Свободный путь в неизвестность

     Это были мои шестидесятые годы в Разумном. Для меня тогда еще несмышленого и непоседливого темноволосого мальчишки это было не самое задорное детское время. Я только недавно появился на свет, а уже познал мир бесчеловечности, беспросветного пьянства и обездоленности.

     С матерью я жил не в самых благоприятных условиях: слегка провалившаяся крыша почасту протекала зимой или после обложного дождя, а забор был совсем покосившийся. Деревянный, слегка облупившийся краской домик был одноэтажный, в котором были размещены две кроватки, старенький холодильник и газовая плита, на которой мама варила картошку на нашей крошечной кухоньке. А вот стола обеденного вовсе не было. Обои были выцветшие. В зимнее время года в доме всегда было очень холодно, ведь отопления не было. Почти весь огород приходил в запустение, и только на маленьком участке рос картофель, который мы с мамой всегда сажали в начале июня. У нас был небольшой картофельный погреб, но в доме всё равно часто не хватало еды, так как животных и птиц у нас также не было. В основном, я пил только кипячёную воду с сахаром, что значительно снижало мой аппетит. А вот картошку варёную только изредка, потому что мама не всегда кухарничала, ну и не часто бывала дома. В большей степени, помимо молока, хлеба и водки в нашем поселке купить было больше и нечего. Для меня дом - это не там, где забота, не там, где пахнет выпечкой, не там, где любят и ждут. Мой дом - улица. Весь мой жизненный опыт - это улица. Меня научили там всему - курить сигареты, драться с мальчишками, воровать еду и хулиганить.

     Я приживался, как мог в свои детские годы, и тогда мне пришлось стать малолетним воришкой. Играя с бродячим шелудивым псом у нашего дома, я обратил внимание на компанию мальчишек, которые меня позвали. Я подбежал к ним, так как мне было невыносимо тоскливо, да и поговорить толком-то было не с кем. Я не горел тогда особым желанием быть одному в свои четыре года. Вот тогда у меня и появились первые друзья.

- Привет, айда к нам, как тебя зовут? - крикнул один из них издалека.

- Серёжа, - от растерянности ответил я.

- Андрюха, - поприветствовал шустрый светловолосый мальчишка худощавого телосложения и с выбитым зубом, - Серый, погнали с нами в Майский за арбузами и дынями?

- Погнали, - ответил я на радостях, что у меня появились друзья, и пожал остальным ребятам руки.

- Колян, - поздоровавшись сказал полноватый сутулый лысый мальчонка с грозным видом и слегка уставшим голосом.

- А я Боря, - дерзко ответил на мое приветствие темноволосый мальчуган, довольно уверенный в себе, с грубым голосом и небольшим шрамом на лице.
До Майского идти приходилось в течение долгого времени через густой лес. В тот момент я даже не осознавал, что они собираются обворовывать простых людей, а я ведь, наивный мальчишка, думал, что в том поселении угощают. Но когда они начали неприметно пробираться в чужой двор, тогда я все понял, и, набравшись духу, полез за ними.

- Чего замер? Дергать надо! - шепотом кликнул мне через забор Колян, попятившись назад.

     Колян был всегда объектом слежки, так как он был довольно откормленный, чтобы влезать за забор. Андрюха всегда легко поддавался панике, если слышал собачий лай во дворах, и был довольно эмоционален в своем поведении. В одиночку он бы боялся что-либо делать. Боря из нас был самый старший и всегда носил с собой нож, дабы легче и быстрее было сдирать фрукты. Он считался местным авторитетом уже в свои восемь лет, поэтому он всегда заранее рассчитывал, куда мы пойдем в этот раз, а в какие дворы заходить лучше не стоит. Чаще всего мы мазурничали там, где жили только старики. Один единственный раз Боря сбился с намеченного пути, и мы забрели в не самый подходящий двор, где нас застиг на месте мужик лет сорока. Вот тогда мы пустились наутек, тем самым, чуть не нарвавшись на неприятности. Эти мальчишки жили со мной в Разумном, а ходили воровать мы в соседний поселок, так как там не было знакомых, которым можно было бы случайно попасться на глаза. Я ощущал себя настоящим бандитом. Может, меня кто и осудил бы за это, но я осмелился на этот шаг только потому, что я всего лишь не хотел оставаться голодным, будучи ребенком. Спустя год наших шалостей, я уже пожалел, что с ними связался, потому как ребята меня сильно подвели. В этот день нас заметил хозяин двора, на котором мы срезали арбузы.  Ребята подставили мне подножку во время побега, чтобы тот поймал меня и не гнался за остальными. Я споткнулся, слегка повредив колено, и меня поймал хозяин того двора - старый, но при этом скорый на ногу дед. Я был готов провалиться сквозь землю за такой подлый поступок. Отделался я предупреждением, и с теми мальчишками я больше не виделся. Это было первое предательство, которое со мной произошло в мои пять лет. Эти мальчишки - люди без будущего. Я не хочу быть таким.

     Мама часто становилась заложницей алкоголя и совсем не приглядывала за мной. Я не мог смотреть на нее в таком состоянии. Однажды она ударила меня по голове шваброй, когда пришла домой ночью в нетрезвом состоянии, за то, что я всего лишь не мог уснуть. Лупила часто. А что я сделал? Я все лишь родился и случайно появился в ее жизни. Иногда мама приводила мужчину незнакомого домой, который тоже лупил меня за мои мелкие шалости. Я не понимал, для чего я живу, а точнее, существую, если толком-то и родных людей рядом не ощущал. Со стороны матери мною чувствовались холодность и безразличие. Я всегда считал себя нежеланным ребенком. Моя мать - это слабая женщина, которая просто сдалась. Для него алкоголь - это утопия, собственный мир.

     По словам матери, отец отказался наотрез от меня еще до моего рождения. Его я никогда в своей жизни не лицезрел, а мне так заблагорассудилось о нём однажды узнать.

- Мам, а расскажи про отца. Почему он умер? - спросил пятилетний я.

- Нашел, что спросить! Уйди и не мешай мне! - грубо отвечала мне мать, резко прерывая разговор.

     На этом наш разговор об отце был закончен навсегда. Тогда я вовсе не постигал умом, что может выражать родительская забота, и какую имеет ценность в жизни ребёнка родной отец. Иногда я взирал из окна дома, как один мальчонка моего возраста со своим отцом рыбачат неподалеку на лоне природы, и лелеял надежду проводить время так же со своим. Но моя судьба дала распоряжение иначе - отца у меня не было, а я так и не получил истинные сведения о его жизни. Такое неописуемое чувство, словно я отброс общества, брошенный на произвол судьбы моими родителями.

     После случая с мальчишками, оказавших на меня дурное влияние, я перестал мазурничать, а, наоборот, предлагал бедным старикам помощь в обмен на незначительные угощения. Меня до сих пор зазрит совесть за то, что я воровал у простых стариков.

- Добрая душа ты, Сережка, далеко пойдешь! - сказал мне робкий и славный старичок с благосклонной улыбкой, которому я часто помогал в огороде, и пригласил меня к себе с его супругой на обед.

     Ах, какие же у них иногда были застолья! И рыба, которую они еще утром наловили на речке, и салат из свежих овощей, только что собранных на огороде. Для меня тогда это был самый что ни на есть настоящий пир.

     Меня одолевало теплое чувство, когда я искренне оказывал помощь людям. Многим я помогал доносить пакеты с магазинов, либо срывать фрукты в лукошки стареньким бабушкам.

- Спасибо, Сереженька, за помощь. Чистое у тебя сердце! - поблагодарила меня милостивая старушка с тростью за то, что я сбегал на другой конец нашего поселка в магазин по ее просьбе, и угостила меня парой яблок.

     По ночам я слышал, как к маме кто-то тарабанил в окно, и мне в эти минуты было до чертиков жутко. Мама только временами бывала дома и приходила, в основном, под ночь. А я с утра до вечера играл в футбол на стадионе школы с соседними деревенскими мальчуганами - Мишкой и Гришкой. Я всегда любил стоять на воротах, мечтая стать великим футболистом. Бывало, метались за голубями или гоняли с ребятами на велосипеде по очереди.
 
- Серый, погнали на велосипеде кататься, мне батя подогнал вчера, - кликнул мне Гришка, громко постучав в окно моего дома.

     Мамы дома не бывало, и я, естественно, выскакивал с диким восторгом, познавая свои детские радости. Я научился кататься на велосипеде, спустя много падений, получая большое количество синяков. Играли иногда в войнушку и индейцев на свежем воздухе. На мне всегда была грубая рубашка с расстегнутой вверху пуговицей, задранные высоко наверх шортики на подтяжках, потрепанные ботинки на шнурках и грубая кепка. Моим воспитанием совершенно никто не занимался. Я воспитывал себя сам, только со временем понимая, к чему приведут различные последствия.

     Однажды теплым июньским вечером мы с Мишкой незримо взяли спички у его матери и подожгли стог сена от томительного времяпрепровождения. Мы ведь всего лишь дети, озорные мальчишки, которых всегда тянуло на острые ощущения.

- Ни один огонь не сожжет меня, потому что я и есть огонь! - крикнул Мишка, опустив рукав кофты к костру, тем самым спалив ее.

     Мы долго смеялись, но вдруг, мы обнаружили, как от нашего баловства непреднамеренно загорелся забор нашего старого соседа дяди Вани. Приезжали пожарные, и из села собралось много людей вокруг происходящего и нас, виновников сего торжества. Мишку сразу же забрал отец, а ко мне подбежал тот самый сосед.

- Твоя мать совсем уже не следит за тобой. Пойдем со мной живо, разбойник эдакий, - агрессивно кликнул на меня ворчливый дядя Ваня, крепко взяв за руку.

- Отпустите меня! - громко крикнул я на старика.

- Пойдем, пойдем. Надо тебя заодно и познакомить с кое-кем.

- Я свободный человек в свободной стране! - кричал я.

     Он меня куда-то начал вести, говоря себе что-то под нос, и был довольно сердит, ну а я пытался вырываться. Именно в этот момент я наводил мысли о маме. Почему она не была со мной тогда? Где она была и с кем? В ту минуту я чувствовал себя потерянным ребенком. Мне казалось, что сосед еще с моего рождения собирался меня туда отвести, ведь он часто бранился при мне с моей матерью из-за того, что она не смотрела за мной. С того дня я больше не видел свой родной дом. Тогда я даже не мог и представить, что моя детская забава сможет изменить всю мою последующую жизнь. Мне было всего семь лет, когда я оказался в детском доме.





     Детское воспитательное учреждение, в котором мне приходилось провести небольшой отрезок своей жизни, находилось в поселении Борисовка, что было довольно далеко от Разумного.

     Войдя внутрь, дядя Ваня провел меня к заведующей в кабинет. Передо мной за столом сидела статная рыжеволосая женщина сорока лет в очках, посмотревшая на меня своим пронзительным взглядом. Звали ее Катерина Борисовна. Казалось, одним своим грозным взглядом она могла испугать любого ребенка. Дядя Ваня ей сразу же объяснил ту плачевную ситуацию, которая происходила со мной, и в каких условиях я жил со своей матерью.

- Вот привел вам еще ребенка из этой же семьи, как и десять лет назад.

- Отправьте меня назад, я не хочу здесь находиться! - громко крикнул я.

- Перестань сейчас же кричать! Мы из тебя человека сделаем! - строго сказала заведующая, подойдя ко мне и взяв меня за руку.

     Катерина Борисовна отвела меня поначалу в комнату для девочек, чтобы познакомить с кем-то. Первого человека, которого я увидел, войдя внутрь, была улыбчивая темноволосая девчушка на вид гораздо старше меня.
Заведующая представила нас друг другу, но последующего поворота событий я вовсе не ожидал.

- Знакомься, Лида, это твой родной брат - Сережа, - обратилась Катерина Борисовна к юной красавице.

- Здравствуй, Сережа, - удивленно поприветствовала меня Лида, слегка пустив слезу и нежно обняв меня, своего младшего брата.

- Привет, Лида, - ответил озадаченный я.

     Тогда я впервые познакомился со своей родной сестрой. Она мне рассказала, что попала сюда сразу же после рождения, и поэтому с мамой лично она не была знакома.

     После знакомства я начал лукавить на свою мать еще больше. Помимо того, что она ничего не рассказывала о моем отце, так я еще и впервые узнаю, что у меня есть родная сестра.

- Запомни, Сережа, кем бы не являлись наши родители, ты должен их уважать хотя бы за то, что ты сейчас есть на этом свете, - искренне сказала мне сестра.

     Спустя неделю Лида в свои семнадцать лет уехала в Подмосковье учиться на повара. На прощанье Лида подарила мне плитку шоколада, и я был очень счастлив. Тогда я впервые попробовал шоколад. Знакомство со своей родной сестрой стало для меня одним из самых тёплых и запоминающихся моментов в мое детское время. Раз в год мы обменивались с ней письмами.

     Я был вовсе безнадзорным ребенком, не зависимым от содержания своих родителей. Многие дети сюда попали так же случайно, как и я - за мелкое хулиганство. Я ощущал себя беспризорником, хотя таковым не являлся.

     В группе, в которую меня направили, были все моего возраста. Мне казалось, там такие животные будут. Меня сразу же завели в комнату для мальчиков, и первые, кто ко мне подошел рыжеволосый Яшка. С ним-то у меня и завязалась крепкая дружба в дальнейшем.

- Расслабься, ты попал в хорошую группу. Главное, не общаться со старшими и не нарываться. Злые там все. Я в их сторону даже не смотрю, - проговорил Яшка.
Яшка здесь с самого рождения, так как у него умерли родители. Он был оставлен на произвол судьбы, и сразу же направился службой опекой сюда. Это был славный высокий худощавый парнишка с веснушками и длинным носом. Над его шутками смеялась всегда вся группа, он был заводилой. Мы с Яшкой иногда зимними вечерами прятались за сугробы и обкидывали машины снежками, летом приманивали и ловили голубей. Находиться в детском доме, кушая прошлогодние конфеты? Ни за что! Мы хотели веселиться. Веселое беззаботное было время.

     Спустя год нашей дружбы с Яшкой, его забирают приемные родители. Я понимаю, что я остался один. Иногда я плакал по ночам в подушку от того, что приемные родители приходили не за мной. Но за Яшку я все же был искренне счастлив. За воротами детского дома я наблюдал за семьями, а здесь этого нет.

     В детском доме у нас была иерархия: девочки дружили с девочками, мальчики - с мальчиками. На следующий день к нам отправляют нового мальчика. Он сбежал из нашего детского дома еще месяц назад, по словам других ребят, но его снова поймали. Я подошел к нему сам.

- Привет, я Сережка, рад знакомству, - поприветствовал я темноволосого мальчишку, протянув ему руку.

- Гев, можно Геворик. Взаимно. Если что будут говорить, обращайся сразу ко мне, - выразил резко мальчик, крепко пожав мне руку.

     Геворик попал сюда еще прошлым летом и часто совершал побеги. Три года назад он убежал из дома в Старом Осколе от отца, который часто его избивал, отправившись автостопом в Белгород, и, в течение года, скитался по неизвестному городу, воруя еду в магазинах и ночуя там, где приходилось. Его даже никто не искал из семьи. Он всегда ощущал себя свободным бродяжным ребенком, ему было некомфортно жить под присмотром взрослых людей. Этот парнишка привык к иному образу жизни. Однажды за мелким хулиганством, воровством в продуктовом магазине, его задержали, и, в последствие, отправили в детский приют.

     Спустя месяц и наступил тот самый день, когда ко мне впервые приехала мама. Это было довольно неожиданно. Когда я ее увидел, я сначала убежал. Я испугался, что она заберет меня обратно. Мама мне принесла семечки, но даже не спросила, какого мне здесь. Я ощущал полную холодность от нее. После прихода матери я уже окончательно осознал ту разницу, которая происходила со мной до 7-ми лет и после. Мои годы в детском доме проходили значительно лучше, нежели с мамой. Я с первого дня сразу перестал чувствовать голод, условия там были лучше: у нас был завтрак, обед, ужин и даже полдник.
 
     С наступлением осенней поры меня отправили со всеми ребятами в первый класс. Воспитатель утром будит каждое утро на зарядку, мы завтракаем и нас провожает воспитательница Елена Федоровна в поселковую школу на занятие первый класс. С наступлением осенней поры меня отправили со всеми ребятами в первый класс. Воспитатель утром будит каждое утро на зарядку, мы завтракаем и нас провожает воспитательница Елена Федоровна в поселковую школу на занятие первый класс. Со сверстниками в группе мне ощущалось очень комфортно. Конфеты нам выдавали раз в месяц. Однажды зимним утром перед школой я спрятал парочку на хозяйственном дворе в сугроб. Придя со школы в сугробе конфет уже не было. Как мне показалось, по моим следам выследили и забрали. Мне было очень обидно, я ведь так полюбил сладкое ещё с того момента, как Лида подарила мне шоколад.
После школы мы всегда возвращались с Гевориком.

- Чего скалитесь? Шуруйте отсюда, сявки детдомовские! - крикнул вслед мальчишка из толпы местной шпаны.

- Видали мы таких смелых. Ты бы не нарывался, а то худо будет! - резко ответил Геворик, не задумавшись о последствиях.

- Ишь какой смелый нашелся, ну-ка пади-ка сюда, - сказал один высокий пухлый мальчишка, выйдя из толпы.

- Ребят, мы вас не трогаем, вот и вы нас не трогайте, - взволнованно ответил я, понимая о последствиях.

- А ты, пацан, замри, пока в рожу не получил, - ответил мне вслед один из них.
В этот момент кулак мальчишки незамедлительно полетел в глаз несчастного восьмилетнего Геворика. Геворик был довольно смел в свои годы, но физически слаб. Он частенько нарывался на неприятности, но я же старался держаться от них подальше. Эта местная шпана мне очень напомнила моих прошлых друзей с Разумного, с которыми я мазурничал по чужим дворам. После этого я понял, что мог бы стать таким же как они, попав бы еще больше под их влияние.

     Каждое лето я приезжал к тете Шуре в Разумное, которой еще с раннего детства оказывал помощь в огороде. В том же посёлке жила моя тетка, которая меня вовсе не любила, так же, как и мою мать.

- Этого еще не хватало. Зачем тебе этот вшивый? Он и гроша медного не стоит, - все время кличила тетка.
 
     Своей жизни у нее не было, вот и лезла ко всем со своими нравоучениями и советами. Она всегда говорила ей, что я не заслуживаю чужого внимания из-за того, что я родился у такой матери.

     У нее было двое детей – Зинка и Ванька, которые всегда меня ревновали к ней. Но я все равно старался с ними поддерживать дружеские отношения. Тете Шуре я помогал приносить воды из колодца.

- Сережка, почему только пол ведра? – с улыбкой спросила тетя Шура.

- А он по пути разлил, - с насмешкой крикнула Зинка.

     Я был довольно хилым мальчуганом и на пути всегда разливал ведра воды, но я все равно не отказывал в помощи.





***
     Вот я и стал подростком. В мои тринадцать лет произошла первая драка. К нам подселяют нового мальчика по имени Санька.
Вечером вышли курить, а там один мальчик стоял маленький ростом, большой в ширину. Звали его Егорка. Попал в детский дом он три года назад, так как у него погиб довольно обеспеченный отец. Егор считался самым настоящим провокатором в нашем учреждении, задирая новеньких, среди которых на этот раз оказался Санька. Я услышал крики, и мы, подбежав с Гевориком за угол, увидели драку.

- Ребят, что происходит? – резко выразил я, разняв драку.

- Он порвал четки, которые мне очень дороги и достались от отца. Я попрошу заведующую, чтобы его переселили в другую комнату от нас, - грубо высказал Егорка.

- Ты же сам нарывался, чего ты ожидал?

- Ты его защищаешь? – возмущенно спросил Егорка.

- Конкретно мне он ничего плохого не сделал, но по-человечески я буду жить здесь, и вы узнаете, что такой человек.

- Ты ничего не добился! – высказал Егорка, которого выводила моя позиция.

- А что ты хотел, чтобы я тут на коне заехал, или что? Я не отрицаю, сейчас в моей жизни ничего нет, но чего добился ты?

     Он решил сделать степень манипуляции. Отправившись в нашу комнату. Он смирно положил ноги на мою кровать.

- Ты меня провоцируешь? – возмущенно спросил я.

- Я что на провокатора похож? Ты видел мой вес и свой? – резко вскликнул Егорка, показав мне кулак.

- Ну давай, попробуй!

     И тут началась жесткая драка в комнате с Егоркой, в которую вступили также Геворик и Санька. Прибежала наша воспитательница и заведующая.

- Что здесь происходит? – спросила в недоумении воспитательница.

- Итак, мальчики, вы должны считаться с нашими порядками. Либо живите здесь, либо подавайтесь на волю, - грозно сказала Катерина Борисовна.

- Если меня будут провоцировать, я не буду ждать пока меня ударят, я сам полезу в драку! Я не могу дать себя в обиду, я буду падать, но буду до последнего драться! – заявил я всем ребятам, выйдя из кабинета.

     После этой фразы я приобрел небольшой авторитет в своей группе. Я был слаб только перед самим собой.

     В нашем детском доме были организованы слесарные и швейные мастерские, а также был шиферный комбинат. Девочки работали в швейной мастерской напротив слесарной, где находился я с другими мальчишками. Я частенько наблюдал за Наташкой, которая часто пела песни.  Будучи тринадцатилетним мальчуганом, я впервые поцеловался под лестницей с ней, нашей самой красивой девочкой в группе.
В столярной мастерском нас учили делать стулья и табуретки. Уже тогда мне начала нравиться профессия столяра. Мы работали под руководством инструкторов, приучающих нас к труду.

     Геворик был самым шелудивым в группе. На уме у меня было воровство. Я не нуждался уже в еде, потому что меня кормили. Но это вошло в привычку и стало моим соблазном. Я не вижу другого образа жизни, какой он есть у меня в детском доме. Даже будучи в детском доме, находясь под присмотром воспитателя, я, под влиянием Геворика и Саньки снова поддавался воровству.

- Если бы у тебя было много денег, что бы ты купил? – спросил я у Саньки, возвращаясь со школы.

- Пожрать!

- Пожрать... ну пожрал, а еще что?

- Ну так есть каждый день хочется, - с ухмылкой ответил Санька.

     Мы по пути зашли в ближайший продуктовый магазин. Я был самым низким, оттого и незаметным, поэтому я прятал продукты под кофту. Санька всегда забалтывал своими шутками и веселыми историями продавщицу, а Геворик стоял у магазина. Чаще всего воровали сигареты, чипсы и шоколад.

- Шел бы ты отсюда, малой, пока я милицию не вызвал, - сказал мне из очереди парень лет двадцати.

     Как только нас палили, мы бежали наутек, да так, что гусей распугивали. Иногда мы плакались, когда нас ловили, и давили на жалость.

- Простите нас, мы из детского дома. Мы больше так не будем, - всегда говорил Санька.

     Однажды случилось то, чего мы с Санькой даже и не могли ожидать. Геворик сбежал сентябрьской ночью. Он был довольно непослушным отпрыском, но я всегда понимал его чувства. На следующее утро, все обнаружили, что его нет. Искали его на протяжении суток, и нашли в канаве, в которую по случайности попал во время очередной драки с деревенскими мальчишками, свидетелем которой стала одна старушка. Он всегда чувствовал себя свободным ребенком, он воспитывал и учил себя сам. Весь год, после того, как он потерялся от родителей, он скитался по посёлку и выживал как мог. Он мне был уже как брат. Если бы он не совершил этот побег, ничего бы с ним не произошло. Тогда я впервые понял, что значит чувство потерять близкого человека.

     В очередной день мы возвращались всей группой со школы и встретились со шпаной хулиганов нашего возраста.

- Пацаны, прикурить дадите? – крикнул один из толпы.

- Иди гуляй, - резко ответил Санька, подозревая, что Геворик погиб именно из-за них. В нашем поселке это была единственная группа хулиганов.

- Не имеешь уважение, так хотя бы разговаривай нормально, - крикнул главный из них в таком тоне, будто мы ему что-то должны.

     Он будто шел на нас с целью набить кому-то морду.

- Сявки детдомовские, вы нам завидуете. У нас есть родители, которые нас любят.

- Ты что-то про детский дом имеешь ввиду? У тебя родители есть да? – язвительно спросил я.

     Эта тема задела не только его, но и всех нас в группе.

- Не трогай родителей, гад, - возмущенно крикнул Санька.

- Малые, вы попали! – крикнул один из толпы, налетев на нас с остальными.

     Ну, и, следовательно, началась очередная драка.

     По пути со школы я часто наблюдал, как те мальчишки употребляли наркотики. Один парень продавал их. Фу, грязь. Это слабаки.

     За драку мы получили очередное наказание от заведующей.

- После уроков всю неделю будете ходить в мастерские и сидеть там допоздна.

     Они думали, что для меня это наказание, но мне это дело нравилось. Я подружился с мастером, который меня обучал мне нравилось столярничать.

     В детском доме меня ругали за то, что после отбоя я шептался с ребятами. Мы часто хихикали по ночам, вспоминая наши веселые истории. Обсуждали с Санькой и другими ребятами, кто с кем поцеловался, кто что своровал, но о душевном мы мало разговаривали, держа все самое болезненное в себе. Но я смеялся громче всех.

- Сережа, срочно зайди к заведующей, - сказала воспитательница, войдя в комнату.

- Чего тебе не спится? – спросила меня Катерина Борисовна.

     Меня заставляли в полу приседе час.

- Серый, у тебя теперь ноги здоровые будут, - шутя говорил мне Санька.

- А у тебя как были худые, так и остались, - ответил с насмешкой я.

     В тринадцать я впервые попробовал сигареты. Ванька и Зинка специально дали мне попробовать сигарету и рассказали все тете Шуре, чтобы разочаровать ее, дабы я больше не приходил к ней. Они сильно ревновали ее ко мне и не любили, когда я приезжал к ним на лето, потому что тетя Шура больше времени уделяла мне.

- Мам, а Сережка курит, - с ухмылкой сказал Ванька, подбежав к тете Шуре.

     Но тетя Шура все равно меня любила, так же, как и я ее.

     Спустя год мне сообщили из Разумного, что умерла моя мать, а я так и не успел её повидать перед смертью. Я снова приехал к тете Шуре летом. Она отвела меня на кладбище к моей матери, рядом с которой был похоронен мой отец.

     «Прости меня за то, что я так живу. Я все исправлю. Я не могу так больше жить. Я просто хочу сломать то, что я все построил, ту жестокость», - проговорил я мысленно, сидя у могилы отца, на надгробии которого не было даже фотографии.

- Я беспутный человек, ни на что не способный. Как мне жить со своим прошлым дальше? – спросил я со слезами на глазах тетю Шуру.

- Сережка, Сережка, молодой ты еще, глупый. Мать твоя ничего не добилась, так хоть ты добейся чего-нибудь, пока не поздно. Чего тебе не учится, чего тебе не живется? – спросила меня тетя Шура.

     Мне казалось, если бы у меня был бы папа, все бы было по-другому. Я бы хотел, чтобы он гордился мной. Чтобы он сказал, что я у него самый лучший сын. Мне стыдно перед отцом, за такую жизнь. Надеюсь, он меня простит. Я не боюсь того, что будет дальше, не боюсь своего прошлого. Детский дом - это лучшее, что со мной случилось в жизни, так как я не нуждался в голоде и помощи, и именно там я смог себя воспитать. Именно там я обрел смысл жизни. Мы, детдомовские дети, ничем не отличаемся от тех, кто находится за пределами этой системы. Мы такие же, как и все остальные. Я знаю теперь, что я хочу, и я счастлив.

     Когда я уезжал из детского дома, я был уже семнадцатилетним мальчишкой, не знающим, что ждёт впереди. Именно тогда наступил тот период, когда я понял, что мне нужно менять жизнь и не поддаваться под влияние других людей. Вот тогда и началась моя взрослая самостоятельная жизнь за чертой бедности в дорогу неизвестного будущего. Спустя пять лет после армии я закончил спортивный институт и стал работать в футбольной лиге, как и мечтал в детстве.

     Это было время моей молодости, когда я еще начал узнавать жизнь раньше, чем было положено.

***
Где бы не кочевал главный герой, везде его жизнь пролегала в тягостных мытарствах. Человек, оставшийся на произвол судьбы вдали от родины без близких людей, вынужден пробиться в городе, надеясь только на самого себя. Именно такого человека можно назвать героем только потому, что он воспитал самого себя, самостоятельно осознав, на какой верный путь ему идти.