Гул затих. Я вышел на подмостки

Альбер:
— Твой старичок торгует ядом.
Жид:
— Да —
И ядом.

"Скупой рыцарь". А.С Пушкин

Люблю театр — особый мир, живущий по своим законам.
"Театр начинается с вешалки". Разве? Скорее с желания смотреть спектакль, и им же и заканчивается.

В любой постановке нет посторонних — участвуют все.
Если Шекспир, говоря что весь мир это театр, а люди в нём актёры, подразумевал, что у каждого своя роль, то он был прав.

Спектакль не состоится, провалится с треском без зрителей. А для кого играть, на кого работать? Аплодисменты, свист, брошенные гнилые яблоки может и не входят в задумку, но стимулируют актёров.

Зритель проникается и выдаёт кучу эмоций, а главное он верит во всё, что происходит на сцене.
Актёры вживаются в роли: отождествляются с образами или трансформируются в них. Всё! Занавес давно поднят, и захватывающая драматургия кружит карнавал чувств, мыслей, эмоций.

Ах если бы, кто-то пинком выбил бы тебя из удобного кресла в гулкую тишину! Подальше от всего, выметая и зрительные образы, и всё лишнее. Оставив только твои мысли и чувства. Было бы здорово.

Сидя в зале ты же не думаешь почему режиссёр выбрал для тебя этот, а не другой водевиль.
Он что свободный инопланетянин? Прилетел, собрал труппу, раздал роли,. пару раз прогнал репетицию, генералку и открыл зал:
— Заходите! Будет здорово!

Ничего подобного.
Он утверждает или ему утверждают репертуар. Конечно, можно собачиться, отстаивать мизансцены, кричать, что кассовый сбор не главное.
А смысл?
Если всегда ставится то, что рекомендовали или разрешили в худ совете или как он ещё называется.

Ты этого не знаешь. Как не знаешь, что происходит за кулисами, где актёр сымпровизировал, а где вообще забыл текст и просто повторил то,что нашептал суфлёр из будки.

Ах да, ты же вообще не в курсе про суфлёра. Его видят актёры, но не зрительский зал.

Зал знал на что шёл. Почти весь. Кроме тех, кто случайно от нечего делать купил билет и смотрит, заглядывая в программку.
Таких мало. Остальные умные, жизнью обученные, уже прочитали критику.Заинтересовались, включаясь задолго до начала спектакля: "Как интересно — один ругает, другой поёт дифирамбы и трактовка у всех разная".

Некоторые ещё и лично пьесу прочитали: или раньше, или после битв критиков, театраловедов. Видят разницу, сравнивая, но не видят драматурга, и тоже не знают а что он хотел сказать своим творением.

Случается, когда режиссёр всё переиначит — у него же своё виденье. Не страшно, потому что и тогда зал радуется — новое прочтение.

Новое?
Всё новое хорошо забытое старое.

Настолько хорошо, как и то, что даже у бродячих комедиантов средневековья, колесящих по свету, выступающих на площадях и перекрёстках дорог, были покровители. Ибо даже они не смогли бы играть то, что просто захотели. Разве только пару раз — не больше. Потому что добрые люди-зрители сыграли бы и ещё одну роль, настучав на вольнодумных комедиантов, и им бы досталось бы по первое число.

Я люблю театр, люблю думать: "А как бы я поставила этот спектакль?".
Когда удаётся абстрагироваться от действия, трансформироваться в режиссёра, я понимаю так много, что становится жаль и режиссёра, и актёров, и зрителей, и себя.

Все верят, что свободны — это просто удовольствие. Когда пьеса кончится все разойдутся, станут обычными людьми в том мире, в котором им хочется жить.

Но этого не произойдёт пока все роли не будут сыграны.