Тысяча мелочей

У нас с Анатолием правило. Каждую свободную субботу, а с некоторых пор, и у меня, и у моего соседа (в прошлом сотрудника) почти все субботы свободные, мы по утрам пьем вместе кофе.
Кофе вдвоем, без посторонних. Члены семей, а конкретнее, жены в общем, не посторонние, но для нашего субботнего кофе – неподходящая компания. Бывают, знаете, моменты, когда мужчинам надо пообщаться  с глазу на глаз. Обсудить некоторые из бесчисленного количества вопросов, которые ежедневно ставит перед нами бытие. В такие дни, моя жена считает Анатолия очень даже посторонним, если семинар, под рабочим названием «Субботний кофе» проводится на нашей территории, то бишь на кухне. Хотя бы в силу того, что минимум два часа, по её убеждению просто выброшены из жизни семьи. Она недовольна, но я позволяю себе в такие дни выражения, вроде: «Цыц, женщина! Нам с Анатолием надо серьезно переговорить». «Знаю я ваши разговоры», -  ворчит она в ответ, но все же освобождает кухню. Когда дело происходит на кухне Анатолия (через стенку), примерно это же ворчит его жена, должны же они как-то реагировать.
Раньше, когда наши встречи не обходились без рюмки-другой коньяка, проблем с женами было немножечко больше.  В те времена на решение сугубо мужских дел уходило не два, и даже не четыре часа, а гораздо больше, а в иные дни, до той поры, когда суббота постепенно превращалась в воскресенье. В те времена было конечно, гораздо веселее, тем для обсуждения гораздо больше, а решения принимались на месте, без откладывания в долгий ящик.
Но время подошло, и теперь только кофе, и только два часа, максимум. За это время мы успеваем обговорить серьезные вопросы, касающиеся  политики (внешней и внутренней), спортивных достижений (или наоборот) – в большей степени, и немного в меньшей – о женщинах, выпивке и рыбалке. Здесь же, немного воспоминаний о делах десяти-пятнацатилетней давности. Дальше не вспоминаем, мы ещё не были с Толиком знакомы, и общих воспоминаний не было.
Я пришел к выводу, что такие встречи необходимы, хотя бы потому, что новых друзей ни у меня, ни у Анатолия нет, а с ним мы остались друзьями во многом благодаря тому, что соседи. Проблемы большого города, знаете ли. Встречи со старыми друзьями все время откладываются именно из-за расстояний.
Сегодня Анатолий не в духе. Какой-то взъерошенный, хмурый, то и дело поглядывает на часы своего мобильника. Я готовлю кофе, нарезаю сыр, пытаюсь что-то говорить, но разговор не клеится. Немного погодя я узнаю причину неважного настроения друга.
Друг с утра побывал на нашем продовольственном рынке, куда так же регулярно, так же по субботам  ходит за рыбой. Сегодня, между делом, он заглянул в стеклянный магазинчик «Тысяча мелочей» в «вещевой» части рынка, и ему там нахамили.
– Ты представляешь, - горячится Толян, – и это в наше время! Я уже забыл, когда в магазинах, да и везде так разговаривали с покупателями!
Я разливаю кофе и сажусь напротив друга.
– Хамьё! – продолжает он. – Зашел, спросил напильник… А эта сука мне вот так, через губу: «там на витрине всё написано». Я говорю, покажите пожалуйста напильник, девушка. Вежливо говорю. Она рожу отвернула, и с другим уже, значит, базарит… Алло, говорю, девушка!
– Тихо, Толя. Пей кофе… Потише давай…
– Вот и она тоже мне: «тихо, молодой человек»… издевается, значит, нашла «молодого человека»! – Толик поморщился, – что вы говорит, расшумелись… У вас что, не все дома?! Прикинь!
Толик хочет отпить  кофе, но горячо и он ставит чашку на блюдце. Закуривает.
– А я ей говорю, это у тебя с головой проблемы… нет, одна большая проблема – нет головы. А ну, показывай напильник!
Толик пристукнул кулаком по столу. И я его понимаю. Точнее отчетливо представляю Толика у прилавка в магазине «Тысяча мелочей».
– А она что?
– Она надулась, как индюк… и  «Я вас, гражданин, обслуживать не буду!»
Анатолий попытался все же сделать глоток, но обжегся, и громко стукнул чашкой о блюдце.
– Ну, а ты что?
– Я что? Ты, говорю, стерва! Я буду жаловаться, посмотрим тогда, у кого все дома… Мигом отсюда вылетишь.
– Толян, – я тоже прикуриваю сигарету, – я знаю этот магазин. Он частный, типа  семейный бизнес. Они там все родственники. Это я к тому, что…  кому ты собрался жаловаться?
– Вот и я про то же, – кажется Толик меня не слышит. – Короче, слово за слово. Все, кто был в магазине, все смотрят на меня. С интересом смотрят. А она уперлась кулачками в прилавок, и как заорёт: «Ах ты старый козел! А ну, пошел отсюда, я тебе дам «стерва»»! Тут, значит, из подсобки вываливает здоровый такой бивень, а за ним чуть поменьше, и оба сразу ко мне. А в магазине, ну хоть бы кто дернулся, хоть слово бы сказал! И надо-то всего: покажи напильник, и всех делов…
Толик замолчал. И я его не торопил с рассказом, видимо он подошел к кульминации и подбирал слова.
– Короче, все заткнулись. Здоровый говорит: «Гражданин, пройдемте», и хватает меня за воротник. Второй, тот, что поменьше берет меня под руку и тащат к выходу.  Я, понятное дело, упираюсь, а сделать ничего не могу – руки-то заняты. Тот что поменьше открыл, значит, дверь и говорит: «Прошу вас, уважаемый. Приходите по-трезвому, тогда будем разговаривать», и здоровый вытолкнул меня. Я, правда, сразу поднялся, кто был рядом с магазином   помогли всё уложить в сумки…
Толик снова замолчал, и я заметил, что у него подрагивают руки. Он несколько раз подряд нервно затянулся сигаретой.
– Понимаешь, Жорка, обидно! Я ж не какой-то там бомж. А вышвырнули как котёнка. Ну ничего, бляха! Я им устрою тысячу мелочей! Они у меня эти мелочи будут по всему базару собирать, сволочи!
Толик поник. Его расстройство передалось и мне. Мне было жаль друга, хотя и вертелась мысль, что сам он тоже виноват.
– Ты бы в полицию сходил, – сказал я, – написал бы заявление… свидетели же были, правильно?
– Да?! Какой ты умник! У них же всё схвачено, сам же говоришь «семейный бизнес»! Их много – я один, им поверят, мне – нет. А свидетелей поди, найди! Ведь ни один даже не вякнул, когда тот меня выталкивал. И ещё скажут – был пьяный, нарушал общественный порядок. Тут это не поможет, Жора.
– А что поможет? – я прикуриваю ещё одну сигарету. – Что ты сделаешь?
– Я что сделаю? – у Толика округляются глаза, – да я им такое устрою! Они пожалеют, что приехали сюда бизнес делать, засранцы…
Дверь в кухню приоткрылась, заглянула Маша.
– Вы тут случайно не пьете? – строго оглядывая нас, вопросила она. – Георгий, у тебя давление, учти. Я тебя откачивать не буду.
Я хотел сказать: «Закрой дверь!»… нет, вот так: «Закрой, пожалуйста, дверь, дорогая». Но сказал, что мы и не думали, да у нас ничего и нет. Что было правдой лишь отчасти. Секретная маленькая бутылочка все же у меня была, и спрятана она тут же на кухне. Так, на всякий случай. 
Сегодня как раз и был  такой случай – друга оскорбили на рынке, в магазине «Тысяча мелочей»… Я молча достал из-за холодильника фляжку, молча разлил по чайным чашкам, и мы молча выпили. Бутылку я сразу же убрал за холодильник. Всё, будет!
Но… нафиг нужно было вообще идти туда? У меня навалом всякого инструмента, и напильников немало, пришел бы уж ко мне. А вот, настроение у человека загублено на ближайшие два, и то и на три дня. А то и на всю предстоящую неделю.
Поосторожнее надо быть с мелочами в наше время, в нашем возрасте, хотел сказать я Толику. Осторожность на каждом шагу – вот главное правило и главный девиз сегодня. И даже вечером, в домашних тапочках, после ужина, когда берешь в руки телевизионный пульт надо быть предельно осторожным, потому как можно нажать не на ту кнопку и получить такую оплеуху с экрана, что потом всю ночь будешь ворочаться в бесплодных попытках уснуть, с занозой в сердце или голове…
Вместо этого я сказал:
– Толян. Лучше всего выбросить это из головы. Если не в силах, то постараться внушить себе, что это мелочи, хоть тысяча, но всё же мелочи. Мало ли нас по жизни обижали-оскорбляли-унижали? Ты вспомни Адама (наш общий начальник в прошлом), уж на что сволочь, но ведь терпели же?
Толик рассеянно мешал уже остывший кофе в чашке. Потом внимательно посмотрел мне в глаза и сказал:
– Ты знаешь, Георгий, Адам – это одно, тут – совсем другое. У меня было такое чувство, что будь у меня какое-нибудь оружие в руках, я бы их всех там покромсал, не пожалел бы. Да и что Адам!   Начальников не выбирают, мы-то тоже хороши были порой… Я про другое. Времена изменились, и люди вроде, по идее должны быть другими… Ан хер! Ладно, сознаю, сам не прав. Пока выбирал рыбу, запустил бутылочку тёмного, ну и что с того?
Тут меня проняло, стало как-то не по себе. Что, возраст уже берет свое? И мы уже так выглядим, что можно просто взять за шиворот и выбросить из магазина? Дорогу молодым…
Тем временем Анатолий немного успокоился, видимо рассказал, поделился бедой, стало легче.
– Кстати, слыхал? Наш Поветкин выиграл, – попытался я сменить тему, – в пятом раунде «выключил свет» Уайту! Говорят, лучший нокаут года...
–  Ну… Поветкин есть Поветкин, настоящий русский мужик. Не зря тренировался, значит.... А вот мы с тобой давно уже даже не участники, – грустно вернулся в свою колею Анатолий, – мы просто мешки для битья. Ладно, Жорка! Всё, хорош. Что-то сердечко придавило, пошел я.
– Так может, напильник посмотришь? – спросил я с улыбкой, провожая друга к двери.
– Хватит! Насмотрелся я сегодня напильников, – друг посмотрел на меня так, что я быстро свою улыбку свернул, зря я ему про напильник напомнил.
Воскресное утро началось с новостей. Мария Викторовна смотрит новости, в основном, плохие новости по утрам, пока я дрыхну. Потом пересказывает мне, потом сестре по телефону, потом обсуждает их с мамой, потом, за завтраком со мной снова. Едва я продрал глаза, жена сообщила, что по «двадцать четвёртому» каналу показали наш район. Ночью случился пожар на продовольственном рынке. У меня что-то ёкнуло внутри, и я осторожно поинтересовался, что горело. Пожары в наше время не редкость, а скорее, повседневность, и большая удача, если обошлось без жертв. Рынок большой, там не только продовольственные и вещевые ряды, но и павильоны, большой крытый торговый комплекс, палатки, магазинчики…
Жена сказала, что точно не помнит, что именно сгорело, но будут повторять, и жертв вроде бы нет. Пожар локализовали вовремя…
Сообщение повторили минут через пятнадцать. Кто-то из охранников торгового комплекса заметил возгорание внутри стеклянного павильона «Тысяча мелочей» и вызвал пожарных. Дело было около трех часов ночи, и пока приехали спасатели, магазин сгорел. Понятное дело, кроме напильников там же лаки-краски и прочее…
Я почувствовал, как забилось сердце, сходил на кухню и накапал корвалола, тридцать пять капель. После этого закурил. Надо же, вот как бывает! Только вчера говорили с Анатолием про этот злополучный магазин. Что ж, наверное суждено было гореть ему синим пламенем, раз там работают люди, которые плохо себя ведут с покупателями…
Я взял телефон, и несмотря на то, что на часах было около восьми  тридцати, набрал номер соседа. Мне захотелось его «порадовать». Бывает иногда, что беда у одних вызывает радость у других… Не зря же радовались болельщики (и особенно, некоторые комментаторы)  любым проигрышам  всех спортсменов, кроме  наших, на недавней зимней Олимпиаде!
Потом мне подумалось, что всё же не здорово радоваться чужому горю, Олимпиада, спорт вообще – это одно, а пожар, люди совсем другое. Кем бы ни были те, кто там работал, кто «держал» эту «Тысячу мелочей». Это ведь не просто убытки, это не просто несчастный случай. Это Большая Беда, для тех, кто вложился в дело, и дело сгорело дотла.
Я уже хотел положить трубку на базу, пусть Толик сам узнаёт такие новости, а мне расхотелось стать вестником  плохих известий. Это некрасиво, хотя я бывал знаком с  некоторыми, кто с удовольствием, и даже с упоением передавал другим плохие новости. Я старался избегать общения с такими людьми.
Но… не позвонить я не мог. Я живо вспомнил вчерашний разговор и подумал, что будет лучше, если Толик (в том случае, если он ещё не смотрел ТВ) узнает об этом от меня. Я был уверен, что о печальном случае в приснопамятном магазине Толик никому не рассказывал, он слишком горд для того чтобы стерпеть насмешки даже от собственной жены, это раз. А во-вторых, ему-то кроме меня и поделиться не с кем.
Я снова нажал на кнопку быстрого набора. Там долго не отвечали, потом заспанный голос жены Толика пробормотал:
– Алё… алё, Толик, ты?
Я замялся. По идее, Толик должен быть рядом с ней, в постели, в столь ранний воскресный час. Так почему о том, где Толик, она спрашивает телефонную трубку? Потом сказал:
– Нет, Ната, это я, Георгий. Мне как раз нужен Толик.
– Ты просто чокнулся (словечко из глубин веков), звонишь в такую рань, что случилось? – судя по тембру голоса, она ещё дремала.
– Ничего не случилось. Где Анатолий? – я добавил настойчивости в голос, – он мне нужен, срочно.
Прошло мгновение, больше похожее на вечность.
– Нет его, - наконец проснулась Наталья, – уехал он.
– Уехал? – не понял я, – когда уехал?
– Всё, Жорик, хватит мне мозги набекрень (ещё одна непонятная мне разговорная конструкция), – уже зло прошипела Наталья, – вчера вечером уехал. Собрался быстренько и сказал, что надо срочно на дачу. То ли забыл что-то выключить, то ли включить. Сегодня будет. Пока.
И отключилась.
Толик уехал? Толик уехал. Вчера вечером? Вечером вчера. Включить-выключить что-то там на даче... Ну и дела!
Я вдруг подумал, что новость о сгоревшем магазине «Тысяча мелочей»  не покажется ему такой уж интересной и… новой.
Почему я так подумал? Не знаю, как-то само пришло в голову. Ещё на память пришли его  вчерашние слова о настоящих русских боксёрах и тренировочных мешках.
Но по-моему, теперь уже это мелочи.