Доклад

Странно устроен человек. Кто-то во сне видит фантастические картины будущего, кто-то не менее прекрасные времена отдыха, а мне снятся почему-то сны на производственные темы.  Вот и сегодня ночью я вел беседу  об операции, которую делали в  городской больнице Хабаровска, и не делали в столице.  Но обо всем по порядку.

Мне за свою жизнь пришлось сделать очень много докладов.  В школе и Хабаровском медицинском институте я не был в числе активистов в комсомольской или профсоюзной организациях, поэтому не выступал ни с сообщениями, ни уж тем более с докладами. Все началось на военно-морском флоте, куда я попал по распределению из института. Правда, служить доктором на подводной лодке я попросился сам.

Первый год службы мне, выпускнику гражданского ВУЗа, требовалось много чего осваивать,  поэтому я занимался лишь службой, тем более что выходить в море мне приходилось довольно часто, и не только на своей субмарине. Это было потому, что в 6-й эскадре КТОФ, где я служил, врачей не хватало.  Да и ко мне присматривались весь этот год, в первую очередь матросы и заместитель командира по политчасти капитан-лейтенант Кудлаев.  А вот через год замполит предложил мне стать пропагандистом, т.е. вести политические занятия с матросами нашего экипажа.  Я согласился, в этом было и кое-что положительное – не надо было самому ходить на политзанятия среди офицеров, отвечать на них.  Времени подготовиться к занятиям у меня хватало, к тому же  мне  выделяли  время на посещение библиотеки, чтобы изучать нужную литературу. Так я начал делать доклады на темы политических занятий про специальной программе.

А через какое-то время комсомольцы нашего экипажа избрали меня своим секретарем, т.е. комсоргом.  Пришлось проводить комсомольские занятия, готовиться к ним, писать доклады.  Вот с тех пор я и вступил на стезю общественного человека.  Но это было не только хлопотное дело, но давало уроки жизни,  приучило к общению с людьми.  На флоте я вступил в партию, во многом из-за того, что передо мной был пример моего отца, преданного члена партии коммунистов.  Когда он узнал об этом, то одобрил мое решение.  Правда, я не чувствовал себя достойным вступить в ряды КПСС, но мой замполит убедил меня, что это не так. Кто как не комсорг большого экипажа, пропагандист должен быть членом КПСС.

Затем увольнение в запас, начало работы на «гражданке», в городской больнице города Хабаровска. Первый год ушел на освоение новой профессии врача-рентгенолога, адаптацию в новом коллективе.  Как кандидат в члены партии я посещал партийные собрания первичной партийной организации в количестве около 70 членов. Выполнял разовые поручения, например, был председателем избирательной комиссии в больнице.  Затем коммунисты приняли меня в члены КПСС, райком утвердил решение первичной партийной организации. 

После этого мне дали более серьезное партийное задание – возглавить  народный контроль в больнице. Вот после этого я начал выступать и с короткими сообщениями, и более пространными, на различных собраниях, доводя до трудового коллектива выявленные народными контролерами недостатки. И до выступался.  Меня, самого молодого члена первичной организации коммунисты  избрали своим секретарем, т.е. парторгом.  В этот год, 197-й, была принята новая Конституция СССР, где впервые появилась статья 6 о руководящей роли партии в трудовых коллективах.  Требовалось изменить формы работы, и мне это удалось сделать. С тех пор мне пришлось примерно раз в квартал выступать на партийных собраниях, часто открытых, с докладами по политике партии.  Выступали с докладами и другие члены партийной организации, но мне приходилось заранее прочитывать их, чтобы подготовить проект решения партийных собраний.  Между тем, это была общественная работа, за которую я не получал ни копейки.

Через полтора года работы парторгом в нашей крупной больнице, в которой было свыше 2,5 тысяч сотрудников, отдел здравоохранения горисполкома  сделал мне предложение стать главным врачом другой крупной больницы.  Но я, несмотря на уговоры в горкоме партии и горисполкоме, стоял твердо – не чувствую в  себе необходимых знаний и опыта, чтобы руководить таким большим коллективом.  И от меня отстали.

К тому же мне нравилась моя профессия – рентгенология. Ей в те годы было уже свыше 80 лет после открытия Рентгеном Х-лучей, она позволяла врачам-клиницистам поставить около 80% диагнозов заболеваний.  И я только еще шел к вершинам своей профессии, по крупицам осваивая свой и чужой опыт. Наша больница было клинической, на её базе работали две кафедры – хирургии и терапии. А рентгеновский кабинет был всего один. И мы, два врача и заведующая отделением, толкались в одной комнате, сменяя друг друга у рентгеновского аппарата и за столом при описании рентгенограмм.  Это позволяло пропускать через свой зрительный анализатор большое количество полезной информации,  часто весьма редкой. Это давало уверенность в своих силах, я чувствовал, что больше знаю, чем те врачи, которые долгие годы проработали в поликлиниках, где нет такого разнообразия патологии.

По распределению отделений среди врачей мне достались два хирургических отделения, на базе которых и работала кафедра хирургии во главе с профессором Г.Л.Александровичем.  Я каждое утро ходил на планерку в отделение, знал о всех тяжелых и непонятных больных, на которые требовалось обратить особое внимание. Постепенно у меня появился авторитет среди хирургов. К тому же я стал дежурить врачом-травматологом в травмпункте при нашей больнице. Мне во время службы на флоте приходилось это делать во время дежурств в медсанчасти береговой базы.  А так как дежурства были только по ночам, с 17 часов до 8 утра следующего дня,  то моими услугами врача-рентгенолога часто пользовались дежурные врачи приемного отделения – терапевты и хирурги, и я помогал ставить правильные диагнозы.

Школой профессионального мастерства были и заседания краевого научного общества врачей-рентгенологов, которые проводились один раз в месяц и собирали всех городских рентгенологов. На этих заседаниях мы слушали доклады по актуальным вопросам рентгенодиагностики, врачи выступали с сообщениями об интересных случаях в своих больницах и поликлиниках. Нельзя сказать, что все эти сообщения были очень уж интересны, в нашей больнице они были каждый день. Реже  были  другие, намного более интересные.  Но наша заведующая почему-то не жаждала поделиться ими на заседаниях научного общества.  Когда я уже малость «оперился»,  к тому стал парторгом больницы, спросил её об этом.  Она сказало, что это ей не надо, а вот мне это потребуется, чтобы получить категорию врача-рентгенолога.  И однажды, когда у меня был не только интересный, но и сложный случай диагностики, позвонила председателю научного общества профессору А.В.Розмарину и предложила включить в повестку дня очередного заседания общества мое сообщение по этому случаю. Так я впервые предстал перед очами сотни врачей-рентгенологов всех больниц, в том числе ведомственных (окружной военный госпиталь, железнодорожная больница, больницы водников, авиаторов), которые после моего сообщения стали задавать мне вопросы. Но я был к ним готов, все же кой-какой опыт партийной работы помог неплохо подготовиться.

С тех пор я стал часто выступать с сообщениями на заседаниях научного общества,  всегда по очень редким случаям, которые не всегда могут быть в практике большинства врачей. Например, показал случай диагностики врожденного  пищевода и частично грудного желудка (в Хабаровске два таких случая были только в моей практике), диагностику забрюшинных образований. 

Почему у нас были такие наблюдения, а в других кабинетах нет?  Все дело в том, что наша больница обслуживали огромный, на220 тысяч Индустриальный  район Хабаровска, с множеством промышленных предприятий, на которых работали люди со всего 600-тысячного города. К тому же было много рабочих общежитий со своим специфическим укладом жизни: пьянки, драки. И почти все они могли получать стационарную помощь по производственному принципу, на предприятиях были медсанчасти от нашей больницы.

Но патологии  у таких контингентов хватало.  В те 70-80-е годы очень распространены были язвы желудка и 12-перстной кишки.  Этих больных при обострениях оперировали в нашей больнице. К тому же уклон хирургической клиники был в сторону гастроэнтерологических больных, т.е.  с заболеваниями желудочно-кишечного тракта. Заведующий кафедрой профессор Г.Л.Александрович был один из корифеев хирургии на Дальнем Востоке,  поэтому его приглашали консультировать больных  на Камчатку, Сахалин, в Магадан. И часто после этих консультаций больные из этих регионов поступали к нам в больницу на оперативное лечение.

Профессор Александрович бел не только очень опытным хирургом, но и любознательным. Он старался внедрять в лечение больных те методики, о которых узнавал из медицинской литературы.  Будучи бессменным председателем краевого научного общества хирургов, он ездил на всевозможные съезды и совещания в центральную часть России, узнавал много нового.  Имея массу учеников, которые занимались наукой,  защищали кандидатские и докторские диссертации, он предлагал им интересные темы для своих работ.  Он один из первых в СССР освоил в своей клинике операцию на желудке по методике Маки. Первым в СССР  её внедрил в практику профессор Шалимов из Киева, поэтому она получила название «Маки-Шалимова.».  В СССР такую операцию в те годы делали лишь в Ленинграде и Волгограде, Киеве и Хабаровске.  Причем к этому времени такая операция на желудке была проведена  в нашей клинике почти ста пациентам.

Естественно, все больные, оперированные по Маки-Шалимову, были на контроле в хирургической клинике. Больше двадцати диссертаций были написаны на эту тему, когда изучались все стороны деятельности организма после  таких резекций.  Я не буду описывать все тонкости операций, лишь в общих чертах опишу, в чем они заключались.

Как известно, пища по пищеводу попадает в желудок. На границе двух органов есть своеобразный жом, который препятствует выбросу содержимого желудка в пищевод и обратно в рот человека.  Рвота – это не физиологический процесс, доставляет немало  мучений человеку. В желудке пища под действием желудочного сока начинает перевариваться,  но процесс переваривания в желудке только начинается. Затем пища попадает в 12-перстную кишку, где на помощь желудочному соку для переваривания приходят желчь из печени и панкреатический сок из поджелудочной железы.

На границе между желудком и 12-перстной кишки есть тоже свой жом, свинктер, называемый по-научному привратник.  Он препятствует забрасыванию пищи обратно в желудок,  пища должна идти дальше по тонкому кишечнику, где она  окончательно переваривается с участием микроорганизмов, различных ферментов и прочих факторов.

По действующей в те годы теории язва желудка происходит, когда в нем очень агрессивная кислая среда. Именно кислота способствует перевариванию пищи, а так же воздействует на стенку желудка. У некоторых людей происходит изъязвление стенки и образуется язва.  Эта язва может привести к появлению дырки в стенке желудка (так называемой перфорации) и вытеканию желудочного сока в свободную брюшную полость.  Длительно текущая язва может  превратиться в рак желудка. Чтобы это не произошло, делают операцию и удаляют участок желудка с язвой.

Операции на желудке стали делать еще в XIX веке. Доктор Бильрот предложил два варианта.  Первый вариант заключался в том, чтобы снизить кислотность в желудке, удалять 2/3 его, накладывать анастомоз (т.е. соустье) с петлей тонкой кишки, и таким образом, больной вылечивается от язвы. Такая операция получила название «резекция по Бильрот-I»

Но часто у этих пациентов появляется так называемый демпинг-синдром.  Пища, попавшая в желудок, тут же проваливается в кишечник, к кишечнику  притекает кровь, в том числе и от головы, и может быть даже обморок. К тому же пища плохо переваривается, ведь и желудочный сок почти не воздействует на неё, ни желчь, ни сок поджелудочной железы, которые очень начинают воздействовать на пищевой комок уже тогда, когда он попал в кишечник и стал не перевариваться, а разлагаться. У таких больных бывают всевозможные диспептические расстройства. .

Чтобы этого не происходило, Бильрот предложил еще один вариант операции. Так же удаляется 2/3 желудка, но к культе желудка пришивают начальный отрезок 12-перстной кишки. Пищевой комок идет по желудочно-кишечному тракту более физиологично, и пациент чувствует себя намного лучше. Такой способ получил название « резекция по Бильрот-II».  Но и в этом случае одно плохо – пища из желудка в 12-перстную кишку проваливается еще до того, как начала перевариваться. Ведь жома, или привратника на её пути нет, он удален вместе с желудком.  Перистальтика желудка гонит пищевой комок без задержки в желудке на необходимое время для переваривания.

И вот в середине 50-х годов ХХ века японский хирург Маки предложил при резекции не удалять привратник, а сохранять. Путем длительных  экспериментов он доказал, что если оставлять примерно 2 см тела желудка перед привратником, то тот со временем будет функционировать.  Эту операцию и внедрил в СССР профессор Шалимов, а второй, где она стала проводиться, была клиника профессора Александровича.

Но можете спросить – причем здесь рентгенология? А притом, что при рентгеновском исследовании после таких операций врач видит желудок почти без изменений. Есть тело, есть привратник. Привыкший видеть изображение желудка после операций по Бильрот – I или II, он не может понять  запись врача-клинициста «состояние после резекции желудка».  И в заключении пишет, что желудок не оперирован.

Теперь уже приходится удивляться клиницисту, чаще всего терапевту. На руках у пациента выписка из больницы, где написано, что на желудке сделана резекция.  А в заключении врача-рентгенолога  говорится об обратном. И такие случаи стали встречаться все чаще и чаще, чем больше больных оперировались в клинике Александровича.  И тогда профессор предложил нам, рентгенологам,  написать статью в журнал «Вестник рентгенологии и радиологии», чтобы рассказать об особенностях рентгеновской картины желудка, оперированного по методу Маки-Шалимова с сохранением привратника.   А он поможет опубликовать в этом научном журнале, который распространяется  по всему Советскому Союзу.

Мы с моей заведующей отделением  Л.С.Лазракевич (я в то время был еще рядовым врачом) написали такую статью и отдали Александровичу. Тот одобрил её, кое-что подправил, вписал себя в качестве соавтора ( и совершенно правильно, он ведь правил статью) и направил в журнал.  Не сразу, но статья была опубликована. Я к этому времени уже сменил Лазаркевич в должности заведующего отделением.

Еще до появления статьи в журнале, который выходил раз в квартал, решил выступить на заседании краевого научного общества с докладом  на эту же тему. Мы подготовили слайды, и доклад вызвал очень большой интерес. Почти все врачи смотрели в те годы желудки на рентгене, встречали такие случаи непонятной картины, и гадали, почему она такая. А тут мы все объяснили. Был слайд со схемой операции, на рисунке я нарисовал участки удаленного желудка.  Все получилось очень наглядно.

Через пару месяцев я поехал в Москву на курсы усовершенствования в ведущий институт этого профиля, на кафедру рентгенологии, которую долгое время возглавлял главный рентгенолог СССР профессор Ю.Н.Соколов. Правда, к этому времени он оставался на кафедре профессором, заведовал профессор Л.С.Розенштраух, но Соколов оставался главным редактором журнала «Вестник рентгенологии и радиологии».  Он был большой специалист по всем вопросам, но его коньком была диагностика заболеваний желудка. Кафедра базировалась на территории больницы имени Боткина.

Курс был рассчитан на два месяца занятий, который состояли из лекций, семинарских занятий и раз в неделю на кафедру приходили все рентгенологи больницы, где обсуждались рабочие моменты и больничные врачи показывали интересные случаи диагностики за неделю.  Мне нравились занятия,  но после них я успевал походить по Москве, посмотреть кое-какие места. До этого я трижды был проездом через Москву, и хотя с родителями был в мавзолее еще Ленина-Сталина,  но из тех поездок мало что запомнилось.

Примерно через месяц занятий профессор на лекции сделал предложение. Если кто-то не хочет отвечать на экзамене по окончанию курса,  может выступить на еженедельной планерке с интересным сообщением. У нас были рентгенологи из Москвы, и они ухватились за эту идею. И тогда я подумал: «А чем я их хуже. Доклад у меня есть с собой, попрошу выслать слайды и выступлю».  Так и сделал. Позвонил в больницу, мне бандеролью выслали слайды. В те годы почта работала нормально, дней через пять слайды были уже у меня.  Я зашел в кабинет Розенштрауха и сказал, что хочу выступить с сообщением и на какую тему. Предупредил, что потребуется слайдоскоп.

И вот очередная среда.  На планерке председательствовал в этот день профессор Соколов.  Видимо,  на кафедре решили, коль будет сообщение о рентгенодиагностике заболеваний желудка, лучше ему вести это заседание. Вначале говорили больничные врачи, потом предоставили мне слово.  К этому времени я уже немало выступал на всевозможных совещаниях и не тушевался перед большой аудиторией.  Но то был Хабаровск, а это Москва, столица, сидят светила отечественной рентгенологии.  Но  через пару минут я перестал заикаться и все четко доложил.  Доклад слушали с открытыми ртами.

Когда закончил, первый вопрос был от Соколова:  «В последнем номере журнала «Вестник рентгенологии и радиологии» была статья на подобную тему. Вы имеет какое-то отношение к ней?» Я ответил, что один из авторов.  Соколов заметил, что доклад получился лучше, чем статья, на что я ответил, что профессор Александрович внес кое-какие поправки в наш текст. Затем было еще много вопросов и от работников больницы, и от курсантов, съехавших со всего Советского  Союза.  Затем выступила ассистент Усова, она вела у нас занятия как раз по диагностике заболеваний ЖКТ.  Сказала, что в больнице Боткина было сделано несколько операций по этой методике, но не более 5.  Судя по моему сообщению, операция более физиологична, чем резекции по методу Бильрот- I и II.

После планерки профессор Соколов попросил меня зайти к нему в кабинет, и таv предложил мне написать диссертацию, сказав, что у меня уже больше половины  есть, а он готов стать моим научным руководителем.  Я обещал подумать.  А через пару дней ко мне подошла Усова и попросила выступить с докладом на хирургической планерке.  Я не мог отказать, и такой доклад состоялся.  Он был выслушан с большим вниманием, а потом меня завалили вопросами.  Я на большинство из них ответил, хотя они относились чисто к хирургическим вопросам. Но я настолько уже вник в эту операцию, что  смог дать эти пояснения и по хирургии.  Мне много раз пришлось беседовать с нашими хирургами, которые прекрасно освоили эту методику.

И сегодня ночью мне приснилась, как я даю пояснения и отвечаю на вопросы по операции – резекции желудка с сохранением привратника по Маки-Шалимову. Когда я проснулся,  стал вспоминать сон и понял, что я и в нем все говорил правильно.  А диссертацию я так и не написал, но этому много причин. Кто интересуется, могут прочитать в отдельной заметке. http://proza.ru/2019/02/14/29

Именно в тот приезд на учебу для меня стало ясно, что не всегда московские светила являются настоящими корифеями. Давайте только вспомним более ранний пример,  как долго шел к признанию знаменитый травматолог-ортопед Гавриил Илизаров из Кургана. Пока одним из его пациентов не стал прыгун в высоту Валерий Брумель, и кудесник Илизаров не только поставил его на  ноги, что не могли сделать московские светила, но и позволил тому снова прыгать, его метод в Москве отвергали.  И хотя Брумель уже не бил рекордов, но и преодолеть высоту в 207 см после такой травмы, когда кость голени  собирали буквально из отдельных фрагментов, подобно чуду. После этого метод Илизарова признали во всем мире, и в Москве тоже.