Памяти моего старшего брата посвящается...

С братом в Петергофе. Фото из личного архива автора. 2009 г.


Родные не умирают: просто рядом быть перестают...



Брат Ганиджан в Мариинском театре на спектакле балета «Дон-Кихот». Санкт-Петербург, 2013 г.


           Непривычно как-то говорить и писАть о брате в прошедшем времени: и язык не поворачивается, и мозг отказывает до конца поверить в свершившийся факт, и всё твоё нутро возмущается этой несправедливостью. Смерть как всегда врывается к нам внезапно и неожиданно, выхватывая из наших рядов самых лучших, самых достойных, самых мудрых...
           После родителей, брат оставался для меня одним из самых близких людей, с которым я мог откровенно делиться своими сокровенными мыслями. Он был той самой нитью, что связывала не только с мамой и папой, но и с нашим детством, нашим двором, с той безвозвратно ушедшей эпохой, что останется только лишь в сердцах моих сверстников.
           В детстве Ганиджан был далеко не паинькой, а очень даже озорным и я бы сказал хулиганистым малым. Как, впрочем, и многие его ровесники-мальчишки, предоставленные улице и самим себе. Из игрушек, знавшие лишь «лянги» да «гаранги», «ахрычки» и «ножички», рогатки и луки со стрелами, ружья с «венгерками» да взрыв-пакеты и банки с карбидом (1). Они с успехом нам заменяли мобильные смартфоны, планшеты и ноуты (о возможном существовании которых в будущем, нам не могло присниться в самом фантастическом воображении), с их навороченными играми, вроде «Half-Life», «StarCraft», «God of War» и прочее. Воспитанные на таких вестернах, как «Лимонадный Джо» и «Великолепная семёрка» и книгах мировых классиков «Граф Монте-Кристо» и «Железная маска», наши старшие братья также, имели своих кумиров и свои идеалы. И вместо виртуальных анонимных оскорблений, юные подростки 60-х годов прошлого столетия выясняли свои отношения по-настоящему, по-мужски, выходя «один на один». А порою, когда масштабы противостояния принимали не шуточный характер, могли пойти и «стенка на стенку», «гузар на гузар», «район на район».
           Все эти выше перечисленные игры и драки не могли обойти и моего старшего брата, получившего в молодые годы кличку «Ганс». Да-да: в ту пору у многих из нас были самые различные прозвища и клички, от смешных до унизительных. Некоторые из них прилипнут к нам до конца жизни. Будучи уже в зрелом возрасте, Ганиджан старался забыть о детских глупостях и шалостях, имевших место в жизни практически любого пацана, выросшего среди бухарских улочек. И, если кто-либо из старых приятелей нарочито окликал его этим «именем», то в ответ брат лишь смущённо и снисходительно улыбался.


Рисунок Саидова Ганиджана. Перед нашествием Чингис-хана. Бумага, уголь, сангина. 1965 г.


           К школьной учёбе (как впрочем и к советской идеологии и пропаганде), он относился с недоверием, справедливо полагая, что «не всё в датском королевстве ладно и хорошо». Против этого у него сложился устойчивый иммунитет, перешедший по-видимому по генам от предков, реально вкусивших всех прелестей Гулага и установления «новой светлой жизни». Зато, в очень раннем возрасте, у него неожиданно выявятся незаурядные наклонности к рисованию и к живописи. Благо дело, «Дворец пионеров» располагался в двух шагах от дома, секций было предостаточно и все они были предоставлены советской детворе совершенно бесплатно. Как видите - ещё один парадокс, казалось бы взаимоисключающий друг друга. Тогда ещё можно было застать и настоящих учителей-наставников и преподавателей, одним из которых являлась руководительница «изо-кружка Хан Вера Викторовна. Одним из её подопечных, ставший впоследствии знаменитым художником-акварелистом, можно назвать Марата Садыкова. Брат прекрасно помнил как самого Марата, так и его друга Раиса: именно у них (по его же собственному признанию) Ганиджан учился разбираться в палитре, ставить правильные мазки и грамотно владеть колонковой кистью.
           К 15-ти годам, когда работы Ганиджана займут 2-е место на республиканском конкурсе юных художников, за ним специально из Ташкента приедут преподаватели, которые будут уговаривать моих родителей, отдать юное дарование на обучение в художественное училище. Однако, папа с мамой так и не решаться на этот шаг: оставлять юного (и к тому же, озорного) сына  наедине с многочисленными искушаемыми соблазнами местной столицы - решение не из лёгких. Значительно позже, променяв художественную кисточку на баранку большегрузных машин и поездив немало по миру, брат (не без юмора, естественно) будет иногда подначивать родителей, не пожелавших отдать его в своё время на учёбу в Ташкент: «Эх, такой талант загубили...». Кто его знает: а может он и прав? У меня до сих пор хранятся некоторые из его работ.


Папа со старшим братом. Фото из личного архива автора. нач.70-х гг. ХХ в.


           С юных лет мой старший брат был в определённом смысле упрямым, настойчивым и самостоятельным в принятии решений. Являясь самодостаточной и независимой личностью, он с молодости привык полагаться исключительно на себя. И если совершал какие-то ошибки, то не имел привычки, находить обвинения на стороне, анализируя и корректируя в последующем свои будущие действия.
           После службы в рядах советской армии, Ганиджан возвратится из Карелии не один, а со своей любовью Валентиной. Но... предварительно подготовив почву и имея непростой и тяжелый разговор с родителями. И это, в общем-то, понятно: в нашем роду всегда было принято жениться на «своих» и брат, таким образом, создаст первый случай подобного рода, явившийся прецедентом, на который уже буду ссылаться я, вознамериваясь жениться в свою очередь. Сперва родители были против такого решения, но когда брат решительно заявит, что в таком случае, он вынужден будет отправиться в Петрозаводск, крепко призадумаются, притихнут и в конечном счёте дадут своё согласие и благословение. Благо, ему здорово повезёт на свою избранницу: многие местные невестки будут откровенно завидовать тому, с какой легкостью и добровольным желанием, Валентина сумеет не только покорить сердца новых родственников, довольно быстро изучив и сносно общаясь по-таджикски, но и примет все обычаи и традиции бухарского народа.


Ганиджан и Валентина. Фото из личного архива автора. сер. 70-х гг. ХХ в.


           Без особого усердия и с неохотой учась в школе, брат тем не менее, был повышенно требователен к моим школьным заданиям. И частенько бывало, мне не раз от него доставалось. Причём, поделом. За что, со временем, я буду ему благодарен: ведь, именно благодаря его настойчивому и жесткому контролю, очень скоро я буду иметь успешные оценки по истории и географии.
           Чего греха таить, у каждого из нас в семье были свои мелкие стычки, разборки (а порою и потасовки) между отдельными членами семьи. Человеку, родившемуся на Востоке, сызмальства прививается и закрепляется уважение к старшим. Это - аксиома. Правда, с возрастом, мне с ужасом доведётся прознать о том, как в некоторых семьях, одни члены семьи могут ненавидеть и даже - о Боже! - проклинать друг друга, когда став взрослыми, дело доходит до дележа имущества и родного крова. Вот почему, я не устаю благодарить Всевышнего, избавившего меня и моих родных и близких от подобных сцен позора и унижения. Вот почему, брат мой, всегда был, есть и всегда будет оставаться для меня непререкаемым авторитетом до конца моих дней. И не только по положенному статусу, а прежде всего потому, что это пожалуй единственный из дорогих мне людей, кто прежде всего ценил настоящую свободу и независимость, кто прекрасно разбирался в психологии взаимоотношений, кто в совершенстве владел собою, в ком идеальным образом сошлись такие качества как, честность и порядочность, проницательный ум и наблюдательность, широта души, невероятное природное чутьё на моду и безупречный вкус, и - конечно же - юмор, самоирония и мудрое отношение к жизни.
            Перешагнув определённый жизненный рубеж, мы сблизимся с ним настолько, что при каждом удобном случае, станем искать встречи для того, чтобы пообщаться и поделиться накопленным, высказать свою точку зрения на те или иные наболевшие проблемы, происходящие в мире. И мне всегда было приятно от осознания нашего единомыслия. Впрочем и разногласия имели место быть, и в такие минуты мы предавались жарким спорам, яростно отстаивая свою позицию и пытаясь выявить истину. И - надо отдать должное - не раз бывало, что после бесед с братом, я заново переосмысливал сказанное и, порою, вынужден был менять свой взгляд по обсуждаемой теме.


С братом в Петергофе. Фото из личного архива автора. 2009 г.


            И вот теперь... нету у меня такого неподкупного критика, строгого судьи и душевного собеседника, с которым можно было абсолютно свободно обсуждать всё: начиная от экономики и политики и  заканчивая живописью, кулинарией, анекдотами и юмором. Во всяком случае, мне некому излить свои проблемы и сомнения, не с кем поделиться своими радостями и успехами.
            Примерно за 2 - 3 дня до трагического дня, мы с ним общались (через IMO) по видео: он выглядел значительно лучше, без маски, и только привычно капризничал, выказывая недовольство врачами и желанием, побыстрее бы очутиться дома, в родных стенах. «До чего же с возрастом  он стал похож на папу!» - подумалось мне, разглядывая его черты лица и припоминая про себя отца. Ну, просто один в один! Брат же, подняв одну из рук, продемонстрировал мне тёмное пятно в районе сгиба локтя:
            - Вот, смотри как искололи: совсем чёрная... Рука чёрная, жопа - чёрная... - и тут же, видимо устыдившись своих жалоб - Э-э, ладно, потом как-нибудь расскажу.
            - Ну, а что Вы хотели: мы же «черножопые». - не выдержав, вставил я, после чего мы оба весело засмеялись.
            Я реально видел, что брат уже чувствует себя значительно лучше и потому, на радостях, решил с ним вести себя так, как это происходило обычно, когда мы оставались с ним одни, обсуждая жаркие и животрепещущие темы. И тут я вдруг, вспомнив про недавно законченную совместную с моим товарищем книгу «Бухарские миражи», решил поднять ему настроение. И, достав увесистый фолиант формата А4, показал его обложку прямо в камеру.
            - Ого! - обрадовался брат, разглядывая цветное фото Бухары и одобрительно кивая головой. - Поздравляю!
            - Спасибо, но поздравлять будете, когда окончательно поправитесь и выпишитесь из больницы. - поправил я его, заверив на прощанье. - Всего отпечатано 4 экземпляра: два мне и два - соавтору. Так вот, один из моих экземпляров остаётся в Питере, а второй, как всегда, для Вас.
            Кто мог предполагать, что это будет наш последний живой разговор?
            Собственно, я всегда писал с учётом на то, как на это отреагирует мой брат. Никогда не забуду его слов, после очередной критики: «Писательство - это серьёзная и ответственная профессия. А поэтому, если собрался о чём-то писать, то пиши правдиво. Или - вовсе не пиши!».
             И несмотря на то, что не суждено мне более свидеться с материальной оболочкой брата, душой он навсегда останется со мной, в моём сердце. Я знаю, что даже оттуда он будет всегда следить за мной, как некогда следил за моими школьными заданиями и за моим правильным поведением. И когда наступит час «икс» и очередной снаряд ляжет в мою воронку, я уверен, что он не оставит меня, а как всегда, протянет свою руку, вытащив меня наверх. И мы вновь будем вместе. Теперь уже окончательно и навечно.


С братом, у памятника ходже Насреддину. Бухара, 2014 г.


             Своему брату я посвятил немало миниатюр и рассказов. И потому, с сегодняшнего дня, мне хочется поделиться ими с моими друзьями, читателями и единомышленниками. Может быть, хоть таким образом, мне удастся сохранить о нём малую частичку памяти. Доброй и светлой памяти...
П р и м е ч а н и я:

1 - Здесь, перечислены игры нашего детства.