Ночь упырей

  «Параграф 33. Чего боятся зомби?
 
  Длительные наблюдения, опыты и тесты показали, что зомби не боятся практически ничего и никого: ни танков, ни больших тягачей, ни какой-либо другой тяжёлой техники. Не боятся они ни быстрых поездов с метельником, ни пикирующих на них самолетов с камикадзе. При взрыве осколочной гранаты шатун даже не вздрогнет, будто это писк комара. Коктейли Молотова способны ненадолго сбить его с толку, но не запугать окончательно, а визг бензопилы или выстрел дробовика лишь привлечёт его внимание, но не остановит. Помните об этом, унося ноги от зомби-бегуна или замахиваясь бензопилой на зомби-изгоя».

  Доктор Стаменов возлагал на лабораторию своего коллеги Блума большие надежды, но когда он её увидел, у него в буквальном смысле слова опустились руки. Она представляла собой нечто среднее между операционной в провинциальной больнице и помещением для совместных уроков химии, физики и биологии в старших классах. Тут был металлический стол с лампой, пара обычных микроскопов, какие можно найти в любой школе, несколько мензурок и периодическая таблица элементов на стене. Здесь же у кожаного кресла в дальнем углу стояли дробовик и топор — заурядные элементы интерьера, которые уже давно никого не могли удивить даже в стенах научных учреждений. Впрочем, это помещение, расположенное на одном из подземных ярусов города-крепости, по мнению Игоря, можно было отнести к медицинскому или исследовательскому лишь с большой натяжкой и больше всего напоминало притон какого-то спившегося сельского фельдшера.
  Доктор Блум сразу же уселся в кресло в углу и принялся нервно растирать кожу на руке в том месте, куда недавно попала капля крови Ефима Молича.
 — Это ваша лаборатория? — спросил Стаменов, переглянувшись с Иветтой.
 — Угу, — кивнул Блум, всецело поглощённый своей рукой.
  Беглого осмотра Игорю хватило, чтобы понять, что здесь совершенно отсутствуют условия даже для примитивной работы со штаммами самых лёгких инфекций, не говоря уже о самом страшном вирусе последних времён. Новость была удручающей, ведь та искорка надежды, блеснувшая в предвкушении исследования такого интересного объекта, случайно попавшего в его руки, каким был Кувалда Молич, вполне была готова разгореться в буйный костёр при наличии необходимых средств и приборов. Но в этой деревенской «акушерской» не оказалось даже компьютера. Вероятно, его заменяли несколько толстых медицинских книг, стоявших на полке стеллажа рядом с бутылью семидесятипроцентного спирта, закупоренного резиновой пробкой.
 — Вы ведёте рабочий дневник? — спросил Стаменов.
 — А? — Блум вяло поднял на него глаза, словно в какой-то прострации. — Нет, что вы. Эту почётную обязанность я возложу на вас, я вообще далёк от науки. Я просто стараюсь лечить людей, вовремя ампутировать конечности, хотя выживших после этого на моей памяти ещё не было. Зомби-вирус коварен и очень скор на расправу. По моим наблюдениям, инкубационный период ускорился в разы и, возможно, будет ускоряться.
 — Должен вас разочаровать, коллега, — сказал Игорь. — Ваша лаборатория для серьёзной исследовательской работы не подойдёт.
 — Значит, будем лечить вместе. Просто лечить, от ангины и простуды, от бронхита и целлюлита, — устало сказал старый врач с улыбкой. — Вы знаете, я разработал очень действенный метод от всех вирусов: нельзя сбивать температуру. Организм должен бороться сам, нельзя его запутывать, нельзя ему врать, от этого больше вреда, чем пользы.
 — Вы имеете в виду практическую медицину? — спросил Стаменов.
 — Именно так. Ну, а работать как хирург вы сможете, надеюсь? Вырвать зуб, например?
  Стаменов нахмурился, припомнив обстоятельства своего побега из собственной лаборатории, оборудованной намного лучше, чем здесь, в этой подсобке, похожей на обитель чернокнижника из средневековья.
 — Ну, зуб-то мы вырвем, — весело вставила Иветта.
 — Отлично, значит, вы остаётесь! А что вы думаете о том, что сказал это парень… гладиатор? Он инфицирован?
 — Думаю, да, — ответил Стаменов. — Интересный пациент, очень интересный.
 — Значит, может кого-то заразить?
 — Не знаю, редкий случай. О том, что некоторые вирусы поражают органы зрения, было известно и раньше, но к Z-вирусу это не относится. У Молича что-то вроде некроза сетчатки. Он инфицирован, это ясно, но не производит впечатление больного. При этом у него явно мощный иммунитет, и это самое интересное в его клинической истории. В любом случае, его надо оградить от любых контактов.
 — Латентный инфицированный? — усмехнулся Блум. — Вирус ждёт, пока что-то снова его не активирует? Или попросту «изгой»?
 — Маловероятно, зомби его не назвать. Даже изгоев можно определить, как бы они не притворялись. Изгой никогда не поднимет руку на простого зомби, будто это табу. Вирус действительно предельно хитёр и коварен, как вы выразились.
   Стаменову захотелось сменить тему, и он сказал:
 — Я думаю, мы все устали за день, доктор. Может, по чашечке чаю? Во сколько здесь ужин?.. — Он не успел договорить, как вдруг дверь в лабораторию распахнулась, и в помещение ворвались несколько солдат, вооружённых автоматами.
 — Всем оставаться на местах! — скомандовал один из них, направив ствол на Игоря с Иветтой.
  Вслед за солдатами неторопливо и чинно вошла колоритная фигура в парадном белом кителе с генеральскими погонами и в фуражке с «мёртвой головой» вместо кокарды.
  Блум, встрепенувшись, вскочил с кресла, вытянувшись, словно военный на параде.
 — Товарищ генерал!
  Комендант Кербера в тот вечер решил лично познакомиться с двумя новыми врачами, появившимися в его крепости, когда их никто не ждал, и на то у него были свои основания. Он был в приподнятом состоянии духа после того, как отправил малосимпатичного ему гладиатора на самое дно выгребной ямы после неоднозначного проявления чувств своей взбалмошной дочери, ещё не подозревая о том, что его любимица окажется пронырливее самого скользкого из его шпионов и снова, как обычно, обведёт родного папашу вокруг пальца. Изображая радушие, на какое только был способен, генерал Ломов оглядел всех троих медиков и, остановив мутный хмельной взгляд на Игоре, сказал:
 — Рад приветствовать всех новоприбывших в нашей коммуне!.. Итак, вы врачи?
  Стаменов и его ассистентка кивнули.
  Комендант расплылся в деланной противной улыбке ещё больше и спросил, направив на Игоря толстый указательный палец:
 — Меня интересуют амфетамины, галлюциногены и героин… да мало ли что ещё! Я не силён в фармакологии. Ну так что?
  Стаменов лишь беззащитно пожал плечами.
 — Наверно, я неясно выразился, — сказал генерал. — Мне нужен спец по этой части. Хочешь, назначу тебя своим личным врачом? Со мной не пропадёшь, парень, — он доброжелательно похлопал Игоря по плечу, в то время как с другой стороны на него убедительно поглядывало дуло автомата охранника.
 — Они микробиологи, товарищ генерал, — несмело вмешался Блум.
 — Ну, значит, то, что надо, — просиял комендант. — Скажу проще, мне нужна дурь. Именно сейчас. Самая отъявленная дурь, какая только бывает. Так что, ты можешь мне помочь?
  До Стаменова уже давно дошло, что перед ним наркоман со стажем, да ещё слегка поддатый, но он замялся, прежде чем рискнуть с ответом:
 — Синтезировать из воздуха? Сомневаюсь, что получится.
 — А что тебе для этого надо, парень?
 — Что надо? Да много чего. Для кристаллизации необходима лаборатория получше, приборы для фильтрования, реагенты. Могу предоставить целый список. Нужны воронки, склянки, перегонные колбы, нагреватели, холодильники и много что ещё. А тут этого нет и в помине. И даже если бы и было, нужно время. За один вечер не успеть.
 — Короче говоря, нужна мощная лаба, доктор? — прищурившись, проговорил генерал.
  Стаменов заметно оживился:
 — Именно мощная! Герметичный бокс и так далее. И ещё… пара-тройка летучих мышей, желательно, индийских плотоядных. Я знаю, как выделить один нейротоксин, конкретно сносит башню, точно знаю!
  Комендант выдержал долгую паузу, закатив глаза, и наконец сказал:
 — Я подумаю над этим. Насчёт индийских не знаю, но по ночам вокруг прожекторов всегда носятся стаи этих тварей. Ну, а сегодня я просто напьюсь до одури в доску, — он хохотнул и направился было к выходу, когда его окликнул Стаменов:
 — Товарищ генерал!
  Тот с удивлением оглянулся.
 — Кроме мышей… мне нужен этот ваш гладиатор, как его?.. Кувалда Молич.
 — Зачем он тебе? — скорчив недовольную мину, спросил комендант.
— Ну, скажем так, очень интересный объект для наблюдения. Бессимптомный носитель вируса — это редкость, он может помочь в работе над вакциной против болезни.
  Генерал нахмурил кустистые брови и приблизился почти вплотную к микробиологу.
 — А я разве сказал тебе, что мне нужна вакцина? — произнёс он на редкость недружелюбно.
 — Комендант, вакцина нужна всем, разве нет?
  Ломов смерил его убийственным взором, — наверно, так посмотрел бы легендарный дракон, прежде чем превратить наивного учёного в горстку пепла, и тот почувствовал себя крайне неуютно.
 — Кувалды больше нет, — сказал он. — Я его… отпустил. Я вообще никого силком не держу. Если что-то не нравится, каждый волен покинуть коммуну в любой момент. Конечно, нужно немного отработать перед тем, как оставить нашу дружную компанию, но, в общем, у каждого есть право выбора. В ближайшем времени я снаряжу ещё одну ходку в мегаполис. Не исключено, они привезут те побрякушки, что ты хотел. Нужна дурь, доктор, чем скорее, тем лучше, надеюсь, ты меня понял.
  Комендант ещё ненадолго задержал на медике свой тяжёлый взгляд и вышел в сопровождении вооружённой челяди.
  Доктор Блум виновато посмотрел на Стаменова и, понизив голос, проговорил:
 — Тут никому не нужна вакцина.
  Игорь кивнул, понимая, что они с Иветтой попросту оказались в заложниках у местного главаря банды с диктаторскими замашками, — одна нацистская фуражка с «мёртвой головой», якобы означавшая победу над силами Тьмы, чего стоила! Широкоплечий плотный комендант с исколотыми венами и пропитыми мозгами разъяснил обстановку буквально в двух словах: они останутся на правах каторжников, пока не отработают ровно столько, сколько понадобится лишённому каких бы то ни было моральных принципов генералу, то есть, скорее всего, навсегда.
  Словно прочитав мысли коллеги-медика, Блум подошёл к Стаменову и прошептал:
 — Я помогу вам бежать. Сегодня или никогда! Только поклянитесь, что сделаете то, что хотите. Много лет я не встречал людей с миссией, а у вас она есть. Создайте вакцину, убейте этот проклятый вирус! Эта нечисть разобщает, делит на сословия, порождает совершенное безличие — не в этом ли главная опасность?!

  Ефим Молич гнал по шоссе на военном грузовике, до упора втопив педаль газа, и пребывал как никогда в удовлетворительном расположении духа, несмотря на колющую, противную боль в слабовидящем глазу. Он снова был на воле, и вид открытой степи, которую пересекали последние лучи заходящего солнца и обдувал вечерний прохладный ветерок, приводил его в бешеный восторг.
 — Свобода, свобода, свобода! — напевал Ефим себе под нос, тупо улыбаясь и вспоминая, как ловко он разделался со своей настырной пассией, показав ей наглядно и популярно, что со зрелыми мужиками вроде него лучше не шутить.
  «Глупая девчонка, — думал он. — Что она себе позволяет, дрянная, избалованная сучка!»
 — Вот посиди пока там! — крикнул Молич погромче, чтобы Настасье было слышно. — С милым и рай в шалаше, верно?
  Он захохотал и попытался добавить газу, заметив несколько фигур бесцельно плетущихся по дороге шатунов. Возможно, ещё несколько размазанных по старому битому асфальту зомбарей вдохновят его на какую-то новую идею: например, что сделать с маленькой стервой, чем наградить за столь пылкую привязанность, которая пока что оборачивалась для него отнюдь не благом, а лишь смертельной опасностью?
  Спустя минуту Ефим на полном ходу снёс одного из медлительных шатунов и слегка сбавил ход, посмотрев на топливный датчик, который показывал, что горючего хватит ещё километров на пятнадцать-двадцать, но не больше. Не слишком приятная новость, но в кузове наверняка есть запас канистр с дизелем, которые он просто не заметил накануне побега в темноте единственным зрячим глазом.
  Молич посмотрел на верную кувалду, лежавшую справа на пассажирском сиденье, и ласково провёл рукой по холодному металлу молота и гладкому изгибу деревянной рукояти.
 — Нет, милая моя, я женюсь только на тебе. Ах-ха-ха! И больше мне никто не нужен.
  Внезапно выражение его лица изменилось с туповато-счастливого на крайне озабоченное, когда до него наконец-то дошло, какой он идиот! Ефим в растерянности проехал ещё с полкилометра и, убедившись, что вокруг нет живых мертвецов, остановил машину.
  Он долго не хотел покидать кабину, прислушиваясь к тому, что происходит в кунге. Настасья не издала ни звука, и это его насторожило. Видимо, рутина гладиаторских боёв настолько притупила его чувство самосохранения, впрочем, так же, как и саму способность здраво рассуждать, потому-то он даже не придал значения словам Настасьи, сказанным незадолго до того, как он впихнул её в кузов и закрыл на засов. А ведь сказано было довольно чётко: кузов явно был забит оружием и боеприпасами. Лицо Молича вытянулось и покраснело, когда он подумал о молодой стервозе, сидящей на ящике с патронами и поигрывающей от нечего делать каким-нибудь шестизарядным компактным ТКБ, который столь мило смотрится в миниатюрной женской руке, или нежно поглаживающей массивный ствол РПГ, точь-в-точь как он только что бережно ласкал рукоять пресловутой кувалды. Теперь ему оставалось пожинать плоды своей необузданной импульсивности или, говоря по-простому, брутальной дури. А ведь оружие ему очень даже было бы кстати!
  Минут десять Ефим ходил вокруг грузовика, с интересом поглядывая на закрытую дверь кунга, но за ней по-прежнему было тихо.
  Наконец он решился, снял засов и осторожно приоткрыл железную дверь, заглянув в щель здоровым глазом, как вдруг получил по нему весьма чувствительный удар прикладом уже знакомого ему двуствольного обреза. Он зарычал от нестерпимой боли и отпрянул, прикрыв глаз рукой, на какое-то время практически ослепнув. Ударом ноги девушка распахнула дверь и показалась в проёме с ружьём, опоясанная патронташем. Её лицо искажала гримаса злобы и презрения, когда она нажала на спусковой крючок. Прогремел выстрел, пуля взрыхлила песок у самых ног Молича, подняв столб пыли, что отнюдь не добавило ему способности видеть.
 — Ладно, ладно! — закричал он! — Я всё понял, я ошибся. Ты — крутая девчонка, значит — мир! Мы едем в гипермаркет.
  В ответ Настасья злорадно засмеялась и мрачно произнесла:
 — Ну нет, милый! Как там говорят, от любви до ненависти один шаг? Ты его сделал первый, теперь всё. На этом точка.
  Она вскинула ружьё, прицелившись Ефиму в голову, когда он, интуитивно сделав резкий прыжок в сторону, взмахнул рукой, метнув в девицу какой-то блестящий предмет. Он угодил ей по щеке, сбив прицел за секунду до того, как прогремел второй выстрел. Кровь хлынула у неё из раны на лице, она вскрикнула, выронив обрез и прижав руку к щеке. Предмет, которым её ранило, оказался тем самым заострённым осколком графина, который Ефим до той поры ещё держал за поясом. Это прямое попадание дало Моличу шанс, и он что есть прыти рванул к девице, прекрасно понимая, что выиграл всего какую-то долю секунды для того, чтобы одержать верх в этой схватке. Ни в одном бою с самыми агрессивными шатунами, наверное, он не испытывал такого прилива адреналина в крови, как в этот миг, когда в каком-то хищном нечеловеческом прыжке он набросился на свою соперницу и повалил её на землю.
 — Отродье, я убью тебя! — закричала она в ярости, колотя его обеими руками, измазанными в крови, хлещущей из раны на щеке, но эта попытка отразить его мощную атаку показалась ему только забавной.
  Физические силы были явно неравны, он без труда подмял молодую дьяволицу под собой, положив её на лопатки. В глазах девушки сверкнула ненависть, которая сменилась страхом, и на них блеснули слезы то ли от смертельной обиды, то ли от бессилия.
 — Ты меня не разжалобишь, — в исступлении проговорил Ефим, всё крепче сжимая руками её горло.
  Она попыталась что-то выкрикнуть, но вместо этого смогла издать только какой-то хрип. В этот момент он понял, что его второй глаз окончательно ослеп. Это привело его в серьёзное замешательство, из-за чего он ослабил удушающую хватку, и девица незамедлительно этим воспользовалась, видимо, в силу какого-то инстинкта выбрав единственно верное и доступное средство самообороны: метнув в его здоровый глаз горсть песка и снова ослепив. Молич взвыл от бешенства, пытаясь наугад нанести Настасье сокрушительный удар тяжёлым кулаком, но промахнулся, и та ловко улизнула от него, всё ещё хрипя и откашливаясь, поскольку Ефим едва её по-настоящему не придушил. Он услышал, как его соперница запрыгнула в кабину грузовика и отжала газ.
  Большая машина стремительно удалялась, поблёскивая габаритами в вечерних сумерках, и Молич, отчаянно промаргиваясь, уже понадеялся, что больше её не увидит, когда на расстоянии километра неукротимая девица, видимо, передумала оставить его одного на шоссе и развернула грузовик.
  Непотребно выругавшись, Ефим огляделся кругом и, заметив уроненный Настасьей обрез, быстро поднял его — благо, второй ствол был заряжен и можно было попытаться шмальнуть. Однако грузовик нёсся на него на полном ходу, слепя включёнными фарами. Солнце почти скрылось за горизонтом, и над пустынным шоссе сгущался пугающий мрак. Молич понял, что, скорее всего, не успеет увернуться от разогнавшейся машины. Он поднял обрез и ждал того момента, когда сможет рассмотреть лицо Настасьи в лобовом окне, чтобы выстрелить, возможно, в последний раз.
  Между ним и машиной оставалось всего каких-нибудь десять метров, когда рассудок его помутился, и земля ушла из-под ног. Выронив обрез, он рухнул на асфальт без сознания.
  В последний момент грузовик затормозил, резко свернув правее от распластавшегося тела. После короткого раздумья Настасья покинула кабину и подошла к Моличу, быстро подняв с земли своё ружьё. У неё пронеслась в голове мысль, что он мог притвориться, но, во-первых, на него это было не похоже, во-вторых, что-то подсказывало ей, что с ним действительно стряслась беда. Фары грузовика хорошо освещали загорелое, покрытое ссадинами и царапинами лицо Ефима. Склонившись над ним, девушка сначала осторожно ткнула его дулом ружья в бок, затем, не дождавшись, реакции, несколько раз со злостью, которая ещё не успела в ней остыть, сильно отшлёпала его по щекам — и в наказание за невиданное хамство, и заодно с тем, чтобы привести его в чувство, однако ничто не помогло вывести гладиатора из этого глубокого обморока.
  Дочь коменданта гадала, что ей предпринять, глядя на умиротворённую физиономию мужлана, как вдруг заметила нечто в высшей степени удивительное и жуткое. Больной глаз Молича внезапно раскрылся и уставился на девушку, в то время как здоровый по-прежнему был закрыт. Он горел янтарным сиянием подобно глазам многих инфицированных, — завораживающим, притягивающим и отталкивающим одновременно. Глаз моргнул несколько раз, после чего начал вращаться вокруг своей оси подобно глазу хамелеона, словно пытаясь охватить как можно больший угол обозрения. Пока глаз буквально жил собственной жизнью, бешено вращаясь и часто моргая, будто так и норовя выскочить из глазницы, сам Ефим, казалось, и не торопился приходить в сознание.
  Настасья собралась с силами и поволокла Молича в сторону кузова. Она быстро пожалела о своём решении, так как ей показалось, что она тянет огромную железную бадью с кирпичами, а не тело человека, но комендантская дочка с детства была не только избалованной, но и упрямой, и довела-таки начатое дело до конца. Обливаясь потом и кляня себя конченой дурой из последних дур, Настасья сумела дотянуть Ефима до двери кузова, поднять и затащить внутрь.
  Здесь она вкрутила электро-лампочку в патрон, закреплённый под потолком, и кузов озарился слабым светом. Зомби-глаз тут же зажмурился, но спустя несколько минут начал снова медленно приоткрываться, словно какой-то мерзкий моллюск в ракушке. Он с ненавистью и даже кровожадностью глядел на девушку, напоминая орган зрения какой-нибудь хищной рептилии, и Настасья обратилась прямо к нему, быть может, потому что только он в этот момент подавал признаки жизни:
 — Не знаю, зачем я это делаю, может быть, я влюблённая дура, кретинка, идиотка. Но я не могу тебя убить!.. Мы едем в гипермаркет.

  «Параграф 23. Несколько спорных вариантов выживания.
 
  Существует несколько возможных вариантов, как пережить опасную пандемию без особых осложнений и риска для жизни. Можно провести несколько месяцев в самоизоляции, лёжа на диване в доме без окон и дверей на краю глубокого обрыва, и рассуждать о спасении человечества на удалённом расстоянии от возможных эксцессов. Можно захватить бронепоезд и путешествовать по бескрайним просторам нашей родины под прикрытием прочного листового железа и крупнокалиберных орудий, беспощадно громя шатунов на своём пути. Можно надолго осесть в подземном бункере с группой преданных единомышленников, разрабатывая план сопротивления в ожидании лучших времён. Но можно и рискнуть: выйти на улицы родного города с оружием руках и попытаться разобраться с шатунами в открытой схватке. Впрочем, делать это следует лишь в том случае, когда иных вариантов попросту не существует».

  Не подозревая о том, в какие передряги успел попасть за это время Кинский, новые обитатели харчевни «Три топора» провели остаток дня за осмотром отвоёванных накануне владений. Эрнст ещё не вернулся из своей вылазки на машине с необузданным Кинским, когда Лембоев вовсю занялся хозяйством на хуторе. На заднем дворе харчевни он обнаружил закрытый курятник, но нигде не увидел самих кур, зато заприметил лисью нору, проделанную под забором и ведущую в загон для домашних птиц. Спустя какое-то время он заметил тощую курицу какой-то редкой диковинной породы, которая то появлялась откуда ни возьмись, когда он отворачивался, то сразу расторопно пускалась в бега, едва он поворачивался к ней лицом. Он долго ласково подзывал птицу, разбрасывая найденное на кухне просо по всему двору и терпеливо ждал, когда неуловимая курица подойдёт поближе, но та ускользала каждый раз, когда он делал попытку её схватить.
  В разгаре этой нешуточной охоты её издевательское кудахтанье начало чудиться ему отовсюду, хотя сама хитрая птица умудрялась или вовремя сбежать, или попросту вообще не появляться в поле его зрения. В конце концов ему это надоело, и Сильван уже начал подумывать о том, чтобы отправиться в погреб за копчёностями, которых там было всё ещё в избытке, когда к нему неожиданно подошла Лика с плюшевым мишкой в одной руке и бездыханной курицей в другой. Она невозмутимо передала Лембоеву курицу и спокойно сказала:
 — Вот, держи. Это была китайская бойцовая!.. Сделаешь суп, нельзя ведь сидеть на одной колбасе. Жалко только, что Кинского, скорее всего, не будет к ужину.
 — Слушаюсь, — в изумлении проговорил Сильван, принимая у девочки птицу.
  Лика помедлила и добавила:
 — Скажи, а ты не знаешь, чем кормить летучих мышей?
 — Если честно, не в курсе. Может, червяками или тараканами?
 — Может, — кивнула девочка и ушла, нашептывая что-то на ухо своему Зубастому.
  Лембоев до самого вечера был под впечатлением от этого случая с курицей и, как только появился Эрнст, тут же поведал ему о произошедшем.
 — Молодец, крутая малышка, — с одобрением ответил тот. — Она достойный член нашей убойной компании.
 — И компания подобралась что надо! Форма спецназовца сидит на нашем клоуне, как будто он всю жизнь её носил. В твоей надёжности, Эрнст, я тоже успел убедиться, и не раз. Кинский, хоть и шизоид, но тоже вроде парень крепкий. А вот что могу я, чего я стою на фоне таких бравых ребят, как вы?
 — Да ладно! — рассмеялся Эрнст. — Ты можешь сделать отличный ужин, кто ещё из нас умеет так вкусно готовить? А твой эластопед — это вообще изобретение века, ни один зомби за тобой не угонится, если придётся драпать, но я надеюсь, до этого не дойдёт. Мы под охраной высоких стен, и никто и никогда не возьмёт нас на приступ. Кстати, как тебе наша новая крепость? По-моему, ты хотел здесь поселиться насовсем, или я ошибаюсь? Ты осмотрел весь хутор?
  На лице Лембоева отразилось лёгкое сомнение.
 — Тут есть почти всё для того, чтобы выжить в течение недели. Но… последнюю курицу сегодня кокнула малышка. Курятник пуст, видимо, пока суть да дело, лисы утащили всю домашнюю птицу. В амбаре, правда, полно копчёностей и мясных консервов, но сама атмосфера здесь угнетает. И ещё… за домом я нашёл… Освенцим.
 — Что?!
 — Там ещё одна постройка, внутри печь, а в ней… — Сильван подавленно умолк, затем продолжил, понизив голос:
 — Человеческие кости. Мне кажется, в основном детские. Мы устроились в притоне каннибалов!
 — Да уж! — проговорил Эрнст, которого всего передернуло при этих словах. — Не слишком приятное место, ты прав, но всё же мы могли бы перекантоваться здесь хоть несколько дней. Девочка исхудала, выглядит измученной, ей надо передохнуть, набраться сил, отъесться… Кстати, те консервы в погребе случайно не…
 — Нам повезло. Продукция со знаком качества, стыренная, скорее всего, с одной из военных продбаз.
 — Ну вот и хорошо, — у Эрнста сразу отлегло от сердца. — Надо запастись терпением и взять себя в руки! Потом вернётся Кинский, и мы все вместе снова отправимся в путь на поиски Эльдорадо. Мы ещё повоюем, — Эрнст со смехом похлопал Сильвана по плечу.
  Лембоев, заметно повеселев после разговора с Эрнстом, разлил по стаканам холодное пиво и пригласил всех к столу.
  Куриный суп одобрили все, затем Рыжий показал несколько фокусов, правда, больше не наряжаясь в клоунский балахон и парик, снова приведя в сумасшедший восторг Лику, которая весь вечер заражала радостным смехом остальных своих спутников. Лишь Эрнст, словно передав приунывшему было Лембоеву собственный недюжинный запас оптимизма и теперь испытывая дефицит этого столь необходимого в сложившихся обстоятельствах витамина, был в каком-то подавленном настроении и помалкивал, раздумывая о чём-то своём. Иногда он улыбался, видя счастливое лицо девочки, которой в кои-то веки было беззаботно и хорошо, но вскоре снова погружался в какие-то неизвестные гнетущие мысли.
 На это мало кто обратил внимание за исключением самой малышки, которая по окончании представления подошла к нему и, тронув за плечо, произнесла:
 — Тебе что, было неинтересно?
 — О нет, крошка, всё было замечательно! — отозвался Эрнст, подмигнув девчушке. — Фокус с картами был вообще отпад.
  За соседним столом Рыжий и Лембоев бросили жребий, кому в эту ночь дежурить на смотровой вышке во дворе, и клоун, как ни странно, проиграл. Следовало опасаться не только шатунов, но и мародёров, которые могли заявиться в любой момент, но пулемёт, установленный на вышке, позволял им чувствовать себя в относительной безопасности. Оставалось только быть на стрёме днём и, особенно, ночью.
  Лика внимательно посмотрела на Эрнста, задумчиво потягивающего пиво из запасов толстяка, и спросила:
 — Ты не знаешь, чем кормят летучих мышей?
 — Хм! Скорее всего, насекомыми, какими-нибудь опарышами или дождевыми червями.
 — Ну, этого добра сколько хочешь, — просияла Лика.
 — А зачем ты спрашиваешь?
 — Это секрет, — улыбнулась девочка.
  Затем она обняла каждого по очереди и ушла к себе в спальню.
  Эрнст чокнулся стаканом пива с Рыжим и сказал:
 — Боевая девчонка эта Лика. Лет через десять нас всех за пояс заткнёт.
 — Ну да, — пессимистично отозвался клоун, — если к тому времени мы все ещё будем живы. Ты проводил Кинского?
— До моста. Скажи, а что он вообще за тип?
  К его удивлению, Григорий смог дать крайне поверхностный ответ:
— Сам толком не знаю. Не хочу пока вешать на него никаких ярлыков, но более безбашенных лиходеев, чем он, я ещё не встречал. А что? Небось снова выкинул что-то в своём репертуаре?
 — Нет, мне просто стало интересно. По-моему, девочка от него без ума.
 — Ну что ж, бывает, — со вздохом ответил Рыжий, допивая свое пиво и направляясь к смотровой вышке, где ему предстояло провести всю ночь.
  Тёплый воздух наполнился ароматом степной полыни, сухого сена, и воцарившуюся было тишину нарушил стрёкот множества цикад. На небе, точно блёстки на лиловом карнавальном одеянии, зажигались первые звёзды, и бледный диск луны выкатился из-за лохматого сиреневого облака, слабо осветив небольшой кусочек сумрачного неба, словно вырвав из него небольшой серебристый лоскут.
  Поднявшись на вышку, Рыжий включил прожектор, проводя его лучом из стороны в сторону, но не заметил ничего подозрительного. Пулемёт, стоявший тут же на станке, мог остановить мародёров, но вряд ли это была надёжная защита от вездесущих зомби, которые зачастую удивляли своей сверхъестественной ловкостью, изворотливостью и коварством. Помня об этом, клоун взял с собой один из трёх остро заточенных топоров, висевших раньше в зале харчевни. Спустя час Рыжего начало клонить в сон и на какие-то несколько секунд он как будто отключился, но, встрепенувшись, собрался с силами, призвав всю силу воли, и строго запретил себе даже думать о сне.
  Он долго крутил во все стороны прожектором, заманивая на свет множество ночных мотыльков и летучих мышей, когда заметил какое-то движение во дворе хутора. Он увидел, как мимо вышки крадучись, с фонариком прошёл Лембоев, двигаясь в сторону курятника. Приложив палец к носу, Сильван дал Рыжему понять, чтобы тот не шумел, и вскоре исчез в двери невысокой деревянной постройки. Не прошло и минуты, как вдруг раздался его пронзительный крик.
  Клоун с топором скатился с лестницы вниз и бросился в курятник. Он увидел Лембоева, который стоял у дальнего угла птичьего загона с большим тесаком в руке, склонившись над отчаянно извивающимся телом шатуна. Тот уже наполовину пролез через старую развороченную лисью нору и пытался увернуться от ударов огромного кухонного тесака из арсенала бывшего хозяина харчевни. Промахнувшись несколько раз, Сильван наконец-то нанёс упырю мощнейших точный удар, снеся ему голову с плеч. Содрогнувшись, тело шатуна замерло, вцепившись крючковатыми пальцами в землю, а голова с вытаращенными жёлтыми глазами и высунутым синим языком откатилась к ногам Рыжего.
 — Отлично! — воскликнул клоун, отфутболивая ногой голову подальше.
  Лембоев не ответил, выронив тесак и схватившись за запястье левой руки. На его лице отразился испуг, который поневоле передался и Григорию.
 — Я долго не мог уснуть… потом услышал шорох в курятнике, — проговорил Сильван. — Знал ведь, что тут нора, надо было сразу её засыпать, так нет, думал об этой чёртовой курице, которая носилась по всему двору, будь она неладна!
 — Ничего, всё в порядке, сейчас мы её замуруем…
 — Не в порядке… — сдавленным голосом оборвал его Лембоев. — Зомбак укусил меня за руку, я не успел увернуться!..
 — Дружище, только без паники! Ну-ка покажи мне рану, её надо обработать.
   Рыжий шагнул к Сильвану, как вдруг тот отшатнулся, отдёрнув раненую руку и прижавшись к стене.
 — Нет, остановись! — крикнул он. — Мы оба знаем, что это бесполезно.
  На глазах его блеснули слёзы.
 — А я рассчитывал, что нашёл себе новый дом… Какое опасное заблуждение, занять дом, прикончив его прежних хозяев, даже если они достойны только порицания. Так поступают только мародёры, и счастья это не приносит никогда! Мне следовало подумать об этом раньше, а теперь уже поздно.
 — Брось, не терзай себя попусту!
  Григорий сделал ещё один шаг навстречу скрюченному от страха и бессилия инженеру и выкрикнул почти в ярости:
 — И дай мне осмотреть твою руку наконец!
  Не ответив, Лембоев опустился на колени, глядя куда-то в сторону на опутанную паутиной стену. Фонарик он также выпустил из рук, и его тонкий луч пронизал тьму душного курятника.
  В двери появился запыхавшийся Эрнст с ружьём и большим электро-фонарём в руках и обеспокоенно спросил:
 — Что за шум?
  Видимо, он быстро понял, что случилось, заметив обезглавленное тело шатуна. Когда же взгляд Эрнста остановился на кровоточащей ране на руке своего друга, лицо его побледнело. Он переглянулся с Рыжим, и тот быстро кивнул, скорбно опустив взор.
 — Эй, приятель! — с деланным смехом окликнул Лембоева Эрнст. — Кончай грустить, сейчас мы разберёмся с твоей царапиной.
  Сильван поднял на него опустошённые глаза и грустно улыбнулся, устало промолвив:
 — Ах, это ты!.. Ты мне уже однажды очень помог, поможешь мне ещё раз, верно? Она ждёт меня… там, моя милая, моя Лиза. И скоро мы встретимся. Запомни лишь одно, это место не принесёт вам счастья. Послушайтесь моего совета, уходите отсюда!
 — Конечно уйдём, когда вылечишь свою руку, — бодро ответил Эрнст. — Вот тогда все вместе и уйдём.
  В ответ донёсся только глухой стон Лембоева. Он опустил голову, заслоняя рукой глаза от яркого света. Это было похоже на один из признаков заражения. Порой зомби-вирус поражал инфицированного в считанные минуты, под влиянием жуткой инфекции их глаза изменялись в первую очередь, — видимо, эти перемены сопровождались невыносимой болью, которую усиливал даже слабый свет. Так или иначе, в первые секунды этих метаморфоз заражённые старались укрыться от света в темноте, хотя после полного обращения в монстров, казалось, больше не испытывали ничего, кроме голода и неистовой ярости.
  Внезапно Сильвана несколько раз передёрнуло в сильных конвульсиях, он попытался встать с колен и поднять голову, но Эрнст специально навёл на него широкий луч фонаря, словно рассчитывая, что это замедлит процесс заражения. Лембоев, всё ещё прикрывая лицо рукой, встал на ноги и зарычал, словно какой-то дикий зверь. В свете фонаря стали видны его бешеные глаза, в которых затаилась неукротимая дьявольская злоба. Он осклабился подобно хищнику, показав ряд ровных зубов, из его глотки снова вырвался звериный рык, ещё более устрашающий и громкий.
  Эрнст быстро взглянул на Рыжего и бросил:
 — Чего стоишь?
 — А что мне делать? — жалобно отозвался Григорий.
  Выругавшись, Эрнст вырвал у него из рук топор, сунув ему взамен свой фонарь и ружьё, метнулся к Сильвану, замахнулся и обрушил на него со всей силы тяжёлое холодное орудие. Первый же удар оказался как нельзя более точен, и топор начисто снёс голову Лембоеву, который за несколько минут до этого тем же способом утихомирил прокравшегося через лисью нору шатуна. Теперь головы их обоих лежали недалеко друг от друга, глядя одинаковыми жёлтыми стеклянными глазами в пустоту.
  Клоун в изумлении посмотрел на Эрнста. Тот выглядел отнюдь не уверенным в себе истребителем зомби, а скорее потерянным, уставшим палачом, опиравшимся на окровавленный топор, как на инвалидную трость.
 — Пошли, выпьем, — сказал он Рыжему и, не дождавшись ответа, скрылся в направлении харчевни.

  «Параграф 26. Авангард и арьергард.
 
  Если у вас нет другой возможности, кроме как вступить в открытую схватку с шатунами (см. параграф 23), лучше действовать не в одиночку, а сообща (см. параграф 22). Будьте мобильней, не останавливаясь на достигнутом, поскольку даже самый роскошный гипермаркет однажды превратится в руины. Найдите симбионтов, группу надёжных соратников из нескольких крепких человек. Действуя в мобильной группе, можно успешно противодействовать атакам упырей, пополнять запасы продовольствия, арсенал оружия и боеснарядов. Отныне это — ваш авангард. Найдите ампутантов, способных отвлечь внимание зомби от преданных симбионтов. Это — ваш арьергард. Помните, что ампутантов, способных помочь вам в арьергарде, также можно сделать из симбионтов, если последние откажутся быть в авангарде. В этом вам помогут орудия, упомянутые в параграфе 25».

  Минувший день прошёл для Кинского как нельзя более познавательно и насыщенно. Начать с того, что после бойни и беспощадного распила зомби-шлюх, его повысили в звании от простого рядового наёмника до командира боевого расчёта, состоявшего из двух пьяных в дребадан молодых бойцов. По заверению капитана Крылова, это и был его минометный расчёт, однако самого миномёта в тот день Антон так и не увидел. Бойцы заикались, мычали что-то нечленораздельное, упорно отказываясь признаваться, куда пропал миномёт со всем снаряжением, и Кинский в итоге послал их к чёрту. Заглянув на оружейный склад, он обменял свой единственный трофей, пятерню зомби-изгоя на пять магазинов для карабина, как и было обещано алчным капитаном.
 — Это ты там устроил резню бензопилой? — ухмыляясь, спросил у него кладовщик, грузный горбатый мужлан, от которого, так же, как и от молодых распущенных бойцов, разило спиртным. — Все о тебе только и говорят: что за новый псих появился? Не обижайся, в нашем достославном Кербере все психи. И я псих, и Крылов псих…
 — И комендант ваш тоже псих? — съязвил Кинский.
 — Да ты что! — кладовщик испуганно огляделся по сторонам. — Тихо ты! Наш комендант самый лучший, добрый и справедливый. Он нам как отец родной, так что прояви уважение, кретин!
 — Ну я-то что, я ничего, — миролюбиво ответил Кинский, забирая боеприпасы, и добавил, понизив голос:
 — Слушай, ты тут, наверно, всё и всех знаешь?
 — Ну, многих, — гордо ответил кладовщик.
 — Не скажешь, что это за бредни ходят насчет коменданта, будто он не пускает в крепость детей? Неужто правда?
   Глянув по сторонам, кладовщик так же тихо ответил:
 — Так и есть, не пускает.
 — И в чём его проблема?
 — Не скажу, в чём и проблема ли это вообще, но знаю лишь то, что слышал от других. Как-то к нам заехал цыганский табор, и одна старая цыганка предсказала ему, что его якобы погубит ребёнок. Вот с тех самых пор наш комендант и запретил пускать за ворота крепости детей.
   Кладовщик строго посмотрел на изумлённого Кинского и громко пробасил:
 — И если хочешь знать моё мнение, он прав! Он мудрый, честный и справедливый вождь нашей коммуны!
  Остаток дня Кинский провёл, созерцая опустевший амфитеатр, построенный вокруг овальной арены, которую приводили в порядок после боя несколько уборщиков. Между высоким бетонным парапетом и первыми рядами зрительских мест вдоль всей арены вела грунтовая дорога, по которой вполне мог проехать большой грузовой автомобиль. Этот трек с заметной проделанной от колёс колеёй, вероятно, предназначавшийся для перевозки каких-то грузов на территории амфитеатра, начинался со стороны предбанника, служившего большой, забитой преимущественно грузовым транспортом, парковкой, где теперь стоял и его зомби-кар и, обогнув арену, заканчивался напротив главных ворот, обычно закрытых на внушительный засов в любое время суток.
  Кинский обратил внимание на военный вертолёт, стоявший на здании с плоской крышей, возвышавшейся над местным Колизеем, на которую можно было подняться по высокой винтовой лестнице. Впрочем, Антон не владел навыками управления винтокрылой машиной, и его интерес к этому варианту возможного побега быстро пропал. Тем не менее, мысль о бегстве разгоралась в его мозгу всё сильнее. Он был взбешён барскими замашками местных царьков, равно как и подобострастием их подчинённых (иерархия здесь наблюдалась почище, чем при древних феодалах) и решил сбежать при первом же удобном случае. Прежде чем отправиться на осмотр нижних ярусов крепости, Кинский, будто случайно прогуливаясь мимо своего зомби-кара, закинул в кабину боевые трофеи: карабин с пятью магазинами. Решив, что на этом его рабочий день окончен, он бодро направился следом за всеми местными обитателями, которые с приближением сумерек друг за другом исчезали в зияющем проёме приземистого здания, представлявшего собой подобие контрольно-пропускного пункта, предварявшего доступ к скрытым от стороннего наблюдателя катакомбам города-крепости.
  Кербер оказался огромным подземным бункером, вполне отвечая своему мифологическому названию. Бетонные лестницы уводили глубоко вниз, в тускло освещённые электролампами помещения, в которых протекала несколько отличавшаяся от наземной, шумной во время гладиаторских боев, но тихой по их окончании, будничная жизнь. В недрах крепости словно муравьи сновали местные жители, члены коммуны, выполняя свои строго определённые обязанности. Кинскому не понадобилось слишком много времени, чтобы, оказавшись в самом центре этого муравейника, дать определение основной массе здешних обитателей как немногочисленной банде отъявленных головорезов, на которую покорно трудились довольно дисциплинированные рабочие отряды.
  Поздно вечером огромное скопление народу, видимо, состоявшее из представителей обеих каст, собралось в гигантской шумной столовой в одном из нижних ярусов подземного муравейника, куда мощной неудержимой волной, состоявшей из проголодавшихся тружеников и рядовых стражей крепости, выкинуло и Кинского. Можно сказать, что столовую ему даже не пришлось искать — его туда внесли.
  Антону даже не понадобилось выбирать себе место, его стихийно швырнуло на свободный табурет перед одним из десятков длинных прямоугольных столов. Перед каждым членом коммуны стояла металлическая миска и стакан воды с куском чёрного хлеба. Вид этой общественной столовой, словно сошедшей со страниц антиутопического романа, наводил на мрачные размышления. В спёртом воздухе просторного, но крайне скудно освещённого помещения, нависла тягостная тишина, нарушаемая разве что постукиванием ложек и массовым чавканьем.
  Кинский заглянул в свою миску и поморщился при виде бесцветной каши, от которой отдавало резким запахом тухлой рыбы.
 — Что это за дрянь? — спросил Антон, слегка толкнув локтем соседа, сухощавого человека лет пятидесяти.
  Тот удивлённо покосился на Кинского, но промолчал, быстро заработав своей ложкой, словно испугавшись, что новенький собирается отобрать его порцию. Антон оттолкнул от себя миску, сунув полагавшийся ему сухарь из ржаного хлеба себе в карман, залпом выпил свой стакан воды и в крайне скверном настроении ещё раз внимательно осмотрел помещение, забитое угрюмым народом и в полутьме казавшееся бескрайним. Он довольно быстро отыскал в серой массе «пожирателей каши» знакомые лица. Не узнать Панка в причудливом тёмном комбинезоне с его копной ультрамариновых волос и умным острым взглядом неутомимого инженера-изобретателя, врача и фармацевта по совместительству среди одетой преимущественно в отрепья толпы мужчин и женщин с одинаковым голодным и усталым выражением лица, было просто невозможно, а рядом с ним оказались и его прежние спутники: Вязов и Цибела. Медиков, с которыми их разлучили накануне, нигде не было видно, — вероятно, для них, как и для всей правящей верхушки, предназначалось другое, более комфортное помещение для столования.
  Неожиданно в громкоговоритель, установленный где-то под сводом высокого серого потолка, проревел чей-то громкий спокойный и повелительный голос:
  «Граждане нового мира! Помните! Мы в безопасности! Комендант Ломов бдительно следит за спокойствием жителей нашего города. Ни одного случая инфицирования Z-вируса в пределах крепости не зафиксировано. За её пределами опасности также не обнаружено. Комендант Ломов заботится о вашем здоровье и благосостоянии! Приятного аппетита!»
  Никто не отреагировал на это, видимо, заранее записанное, известное всем наизусть сообщение, кроме, конечно, нескольких новичков.
  «Гнусная ложь! — заметил про себя Кинский. — От начала и до конца. А как же перестрелка в предбаннике? Да и снаружи постоянно бродят шатуны в поиске каких-нибудь лазеек. Комендант промывает мозги своим покорным рабам, втирание очков, иначе это и не назовёшь».
  Антон помахал рукой своим знакомым, сидевшим не так далеко, через один стол от него, и Панк радостно махнул ему в ответ. Кинский добродушно похлопал по спине немногословного соседа, поставив перед ним свою миску со словами:
 — Продолжай, приятель, забирай и мою порцию, я сегодня не голоден.
 — Вы… так добры… так добры, — проговорил незнакомый житель, с жадностью набрасываясь на зловонное содержимое предложенной миски.
 — А что, здесь всегда так кормят? — спросил Антон, пытаясь расположить соседа хотя бы к какому-то сбросу полезной информации. — Или сегодня просто рыбный день?
  Незнакомец даже не ответил, давясь кашей и напоминая какого-то аутиста, совершенно не оценив сарказм новичка.
  Кинский со вздохом встал из-за стола, намереваясь присоединиться к группе своих троих знакомых, как вдруг путь ему преградил рослый охранник.
 — В чём дело? — недовольно спросил Антон.
 — Ни в чём. Не знаешь порядков, что ли? Вернись на своё место. После ужина — вместе со всеми в Сектор 6, — это прозвучало как приказ.
 — А больше ничего не хочешь? — прорычал Кинский с такой яростью, что даже его проголодавшийся сосед перестал чавкать, с изумлением оторвав глаза от миски.
 — Не понял, — угрожающе откликнулся амбал, хватаясь за резиновую дубинку, висевшую у него на поясе.
  Кинский хотел его просто обойти, но не успел опомниться, как его окружили ещё трое надсмотрщиков, один из которых нацелил на него пистолет.
 — Сейчас ты пойдёшь с нами, идиот, — понизив голос, сказал первый соглядатай, помахивая в воздухе дубинкой.
 — А если не пойду?
 Надсмотрщики удивлённо переглянулись и первый с вызовом ответил:
 — Тогда неделя в лазарете, и это в лучшем случае, храбрец!
  Судя по решительности на лицах четверых крепышей, Кинский понял, что надо что-то решать, причём очень быстро, когда, казалось бы, из безвыходной ситуации его выручили, как ни странно, зомби. Внезапно в сумрачной глубине столовой раздался чей-то пронзительный крик:
 — Заражение! На помощь!..
  Этот вопль мгновенно заставил надсмотрщиков забыть последнюю перепалку с наглым новичком и со всех ног броситься на зов о спасении. Помещение огласилось гулом разом охнувшей толпы. Десятки местных жителей, побросав свои ложки и миски, метнулись к выходу, устроив настоящую давку. Кинский был один из немногих, кто в отличие от основной массы бесстрашно направился туда, откуда доносились крики и вскоре увидел в центре столовой на полу инфицированного, ненасытно вгрызавшегося в горло какой-то женщины.
 — У нас один… нет, двое заражённых! — прокричал в рацию один из «блюстителей порядка». — В Секторе 5. Просим помощь!
  Тот, что был с дубинкой попытался нанести удар своим орудием по голове взбесившегося шатуна, невесть каким образом оказавшегося среди здоровых, но тот проявил поистине дьявольскую сноровку и, увернувшись от удара, вцепился зубами в руку амбала. Выронив дубинку, тот заверещал таким пронзительным фальцетом, который никак не вязался с его атлетической фигурой в военном камуфляже.
 — Трое… трое заражённых! — заорал в рацию надсмотрщик.
  Кто-то из толпы испуганных гражданских, разбежавшихся в разные стороны подальше от места инцидента, неожиданно крикнул:
 — Четверо!
 — Ещё один! — панически взвизгнул кто-то, стоявший рядом с ним и, видимо, это была отнюдь не шутка.
  Какой-то инфицированный в толпе с нечеловеческим яростным воплем набросился на новую жертву, со скоростью взбесившейся гориллы перескочил на следующую и в течение нескольких секунд, видимо, укусил или поцарапал ещё несколько бедняг, случайно оказавшихся поблизости и, совершенно определённо, теперь присоединившихся к группе риска.
  Очаг заражения грозил разрастись со сверхъестественной скоростью, что вызвало настоящую панику.
 — Красная опасность! — проревел в рацию надсмотрщик. — Скорее к нам с огнемётами! Быстро!..— Он не договорил, когда ещё один инфицированный выбил рацию у него из руки, впившись зубами в его запястье.
  Спустя минуту несколько солдат с трудом протиснулись через давку у входа в столовую с огнемётами и визжащими бензопилами, однако встали в растерянности, не понимая, где зомби, поскольку испуганные, душераздирающие крики доносились теперь со всех сторон. Опрокидывая столы и стулья, гражданские рвались к выходу, бросаясь друг на друга хотя бы для того, чтобы пробить себе дорогу, хотя заражённые могли быть теперь и среди них. Собравшись в плотную группу, бойцы в панике начали палить из огнемётов в разные стороны, во всех гражданских без разбору. В какой-то момент в столовой стало светло как днём из-за ярких вспышек пламени. Амбал, угрожавший Кинскому дубинкой, при виде соратника с бензопилой, вперив в него умоляющий, пока ещё осознанный взгляд, направился прямо к нему и спустя мгновение повис на полотне пронзительно визжащей пилы, пробурившей его насквозь.
  Кинский случайно столкнулся с троицей своих знакомых, которые до сих пор держались вместе. Он буквально за шиворот притянул их к себе и проорал сквозь рёв обезумевшей от ужаса толпы:
 — Никто не ранен?
 — Нет, — крикнул в ответ Панк, — только Цибелу зацепили табуреткой по башке.
 — Это ничего, — простонала девушка, держась за ушибленную голову, — я в норме.
 — Ну, конечно, по сравнению с зомбарями точно! У меня есть план, все за мной. Встретимся в предбаннике у зомби-кара!
   В следующий момент его сбил с ног кто-то из солдат, также в панике пробивавший себе путь к выходу при помощи локтей. Кинский узнал в нём одного из соглядатаев, который целился в него пистолетом незадолго до вспышки заражения, догнал его и со всей силы влепил ему наотмашь кулаком по уху, опрокинув на пол. В следующий момент, он отобрал у него пистолет и, напоследок наскоро отбив на его спине чечётку подошвами своих ботинок, устремился к выходу. Антон потерял из виду своих новых друзей, но в данный момент его это совершенно не волновало. Без зазрения совести раздавая крепкие тумаки рукоятью пистолета и расталкивая всех, кого мог в стороны, он упорно пробивался к выходу из столовой.
  Спустя некоторое время эта поставленная перед самим собой сверхзадача, не в последнюю очередь благодаря тому, что пришлось буквально пройти по головам нескольких надсмотрщиков, обронивших свои огнемёты и бензопилы, наконец ему удалась, и он устремился наверх к предбаннику и главным воротам крепости.
  Здесь он столкнулся с только что поднявшимися на подъёмнике тремя медиками, которые в удивлении озирались по сторонам, не понимая причину столпотворения, но, судя по их виду, были вполне этому рады. Шумиха, толкотня и давка их вполне устраивали, и первый же вопрос от Кинского, разумеется, сразу нашёл отклик в их сердцах.
 — Мы делаем ноги! — бросил он им. — Хотите с нами?
 — Без проблем! — с радостью откликнулся Стаменов.
  Оглянувшись, он увидел доктора Блума, оставшегося позади орущей толпы и прощально помахавшего им рукой. Он что-то прокричал, но Игорь не разобрал, что именно. Впрочем, всё было написано на лице старика. Тот не собирался уходить вместе с ними, но всем своим видом пожелал Стаменову и его ассистентке удачи на пути к исполнению их великой и необходимой, по его мнению, миссии.
  Схватив Иветту за руку, Игорь бросился следом за Кинским, стараясь не потерять его из виду. В сумерках, окутывавших город-крепость и амфитеатр, казавшийся в полутьме каким-то нелепым скальным нагромождением, они бросились со всех ног в направлении главных ворот и пересекли это расстояние незаметно в течение нескольких минут, будто в сапогах-скороходах. За ними едва поспевали Панк, Вязов и Цибела.
  Кинский первым вбежал на парковку и устремился к зомби-кару, как вдруг столкнулся с капитаном Крыловым, сжимавшим в руках АК-74.
 — В чём дело, солдат? — смерив его суровым взором, спросил он.
 — Красная опасность, капитан!
 — Доложите по уставу!
 — Так точно, товарищ капитан! Красная опасность! Разрешите проявить инициативу!
 — Уточните!
  Размахнувшись, Кинский заехал рукоятью пистолета капитану по физиономии с такой «пролетарской» мощью, какую только смог собрать в кулак со всей клокочущей ненавистью к капитанам, генералам и комендантам всех крепостей, построенных когда бы то ни было на развалинах Армагеддона, и силы этого удара хватило, чтобы Крылов пролежал в блаженном неведении о бушующей красной опасности до самого рассвета. Автомат капитана перешёл в дальнейшее пользование подоспевшего Стаменова, а Кинский запрыгнул на водительское сиденье зомби-кара. К счастью, ключи зажигания были ещё в гнезде, и водитель завёл мотор с полоборота.
  В свете включённых фар метнулись несколько летучих мышей, казалось, перепуганных не меньше, чем люди, разбегавшиеся по всему амфитеатру в поисках спасения. Однако судя по всему, зомби становилось всё больше, они проявляли чудеса скорости и ловкости, быстро находя себе новых жертв, и заражение грозило перейти в неудержимую локальную катастрофу. Всё шло к неумолимому и очевидному падению Кербера, казавшегося несокрушимой цитаделью и надёжным оплотом выживших ещё совсем недавно.
  Кинский дождался, пока в зомби-кар не залезут все беглецы и, закрыв за ними дверь, быстро разъяснил всем свою идею:
 — Итак, вот мы и снова вместе, мои дорогие! Суть дела такова: местные в панике, но ворота закрыты, и нам их никто не откроет, они под охраной таких отпетых ухарей, что вступать с ними в перестрелку более чем бессмысленно. Но у нас есть шанс. Надеюсь на этот склеп на колёсах, который нам поможет вырваться из этой нехилой заварухи, — Антон ласково погладил по освещённой индикаторами приборной панели. — Ты ведь нас не подведёшь, верно?..
  Кинский нажал на газ и начал медленно выруливать к арке, которая вела с парковки в сторону амфитеатра.
 — Вокруг арены проложена дорога, — прокомментировал водитель. — Нам не проехать через бронированные ворота на тихой скорости, но у этого железного корыта мощный движок и убойный метельник, мы разгонимся вокруг арены так быстро, как только можно, и на полном ходу врежемся в ворота.
   Цибела охнула, едва не упав на руки не менее ошарашенного Панка.
 — Да это же безумие, — пробормотал Стаменов.
 — Конечно! — согласился Кинский, выезжая на грунтовую дорогу, тянувшуюся вдоль парапета. — Поэтому советую всем занять свои места и пристегнуться ремнями безопасности, конечно, если они тут есть. Держитесь, ребята!
  Антон захохотал, вцепившись в баранку обеими руками и втопив педаль газа до упора. Зомби-кар, пыхтя и ревя, разгонялся подобно старому локомотиву на современной железнодорожной колее — медленно, но уверенно и неотвратимо. Обогнув арену, машина разогналась до внушительной скорости, когда впереди замаячили закрытые ворота Кербера. Сверху со смотровых вышек прогремели очереди из пулемётов и несколько достигших цели пуль проделали небольшие бреши в крыше, едва не задев вцепившихся в поручни пассажиров, но ревущую бронированную машину было уже не остановить. Неудержимо и легко, словно танк, она пробила ворота и вырвалась на волю, вылетев в бескрайнюю сумрачную степь.