миниатюры

 

 

 

* * *

 

У моей прабабушки был вишневый сад. Пришла революционная армия и взорвала его.

У моей бабушки была любовь к мужу. Пришла Вторая Мировая война и застрелила его.

Моя мама не видела цветущего сада и не ощущала тепло отцовских ладоней, пахнущих пшеницей. У нее  не хватило сил для жизни.

У меня есть память и слова. Я воскрешаю ими сады и любовь.

 

* * *

 

Итальянская старуха, отстраненно сидящая на пороге дома на Сардинии, напомнила мне прабабушку - крымчанку. То же бесформенное черное платье на иссохшем теле. Та же черная косынка, повязанная низко на лоб, из-под которой лезут седые клочья волос. А главное - те же бездонные, серо-карие глаза, глядящие в никуда, и заставляющие сердце очень сильно тосковать. Неудержимо захотелось, чтобы ее костлявая рука погладила меня по голове.

 

* * *

 

С первого взгляда собор Святого семейства Антонио Гауди в Барселоне напомнил мне башни из мокрого песка, которые наливают дети на пляже своими маленькими ручками.

Потом я много раз пыталась вникнуть  в художественную и архитектурную сложность этого грандиозного эклектического чуда. Напрасно. Оно необъятно.

Но первое впечатление все же было верным. Это живое, теплое, пахнущее морем и ветром существо.

 

* * *

 

Я очень люблю настоящих деревенских женщин. Они так трогательно показывают, что все знают лучше других, такие хитренькие, все время проверяют тебя на прочность.

Моя тетя Маша, когда мы гостили у нее в Курганской области, отвела нас в лес за маслятами. Дала в руки малюсенькое лукошко, а сама побежала на раннюю дойку коров.

Когда вернулась за нами, даже бровью не повела, увидев полное лукошко и еще два узла, связанных из наших халатов, наполненных скользкими, рыжими, крепкими маслятами.

А вечером хвасталась соседям: "Ох, мои- то, сколько грибов набрали - жуть. Кто теперь будет перебирать?"

 

* * *

 

На шестой день моего рождения бабушка купила кукольный китайский сервиз, как настоящий.

Тоненькие, резные, узорчатые чашечки, молочник с изогнутой ручкой, в которую можно просунуть всего один пальчик, чайничек, дутый, с золотистой шишечкой на крышке, до сих пор стоят перед моими глазами предметом настоящей роскоши.

Бабушка хвалилась подарком перед соседками, как будто купила его себе. И это было бы справедливо, ведь у нее детство было революционным, юность военной, а зрелость лагерной.

Я, очевидно, поняла, что играть мне с ним не дадут. И когда бабушка велела принести и показать сервиз женщинам, я так схватила коробку со стола, что все малюсенькие чашечки и молочник с чайничком, выскочив из картонных ячеек, со звоном колокольцев салютом полетели на пол.

Потом мы вместе горько плакали, а бабушка говорила: "Бедная девочка, осталась без подарка".

 

* * *

 

На психологическом тренинге по арттерапии меня попросили написать свое имя. Я написала крупно: МАРИНА. Отчего-то стало одиноко. Тогда в буквы своего имени я стала вписывать имена своих подруг: Ира, Таня, Марина, Наташа, Надя. Стало спокойно и тепло. Интересно, чувствуют ли они, как глубоко проросли в мою личность?

 

* * *

 

На веранде белого ресторана, выступающей в море так, что брызги особенно ретивых волн попадают на посетителей, занимающих первый ряд столиков, сидела пара. Мужчина был испанец, пожилой и очень хорошо осведомленный о жизненных ценностях. Женщина тридцатилетняя, светлокожая, каштановолосая. Таких пар много на этом чудесном пляже Акваблавы с тонким желтым песком, скалистыми крутыми берегами и круглыми кедрами на них.

До этого момента я не видела здесь ни одного соотечественника.  А эта женщина показалась мне своей, хотя и говорила  по-испански.

Я вскоре поняла почему, когда взглянула ей прямо в глаза, которые не могут радоваться здесь и теперь. В них бурлило переживание о будущем, оглядка на прошлое, тревога за оставленных дома детей, неверие в возможность счастья с испанцем. И все это одновременно. И как подтверждение моей догадки, женщина произнесла на чисто русском языке: "Мария это по-нашему - Маша".

 

* * *

 

Во время перестройки, особенно в начале стихийного рынка, в Москве было плохо и грязно. В метро еще хуже, особенно на нашей ветке, с двумя рынками на противоположных концах. Люди с мешками сновали туда-сюда из Сокольников в Лужники, толкались и часто грубили друг другу.

Возвращаясь  с работы - домой, я обратила внимание на маму с сыном, очень подвижным, беленьким мальчиком чем-то похожим на ангела. Было душно, мальчик сильно размахивал головой и руками, как бы стараясь оттолкнуть от себя липкую людскую массу.

Маленькая ручка нечаянно сорвалась и хлопнула маму по лицу. Женщина от неожиданности или от накопившихся обид горько зарыдала. А мальчик как заведенный стал повторять: "Прости, прости, прости...", как будто просил прощенья за всех и за все.

Так почти полчаса мы и ехали: усталые, равнодушные люди с котомками, молящий о прощении мальчик и оцепеневшая мама, которая забыла его простить.

 

* * *

Когда я была маленькой, летних каникулах детей отправляли в пионерский лагерь. Мой лагерь находился в чудесном месте - в горах Заилийского Алатау. Богатая растительность, хорошее питание, пионерские линейки и костры. Но я захотела домой и, недолго думая, убежала.

Из лагеря в город вела одна дорога. Я по ней и пошла.

Неизвестно, чем бы это закончилось, но вскоре, внизу на дороге показался одинокий силуэт.

Это была моя мама.

 

Пиза

 

Пиза известна наклонной башней. Конечно, символ грандиозный. Кажется, если она  упадет, все человечество рухнет вместе с ней. Не выстоит. А все почему-то смеются и веселятся. А одна туристка на самом верхнем этаже непрестанно твердила: "Ой, как хочется прыгнуть!" Пожилой турист в шортах посоветовал ей ощутить себя Ньютоном и кинуть вниз какой-нибудь предмет. Она послушалась, и кинула фотоаппарат. Никого не убила, и все обрадовались.

Есть в Пизе и другой памятник. Это старое кладбище. Под сводами каменные могилы с полустертыми надписями и рисунками. Во время Второй Мировой войны своды были разрушены, но могилы и некоторые фрески не пострадали. Одна называется "Торжество смерти".

В центре - братская могила простолюдинов. Женщины и мужчины вповалку. В темноте не сразу заметны ангелы, зависшие над могилой. Они достают живых младенцев из ртов убитых женщин. Ангелы - великие небесные труженики!

Возможно, и башню держат ангелы? Удержат ли?

 

Сьена

 

Данте Алигьери, будучи в Сьене послом, написал "Божественную комедию" на тосканском языке. Не важно, в каком захолустье и на каком малоизвестном языке создана Ценность. Ангелы непременно найдут драгоценный камушек гармонии и отнесут его в копилку Пространства.

 

Лукка

 

На Домской площади гулял ветер, летали голуби, звучала музыка, и проходил сеанс одновременной игры в шахматы. Ветер колыхал зеленые скатерти, ладьи повторяли формы окружающих башен соборов, а кони рвались на средневековые турниры.

Аккордеон издавал органные звуки, гобой не мешал его многоголосью, оттеняя своей глубиной. "Аве Марию" сменила "Вечерняя серенада", затем вальс Шопена и, вдруг, "Осенняя песня" Чайковского.

На мгновенье повеяло ветерком из березовой рощи на пригорке.

Гармония соборного пространства была оживлена чем-то очень сокровенным и близким для души. И музыканты, и гроссмейстер были из России.

 

Венеция

 

По улицам Венеции, в вечерний,

неверный час, блуждал я меж толпы.

И сердце трепетало суеверней...

 

В. Брюсов

 

Улочки и каналы, зажатые меж старых дворцов, существуют вне времени. Эти душные лабиринты поглощают все, что попадает в их пространство. Так они поглотили  души тех, кто был или жил здесь. И ночью, когда на улочках нет народа, кажется, что толпы кружат и кружат вокруг, дразня разноликими масками.

Зеленая, никогда не меняющаяся вода, лениво переваливается от одного замшелого дома к другому и еле терпит веселых гондольеров, напрасно оживляющих своими криками и песнями стены этого театра.

 

Бордигьера. Старый город

 

На холме, как в огромном каменном муравейнике с узкими проходами и высокими стенами - частные ресторанчики. Трудно отличить один от другого. И, все же, бравый колокольчик на дверях одного привлек внимание. Белые своды потолков, белое пианино, розовые шелковые скатерти...

Девушка с вялым, потрепанным лицом в короткой джинсовой юбке с цепями и замками, на английском языке, дежурно предложила меню. Было понятно, что домашний уют создала не она.

Тающую во рту пасту с помидорами и пармезаном подавали две молоденькие близняшки, весело лопотавшие по-итальянски. Но в глубине зеленых глаз, как и у первой девушки,  угадывалось желание бежать отсюда.

Лишь в конце вкуснейшей трапезы вышла поприветствовать гостей женщина, немолодая, полная, но излучающая некий свет, убеждающий в глубокой осмысленности ее провинциальной жизни.

 

* * *

 

Княжество Монако - не Италия. Но, с высоты горного побережья, застроенного высокими, выше самых высоких и богатыми, богаче самых богатых, казино и отелями, хорошо видна Итальянская бухта.

Молоденькая туристка, фотографируя, приноравливалась, чтобы в объектив попали и небоскребы Монте - Карло, и итальянский реликтовый лес.

Прекрасный снимок! Но, Боже мой! На лазурном небе что-то лишнее, серое, в виде огромного атомного гриба расползается и растет.

Горит лес, горит итальянский берег, горит земля. Маленькие желтые самолеты, берущие воду для тушения прямо в море, не в силах остановить стихийное бедствие.

 

 

Сан Пьетро

 

Остров Сан Пьетро - маленький и скалистый.

Когда стоишь на самой его вершине, то ветер так надувает одежду, что, кажется, хочет столкнуть. Наверное, он считает, что мы сорвемся с этой скалы и полетим как чайки над морем.

Возможно, некоторые романтики так и делают.