Эльбрус с запада. Настоящий альпинизм

Игорю Чаплинскому, не вернувшемуся с западного склона Эльбруса, посвящается. Упокой, Господи, душу раба Твоего Игоря.

…Мы собирались на Ленина. Но ковид поломал наши планы. И тогда Григорий предложил Эльбрус. Мне был интересен маршрут с севера, с юга я уже поднимался два раза, север же можно было рассматривать, как подготовку к Ленину на следующий год. Но Григорий предложил запад. А я — возьми и согласись! Как я согласился на запад? Чистая же авантюра! Костя, глянув на меня на тренировке, сказал Грише: «Рано ему на запад! На севере надо пробовать». Я тоже так по себя думал. Но Григорий думал по-другому. И я доверился ему...




Закат в горах…
Солнце скрылось за вершинами, но его лучи ещё продолжают освещать небо странными чёрными магическими прожекторами. Всё в мире подвижно, неустойчиво, цвета меняются, тени ломаются, профили гор превращаются в диковинных зверей. Вот слон, вот медведь, а вот вставший на дыбы единорог. Но волшебство это кратко. Быстро темнеет. Горы сливаются с небом, в небе расцветают звёзды — крупные, яркие, цветные.
А бывает по-другому. Солнце уходит не за гору — оно медленно, спокойно ложится в ущелье. И ве;чера тогда становится больше, можно дождаться золотого, красного и даже малинового заката. Но тот закат не главное! Главное снова на другой стороне. Заснеженные вершины вдруг расцветают всеми оттенками розового и голубого. Розового, светящегося — где гор коснулись кисти лучей заходящего солнца. Голубого, холодного — откуда солнечные лучи уже ушли, где наступила ночь. Чистый Рерих! Увидеть такое можно на Ленина с севера, из Киргизии. Или на Эльбрусе с запада. Впрочем, на Эльбрусе можно многое увидеть: восходы, закаты, лавины — они тоже бывают завораживающе красивы. А какие там грозы!
Эльбрус — главный бриллиант в коллекции российских гор. Высшая точка Европейского континента. Древний, могучий двуглавый вулкан, спящий под снежно-ледовым покрывалом. Иногда кажется, что мы сами не понимаем, какой бесценный дар достался нам. И ходим по нему ногами. Грешные. А должны бы летать.

…Бедную «буханку» безжалостно мотало и швыряло из стороны в сторону. Восемнадцать километров бездорожья. Можно пройти пешком по живописному ущелью реки Кубани. Высокий сосновый лес, малинники, земляничные поляны. Красота! Но лучше ехать на автомобиле. Только автомобиль нужно выбрать покрепче. И водителя покрепче. С железными нервами и бетонной выдержкой, ибо форсирование «мостов» в тех краях (мосты в кавычках, потому как временные деревянные настилы вряд ли можно назвать настоящими мостами) требует от водителя предельной осторожности, сосредоточенности, профессионализма и особого жопочутья. Помните из детства, есть такое выражение — чувствовать жопой? Вот без такого чутья соваться туда нечего.
Саша, наш второй гид, сидел, вцепившись одной рукой в сиденье, другой пытался на весу удержать пакет с остатками персиков и черешни, и улыбался. Фрукты мы опрометчиво купили в Пятигорске и опрометчиво вовремя не съели, а после Хурзука начался «танковый полигон в Алабино».
В Пятигорск нас на сутки занесло из-за того, что в чехле для горнолыжного снаряжения не прилетела часть багажа нашего главного гида Григория Кочеткова. Последнее время в авиакомпаниях стало часто такое случаться. Все летели разными компаниями: Миша «Аэрофлотом», я и Костя «Ют-эйром», отличилась «Сибирь», которой летел Гриша. И мы почти на сутки зависли в Пятигорске — в чехле ехало слишком много всяких нужных вещей: верёвки, кошки, ледоруб и прочая, прочая, прочая… И хорошо, что зависли. Нужно настроиться, приготовиться, созвониться наконец. Потому как после Хурзука вся связь заканчивается. Вообще. Я едва успел отправить вотсапку Валико, мол, связи не жди, вернёмся в эфир дней через десять. Жена в ответ оптимистично помахала смайликом, мол, ничего, переживём.
Теперь, судорожно вцепившись руками во всё, что можно, мы терпеливо сносили тяготы автомобильного пути из Хурзука в Джилы-Су.
Нас пятеро. Два гида и три восходителя. Два крутых гида, два крутых восходителя и я. Мои коллеги Костя Смирнов и Миша Тарасов отлично подготовленные альпинисты. Стояли на вершине Ленина. Костя дважды побывал на Хан-Тенгри (на Хан дважды! Мама дорогая… Хан — это такая гора, такая… про которую говорят шёпотом, с придыханием, 7000 метров сложной альпинистской техники и неимоверной красоты), Миша на Хане тоже бывал, но лишь один раз («всего один»… это юмор и самоирония). И Миша, и Костя летом собирались зарабатывать «Снежного барса» дальше, взгляды их были устремлены на пики Корженевской и Коммунизма. Но обоим, как, впрочем, и всем жителям Земли, ковид планы поломал.
Что интересно, до этой поездки ребята друг друга не знали. Их собрал наш главный гид Григорий. Григорий Кочетков.
— Интересно, — Миша смотрит на нас с Костей оценивающе, — кто из вас с третьим разрядом?
Он это спрашивает уже вторые сутки, но в ответ мы только мотаем головами и отчаянно не признаёмся.
— Пожимают. Мотают, — Миша говорит отрывисто, хватаясь на кочках за ручку у крыши, — а потом…
«Бегут на Гору?» — хотел уточнить я, но не успел, подбросило, чуть язык не прикусил. Нет, Миш, не побегу. Не боись. Может, Костя? Костю я уже немного знал, мы с ним пару раз встречались на тренировках у Гриши в Крылатском. Костя побежать мог.
Лес становился реже, пастбищные загоны встречались чаще, за окном начинался мир гордых свободолюбивых пастухов-сюрюучу. Через час мучений въехали в долину горного ущелья. Дорога перестала ходить по краю пропасти, запестрели палатки («альпинистов, что ли, здесь столько?»), выросли деревянные домики, щитовые, даже каменные. На высоком берегу, на зелёной лужайке, рядом с двумя небольшими палатками, в которых жили две симпатичные женщины: Инна сорока пяти лет и Даша лет двадцати (они верно ждали своих ненормальных мужчин, которые зачем-то ушли в горы), мы разбили лагерь из трёх палаток. «Командирская» — аркой, для Григория и Александра, «шатёр» — для меня и Миши и небольшая одноместная — для Кости.
— Сто пятьдесят за палатку! — услышали мы. Девчонка лет восемнадцати с обветренным лицом и руками в цыпках, примчавшись на коне, уведомила нас, что и здесь товарно-денежные отношения никуда не подевались.
— Старший кто? — через плечо уточнил Гриша. Платить он не спешил, надо разобраться, что тут у них и как.
— Закурить есть? — девчонка заодно решила застрелить на курево.
Миша протянул сигарету. Сигарету Мише жалко, у Миши последняя пачка, брать с собой больше не стал, Миша бросает.
— Ахмет — старший, — сообщила ковбойша, подкуривая, — вечером будет.
— Вечером и заплатим… — Гриша принялся распаковывать многострадальный чехол, давая понять, что разговор окончен.
Расстроенная девчонка уехала, а мы продолжили оборудовать лагерь.
— Смотри, — Миша показал на гору, — яки!
Огромное стадо, штук двести, холёных красавцев, в основном чёрной масти, спускалось из-за перевала к реке. Многие коровы шли с телятами. Большой зверь. Величественный. Гималайский! В Непале як — скотина незаменимая, используют его для транспортировки грузов через высотные перевалы. Мяса шерпы-буддисты не едят, но молоко пьют, а потому делают и простоквашу, и сыр. Интересно, а как тут? Старый пастух Ибрагим, с которыми мы познакомились на источниках (куда отправились после позднего обеда), ответил на мой вопрос прозаически. «Мы их кушаем», — сказал он. Яки у них полудикие, не доятся, вещей не перевозят, пасутся сами, вся польза — красота и мясо. «Ощень вкусное!» — уточнил Ибрагим и, сменив тему яков, перешел к насущному: коронавирус, голосование за поправки в Конституцию и прочие столичные новости. «Пошли купаться! — хлопнул он меня по плечу, исчерпав своё политическое любопытство. — Ощень полезно! Семьдесят пять лет купаюсь, видал какой?» Я видал, но купаться не рискнул. Джилы-Су в переводе с тюркского «теплые источники», но в этих вода холодная. 17 градусов! Народ, однако, плещется в них с утра до вечера. Минеральная вода с примесью сероводорода. Эффективное средство подбодрить утомлённые городской суетой тела. Бальнеологический курорт бы там устроить, но пока только эти каменные домики-купальни, да и то наполовину разрушенные, наполовину загаженные. Впрочем, как везде на Эльбрусе. Разруха! Как обычно, разруха. И как обычно, в первую очередь в башке.
Пока купались, любовались яками, общались с местным населением, наступил вечер. Расправляя облака, солнце принялось укладываться в ущелье... Овцы, кони, коровы (яки ушли за гору), сбиваясь в стада на склонах, готовились ко сну. Лаяли собаки. Слышались щелчки кнута, мычание коров, блеянье овец. Это не горы, это пастораль какая-то! И тут из-за облаков вышел Эльбрус. Покрутился, прихорашиваясь, снял с вершин пару тучек, повернулся, и мы ахнули:
— Пик Ленина!
Аж сердце защемило, как похоже. Поменьше только. И сурков нет. Но есть суслики, но и они поменьше сурков. А так всё очень похоже…
Завтра мы уйдём на первую заброску. Без портеров, без техники, заносить всё будем с двух раз. Хорошая акклиматизация.
Акклиматизация в горах — первая вещь! А не то придёт горняшка и всех обломает. Можно быть физически подготовленным, можно быть психологически мотивированным, можно быть здоровым как конь богатырский, а можно просто задохликом, но придёт горная болезнь и всех уравняет, как кольт. Жёстко, коротко и непререкаемо. Главный парадокс горной болезни — её искренняя любовь к марафонцам, айронменам и прочим триатлонцам. Их бесконечно выносливый, прямо скажем, конский организм привыкает длительное время жить на предельной нагрузке, и при подъеме на высоты выше 3000 метров не запускает адаптивный механизм. Считает, что высота — это тренировка такая. Высота увеличивается, нагрузка растёт, а привыкания не наступает. Высота снова увеличивается, нагрузка тоже, но привыкания всё нет. В какой-то момент происходит срыв... И совершенно здоровый, тренированный потенциальный восходитель сдыхает, и хорошо, если выражение останется образным. В общем, акклиматизация к высоте в горах — дело чрезвычайной важности! Лучше потратить запасной день на акклиматизацию, чем неакклиматизированным дожидаться погоды. В первом случае у вас даже в не очень хорошую погоду останется шанс взойти на вершину, тогда как во втором шансов нет вовсе. Особенно если вы на таком маршруте, как Эльбрус с запада…
Основных маршрутов для грешных на Эльбрус четыре.
Первый, самый простой и известный, обеспеченный высокогорными базами, оснащенный скоростными современными подъемниками, ратраками, снегоходами (не всё ногами), — маршрут с Поляны Азау, из Терскола, из долины реки Баксан, это маршрут с юга на Западную вершину Эльбруса (5642 метра).
Второй, длинный, туристический, технически простой, сумасшедше красивый, начинающийся из посёлка Эльбрус, — маршрут с востока.
Третий, «маршрут первопроходцев», с длинными высотными переходами, без вспомогательной техники и с минимальным количеством баз, выходом с поляны Эммануэля со стороны Пятигорска — маршрут с севера. Им традиционно заходят на Восточную вершину (5621 метр), но возможны варианты.
И четвёртый… Маршрут с запада. Из ущелья реки Битюк Тюбе, из аула Джилы-Су.
«Маршрут восхождения на Эльбрус с запада — это самый экстремальный путь на Западную вершину Эльбруса. Здесь нет канатных дорог и ратраков, нет инфраструктуры, и по этому маршруту мало кто ходит».
«…здесь придётся в разы больше считаться с природными опасностями».
«Взойти на высочайшую вершину России и Европы по самому дикому и сложному маршруту — это испытание для избранных».
«Самая редкая и сложная экспедиция — восхождение на Эльбрус с запада, её предлагают только опытным альпинистам. По западному склону водят группы далеко не все гиды, поэтому таких придется поискать…»
Можно продолжать цитировать альпинистские сайты, всё и дальше будет в таком же духе. В общем, маршрут с запада — полная жопа для туристов-любителей и настоящий суровый альпинизм. И к акклиматизации должен быть соответствующий подход. А иначе…

…Утро. На траве и палатках роса. Обильная, плотная, густая, хоть пей. На всём, что открыто, лежит буквально слой воды. Но беспощадное солнце уже поднимается на востоке и скоро иссушит эту влагу. Горы ещё прячутся с ночи от раскалённого светила в лёгкой накидке жиденьких облаков. Река чиста и прозрачна, не шумит и не буйствует. Это днём, напившись талой эльбрусской воды, она станет мутной, грязной и возьмётся ворочать огромные булыганы. А пока идиллия…
Костя ушёл на источники. Косте источники нравятся. Они его бодрят. Остальные спят как суслики. Впрочем, сами суслики уже проснулись и играют в пятнашки. Скоро и наши поднимутся, и тогда начнётся суета. Сегодня — первый выход в горы. День заброски на 3500. Альпинистское «железо» (ледоРубы, ледоБуры, кошки, карабины), альпинистские ботинки, верёвки и еда. 15-20 килограммов на брата.
Эти килограммы главная моя головная боль. Помню, на Килиманджаро у нас на двоих было два гида, повар, официант и аж семеро портеров! Хорошо ходить на Килиманджаро. И к базовому лагерю Эвереста хорошо, там всю поклажу несут шерпы. Здесь нет ни негров, ни шерпов, никого. И «хеликоптер нихт»! А значит, всё на себе. Миша и Костя спокойны, им не впервой. «Если не можешь нести свои восемь килограмм, нехер тебе делать в горах, говорит Толгатыч», — делится со мной мудростью великого альпиниста Миша. Миша большой друг Василия Толгатовича Пивцова, легендарного казахского альпиниста, восходителя на все четырнадцать восьмитысячников без кислорода (он даже на зимний К2 встать пытается, чего в мире никто ещё не делал). А Миша с Пивцовым дружит и ходит на Ленина и Хан-Тенгри. Такой вот у нас Миша.
Но про восемь килограммов Толгатыч, безусловно, прав… И восемь килограммов я готов носить хоть круглые сутки. Но тут же пятнадцать! А может, двадцать? Ладно, нечего плакаться… И, собирая рюкзак, я прихватил общественную верёвку. Если думать, что украл, — нести будет легче, народная мудрость. Хороший у нас народ, остроумный.
Вышли в десять.
До реки маршрут тропой идёт по альпийским лугам с небольшим подъёмом. Ходить по такой тропе можно целый день. Но река вносит разнообразие. Глубоко врезаясь в рельеф, она рассекает тропу, мчится и грохочет меж огромных валунов, стремясь закопаться и спрятаться от палящего солнца ещё глубже. В эту совершенно замечательную горную речку я и упал.
Там и шагнуть-то было чуть больше метра… Ну, может, метра полтора. И Григорий страховал. Но я заменжевался, выбирая, куда встать, засуетился… Камень под ногой поехал… И я, потеряв равновесие, грохнулся в бурлящий поток. Как два коршуна, кинулись гиды за мной, подхватили и буквально вытолкнули на берег, даже рюкзак не успел намокнуть, всего-то набрал воды в ботинки да руку ободрал и штаны намочил, в прямом (упал же в воду) и переносном смысле. «Кто ссыт, Валерий Павлович, — тот погибает!» — назидательно изрёк Гриша, выливая воду из своего ботинка. Я покивал, а про себя подумал, что-то я стал неуклюжий какой-то. На Севере-то я…
То же подумали яки. Стадом в пятьдесят рогатых они встретили нас на каменном плато за рекой. Сбившись в кучу, животные удивлённо взирали на странных пришельцев с большими горбами. Что тут делают эти глупые существа? Зачем пришли? Особенно вон тот… в сырых штанах… Он-то здесь зачем? Сами они сюда выбрались отдохнуть от назойливых насекомых. Растительность на высотах за 3000 метров скудная, не распасёшься, лишь небольшие островки жёлто-белых невысоких, но ослепительно-ярких ромашек, хаотично разбросанных, точно огромный солнечный заяц испятнал своими лапами серую каменистую долину.
Привал сделали у высохшего горного озера, хотелось пить и посидеть. «Недавно же была вода…» — бормочет Саша, вернувшись от иссохшего ручья с пустой бутылкой. Облизнув губы, мы молча надеваем рюкзаки и через сорок минут, преодолев пятидесятиметровый взлёт, выбираемся на живописную площадку. Крупный песок под ногами, в двадцати метрах разговорчивый ручей, валунник слева, валунник справа и коричневые скалы с заснеженными верхушками. Феерично! Наш лагерь номер один. Лагерь на 3500 метров.
Разгрузив рюкзаки, сняли ботинки для просушки, вскипятили воду, наделали чая и с блаженством принялись его пить. Акклиматизация же. Время нужно же. А тут тепло, ненавязчивый ветерок, чистое небо с редкими и низкими облаками. Ещё не высокие горы, но уже горы! И хорошо! Ах, как хорошо, Господи. И ботинки подсохли. И настроение отличное, рюкзак-то допёр! Хоть и упал в речку, но допёр. И теперь идти вниз. И с пустым рюкзаком.
Я сидел, шевеля пальцами голых ног, жмурился на солнышко, прихлёбывал чай, а мои коллеги спорили. Костя с Мишей спорят постоянно, развлечение у них такое. Миша с иронией называет Костю либералом, а тот в ответ Мишу патриотом. Спорят, но, как ни странно, почти всегда приходят к консенсусу. Мыслят похоже. Выпускники мехмата МГУ. Одна школа. И оба апологеты «Русского стиля управления» Александра Прохорова. Мысли у наших мехматовцов всегда неординарные, образы яркие, выводы оригинальные. Аналитик и предприниматель. «Либерал» и «патриот». Впервые в горах я больше молчу, чем говорю. Я внимаю. Честно говоря, любопытное для меня состояние.
Григорий кипятит воду, заваривает свежий ягодный чай и слушает. Я пью чай и слушаю. Лишь наш второй гид Александр не интересуется этими замечательными спорами. Саша увлечённо фотографирует. Он у нас художник! У него потрясающие фотографии, и все мы у него их клянчим.
…На обратном пути река снова преподносит сюрприз. От теплой погоды и бурного таяния в верховьях на леднике — она распухла, разогналась и выглядела теперь устрашающе. Место, где мы и так не очень удачно переправились, стало совсем непроходимым. Саша осмотрел реку, берег, почесал затылок, решительно снял ботинки и штаны и, стоя в потоке, принялся страховать нас на переправе.
На базу вернулись к шести. Жрать хотелось, как из пушки! Целый день один чай. И тут соседки преподнесли нам борщ с мясом! Вах! Вот сюрприз! Откуда? Соседки — вегетарианки, мы это узнали ещё вчера: тогда почему в борще мясо? Для нас специально? Да ладно!
Оказалось, варили не они. В долине много разного народа (те самые палатки и деревянные домики) — едут на источники пожить, взбодриться, побродить в предгорьях, набраться красоты. Кто-то закончил процедуры, отчалил и оставил борщ. С мясом! И это стало для нас подарком.
Другим «подарком» стало известие, что со всей этой багажной чехардой у Гриши пропали кошки. «Не помню… — сокрушался Григорий. — Куда же… Положил же! Сюда же!» — тряс он пресловутый лыжный чехол. Гид без кошек на техническом маршруте? Не бывает. Решили идти на склон ущелья, на точку, где, по слухам, ловит Мегафон, и громко кричать HELP, чтобы подвезли кошки. На связь отправились Костя, Саша и Гриша. Мы с Михаилом ушли купаться в источнике, у нас в телефонах сплошной МТС, нам ловить там нечего.
К девяти почти стемнело. Парни не возвращались. Мы с Мишей лежали в палатке и ждали. Сначала ждали, потому что должен же быть ужин. (Сами ещё не освоились в продуктах и горелках.) Потом ждали парней, потому что начали волноваться. Потом просто ждали. Когда окончательно стемнело, я вылез из палатки и пошёл забирать свой телефон, который отдал нашему Ахмету на зарядку (он к ночи обычно включает генератор), заодно посветить фонариком. Вышел — и тут же подвергся нападению ночных бабочек. Безумные насекомые сотнями летели к фонарю на голове и полностью облепляли лицо. Фонарь пришлось выключить. Поработать маяком не получилось.
— Обалдели бабочки, — доложил я Мише, вернувшись в палатку, — чуть не сожрали!
— Пацанов не видать? — спросил он, оторвавшись от книги в телефоне.
— Не видать, — ответил я и лёг, уставившись в тёмный потолок палатки.
— И ужина не будет, — через минуту добавил я, словно это была самая важная новость.
Парни вернулись к одиннадцати, когда мы уже спали.


Михаил.
Высокий, поджарый, лысый. С бойцовским характером и душой оптимиста, он всегда улыбается. Называет себя сыном корейского народа, кто-то у него в бабушках-дедушках выходец из Страны утренней свежести.
— Миша, кто ты?
— Я? Я отец двоих детей, спортсмен, альпинист, предприниматель. 38 лет. Счастлив в браке.
— Откуда ты?
— Родом из Советского Союза. Родился в Ташкенте, детство провёл на Украине, юность и отрочество в Москве и Подмосковье.
— А в какой семье?
— В семье атомных энергетиков.
— Серьёзно?! А по образованию и специальности кто ты?
— По образованию математик, закончил мехмат МГУ. По специальности… Я говорил, предприниматель.
— А как ты оказался в горах? Что они для тебя?
— В горах — случайно. Поехал в 2011-м в Непал на трекинг в поисках экзотики и отвлечения и случайно забрался на Мера пик. На 6400 случайно. И увлекся. Очень понравилось. А теперь горы важная часть моей жизни. Отличная возможность для внутреннего диалога. Место встречи с единомышленниками. И наиболее безопасный способ расширить собственные границы, прикоснувшись к границе жизни и смерти. Загнул, да?
— Да нет, нормально. А можешь вспомнить какой-нибудь яркий, запоминающийся случай в горах?
— В горах все случаи яркие, там вся жизнь яркая. Или всю жизнь надо рассказывать, или уже умолчать.
— Хорошо… А какое у тебя впечатления от этого восхождения.
— От нашего восхождение на Эльбрус с запада? Поход запомнится прежде всего компанией. Участники все такие разные. Интересные, наполненные смыслом и своей правдой люди. При этом сумели обойтись без единого конфликта. Да и сам маршрут — красивый, в меру трудный. Я доволен проделанной работой.


— …Сколько метров в секунду? Приём! — Инна хмурится, на связи её сумасшедшие мужчины, которые зависли где-то в районе 4400.
— Семьдесят… — хрипит в ответ рация. — Приём….
— Сколько?!
— Да фигня это! — вырвалось у Михаила.
— Быть не может! — присоединяюсь я. И тут все начинают говорить разом.
— Нет такого прогноза! — Костя, хлопает себя по карманам, разыскивая распечатку, которую он нам всем показывал вчера.
— Слушайте, если и правда семьдесят, то даже спасы начинать поздно… — Саша оценивает информацию профессионально.
— Семьдесят метров в секунду — это… двести пятьдесят километров в час! — пересчитывает Григорий. Это он пошёл договориться по рации на счёт кошек. Вчера ребятам не удалось ни до кого дозвониться, кто бы мог привезти кошки хотя бы в Хурзук. А у соседей дует. Сильно…
— Что ж, они врут, что ли?! — ещё больше раздражается Инна.
— Не врут! Перепутали! — успокаивает Костя. — Смотрите… — Он показывает свою бумагу. — Семьдесят километров в час у них… километров в час, а не метров в секунду…
Источник всей путаницы Mountain Weather Forecasts. Сайт даёт прогнозы по ветру в непривычных для нас километрах в час. А ещё — ну уж так устроены люди — показания всегда «слегка» завышаются. И ветер — ураган, и мороз — кровь в жилах стынет, и наклон горы — вертикальный! Да не… отрицательный наклон! Вот так нависает! А позже выясняется, что ветер всего 15 метров в секунду и температура –5, а наклон не больше 35 градусов. Но там, на горе, всё по-другому…
— Погодите, семьдесят километров — это что-то около двадцати метров в секунду, — продолжает пересчитывать Гриша.
— И двадцать метров до фига! Не восходительная погода, — резюмирует Александр.
Безумный ветер поднялся ещё в двенадцать. И ночь буянил в ущелье, как пьяный мужик в кабаке. Всё свалил, перевернул и наколенники мои забрал. Я сдуру вывесил их просушиваться на трекинговые палки, а он, зараза, взял и унёс. Что теперь делать с правым коленом? Ума не приложу. Растянуто оно. На тренировке перед отъездом переусердствовал. Говорят же умные люди, перед Горой лежи на диване и не отсвечивай! Нет, я решил улучшить показатели… А сегодня снова пятнадцать килограммов! А ещё… Это я только утром обнаружил — бом-брам-стеньгу мне в ухо! — вчера я обратно принёс кошки! И сегодня их опять тащить наверх. Целый килограмм! «Кошки Иры Абдыевой»… ё! (Кошки я взял у своего замечательного друга Ирины Абдыевой, с которой вместе поднимался на Демавенд в 18-м, у неофитов в альпинизме и горном туризме снаряжение распределённое, снарягу на Гору часто собирают по друзьям и знакомым.)
Для коленок в аптечке сыскался эластичный бинт. Только как его приспособить? Так? Или эдак?
— Держи! — услышал я. Костя протягивал свои наколенники. — Они мне всё равно до Безенги не потребуются.
— Костя…
— Всё нормально! Тебе нужнее.
«Спасибо, Костя. Вот спасибо тебе, дорогой», — радовался я, натягивая наколенники.
Час собирались, а погода продолжала мутить. Ветер то стихал, но тогда приходил дождь, то снова начинался, то опять заканчивался, и тогда дождь начинался прямо в солнце, раскрываясь радугой… Свистопляска какая-то! Вышли ближе к полудню, торопиться всё равно некуда, идти в один конец.
Кстати, кошки для Григория парни с Горы таки пообещали. Во втором лагере на 3900. Они туда спустятся, а мы поднимемся.
Снова альпийские луга… Снова каньон. Река. (На переправе Саша забрал у меня рюкзак, и в этот раз всё прошло без эксцессов.) Снова каменная пустыня и взлёт перед лагерем… И тут неожиданно я выдохся. Вчера поднялся нормально, а сегодня сдох. Не выдержал темпа и сел. «Это всё ”кошки Иры Абыдевой”, эт я точно знаю!» — с досадой думал я.
— Бросайте рюкзак, Валерий Павлович! Я потом заберу, — предложил Гриша, когда остальные ушли вперёд. Мы с ним сидели на камнях, и я молитвой и медитацией восстанавливал дыхание и сердцебиение.
— Не-е-е-ет… — помотал головой я. Сделал пару вздохов, поднялся и медленно пошёл наверх. Альпинист настоящий…

И в этом месте я осмелюсь спросить, а что, собственно, такое — настоящий альпинизм?
Это когда заштатная трёхтысячная вершина в разы круче Эльбруса с юга (!) и Килиманджаро откуда угодно? Потому что в разы сложнее? Как Белалакая сложностью 3Б против бескатегорийного Демавенда. Для туриста-любителя Демавенд — высочайший вулкан Азии, а Белалакая для него «просто» гора на Домбае, красивая, но совсем не трекинговая, а значит, неинтересная.
А ещё в Советском Союзе, помнится, альпинизмом занимались кандидаты наук, доктора, доценты, профессора и даже целые академики! Например, Евгений Игоревич Тамм (сын лауреата Нобелевской премии Игоря Тамма), заведующий сектором физики высоких энергий ФИАН и начальник первой Советской Гималайской экспедиции 1982 года.
А ещё, мне рассказывали, чтобы сходить на Эльбрус с юга (первый маршрут, самый простой), в те годы нужно было сначала заработать второй разряд по альпинизму, исходив не один десяток гор поменьше, пройти отбор по здоровью, получить рекомендацию от комсомола и только тогда… Потому что количество мест в высокогорном лагере Гара-Баши («Бочки») в бамовских бочках строго ограниченно.
А ещё Памир и почётное звание «снежный барс», которое считалось почти таким же крутым, как «лётчик-космонавт».
А ещё риск, романтика и суровая дружба с её неизбежными превратностями: «Если друг оказался вдруг…» О том настоящем альпинизме пели Высоцкий и Визбор, снимал кино Говорухин, писал книги Эрнест Хемингуэй (впрочем, он не про это писал).
И настоящий альпинизм — всегда каста!
Но пришли коварные 90-е и привели с собой альпинизм коммерческий. Тот, глазом никто не успел моргнуть, быстро разрушил магию избранности. Всё упростил, всё выхолостил, сакральное сделал профанным, недоступное — доступным, привнёс комфорт и почти гарантированную безопасность.
И вот ещё вчера недоступный, элитный юг Эльбруса расцвёл буйным цветом коммерческих компаний, готовых за несколько десятков тысяч обыкновенных русских рублей гарантированно (гарантированно!) поднять на высшую точку Европы — Западную вершину горы Эльбрус (5642) — любого! Гостиницы внизу (в Чегете, Терсколе и Азау), десятки домиков-вагончиков (контейнеров) наверху, в Гара-Баши, море техники, толпы гидов…
Два раза на Горе? Гид! Сводил туриста? Супергид! Два раза сводил? Ва! Можешь организовывать компанию.
Пена! Клокочущая мусором пена.
И наплевать бы на эту пену, если бы она не оборачивалась несчастными случаями с человеческими жертвами и грузом 200. Хотя часто и грузить нечего. Нет человека. В том, настоящем альпинизме, тоже гибли, но не так бессмысленно, не так бездарно, как сегодня с дилетантами.
Но слава Богу, среди всей той пены, не касаясь её и даже как бы не замечая, высятся старейшие туристические компании коммерческого альпинизма: «АльпИндустрия», «Клуб 7 Вершин», «Ветер свободы», «Пилигрим», «Выше Радуги»… Эти ребята сумели организовать восхождение почти на любую популярную вершину мира в относительно комфортных условиях и при определённых гарантиях безопасности. Многие любители гор начинают в этих компаниях. И, в конце концов, Билл Гейтс тоже не виноват, что разрушил касту программистов, вручив каждому встречному и поперечному клерку персональный компьютер. И Стив Джобс, который пошёл ещё дальше, обеспечив любого гражданина вообще — смартфоном, а по сути компьютером высокой вычислительной мощности. И потом… «АльпИндустрия» и «7 Вершин» — это же только начало.
Если вы, обчитавшись горных отчётов любителей, вдруг интереса ради попробуете постоять на Горе и для этого отправитесь с коммерсами на какую-нибудь вершину (в России чаще всего на Эльбрус с юга) и если там нечаянно угодите в лапы безумной горной страсти, абсолютно необъяснимой с рациональной точки зрения… И за первым восхождением совершите второе… А потом третье… А потом ещё… То рано или поздно в комфортных условиях восхождений вам станет душно. Захочется живятинки. Чего-нибудь такого эдакого. Телефонного детокса дней на десять. Сорванных в кровь ногтей. Обмороженных щёк. Смертельной усталости и здорового риска.
И вот тогда вы вспомните и спросите: «Погодите, а где же настоящие альпинисты? Были же! Читал же!»

…К лагерю мы с Гришей пришли с задержкой минут на десять, будто и не тормозил я. Сбросив рюкзак, я выдохнул и тут же включился в установку палатки. В горах просто сидеть нельзя, горняшка забодает. Ветер мешался как мог, пытаясь унести палатку к моим наколенникам, но мы его одолели! Под защитой каменных «заборов» палатки были установлены, и уже через полчаса лагерь зажил обычной кочевой жизнью. Зажглись джетбойлы, закипела вода, заварились сублимированные борщи и травяные чаи.
Ничто так не настраивает на домашний лад, как жидкая, горячая пища. Супчики всякие, щи-борщи… Они, безусловно, бесконечно далеки от своих родственников мишленовских супов, они далеки даже от простых домашних похлёбок, им не сравниться со вчерашним борщом, но всё же… горячее и жидкое, значит — мы дома! А для калорийности — сыр и сухая колбаса. Пока ели, Гриша наварил ещё гречневой каши с сублимированным мясом, но гречка в меня уже не вошла, место во мне кончилось.
— …Инна, это Гора, — включилась рация. — Инна, ответь. Приём!
— Гора! Приём! — ответила долина.
— Ночью на восхождение. Погода успокаивается. Приём!
— Поняла. Приём!
— Парни ушли?
— Да… Ещё в обед. Странные они. Написано «Страху.нет», а их всего пятеро.
— Пятеро?! Почему? Обычно же они ходят толпой…
Гриша схватил рацию, зажал тангету и выдал в эфир:
— Гора, здесь Москва-1. Мы не какие-нибудь пи…сы из всем известной «Страху.нет», мы альпинисты клуба ЦСКА имени Демченко! А слоган у нас украли.
В рации послышался смешок.
— Понял вас, Москва-1, извините…
Да-да… «Страху.нет» — та самая пена коммерческого альпинизма. Одна из.
— …У нас в клубе в ходу были слоганы, — рассказывал Гриша, наливая чай, — «Армия ходит в любую погоду» или «Страху нет». И всё шло нормально. А потом появились эти… одиозные. Водят по двадцать человек на два гида. Гробят людей, рискуют. Мудаки!
— Ты сказал «пи…сы», — уточнил Миша.
— И они тоже, — согласился Гриша и, отхлебнув чая, вдруг спохватился: — Я же не сильно нагрубил в эфир? — И все заржали.
Смеёмся. Хорошо. Значит, есть настроение, есть запал, есть надежда, а может быть, даже уверенность. Да и куда же мы денемся, с такими-то гидами! Правда, у Гриши небольшое расстройство желудка. И Костя засопливился. Но всё это временное, всё это пройдёт, обязательно пройдёт, вот увидите!
…Спать легли рано. После захода солнца в горах делать нечего, забраться в спальник и лежать, даже в туалет ходить рекомендуется с особой осторожностью.
— Валер Палыч, не будешь возражать, я помедитирую? — Миша устраивался поудобнее.
— Я? Да я сам молюсь… Свет выключаю?
— Выключай.
Царю Небесный, Утешителю, Душе истины… Иже везде сый и вся исполняяй… Сокровище благих и жизни Подателю…
…Господи, спаси, сохрани, помилуй неразумных рабов Твоих: Михаила, Григория, Александра, Константина, Валерия, не дай в трату, помоги, спаси, сохрани, помилуй…
За тонкой тканью палатки ветер дёргал верёвки. Где-то вдали сыпались камни. Рядом сошла лавина. Горы жили своей древней жизнью, и не было им никакого дела до дерзких планов пятерых альпинистов. Сколько они уже видели их, альпинистов этих? А не альпинистов?

…После Демавенда я понял: ходить на распиаренных маршрутах больше не хочу. Что-то там у нас совсем не получилась команда. Сразу обнаружилась конфронтация, люди с амбициями государственных служащих (а таких много на распиаренных маршрутах) и своим государственным мнением по каждому вопросу попросту всех задолбали. Нет-нет, были и нормальные люди, и гид экстра-класса, но ложка дёгтя, как известно, портит бочку мёда, а что делает с бочкой трёхлитровая банка говна? Вот то-то и оно… И я подумал, что, наверное, пора с горами завязывать. Тем более, не первый раз уже такое.
Но жизнь богаче планов. Неожиданно позвонил странный незнакомец и, сообщив, что прочитал все мои отчёты, с места в карьер предложил сходить куда-нибудь вместе. «Куда?» — поинтересовался я. «Да хоть… на Белалакаю!» — ответил Иван, так звали моего абонента. Позже я узнал, что он мой ровесник, что бывший десантник, а нынче инструктор по скалолазанию.
Белалакая… Кто был на Домбае, знает эту красавицу гору. Высоченная, почти правильная пирамида с полосатыми кварцевыми склонами и заснеженной вершиной зимой, она завораживает и заманивает сильных духом, но слабых на голову любителей гор. «Русский Маттерхорн» называют её. Но я категорически против сравнений. Она сама по себе Белалакая, и другой такой нет. А с точки зрения альпинизма, как я уже писал, категория сложности у неё 3Б. Не самая крутая, но уж точно не любительская гора.
На мечту о Белалакае я повёлся и стал ездить на технические тренировки к Ивану в Тулу. У них там заброшенные доломитовые карьеры с вертикальными двадцатиметровыми стенками. Ездил осенью. Ездил весной. Даже пару зимних заездов сделал. Познакомился с технической премудростью настоящего альпинизма: обвязками, жумарами, карабинами, спусковыми устройствами. Учился жумарить и спускаться дюльфером.
Но с Белалакаей у нас не получилось…
В июне 19-го в предгорьях Домбая скопилось слишком много снега, велика была опасность схода лавин. Восхождение сначала перенесли на Семёнов Баши, а по приезде и вовсе отменили. Но, по чесноку, мы были не готовы, и по факту провели просто сборы. Хотя нет, не просто. Познакомились с потомственным альпинистом Романом Губановым! На склонах Белалакаи есть Губановские ночёвки, названы в честь отца Романа, альпиниста и горноспасателя Юрия Губанова. Роман и сам КМС по альпинизму, сам спасатель первого класса, девять лет отработал в Домбайском МЧС, сам призер скоростных восхождений... Многочисленных восхождений. На Кавказе, на Памире… С категорией сложности 5Б и 6А... Но главное! К2! Представляете? Знаменитая Чогори. Людей в космос слетало больше, чем тех, кто побывал у неё на вершине. А он стоял! В 2007 году в составе экспедиции «Кубань — К2». И этот человек нас тренировал на склонах Домбая! Что ни говори, уже прикосновение…

…Ночью проснулся от странного чувства. Открыл глаза и прислушался… Что-то было не так. Что? А! Вот оно! Ветер ушёл! Ушёл и оставил после себя неестественную тишину. Даже ручей молчал.
Прикрыв глаза, попробовал снова уснуть, но нужда гнала из палатки. Кряхтя и ругаясь про себя, выбрался из спальника, открыл прихожку, на ощупь надел ботинки, выбрался из палатки, поднял голову и… через секунду, забыв про сон, уже снова шарил в палатке, отыскивая очки. Нацепив, выбрался наружу и замер.
Звёзды! Давно я не видел таких звёзд. Даже забыл, что они такие бывают. Что есть Млечный Путь. Вон он какой… Что небо высокое… И такое глубокое!
Мы вообще забыли, что существуют звёзды. Они где-то там, далеко-далеко, бесконечно далеко. А земные дела близко, прямо под нашей попой, и все важные, суперважные, безотлагательные. Ещё в современных городах совершенно невозможно думать ни о каких звёздах, их там попросту нет! Смог, фонари, свет из окошек. И всё! Звёзд нет. А раз нет, чего про них думать? А ведь…
Ведь звёзды — прямое свидетельство всемогущества Бога. Да-да-да… Когда-то про них думали, что они просто светильники (возможно, такую функцию они и выполняют), но сегодня мы знаем, что каждый такой «светильник» — огромная звезда, подобная нашему Солнцу. А многие больше. И не в два или в три раза, а в сотни, в тысячи раз! Кто бы ещё мог такое сотворить? Случайность?! Не верю! И тогда, Господи, прости меня дерзкого, в который раз хочу спросить Тебя, для кого Ты создал всю эту красоту? Неужели для нас? Для мелких никчёмных букашек эдакую красоту? Присмотревшись, я стал различать цвет звёзд. Красные, жёлтые, даже зелёные. Крупные, яркие, немигающие.
Любовался, пока не продрог окончательно. Холодно! Даже морозно. Явный минус. Потому и ручей молчит — замёрз! По-быстрому разобравшись с потребностями, я влез в палатку, завернулся в спальник, согрелся и уснул счастливый. Для нас у Него такая красота… Для нас!
Открыл глаза, когда потолок стал уже ярко-жёлтым. За пологом палатки нежно курлыкали. Это кто у нас там? На голубей и горлиц не похоже, да и откуда бы им здесь? А кто тогда? Я потихоньку оделся, Миша спал, и выбрался наружу. Стояла ослепительная утренняя погода. Костя уже кипятил воду для чая, из командирской палатки слышался голос Гриши. Я собрался рассказать Косте про звёзды, но тут на фоне почти чёрных скал пролетели пять круглокрылых крупных серых птиц, они спланировали и присели на соседней осыпи.
— Улары, — услышал я за спиной и обернулся. Григорий стоял возле своей палатки и тоже смотрел в сторону насыпи. — Это улары.
Так вот вы какие, улары… А я мечтал вас увидеть в Гималаях, но там вы мне не попались. И вот, значит, здесь, на Кавказе, на Эльбрусе. Расстояние до птиц было немалое, деталей не разглядеть, но, кажется, они прилетели поклевать камушки, имеется такая потребность у птиц — зубов нет, и для перетирания того же зерна в желудке нужны мелкие камни. Интересно, откуда у меня все эти знания, зачем они мне? Григорий, как настоящий охотник (а он охотник!) и реалист, принялся рассуждать о высоких вкусовых качествах этих горных куриных, но я махнул рукой («всё бы вам жрать, господа») и пошёл умываться.
Ручей оттаял и вновь начал свое весёлое бормотание. Я присел, набрал в ладонь ледяной влаги, поднёс ко рту и хлебнул — аж зубы заломило. Нахохлившиеся ромашки спрятали свои жёлтые рожицы. За ночь они подмёрзли и теперь ждали, когда их отогреет солнце. А оно уже вот, ослепительно сверкает в синем небе над горами. «Мазаться. Срочно мазаться! А то сгорю нахрен!»
По случаю хорошей погоды народ, который уже весь поднялся, расположился за импровизированным каменным столом и точил лясы, разминаясь перед рабочим днём.
— Валерий Палыч, кофе будете? — предложил Гриша.
У нас с собой пачка молотого, но настоящего кофе, и варим мы его в джетбойлах по утрам, и это круто! Я взял кружку горячей пахучей жидкости, глотнул, аж голова закружилась. Как порой не хватает таких простых вещей, как свежесваренный кофе… На Ленина в прошлом году нам никто не варил…
На Ленина, а точнее в предгорья пика Ленина, я отправился с Димой Овчинниковым, моим другом. Мы с ним к базовому лагерю Эвереста ходили в апреле 2017-го. Имея всего пару недель, мы придумали идти не до вершины, а лишь прогуляться до третьего лагеря, до горы Раздельной, на 6130 метрах. Так сказать, из любопытства. Дошли до второго. Провели на 5400 две сумбурные ночи в палатках. Сток и Чейн приходили в гости, как хорошие знакомые, не давая спать. Будили, поднимали, показывали фильмы ужасов. А вокруг: лавины, трещины, летающие палатки французов… Вернулись измотанные, обгоревшие, но с мечтой пройти маршрут полностью! От Ачик-Таша на 3600 до пика Ленина, до самых 7134 метров. Ещё поняли, что нам до зарезу нужен правильный гид, настоящий альпинист. «А где тут, настоящие альпинисты?» И снова случай.
Та самая Ира Абдыева, с которой мы вместе ходили на тот самый бескатегорийный Демавенд, в том самом девятнадцатом году, поднялась на Ленина с «7 Вершинами» в группе Владимира Котляра. (Очень известный гид, очень! Он нас с Димкой к базовому лагерю Эвереста водил, я даже про него книжку писал «Добрый пастырь Вовка Котляр», мы его все любим, ценим, но… иногда жалеем. Уж очень его колбасит. То женился… то развёлся… То Колыма… то Камчатка. Хотя, может, и найдёт себя. Не об этом сейчас.) Так вот, Ира на склонах Ленина познакомилась с Григорием Кочетковым. Григорий шёл параллельной группой, и вся его команда, в составе пяти участников и двух гидов, благополучно поднялась на вершину. Очень впечатляющий результат, обычно процент успешности там не выше тридцати. Глядя на это, Ира надумала сходить с Григорием на Хан-Тенгри (почему нет?). Гриша согласился, но предупредил, что без технической подготовки на Хане очень опасно. Потренироваться бы… Ира к предупреждению прислушалась, на Хан не пошла, но через неё, уже в Москве, с Гришей познакомился я. И да, это был тот самый настоящий альпинист!

…Мы шагали по широкому крутому гребню. Полчаса назад прошли траверсом крупный свежий валунник, где буквально каждый камень как живой, так и норовит, собака, сбросить, ногу подвернуть, уронить… Погода портилась на глазах. Снова задул холодный пронизывающий ветер, облака волнами накатывали на нас.
Задача сегодня — занести альпинистское «железо» во второй лагерь, на 3900. Лагерь № 2 расположен на плато гигантской ледово-каменной морены у подножия практически вертикальной стометровой скалы — Утюга. К плато поднимаешься по каменному гребню, с выходом через короткий траверс по узкой тропе, где двигаешься, прижимаясь к каменной стенке, цепляясь руками за трещины и выступы. Лагерем пользуются часто, места под палатки расчищены и укрыты каменными стенами от преимущественного в тех местах западного ветра. В лагере обнаружились два восходителя, они стояли палаткой и завтра собирались уходить выше. Старший — высокий, крупный, весёлый малый лет пятидесяти, всё шутил над вторым. Второй, помоложе, был молчалив и задумчив, очень возможно, что его жевала горняшка. Когда мы пришли, весёлый переключился на нас и стал рассказывать, что на Кавказе он впервые, что до этого ходил по Индонезии и Бирме, что коронавирус заставил его осваивать родные российские просторы. Говорил он много, будто с сожалением, постоянно хохмил и балагурил и как-то сразу стал всем неприятен. Бывает такое, почему неприятен человек, объяснить не можешь, но вот неприятен, и всё тут! Пока наш новый знакомый без умолка болтал, мы установили Костину палатку, загрузили в неё «железо», и уже собрались уходить, как из-за Утюга появились двое с огромными рюкзаками. Медленно, очень медленно они спускались.
Измученная пара, парень и девушка, они не смогли подняться на ледник — не хватило сил — и решили вернуться, переночевать, отдохнуть, а завтра сделать новую попытку выйти на 4600. В глобальных планах у них траверс с Запада на Север (горячие головы!). Поговорив с ними и пожелав успеха в их нелёгком предприятии, мы попрощались и отправились к себе на 3500.
Спустились быстро. За полчаса «лифтом» по сыпухе правее гребня мы «съехали» с морены, а потом ещё за полчаса добрались до лагеря. Григорий по-скорому наварил вермишели с рыбными консервами, мы наелись, напились чаю и вдруг взялись мёрзнуть… Здрасте! Поели же. Калорий же вкинули. Чего мёрзнем? Пришли к общему мнению: началась высотная акклиматизация. А ещё солнце, которое с утра грозилось всё вокруг выжечь, с обеда как спряталось за тучи, так больше и не появлялось. И холодно, даже пуховка не спасает. Я принялся обходить близлежащие холмики и горушки, надеясь разогреться в движении. Ходил, ходил и на одной горушке обнаружил Константина.
Костя смотрел на горы. Просто так. Наш интеллигентнейший очкарик-блондин Костя любит горы. Не той экзальтированной любовью неофита, а спокойной, тихой устоявшейся любовью взрослого человека, как родное, уже неотъемлемое.


Константин.
— Я родился на равнине, в Одессе. Родители — инженеры, оба окончили Одесский госуниверситет. Отец после универа ушёл в армию лейтенантом. Служить отправили в Карелию, в район легендарной Кеми. Там родилась моя первая сестра, Таня. В 78-м, мне уже было шесть лет, переехали в Калинин, в Тверь. Там родилась моя вторая сестра, Нина. Сегодня она известный писатель Нина Дашевская.
В Твери в НИИ войск ПВО отец проработал до самой пенсии, и в середине 90-х ушёл в звании подполковника. Мама работала в НИИ синтетических волокон, но после перестройки занялась продажей изделий фирмы «Цептер» и построила успешную карьеру. Так в семью вошёл бизнес.
В Твери я учился в самой обычной школе, но был отличник и с явными математическими способностями. В 88-м меня приняли в физмат-школу при МГУ в Москве. Проучился год — зачислили на мехмат МГУ.
В университете был, да он и сегодня есть, известный в Москве альпклуб. Первая поездка у меня выдалась на Кавказ. Потом большой летний выезд в Фанские горы и снова Кавказ. После 93-го всё закончилось — началась чеченская война. Да и в Альпсообществе возникла… некая разобщенность. Всем тогда стало важно зарабатывать деньги.
В 94-м закончил мехмат с красным дипломом, но ещё в 93-м понял, выдающегося математика из меня не получится. И тогда вспомнил про бизнес, поступил в американский институт бизнеса и экономики в Москве. Окончил, устроился на работу в международную аудиторскую компанию, а в 96-м ушёл в «Совлинк» (это из неё впоследствии вырастет «Бэринг Восток»).
В то же время через турагентство я съездил в индийские Гималаи — в долины Кулу и Ладах. Но всё это скорее трекинг, не альпинизм. А горы манили…
В 1999-м женился, в 2000-м родился сын. В 2001-м я уехал учиться по программе MBA в Колумбийский университет в Нью-Йорк. Перед самым отъездом решил сходить на Эльбрус с коммерческим агентством. В той поездке я больше всего беспокоился за безопасность переезда из аэропорта Минводы в Терскол. Похищения людей были делом обычным. Но всё обошлось, я успешно зашёл на Эльбрус.
После окончания бизнес-школы до 2007 года работал в инвестиционном фонде Millennium Partners в Нью-Йорке. И тут поступило предложение «Бэринг Востока» вернуться в Москву. Мы подумали-подумали и вернулись (пока жили в Нью-Йорке, родились дочь и второй сын).
В Америке я дважды поднимался на вулкан Рейнир, первый раз с коммерческой группой, второй — с другом. Переехав в Москву, сходил на Монблан, и как-то всё чаще стал выезжать в горы. А тут сорокалетний рубеж поставил классический вопрос: о чём я буду жалеть, когда состарюсь? Работа полного удовлетворения не приносила, семью я более-менее обеспечивал, но понимал, что хорошо бы найти занятие, которое смогло бы меня поддержать. И альпинизм, особенно высотный, мог стать отличной возможностью продлить период активной жизни.
Кто идёт со мной в группе, для меня всегда важно. Люблю наблюдать, как меняются люди в критических ситуациях. Иногда, правда, всё происходит весьма трагично. Как та глупая смерть генерала МВД на пике Ленина в прошлом году. Смерть ту было так легко предотвратить… Но члены группы не смогли отговорить неопытного, самонадеянного парня от выхода в одиночку на вершину. А дальше цепь случайностей… И наступает момент, когда человек ещё вроде бы жив — ты даже видишь его рыскающий фонарик на горе — но понимаешь, никто и ничто его уже спасти не сможет. Я наблюдал катастрофу несколько часов… От лёгкого беспокойства членов команды на радиосвязи: «Где Иван?», тщетных попыток с ним связаться, замешательства — «Что же делать?», бессмысленных призывов к срочным спасработам в глубокой ночи — до ухода в молчание, когда реальность невозможно отрицать. Когда уже всё поздно…


…Снова 3900. Инопланетный пейзаж. Камни и лёд. Утюг и примыкающий к нему взлётом ледник. Ручей по краю ледника, и за водой только в каске.
— Смотрите, ВП, чтобы камень не прилетел в голову. — Саша наливает воду в ёмкости, я скручиваю с них крышки, подаю пустые, забираю полные, закручиваю и одним глазом посматриваю. Камни с завидной регулярностью катятся по леднику. Разные. От маленьких до с чемодан величиной. Размажут, оглянуться не успеешь.
Лагерь пустой и грустный, все его покинули. Там, где вчера стояла палатка говоруна, осталась куча мусора. (Болтун он, а не говорун!) Мы установили палатки и принялись обустраиваться.
За обедом внезапно возник спор. Костя тщательно всё посчитал и теперь уговаривал нас начать восхождение к третьему лагерю завтра же, с раннего утра, не задерживаясь во втором.
— Иначе запасного дня не остаётся! — аргументировал он.
Мы принялись считать на пальцах… И у всех получалось, что день есть! И Гриша настаивал пересидеть его на 3900. Акклиматизация важнее запасного дня, объяснял Григорий.
— Вы с Валерием Павловичем завтра отдохнёте, — говорил он Косте, — а мы с Мишей с утра пойдём провесим перила. Костя, важно быть не уставшим, быть в форме.
Но Костя теперь расстроился, что без него пойдут провешивать перила.
Кто устал? Он устал?! Да ничего он не устал!
У Кости прекрасная физическая форма, Костя времени на карантине даром не терял и активно занимался самоподготовкой. Михаил, на десять лет младше Кости, тоже физически очень хорошо подготовленный, шутил, восхищаясь Костиной мускулатурой:
— Либералы не имею права быть такими накачанными!
Поэтому Костя считал, что и он тоже может участвовать в провешивании маршрута. Но Гриша, как гид, лучше знал, кто чем должен заниматься. Тем более всё ещё неясно, когда наши соседи спустятся с кошками. Можно идти без ледоруба, можно рисковать без шлема, можно распределить жумары и карабины, и верёвок на всех хватит, но без кошек на снежно-ледовом склоне делать нечего!
— Всё! — пресёк демократию Гриша. — До девятнадцати у группы факультативное время. Позже я решу. А пока отдыхать! Завтра вставать рано.
…Я ворочался в спальнике. Сон не шёл. Миша тоже не спал, что-то читал с телефона. Читать мне не хотелось, я вообще полностью отказался от гаджетов в этой экспедиции. Хоть десять дней без современных кибернаркотиков. И я ворочался и думал.
Костя считает, что времени не хватит… И всё упирается в то, что нет кошек, и нет гарантии, что они завтра появятся. Группа может выйти утром (Утюг проходят по рассвету, пока он не начнёт стрелять камнями), но для этого нужны кошки для Гриши. Кто-то тогда должен отдать свои и остаться здесь, на 3900.
Вопрос: кто?
Саша не может, он не столько гид, сколько проводник, только он знает маршрут.
Для Кости восхождение очень важно. Вон как переживает.
Миша? Миша молодой, здоровый, сильный, почему он должен сидеть в лагере? Он нужнее на Горе.
Остаёшься ты, дорогой… Ты и так уже слишком высоко забрался по такому маршруту. На 3900 и без портеров! И технический альпинизм ты знаешь только, так сказать, в общем. И амбиций у тебя особых нет. И на Западной вершине ты уже бывал. А ещё ты явно слабее других. Тебе и сидеть. Отдашь свои, нет, Иры Абдыевой, кошки Григорию, а сам останешься ждать группу. Еда есть, вода есть, палатка с вещами остаётся, возьмёшь джетбойл и будешь сторожить. Двое суток… Ну максимум трое... Не сидел, что ли? Ещё как сидел… На Севере. Помню, как-то брат… Хотя ладно, не об этом. Между прочим, тоже был суровый настоящий альпинизм.
Я заворошился, выбираясь из спальника.
— Ты куда? — спросил Миша
— Так… — отмахнулся я, надел ботинки, взял кошки и ушёл к командирской палатке.
Гиды не спали, слышался их тихий разговор.
— Алё, — окликнул я, — поговорить ба!
— Заходи, Валерий Павлович, — пригласил Григорий.
Я снял ботинки и забрался в палатку.
— Чаю не осталось? — попросил я.
Саша молча налил. Я хлебнул, перевёл дух, всё-таки уже почти 4000, и принялся озвучивать своё предложение.
— …Там у палатки лежат кошки Иры Абдыевой, настроены на 44-й размер Scarp’ы. Бери, Гриш… — закончил я.
Гиды помолчали, переглянулись, а потом Гриша сказал:
— Все вместе пойдём. Без вариантов. Кошки будут здесь в девять утра. Отдыхайте, Валерий Павлович. Спасибо.
Я помолчал, допил чай… И стал выбираться. В девять так в девять… Уже всё равно не получится утром. Но хоть какая-то определённость. И вместе, конечно, лучше. И правильно.
— Кошки, Гриш, всё равно бери на провешивание. Когда ещё принесут…
Вечером на сеансе связи соседи рассказывали, как после восхождения, вместо того, чтобы отдыхать, они водили с 4100 до 4600 каких-то безумцев. (Не наши ли молодые знакомые? — переглянулись мы.) Проводника у них нет. Гида нет. Опыта восхождения по техническим маршрутам тоже нет. Есть желание попасть на вершину.
Слабоумие и отвага! А потом спрашивается, почему люди пропадают в горах? Кстати, Инна рассказала, что внизу пастухи забили тревогу: джип, на котором приехали трое восходителей двенадцать дней назад, так и стоит, и никто не возвращается. Как ушли в горы, так исчезли. МЧС поиски не начинает, им нужно, чтобы кто-то заявил о пропаже группы, лучше родственники, а те пока молчат.
Неспокойно в горах… Ох, неспокойно…
Гриша выдохнул и волей руководителя экспедиции окончательно утвердил завтра днём стоянку на 3900. Сам он с Сашей и Мишей рано утром уйдёт провешивать маршрут.

…Ночью снился огромный плюшевый говорящий кот. Он таскался за мной и говорил всякие глупости. То ли предупреждал, то ли подбадривал… На Ленина сны снились более осмысленные. Там человек в чёрном приходил читать псалмы. Странные сны в спальниках. На Севере мы считали, что это багульник виноват. Наш главный ботаник, кандидат биологических наук, лесник Валерий Григорьевич Мозолевский уверял, что багульник — лёгкий галлюциноген.
Хорошо. Там багульник, а здесь что?
Лёд?
Камень?
Или недостаток кислорода? Наверное. И здравствуйте, глюки: говорящие тряпочные коты, блондинки с синими губами (третьего дня снилась) и прочие бледные сущности.
Вот куда прёмся?..

…Утром разбудил вертолёт. Он ходил над палатками, делал виражи и заглядывал в ущелья. Ищут! Этих с джипа ищут. Я выбрался из трепещущей палатки, накинул капюшон и посмотрел в след удаляющемуся Ми-8.
Наши вчерашние планы ветер отправил псу под хвост. Всё переиначил! Ребята не пошли на провешивание, под вопросом выход на 4600 завтра. Пируэты вертушки тоже не добавили бодрости духа.
Позавтракали и стали ждать соседей.
9 часов…
10…
11. Там, наверху, тоже ветер, и им тяжелее.
К 12-ти начала собираться гроза. Второй лагерь выше облаков, и отлично видно, как западный ветер нагоняет огромные, пухлые, грязно-серые тучи, бьёт ими о скалы и ледники, рвёт их в клочья на перевалах, закручивает и ввинчивает штопором в небо. Стоя на краю морены, мы с восторгом любовались зрелищем планетарного масштаба. Прямо Discovery какое-то или National Geographic. Да нет, лучше! Саша и Михаил наперебой снимали таймлапсы. То в одном, то в другом месте пространство между облаками и землёй рассекала изломанная молния. Воздух свистел, ворчал, рычал, обещая устроить катаклизм настоящий. Продолжалась суета около часа, и лишь вдоволь наигравшись и нарезвившись, ветер сам отогнал грозу к северной стороне Эльбруса, нам досталось лишь несколько крупных капель дождя.
Наконец к двум часам спустились соседи.
Они устали… Груженные большими рюкзаками, в касках, термухах и альпинистских ботинках, они шли, механически переставляя ноги.
— …Совсем сумасшедшие эти, — рассказывал про вчерашних безумцев, меняя ботинки, руководитель экспедиции, сорокалетний тёртый калач с обветренным и обгоревшим лицом. — Я им говорю, вы куда? А они… — Он прицепил ботинки к рюкзаку.
— Сколько их? — уточнил Григорий.
— Шестеро. Сборная солянка… Кошки вы берёте?
Два молодых парня в разговор не вмешивались, они хотели вниз. Утром в сеансе радиосвязи женщины уточняли, брать ли им айран и нужен ли творог на ужин. Вряд ли ребята мечтают об айране и твороге, но сбросить рюкзак, помыться, выдохнуть, отоспаться…
— Кошки? Кошки берём! — обрадовался Гриша.
— Я свои оставлю, «мягкие», «венто», не совсем подходящие… Но я с ними нормально…
— Хорошо-хорошо, — кивал Григорий. Не в магазине.
Соседи выпили весь чай, который мы им накипятили, и ушли. Они закончили восхождение. А у нас ещё всё впереди.
В шесть, как только погода утихомирилась, ушли провешивать перила Гриша, Саша и Михаил.
— Валерий Павлович, в половине восьмого выйдете на связь и… поставьте вариться кашу, — наказал мне Григорий.
Кашу ту мы варили часов до девяти. Оказалась она перловой, и хоть была сублиматом, по сути уже один раз сваренной, никак не хотела увариваться. На 3900 вода кипит при 87 градусах, и, по всей видимости, для перловки этой температуры недостаточно. Ели суровое альденте. Зато Михаил принёс маленькую фляжку о-о-о-очень выдержанного виски и поил им Григория, расстройство желудка никак не настраивалось. Зато внезапно прошли сопли у Кости. Слава Богу, у меня пока молчат мои хронические болячки…
«Пошёл в горы слепой да хромой, и там заблудились…» — откуда, не помните?..

…Я собирался на Ленина. Хотел идти с Григорием Кочетковым. Но ковид поломал планы. К июню стало понятно, что киргизы горы не откроют, а значит, никакого Ленина в этом году не будет. Горы улетали в необозримо далёкую даль на неопределённое время. Я даже пожалел, что купил новые альпинистские ботинки…
И тут Григорий предложил Эльбрус.
Мне был интересен маршрут с севера. С юга уже поднимался в четырнадцатом и в шестнадцатом. Север же мог рассматриваться как подготовка к Ленину (уже в следующем, в 2021 году).
Но Григорий предложил запад!
А я — возьми да и согласись!
Как я согласился на запад? Чистая же авантюра! Хлеще Белалакаи. Костя, глянув на меня на тренировке, сказал Грише: «Рано ему на запад! Сначала на севере надо попробовать». Я тоже так по себя думал.
Но Григорий про меня думал по-другому. И я доверился. Но при любом удобном случае повторял: «без портеров не ходил, рюкзак в двадцать килограмм нести неспособен». Григорий слушал и улыбался. Что-то он про меня такое знал... Или думал, что знает.

…Лишние вещи упакованы и собраны в Костиной палатке на 3900. Паспорта тоже. Вчера, ближе ко сну, спросил Гришу: брать паспорт? «Ты ещё спальный мешок с собой на Гору возьми», — хмыкнул Миша. Догадался: брать паспорт на восхождение — нехорошая примета.
В альпинистских ботинках по сыпухе под вертикальной стенкой Утюга выбрались к леднику. Вымотала нас сыпуха… Но не она сегодня главная на этом параде. Сменили палки на ледорубы, надели кошки. Вот он! Начинается. Настоящий альпинизм. Храни нас Господь!
Гриша буквально взмыл на двадцатиметровую снежную стену по провешенной верёвке, перевалил на ледник и исчез.
Следующий — Миша. Не так быстро, но всё же достаточно сноровисто он тоже взобрался и ушёл на ледник. А вчера ругал себя, что кошки не точены. И ещё, помнится, всех про третий разряд спрашивал…
Костя поднимался спокойно, вдумчиво, не торопясь, постоянно страхуя себя ледорубом.
Теперь я. Как там? Вставил жумар, протянул его, вбил кошки, подтянулся; протянул жумар, вбил кошки, подтянулся; ледорубом страхуюсь… Не быстро, но двигаюсь. Миша вчера напутствовал: «Ты, Валер Палыч, не торопись, сколько будешь идти — столько будешь — время есть! Экономь силы на восхождение. А то видел я этих, по Горе кто бегает, — все потом сдыхают». Экономить получится вряд ли, Миш, но всё же я не торопился.
Выбрался на ледник. Вроде, получается, спасибо Ване, вспомнил я инструктора.
Следующие перила. Не так круто, в смысле угла наклона, но расслабляться рано. Вставил жумар, протянул, вбил кошки, подтянулся… Его бы сюда, Ваню, ему бы точно понравились. Он млеет от всего этого антуража: кошки, жумары, карабины, ледорубы… Протянул, вбил кошки, подтянулся… Но у Вани сложности. Тяжело переносит высоту. Здоровый мужик, меня в рюкзаке на гору упрёт, а горняшка его долбит не по-детски… Протянул жумар, вбил кошки, подтянулся… А ещё на Белалакаю он приехал с температурой, и высота его доконала. Почему? Человек любит горы, как никто другой, а высота не пускает? Протянул жумар, вбил кошки, подтянулся.
«Самостраховка!» — выкрикнул я, как учил Иван. Встал, значит, на самостраховку. Закрепился на ледобуре. Дальше?
Дальше — связки! Траверс ледника через перегиб рельефа до мульды (балкона) на 4400. Первая связка: Гриша, Миша и Костя. Вторая: Саша и я.
Первая связка прошла траверс быстро, они, не фиксируясь на поверхности, буквально пробежали до мульды.
А мы затянули... Сказывалась моя неподготовленность.
Утром и вечером склон прогревается, снежный фирн на леднике подтаивает и превращается в лёд, кошки в него вставать не хотят (у меня!). «На полную ступню вставайте, ВП, на полную!» — кричит Саша. Но у меня это получается не очень, и за перегибом гид меняет тактику. Теперь он принимает мою верёвку через карабин, вщёлкнутый в ледобур, так Саша сможет лучше контролировать мой срыв. С дури я принимаюсь спорить (опытный же альпинист, ё!), но быстро осознаю глупость своих аргументов. «Как скажешь, Саш!» — кричу гиду, и тут же нога предательски проскальзывает и, не удержавшись ледорубом, я срываюсь. Саша рывком блокирует скольжение верёвки. И я, прокатившись по дуге на льду, цепляюсь всеми выпирающими частями снаряжения, фиксируюсь. Вот ты молодец, Валера! Блин!
Выдохнув, потихоньку поднимаюсь к Саше. Гид, вытягивая верёвку через карабин, помогает.
Видя такие мои несомненные «успехи» в техническом альпинизме, Гриша решает организовать перила для жумара. Он спускается из мульды и бросает веревкой в Сашу. Со второй попытки Саше удаётся поймать её и зафиксировать на ледобуре. Передохнув, я вставляю жумар и начинаю движение: протянул жумар, вбил кошки… подтя… И снова срыв! Выматерившись, фиксируюсь, встаю и продолжаю двигаться на жумаре. Протянул жумар, вбил кошки, подтянулся. Протянул жумар, вбил кошки, подтянулся… Последние шаги делал на сверхусилии, а Гриша, целясь в меня объективом фотоаппарата, кричал: «Улыбайтесь Валерий Павлович, улыбайтесь! Вас снимают!»
Вот зараза! Час назад просил не называть меня Валерий Павлович и на вы. Ну как можно ходить по стенам и выкать? «Ах, извините, Валерий Павлович, ах, позвольте вам указать на вашу ошибку. При всем уважении к вам, вы не встали на самостраховку…» Окончание фразы «уважаемый Валерий Павлович» будет слушать уже где-нибудь в трещине. «Самостраховка, Палыч, б…дь!» — вот! совсем другое дело.
Я перевалил в мульду, Миша рывком расстегнул на мне рюкзак, бросил его к стенке и толкнул меня на него. Я плюхнулся и выдохнул. Ничего я так прогулялся. Альпинизд! Настоясчий… Глянул на часы, ох итить… с выхода из лагеря четыре часа прошло. На леднике уже три! Да уж…
Вытягивая верёвку, Гриша повернулся ко мне, подмигнул и выдал очередную коронную фразу: «С нами стыдно, но весело!» Ага, Гриш. «Весело…» И что стыдно, точно. Как там, если не русским матом, non vagina non rubino kagorta? (Наверное, не так, но смысл понятен.) Это про меня.
Пока я оттопыривался, приходя в чувство, парни решали: оставаться в этой мульде или идти выше? Гриша по-быстрому смотался траверсом вдоль скал выше, вернулся и доложил, что метрах в пятидесяти ещё одна мульда, и она, на его взгляд, удобнее. Протянули верёвку туда и на жумаре выбрались во вторую мульду. Неугомонный Гриша вместе с Михаилом ушли посмотреть ещё выше, до площадки 4600 на снежно-ледниковом плато, но скоро они вернулись. «Метёт там сильно, — доложил Гриша. — Здесь остаёмся». В течение часа с помощью лопаты и ледорубов мы подготовили пару площадок под палатки.
Так на самом краю мульды, на высоте 4450, появился незапланированный штурмовой лагерь. От ветра, лавин и камнепада нас надёжно укрывала высоченная с навесом скала. Талая вода скапливалась в лунке в тамбуре нашей с Мишкой палатки, а значит, есть из чего делать чай и еду. На камнях место под снарягу и совсем нет под туалет… Как-то будем… выкручиваться. Главное, ночью не уйти со склона вниз.
— …Чувак из Винницы, с Украины, сорвался здесь… — Саша показывает на ледник. — Пролетел триста метров и не повредился. Поднялся, махнул рукой — мол, жив. Даже рюкзак снял. Пока ребята готовили верёвки, прилетел камень и прямо чуваку в голову! Рюкзак не тронул, а парня снял. Больше никто его не видел. Рюкзак до сих пор стоит. В восемнадцатом дело было…
Оптимистичная история. Впрочем, нужно быть готовым к такому повороту. Собрался в горы — приведи дела в порядок. Хотя… Всё равно не получится подготовиться… Мы же все и всегда рассчитываем на лучшее. Нас-то старуха с косой минует. Именно нас — обязательно минует!
После обеда забились в спальники отдохнуть. Ветер уже привычно продолжал буйствовать. Если так дальше пойдёт, сидеть нам лишние сутки. Больше нельзя, через два дня край — нужно быть в ущелье.
Миша раскатывал свой тонюсенький спальник (он, по ходу, у него на плюсовую температуру) и рассказывал очередные премудрости казахской альпинисткой школы:
— Ходят они вот с такими спальниками. Во-первых, экономия места и веса. А во-вторых, быстрее собираешься. В толстом спальнике спишь в термухе и утром тратишь время на одевание. И вещи холодные. А если спальник тонкий, спишь одетый, только верхние ботинки снимаешь. И не холодно, и утром — встал, верхние ботинки надел, систему нацепил — и готов! Котляр рядом со мной на Ленина во втором лагере час собирался! А я уже через десять минут вышел.
— Котляр в спальниках девушек отогревает. Альпинисток заблудших.
Миша с подозрением покосился на меня:
— Ну, если альпинисток… — и продолжил раскладывать вещи.
А я думал: зря я второй спальник оставил в базовом лагере. Мне в нём так комфортно спалось в том же втором лагере на Ленина. В толстый спальник вставляешь тонкий и… зашибись! Правда, туда мне всё портеры затащили…
Вечером Гриша с Александром провесили перила на завтра. Вернулись в семь. Приготовили ужин, поели и расползлись по палаткам. Завтра ранний подъём. В три.
Мы лежали с Мишей в палатке и молчали. Он медитировал, а я молился. Завтра нужна погода. Завтра нам до зарезу нужна хорошая погода! Нужна хорошая погода… Я не заметил, как произнёс это вслух. И Миша сказал: «Вот ты и договаривайся. А у меня тут в медитации просить некого».


Григорий Кочетков.
Борода рыжая, нос орлиный, брови вразлёт. Ему бы Иоанна Васильевича Грозного играть, а он сертифицированный горный гид UIAGM и мастер спорта по альпинизму.
У Гриши более тридцати восхождений на Эльбрус, в том числе зимой и осенью, и по разным маршрутам; шесть экспедиций на пик Ленина; четыре экспедиции на Хан Тенгри. Он — участник экспедиций и восхождений в Гималаях (Махиндра, Мера и другие). Провёл более двадцати школ альпинизма, скалолазания и ледолазания в разных горных районах. География его восхождений весьма широка: Кавказ, Непал, Альпы, Норвегия, Северная Америка, Памир, Тянь-Шань, Крым, Таиланд… Не хватает Южного полушария, но какие его годы! Всего сорок!
— Гриша, как в твоей жизни появились горы?
— Альпинизмом я начал заниматься со студенческих времён. В 2000-м вступил в альпклуб Демченко, из горного туризма перешёл в альпинизм. К тому времени я уже сходил на Эльбрус в рамках горного похода и на вершину Гумачи. Наш клуб находился в подвале, неподалёку от Сокольников. Небольшой скалодром, лекционный зал, кабинет, раздевалка. Два дня в неделю мы лазили, а после пили чай с баранками и слушали рассказы старших товарищей или праздновали дни рождения.
А вообще — я на этом вырос. Родители всю жизнь занимались горным туризмом. И самые яркие детские воспоминания — как у нас собирались компании, вешали экран на стену, смотрели слайды с горами, делали плов.
— А кто ты по образованию?
— В 2002 году окончил философский факультет гуманитарного университета. Полгода проработал учителем в школе. Потом поступил в аспирантуру. Руководителем был Юрий Викторович Байковский*. Я у него три года писал диссертацию по психологии альпинизма. А потом стал сертифицированным гидом.
— Так просто — взял и стал?
— Ну конечно, не «так просто». Пока учился в аспирантуре, выполнил норматив мастера спорта. В те годы был расцвет спортивного альпинизма, и мне повезло, наши учителя — Виктор Геннадьевич Володин и Елена Валентиновна Кузнецова. Мы выросли и стали ходить сами. В 2006-м у нас уже была схоженная команда. Поднимались на Стену Троллей и на пик 4810, а ещё на Махиндру… Поработать гидом первый раз пробовал в 2008-м. У Анатолия Ивановича Мошникова, — очень известный гид и альпинист. К сожалению, погиб несколько лет назад. У него в компании был принцип: ниже кандидата в мастера спорта гидами не работают. А я как раз уже мастер был, он и предложил мне попробовать. Первая моя группа — ребята из Панамы, и в ней только двое из пятерых видели снег! Я с ними сходил на Эльбрус. До этого работал инструктором. А потом уже стал сертифицированным гидом. Выучился в Киргизии.
— Есть что-то, что ты вспоминаешь как особенное, яркое событие в горах? Может быть, какие-то необычные клиенты?
— Клиенты… Дедушка из Италии! 76 лет. Он сходил траверс Эльбруса, с юга на север. И я был поражён! Считал, что людям старше семидесяти сделать такое невозможно. А он смог. А ещё японка, 19 лет, реальная дочь самурая, помнишь у «Сплина» «Дочь самурая»? Из древнего самурайского рода. Ей оставалось пройти Эльбрус и Эверест до выполнения программы «Семь Вершин». В горы часто приезжают люди сильно эмоционально заряженные. И это так здорово!


…Ветер… Снова ветер… Лавины, камнепады...
Никогда бы не подумал, что слова: «Идут лавины одна за одной, и здесь за камнепадом ревёт камнепад» — могут быть воплощённой реальностью. Владимиру Семёновичу непостижимым образом удалось выхватить, поймать, зафиксировать в стихах и песнях суть альпинистской жизни. Даже печальное: «Нет алых роз и траурных лент, и не похож на монумент тот камень, что покой тебе подарил» — про того парня из Винницы. А между прочим, сам бард выше Бочек так и не поднялся.
Ветер бушевал до двух. За час до подъёма, как по мановению волшебной палочки (или услышали?!), вдруг внезапно ослаб, зачах и стих. И сразу всё угомонилось, наступила тишина, даже лавины и камнепады прекратились.
И тут в три запел телефон! За ним другой.
Ох, грехи наши тяжкие…
Каша «минутка». Сборы. Система, кошки, ледоруб.
В 4:30 Саша и я в связке вышли на маршрут. Чтобы не ждать нас на «крутяке дерзкого» (на взлёте после плато), остальные выйдут на полчаса позже. Ходят парни однозначно быстрее и бодрее меня.
Рассвет… В горах он меня застаёт на штурме, и он как символ грядущих мучений. Штурм — всегда тяжело, всегда трудно. Квинтэссенция усилий. Последний рывок… Вот только рывок этот часто растягивается на десять, двенадцать и даже больше часов. Сегодня нас ждут минимум десять часов — подъём на 1200 метров до вершины и спуск в штурмовой лагерь.
Белёсое солнце медленно взбирается по небу. Ветра нет. Рассеянная, какая-то слепая облачность, расплывчатая и светящаяся изнутри. Идёшь, идёшь, идёшь… Чем меньше думаешь, тем лучше. Лучше не думать совсем. Мозг — главный потребитель драгоценных глюкозы, воды и кислорода. Если мозг не работает, очень хорошо. А ещё в горах странно течёт время. Только вышел — уже час миновал. Уже взлёт Западного склона. «Крутяк дерзкого». 4700. Мы с Сашей развязываемся. Дальше подъём широкими галсами. В 6:15 заиграл мой будильник. Мой воскресный подъём? Посчитал дни. Бааа... и правда, сегодня воскресенье. Всё в голове перепуталось. Дни недели, будни, выходные…
Я смотрю вниз. Парни нас нагоняют. Двигаются они слаженно, ритмично, как колёса локомотива, работая руками, точно паровозными дышлами. Раз, раз, раз… Вот-вот гудок дадут. Через сорок минут они упираются мне в спину, я схожу с рельсов, пусть обгоняют, идти с ощущением давящего взгляда оченно неудобно.
Гриша делает рокировку. Мишу и Костю перепоручает Саше, а сам остаётся со мной. Только Александр знает маршрут. Эх… С Сашей мне было комфортно! Саша ходит, как автомат, настроенный на клиента. Гриша более эмоционален, двигается порывисто. Он «тянет», влечёт за собой, уходит вперёд, останавливается, ждёт, заражает энергией и невольно подгоняет.
Я заражался…
Я тянулся…
Я старался…
«По чесноку».
Но сбился. И на 4900 окончательно потерял темп. Стал двигаться рывками: два-три шага, остановка. Отдышусь, два-три шага… остановка.
Несколько раз присаживались. Раз — чтобы перекусить энергетическими батончиками и попить сладкого чая. Поднимались, шли, и снова Гриша уходил вперёд, а я тянулся… тянулся…
Ах, Люба, Люба… Не дотренировались мы с тобой! Не допрыгались! Хотя без твоих тренировок я бы вообще не дошёл сюда. Сдох бы в первые же два дня.
В самом начале карантина, ещё 4 апреля, тренер по фитнесу и пилатесу Люба Сорокина собрала всех своих «птенцов» в «зуме» и устроила первую онлайн-тренировку. И пока вся страна, да что там страна, весь мир карантинился, эти три месяца мы три раза в неделю скакали как сумасшедшие. «Куда пополз!» — кричала она, когда кто-то, не выдержав темпа, пытался смыться из поля зрения камеры. Никогда не мог подумать, что так можно выкладываться перед монитором. Спасибо, Люба, спасибо, мой хороший человек, ты сделала всё, что могла, но мне нужно больше…
На 5200 погода начала портиться. Вернулся ветер, привёл с собой туман и пургу. Мы надели балаклавы и маски. В балаклаве дышалось плохо, и я пошёл ещё медленнее (куда уже?). Еле-еле доползли до 5440, до камней, и там, не дойдя до вершины 202 метра, 68-х этажей, я окончательно сел (что-то слева, в груди… стучит, знаете, так сильно… Не знаете что?).
— Всё, Гриш. Ты иди… — выдохнул я и тут же спохватился: вот сморозил! Гриша недовольно фыркнул, включил рацию и вызывал Сашу. Ребята уже выходили на вершину, Саша спрашивал, ждать нас, а из рации рвались радостные крики. Вершина! Западный Эльбрус, 5642 метра!
Гриша переспросил меня — точно? Точно, кивнул я. И заговорил.
Я сказал, что он поднял бы меня. Обязательно поднял. Смог же семидесятишестилетнего поднять, и меня поднял бы. Куда бы я делся! Но вершина для меня не главное. Не самое главное, не самоцель. Тем более на этой я уже стоял. Главное — люди. Они самое-самое главное. А сегодня это наша команда! И это и есть настоящий альпинизм! А ещё… А ещё хотел сказать, что собираюсь… да-да-да! собираюсь! на Горе обычно никто никуда не собирается… Что собираюсь на следующий год на Ленина и хочу, чтобы он взял меня с собой. Если возьмёт… Только я хотел это сказать, как в куртке забулькало, завибрировало. Телефон! Связь! Зная, что на вершине может пробиться, я ещё в лагере переключил телефон из авиационного в рабочий режим.
— Гриша, связь! — крикнул я, и мы задёргали молнии, доставая гаджеты из-под нескольких слоёв одежды: звонить, писать, оправлять вотсапки и эсэмэски.
Но мой телефон брыкался, капризничал, принимал кучу спама и — ни хрена ничего не отправлял. Даже коротенькую эсэмэску Валико, малюсёнькую эсэмэску, что всё нормально, не отправил, гад.
Грише повезло больше, он смог даже дозвониться до своей Насти.
Пока мы ковырялись с телефонами, вернулись парни. И тут выяснилось, что времени всего 11 часов! Ёшки-матрёшки, утро же ещё! А может, попробовать? А может… Но Миша, проходя, хлопнул меня по плечу:
— Вовремя остановился, Палыч. Мудро. Спасибо.
— А спасибо-то за что? — не понял я.
— Не обрёк группу на нежданные спасы.
— Так, может, и не было бы никаких спасов, — возразил я.
— Может, и не было бы. А вдруг?
Костя кивал. Они насмотрелись упёртых на Ленина, их там в спальниках спускают. И живых, и мёртвых.
Саша рассказывает:
— …Выходим на вершину, а тут восходители с юга. Светло-зелёного цвета. Горняшка у них. Двое. Парень ведёт подругу. Подруга прямо сразу легла. А этот, зелёный, спрашивает: «А вы на каком ратраке ехали?». — Саша смеётся. — Они так и не поняли, откуда мы появились и куда ушли. А наши парни ещё в масках.
Миша показывает на телефоне фотографии: вот они с Костей в медицинских масках на вершине... Эту фишку Мишка придумал в Пятигорске в музее. Туда пускали только в масках, и Мишка сказал: «Сфоткаемся так на вершине. Сразу будет видно, какой год!»
Ах, какие же вы, ребята, молодцы! Ах, как же здорово! А я? Если по чесноку, помешала бы мне сегодня Вершина? Конечно нет! А чего же тогда? Возраст? Пятьдесят шесть на днях. Но я и в горы пришёл в пятьдесят. До этого всё некогда было. Сначала 90-е и Север. Потом 2000-е и Север. И всё время женщины и вино… Опасное сочетание, до добра не доводит. Или до цугундера, или до реанимации. Жизнь и судьба выбрали второе. Хотя нет, неправильно. Им выбрали второе. В этом я твёрдо уверен. А под капельницами наступило прозрение: как живу? зачем? В двенадцатом было… А в четырнадцатом уже стоял на этой самой Вершине, где сейчас наши парни фоткались в масках. А потом Килиманджаро. Базовый лагерь Эвереста. Попытка Казбека. Демавенд. И в прошлом году второй лагерь на Ленина. А поверху всего Церковь. Храм. Бог. Эх! Сейчас бы только в горы и ходить, всё выше и выше… Но уже пятьдесят шесть.
Ладно, не жадись! Ты и так сегодня много сделал! Мальчишки думали, что ты и этого не сделаешь, хоть всё время были рядом… И вообще, косить на возраст… как это… беспонтово! Как в том анекдоте: «А молодым был, тоже говно был…». Сколько раз уже не доходил? Чемпион недохождения. Хватит рефлексировать! Будем считать, что не дотренировался.
Вот как натренируюсь… Да, Люб? Вместо ответа в лицо прилетело снежной пылью. Пурга разгулялась не на шутку. Видимость упала. Со связью парням тоже ничего не обломилось.
Мы собираемся, пакуемся, и Саша начинает выводить нас к штурмовому лагерю. Идём быстро, меняя палки на ледорубы, связываясь на ледовых полях, обходя и изгибая маршрут трещин бесконечных ради.
Было это уже почти на самом подходе к лагерю. Погода на время развеялась, снег прекратился. Солнце стояло высоко, кажется, что-то около часа дня. Мы шли с Сашей, ребята опережали нас метров на двести. На секунду я остановился, подтянуть систему и вдруг оглянулся. Что-то торкнуло. И обалдел. Бескрайняя снежная пустыня. Лёгкая позёмка метётся по плотному насту, заметая следы. Скоро от них ничего не останется. Только белое безмолвие. Вечное белое безмолвие, и ничего больше. Кто мы? Где мы? Зачем мы? Я вдохнул-выдохнул, подтянул систему, и мы зашагали.
Ещё через час добрались до лагеря. И там обнаружили, что лунка наша разлилась до размера маленького озера, вот-вот затопит палатку. Срочно требовались дренажные работы. И мы рубили с Мишей канал ледорубами от прихожей до обеда. Прорубили, согнали воду, наелись борща, напились чаю и расползлись по палаткам. Завтра опять ранний подъем, хорошо бы кемарнуть пару часиков… Хорошо бы… Пару…
И тут как дало!
Прямо над нами разразилась снежная гроза.
Грохотало целый час, насыпало снега, а потом вдруг всё бросило и ушло воевать на другую войну, грохоча и лязгая, как гусеницами, камнепадами, лавинами и громами.
А наши вечером собирались идти провешивать обратный маршрут… А по такому случаю опять никуда не пойдут… В который раз горы корректируют наши букашечные планы…
И с ужином не задалось. Отказались все, только мы с Мишей пожевали остатки вчерашнего риса. Саша вообще не ужинает, только чай пьёт. И Гриша обошёлся чаем. А у Кости так разболелась голова, что о еде он даже думать не мог. Впрочем, у нас у всех страшно болит голова. Переутомление. Но укладываясь на ночь, мы хохотали как сумасшедшие.
«— А как называется это коктейль?
— Кокосовый буй.
— Как?! Надо же… кокос совсем не чувствуется…»
Мужские анекдоты, крепкие, солёные, вытаскивают настроение и общий тонус в критических ситуациях. Живы, Господи! Живы! И благодарю Тебя! Давно не было такой команды. С Непала. Там у Вовки Котляра получилось сколотить. А тут, на Эльбрусе, — у Гриши Кочеткова. Как пять пальцев в кулаке, как единое целое. Во как! Бесценное чувство, бесценный подарок, Господи. Настоящий альпинизм!


Саша.
По-мужски красив этот тридцатилетний кандидат в мастера спорта по скалолазанию. Широкие плечи, мощный торс, крепкие ноги, крупные черты лица, достойные сильного мужчины. Не одно девичье сердце взволновал бравый инструктор по горным лыжам. Но сам он спокоен. Он всегда спокоен. Как его брат. Как его отец. Александр потомственный альпинист. Отец его Виктор Автомонов — «Заслуженный спасатель России», спасатель международного класса и мастер спорта по альпинизму.
«Отец долго не пускал меня на вершину Эльбруса. Пока организм не сформирован — это может быть очень опасно. Раз на вершину было нельзя, я начал работать портером. С шестнадцати лет.
Мой первый Эльбрус случился перед восемнадцатилетием, я отправился вверх с лучшим другом. Шли с севера и тащили с собой огромную дыню. Зачем тащили? Мы так отметили свой первый подъём на Эльбрус.
Уже на следующий год я начал работать гидом с северной стороны и несколько следующих лет работал исключительно с севера. Места эти теперь для меня очень родные. Потом мне предложили сходить гидом с востока. Это было что-то новое, сложное, интересное. И только после этого перебрался на комфортный юг. Но помнил, есть ещё запад, и чуть позже я сделал это: поднялся на Эльбрус со всех четырех сторон света.
В нынешнем году все восхождения какие-то сумбурные, «спасибо» коронавирусу. До последнего непонятно, с какой стороны мы сможем пойти и откроют ли вообще гору. Но Эльбрус с запада получился. Приятно ходить с людьми, которые понимают, что такое горы. Не пытаются их покорить, знают — это невозможно. Тебе просто дают возможность взойти. Или не дают. Бывают очень сложные погодные условия, но нам повезло. На вершину шли в тумане, с сильными порывами ветра, шли практически на ощупь, но дотянули до вершины и, что очень важно, спустились обратно.
Все больше и больше людей идет в горы. Когда ты в горах, у тебя нет прошлого, нет будущего, нет проблем на работе или в семье. Всё где-то очень далеко. А ты в моменте, ты здесь и сейчас и ценишь каждую секунду. Думаю, ради этого чувства люди возвращаются в горы. Ради полного обнуления, посмотреть на жизнь и начать многое с чистого листа».
В нашей команде Саша не только гид, он проводник. Только он знает маршрут — ходил им уже шесть раз.
А ещё Александр мой ангел-хранитель. Дай ему Бог здоровья!

Дюльфер — одна из самых интересных техник в альпинизме. «Спуск с использованием трения». Технически ничего особенного. Вдел верёвку в спусковое устройство, одной рукой контролируешь, другой регулируешь скорость спуска. Завёл руку за спину — встал, подал вперёд — двигаешься вниз. Технически просто даже на почти вертикальных склонах, а уж на сорокоградусных тем более. Но как же я ссал первый дюльфер из нашей мульды!
Прямо от штурмового лагеря через перегиб в рельефе верёвка уходила траверсом в сторону второй мульды, и я никак не мог взять в толк, как же она будет меня держать? И страховочного прусика нет. А ещё у всех спусковое устройство «корзинка», а у меня древняя «восьмёрка». Ваня считал, что новые технологии, конечно, хорошо, но нужно уметь пользоваться и простыми вещами, и изъял у меня «корзинку». И хоть учили меня на «восьмерку», но, вдевая в неё верёвку, я дышал часто, глубоко и каменел всем телом. Адреналина, блин, полные штаны. Где там чувак из Винницы? Не видать? Долго примерялся, какой рукой выпускать верёвку, наконец решился и шагнул…
Обошлось. Кошки стояли твёрдо, оледеневший склон густо присыпало снегом, открытого льда нет, не зря всю ночь пуржило.
А мы снова толком не спали. Ветер опять дергал палатку и щедро солил снежной крупой. Рядом, да буквально на соседнем склоне, строем и с песня;ми ходили лавины, катались оледенелые камни. Горы не спали. Горы жили своей жизнью. Поднялись с рассветом. Времени валяться нет. Утюг ждать не будет. Перекусили осточертевшей «минуткой», собрали мёрзлые палатки, упаковались и ушли.
На дюльферы…
Первую верёвку прошёл…
Вторая… Уже легче. Мышцы вспоминают учёбу, не зря мы с Ваней упирались. Помню, жумаром по снегу взошёл метров на двадцать по крутому склону, застраховался, чтобы вытянуть верёвку, и обнаружил, что она петлёй обхватила ледяной камень в самом низу, и ни в какую… Я её и так, и эдак… Хрен! Ваня стоял метрах в десяти выше и правее — он провешивал маршрут дальше, — видя мою проблему, просто скомандовал: «Отцепляй!». И я перестегнул жумар на «восьмёрку», спустился дюльфером, отцепил веревку, обратно перестегнул «восьмёрку» на жумар, и наверх… Пока сделал, вся задница в мыле...
Третья верёвка. Пологий траверс в сторону Утюга. Миша кричит: «Свободным скольжением иди, Палыч, свободным!». Этого мне недоставало! Вцепившись карабином самостраховки в верёвку, я перекрестился и пошёл, контролируя поверхность ледорубом. Ох, спасибо вчерашнему снегопаду, ох, спасибо! Двигался я почти уверенно и быстро дошёл до Миши и Гриши. «Садись, — сказали они. — Ждать будем остальных». Вид у меня, видимо, был о-го-го, пар валил клубами, и Гриша взялся меня «лечить», расспрашивая о моём любимом православии. Отвлекает Гриша. Успокаивает. Спасибо, добрый человек, но после третьей верёвки мне уже этого не надо, я уже почти спокоен.
Дождались Костю с Сашей и в связках вышли на край ледника.
Последний двадцатиметровый дюльфер под Утюг...
Всё!
— …Снимайте кошки, Валерий Палыч, — говорит Гриша, когда я по камням выбираюсь к Скале. Гид на меня не смотрит, он наблюдает за Костей, его очередь дюльферить.
— Не снимай! — останавливает меня Миша. — Пока все не спустятся, не снимай!
Я бросаю рюкзак на камни, сажусь на него и стягиваю перчатки, их-то хоть можно? Нос чешется, как… стерва! Кажется, обгорел. Или обмёрз? Шелушиться будет. И руки, как на четвереньках ходил. Впрочем, почему «как»?
Возвращаешься домой: морда обгорелая, нос подмёрзший, руки сбитые — хорошо время провёл, со смыслом. А всё потому, что от комфорта в горах тошнит, видите ли. И равняешься не на того, кто побывал на Эвересте, а на того, кто прошёл Ушбу по 5Б.
Вот и вырос ты, Валера. Добро пожаловать в настоящий, суровый альпинизм. И как же хорошо, что я отыскал Гришу. Он точно научит ходить по горам. И тогда с ним хоть на Эльбрус с Запада, хоть на пик Ленина с Корженевой, хоть на Великий и Ужасный Хан-Тенгри (про Хан только шёпотом и по секрету).
А сейчас самое страшное закончилось. Вот и Костя спустился. Я взялся расстёгивать кошки. Дальше страшно не будет. Дальше только тяжело. Дальше потерпеть…

— …За командира!
Мы сдвинули бокалы.
Кисловодск. Ресторан «Старый Баку». И мы снова без связи!
— Слушай, любезный, а может, у вас всё-таки есть вайфай? — в тщетной надежде выспрашиваю я официанта, молодого азербайджанца.
— Откуда вайфай? Почему вайфай? В старом Баку разве был вайфай? Вы в «Старом Баку»!
Связь только на улице. А на улице гроза. Десять дней без связи. Первое, что мы сделали, как Андрюха на своём «крокодиле», на 250-м форде, вывез нас в Хурзук, — кинулись звонить близким.
— Ну, Лера-а-а-а, — тянула Валико, — ты куда делся-а-а-а? Я тебя потеряла!
— Всё нормально… — уговаривал я. — Всё нормально!
И другие уговаривали:
— Мы уже в Хурзуке. Да! Всё хорошо!
— Жив я, жив, и здоров! Не беспокойтесь…
Три часа от Хурзука до Кисловодска мы просидели в телефонах. Правда, не забыли усыновить Андрюхе серого беспризорного котёнка на заправке. Андрюха, горный гид и друг Гриши и Саши, приехал за нами ввиду полного отсутствия любого другого транспортного средства. Водитель нашей «буханки» укатил в Москву, а нам после такой одиссеи очень нужно в Кисловодск.
…Общий спуск с Горы занял семь с половиной часов. Спустившись от Утюга к лагерю на 3900, мы загрузились по полной. Саша, обвешанный как ёлка, критически оглядел себя: «А теперь со всей этой хернёй мы попробуем взлететь…» — и запев: «Я маленькая лошадка, и мне живётся несладко», — ринулся по сыпухе вниз. И мы — за нашей «маленькой лошадкой», у которой разорвана и вручную зашита лямка стодвадцатилитрового рюкзака. Миша, когда первый раз увидел эту лямку, обалдел. «Это сколько ты грузанул, что она не выдержала?» — почтительно поинтересовался он у Саши. «Не знай, — беспечно отвечал тот, — не взвешивал. Может, сорок?». Силён бродяга!
Сыпуха, валунник, переправа, снова серая сыпуха на выходе из каньона и наконец — травка. Зелёная, густая, пахучая! И суслики, как на параде, по стойке смирно встречали нас, а в небе парил орёл, как символ победы, нашей победы. И мы почти бодры и веселы… И всё же последние метры на автопилоте.
А потом баня (скорее помывочная, но всё равно хорошо).
Ночь у костра.
Шашлык из барашка.
А утром Андрюха на своём почтикамазе. Местные пастухи сильно закручинились: «Такой балшой машин… Ва-а-а…» И сам Андрюха тоже «балшой», высокий, спортивный, лысый, весь в татуировках, с цепким взглядом из-под чёрных очков, вылитый главный герой сериала про снайперов-любителей, последним он особенно настораживал свободолюбивых пастухов… Чуют волка матёрого.
…Мы пили за командира, а на сцене старый бард вдохновенно выводил: «Если дру-у-у-г оказался вдру-у-у-уг…». Костя засуетился, «кто, кто заказал?». Да никто, Кость. Просто проходил он мимо нашего столика, глянул и распознал в нас сошедших с небес. А и нетрудно. Морды обгоревшие, глаза безумные, руки сбитые, одеты кто во что, у кого чего чистого осталось. Ясное море, альпинисты!
Ох, никогда раньше я себе не позволял так себя называть. Горный турист — да, восходитель — да. Но альпинист…
Только здесь, внизу, понял, почему я не стоял на Вершине. Главный, Самый Главный, Тот, Который на Самом Верху, Тот, Кто выключил нам ветер перед восхождением, Кто насыпал снега на ледник, — пожалел и решил: не полезно ему (мне) после такого маршрута ещё и на Гору взойти, совсем не полезно — от гордости лопнет! А так впереди меня ждёт ещё столько разных вершин.
Знаете… Каждый вечер, каждый ясный вечер на Хан-Тенгри происходит чудо. На закате гора вдруг окрашивается в кроваво-красный цвет. С тюркского Хан-Тенгри — повелитель неба. Но есть другая версия названия, не столь распространённая, Кан-Тоо — Кровавая гора, за тот волшебный красный и прозвали. Жаль, что сам её не видел, только на фотографиях… Увидеть бы? А, Гриш?
 
Джилы-Су — Долгопрудный — Москва
Июль-ноябрь, 2020