указывающие на места пересечения вертикальных линий и линией естественного нароста. Иными словами мастер сначала разметил, как должны быть начерчены линии, и только после этого начал их чертить. [3] Надо признать, очень странная технология нанесения размашистого текста на бересту, когда каждая линия, должна оказаться на строго определенном месте.

Учитывая, что мастер ни разу ни ошибся с направлением, ни в одной из пяти линий, можно с большой уверенностью предположить, что перед этим он написал не одну такую грамоту, чтобы добиться столь точного попадания. Вторя и третья линии «венца» образованы буквой «И», причем перекладина этой буквы, проходит под «чечевичкой» и её практически не видно. Можно предположить, что это сделано для того, чтобы не разрушить символ «венца». Четвёртая линия выполнена в виде гипертрофированного борта «крыши» буквы «Т» в слове «ты». [4]

Аналогичная буква «Т», но ещё более гипертрофированная, наблюдается в слове «выткала». В двух других случаях использования этой буквы, она прописана, без каких либо гипертрофированных отклонений. [5]

Второй раз символ «Тернового венца» встречает справа от «двуперстной руки», но в этом случае он уже, во-первых, полностью искусственный, а, во-вторых расположен вертикально. Так же как и в первом случае для его формирования использованы различные буквы.

В качестве центральной основы «венца» использована гипертрофированная «ножка» буквы «Ц» третей строчки.
Поперечные линии образованы: первая - «перекладиной» буквы «Ц», вторая – «языком» буквы «Е», третья – чечевичкой. То, что это не случайно, подтверждается соответствующими точками, как и в первом случае. Первая точка расположена на пересечении перекладины буквы «Ц», с её левой «стенкой». Вторая точка – на пересечении верхней части дуги буквы «Е» с «ножкой» буквы «Ц», третья – на пересечении той же «ножки», с «языком» буквы «Е», четвертая – на пересечении «ножки» как с нижней частью дуги буквы «Е», так и с чечевичкой.
Таким образом, перед тем как сформировать образ «венца», мастер, предварительно отметил реперные точки, по которым он должен проходить, и практически ни разу не ошибся.
Небольшое отклонение можно заметить лишь на «языке» буквы «Е», но и то, дойдя до «ножки» мастер обнаружил свою оплошность и не стал продолжать линию, а вместо этого нацарапал новую линию от намеченной точки, стараясь сохранить заданное направление первой части «языка». В результате язык получился раздвоенным. [6]

Особенностью этого символа «Тернового венца» являются стилизованные фрагменты имени Христа, в греческой транскрипции «Iес(ус)» расположенных справа и слева от его центральной линии. Причём на верхней строчке фрагмент записан правильно, а на нижней справа на лево в обратном направлении «(cу)сеI». Таким образом, мастер раскрыл содержание обоих изображённых на грамоте символов «Тернового венца», а заодно и назначение глифов «Y» и «у». В результате вся композиция, начиная с «двуперстной руки», и кончая глифами «у», недвусмысленно указывает на скрытый подтекст послания грамоты, раскрывая значение «раздвоенного языка».

В тексте грамоты можно различить ещё один символ расположенный с правой стороны, на второй строчке с низу, значение которого в настоящий момент определить не удалось. Янин отождествляет его предположительно с буквой «Ы». Но если удалить лишние линии и оставить три центральных, то можно увидеть, что это практически почти законченная буква «З» (зело). Назначение её между буквами «К» и «М» можно объяснить первоначальным желанием мастера написать слово «Козьма», то есть это предложение по первоначальному замыслу должно было иметь следующее значение: «А не удастся с Козьмой  прислать, ты у себя выбели». Но по какой-то причине мастер не заканчивает уже почти готовую букву «зело», а начинает её намеренно искажать, придавая ей мотив буквы «Ы», добавляя к ней черту параллельную «шейке» «зело», упирающуюся в её нижнюю дугу. Полученный знак стал похожим на букву «Ы», но и это отчего-то не устроило мастера, и он нанёс контур дуги под «головной полкой зело», но что-то ему опять не понравилось, и он не стал её выделять. Вместо этого он вычерчивает гипертрофированный «бортик головной полки зело». Для завершения преобразования осталось лишь прочертить нижнюю «полку», сформировав тем самым основание буквы «Ы», но вместо этого, на этом месте мастер вычерчивает квадрат, который вообще ни как не связан с каким либо буквенным глифом. В результате получилась полная абракадабра неизвестно, что означающая. Но она однозначно указывает на то, что вычертить её бегло, размашистым подчерком не получится, возможно, что именно этого эффекта и добивался мастер, создавая этот глиф.

Прежде чем приступить к лексическому анализу текста грамоты, следует сказать ещё несколько слов о неуместном использовании буквы «у» в тексте грамоты, в связи с её рассмотренными особенностями. Поскольку, как уже отмечалось выше, глифы «у» до 1710 г. не могли использоваться в значении фонемы «у», то их появление в тексте грамоты, вероятней всего связано с глифом «Y», так как все три использованных в тексте глифа «у» расположены овалом вокруг него, делая его центром композиции. [7] Поэтому можно предположить, что мастер, использовал их специально, для концентрации внимания читателя на глифе «Y», который в данном случае выступает как символ «распятия Христа», что подтверждается двумя символами «Тернового венца» вокруг него.

Лексический анализ текста грамоты начинаем с первого (самого верхнего) читаемого слова грамоты «уозцин(ку)». Сразу же обращает на себя внимание неправильно начертанный глифа «оникъ», он до 1710 писался как «оу».
Следующая орфографическая ошибка в этом слове окончание «у». Глиф «у» вне графемы «оникъ» не использовался, так как он означал византийскую графему «Y» в звучании «И».

Само слово «оузцинка» не встречается не только ни в одном старославянском словаре, но и в более поздних словарях XIX века. Это указывает на то, что это слово является неологизмом, специально созданным для данного текста, как производное от слова «узкое». В пояснении к грамоте в прямом переводе слово «оузцика» трактуется как «узкое плотно».

В этом смысле примечательно слово «портяница» в словаре В. Даля -  кусок, отрезанная часть его, особо на портянки, во множественном числе - обертки, онучи, подвертки под обувь, по 1 1/2 аршина на ногу (1,07 м), которое ассоциируется как раз с узким полотном. Если бы в тексте было использовано это слово, то даже при его отсутствии в старославянских словарях, его ещё можно было бы привязать к средневековью, как сохранившейся не литературный говор, но мастер, создававший грамоту, его не использовал, хотя не мог не знать о нём.

Это намеренное пренебрежение реально используемым словом в речевом обороте XIX века, указывает на то, что создатель грамоты намеренно вводил в заблуждение своих надзирателей, пользуясь их невежеством. То, что на это не обратил внимание А.А. Зализняк, указывает на его ангажированность в этом вопросе.

Следующее слово – «выткала». Это слово также не употреблялось в средневековье. Тогда для обозначения этого понятия использовали слово «истькати» - выткать, соткать, которое по нормам средневековой лексики в причастии настоящего времени женского рода приобретало вид «истькала». Тогда глагол «вытькати», должен был иметь форму «вытькала». Таким образом, в грамоте употреблено слово, которое не использовалось в средневековье, и этот неологизм записан с ошибкой.

Следующая фраза – «итыкомн;» - «и ты ко мне». Эта фраза выписана практически правильно, кроме ошибки в слове «мн;», по нормам того времени должно быть «мьн;». Ошибка малосущественная, но в совокупности с другими орфографическими ошибками, выдаёт в авторе малограмотного человека, который вряд ли мог писать много и размашисто, это скорее письмо человека, только-только осваивавшего письменную речь, и соответственно писать он должен был с осторожностью, так как для него это дело непривычное. Таким образом, мы ещё раз убеждаемся в противоречии подчерка и орфографических навыков автора текста.

Следующее слово – «пришли». Как и следовало ожидать, такого слова в средние века не использовалось. В этом случае должны были воспользоваться словом «присетьти», которое в императиве должно писаться как «присет;аши».

Следующая фраза – «анеугодице» - «а не угодице». Союз и частица отрицания записаны верно, но вот слово «угодице» вызывает обоснованное сомнение. «Угодица» - это существительное неопределённого рода, можно рассматривать как производное от существительного «угодие» - исполнение, усердие, выполнение и пр. Для обозначения действия выполнения чьего либо желания использовалось слово «оугодити», которое в использованном речевом обороте должно было иметь вид «оугодиже», но ни как не «угодица». В переводе это должно было звучать так: «а не получится».
Окончание –ся в современном слове созвучно с древнеславянским окончанием –ца, с той лишь разницей, что –ся это глагольное окончание, а -ца существительного. Очевидно, на это и рассчитывал создатель грамоты, записывая известный глагол в форме существительного.

Следующая фраза – «скымъ» - «с кем». Выше уже указывалось, что слово «кымъ» вероятно является трансформацией слова «кзмъ»  (козмъ – Козьмой). [8] Поскольку глиф буквы «зело» автором текста был испорчен, Янин опознал его как глиф буквы «Ы». Если, предположить, что испорченный глиф, действительно обозначал производное от слова «кто» в творительном падеже, то оно в этом случае, по нормам старославянской лексики, должно было быть записано как «цемь».

Следующее слово – «прислать». Как и следовало ожидать, это слово не использовалось в средние века. Вместо него могло быть употреблено слово «дати» в значении «принести», возможно использовать как эквивалент современного слова «прислать».

Следующая фраза – «итыусеб;» - «и ты у себя». Как уже отмечалось выше глиф «у» в средневековье не мог использоваться вместо «оу». То, что такие казусы встречаются в ряде рукописей, связано с их перепью после 1710 г. когда графема «оникъ» вышла из употребления и была заменена глифом «у». Там где переписи проводились скрупулёзно, таких казусов не встречается. С местоимением «себе» как всегда в этой грамоте проблема, оно ни в одном падеже не имеет окончание «я». В родительном падеже слово «себе» должно было быть записано как «себ;» или «си».

Следующее слово – «изб;ли». В это время в этом значении употребляли слово «б;лити», которое в императиве могло было быть записано как «поб;лиаши».

Таким образом, лингвистический анализ текста грамоты позволяет сделать вывод, что его не мог написать человек 15 века, тем более, если он, к этому времени, судя по подчерку, уже уверенно писал без оглядки на алфавит и грамматику.

Из 9 использованных в грамоте слов, пять не употреблялось в 15 веке, и восемь написаны с ошибками.

Единственным объяснением такой безграмотности на фоне уверенного подчерка, может быть только то, что автор грамоты всеми доступными ему средствами пытался донести до будущего читателя, что перед ним грубая фальсификация.

С учётом других особенностей этой грамоты эта версия в настоящее время представляется наиболее убедительной. Но окончательная точка в этом вопросе может быть поставлена только независимой международной физико-химической экспертизой этой грамоты, которая, и я абсолютно в этом убеждён, подтвердит мой вывод о том, что все найденные на сегодня берестяные грамоты изготовлены не ранее XX века.









[1]  Дублетные буквы (буквенные дублеты, буквы-дублеты) – это такие буквы, которые обозначают один и тот же звук. Иными словами, звук – один, а букв, способных его обозначать, – несколько.

[2] Эти наросты называются «чечевички» и имеют более рыхлую основу, так как служат для поступления воздуха к стволу. Поэтому удивительно, что береста находясь в земле, не разлагается по «чечевичкам», так как закупорить эти естественные пористые образования без специальной обработки не представляется возможным.

[3] Нельзя исключить того, что точки наносились уже по сформированным пересечениям. Для этого необходимо провести их обследование при большем увеличении хорошего качества. У меня в настоящее время такой возможности нет.

[4] Ниже «венца» на последней строчке, чуть правее также имеется дефект бересты от чаги. Но в этом случае автор вычертил знак «Т» без какой либо трансформации, тем самым подтверждая, что его основной целью было обратить внимание на более крупный дефект.
Анализ обоих дефектов бересты от чаги, позволяет утверждать - они не имеют следов разложения, что в принципе не возможно, после столь длительного пребывая в грунте. Это является дополнительным аргументом в пользу современного происхождения грамот.

[5] Второе (первое) написание гипертрофированной буквы «Т», возможно связано с дефектом бересты, в виде грибкового нароста «чаги». Споры чаги рассеянные в воздухе проникают в сердцевину живой берёзы через повреждения в коре. Такое повреждение могут создавать, например, птицы, во время сокогона берёзы. В дальнейшем в этом повреждении формируется мицелий гриба, который на 4-й год выходит наружу, образуя основание будущего грибы. То что, пробоина в коре, была вызвана птицей, косвенно подтверждает рядом расположенный дефект в виде поклёва, но без заполнения его мицелием. Слой чаги, который прилегает к стволу самый рыхлый, пористый и мягкий, и соответственно хорошо насыщен кислородом, что делает его наиболее уязвимым по отношению к микробам. Именно с этих мест начинается процесс гниения бересты. С таким дефектом, береста не могла сохранить мицелий на протяжении более 500 лет. То есть в этом месте, как минимум должна была быть дырка с размер мицелия, а как максимум береста должна была истлеть в течении 10 – 15 лет, после отделения её от ствола. Именно на это обстоятельство и пытался указать мастер грамоты, написав возле этого дефекта гипертрофированную букву «Т».

[6] Вполне можно предположить, что раздвоение «языка» не случайность, а сделано мастером намеренно.
Фраза «говорит раздвоенным языком» означает намеренно сказать одно, а иметь в виду другое, лицемерить или действовать двуличным образом.
Эта фраза часто использовалась американцами во времена Революции, и ее можно найти в многочисленных ссылках с начала 19 века в сообщениях об американских офицерах, которые стремились убедить вождей племен, с которыми они вели переговоры, в том, что они «говорили с честным лицом, и не с раздвоенным языком » (как, например, президент Эндрю Джексон в обращении к племени коренных американцев «Мускоги (Крик) Нации», в штате Оклахома, в 1829 году).
Согласно одному отчету 1859 года, местная пословица о том, что «белый человек говорил раздвоенным языком», возникла в результате французской тактики 1690-х годов в их войне с ирокезами, когда они приглашали своих врагов на Мирную конференцию, только для того бы их уничтожить или захватить.
Современная психолингвистика даёт следующие понятия «значению» и «смысл» речевого оборота:
значение - это общественно признанная и закрепленная категория языка, а смысл - категория личностная, понимание смысла обусловлено особенностями опыта, интеллекта, психики человека. Словарное значение слова, используемого в тексте, является лишь одним из индикаторов смысла. Интерпретация смысла зависит от многих факторов, таких как ситуация, в которой реализуется речевой акт, замысел, прагматика и цели речевого акта, картина мира и др.
Очевидно, именно на это и указывал, мастер, создававший эту грамоту. Надо смотреть не только на знакомые буквы, но и на то, что эти буквы в данном контексте означают.

[7] Неверное написание глифа «оникъ» очевидно оправдывалось грамотами 14 века из рижского архива: Витебской, Полотской, Новгородской и особенно договорной грамоты Новгорода с тверским князем Михаилом Ярославичем 1301 – 1307 гг., где как отмечает И.И. Срезневский «оникъ» не используется вовсе, а вместо него использован глиф «у».
Если в предыдущих грамотах это ещё с трудом, но можно объяснить, то в договорной грамоте, этот факт является однозначным указанием на перепись этих грамот не ранее XVIII века, когда графема «оникъ» уже вышла из обращения. Поскольку книга «Славно-русская палеография» составлена по лекциям Срезневского прочитанных им в 1865 – 1880 г., то перепись грамот могла быть осуществлена и в начале XIX века, очевидно сразу после войны, поэтому в них и нарушены нормы средневековой орфографии.
Я полагаю, пренебрежением этим фактом заказчиков грамот и воспользовался их создатель. С оной стороны, придавая им большую достоверность, а с другой предоставляя будущим исследователям этих грамот основания для признания их фальсифицированными.

[8] Традиция пропуска гласных в слове восходит к практике до христианского письма, и если бы эта грамота была подлинной, то можно было её связать с более древней письменной традицией. Вероятно, это понял мастер, и решил стушевать уже практически сформированное слово.