Три ступеньки

 Чапа была довольна: они с хозяином снова пойдут гулять и зайдут в  кукольный театр – очень маленькое уютное здание с колоннами, построенное в духе настоящего театра, только без коней на треугольнике крыши. Александр всегда заходил поговорить в подвал театра, после чего выносил оттуда пачку вкусно пахнущих журналов, тогда лицо его становилось другим и обычно видны были зубы. А Чапа в это время обязательно смотрит и обнюхивает приходящих артистов, получает от них ласковое почёсывание, слушая много весёлых и приятных звуков «ш» со словами  «ты мой хорошшший…" и «ч»: «Чапка – лапочка…», «Чапка, дай перчатку!...».
У собаки-пинчера действительно на всех четырёх лапках были этакие беленькие «перчаточки». Потом с Сашей (так Чапа в душе прозвала его – из любви к этим «ш») они направлялись к двум широким старинным дверям и далее поднимались по трём ступенькам. Там Саша начинал разговор с товарищами по партии. Они обсуждали некоторые слова из русского языка, потому что товарищи, видимо, не знали, как пишется или произносится какое-нибудь слово. Оказывается, они организовали в городе, при Комитете защиты мира, Клуб интернациональной дружбы. Сидя то у стола, то у большого стеллажа с книгами в ожидании хозяина, Чапа улыбалась членам клуба, слыша много звучных  букв «с» и «х», преобладающих в испанском языке – ведь эти люди были, как они сказали, испанскими художниками-плакатчиками. Они оживлённо болтали, потом  Саша, положив в свой портфель свежие журналы, по обыкновению говорил:
  – Ну что, Чапа, домой?
Чапа этому слову радовалась тоже, потому что слышала в нём и предвкушала другие замечательные образы: Марины, кисточек, масляных красок, мольберта, а также  вкусного запаха хлеба с кухни и собачьей миски со сладкими косточками.
Марина действительно прекрасно готовила, потому что была во Франции, знала секреты заморской кухни, ну а Александр был рад всему, что подавала его любимая жена. За ужином они говорили об их архитекторских делах, о штрихах и мазках в картине, а также о мировом процессе на Земле. Александр знал о войне не понаслышке, поэтому не желал повторения тех страшных событий, унёсших жизни многих его родственников. Чапе всегда нравилось слушать их оживленные разговоры, сопровождавшиеся какими-то словами хозяина Саши, после которых Марина красиво обнажала свои белые, ровные зубки.
  За знакомыми старыми двойными дверями и тремя ступеньками в том здании часто можно было встретить настоящих испанцев, знавших саму Долорес Ибаррури. Эта смелая, красивая женщина оказалась в тридцатые годы прошлого века в Советском Союзе, где она скрывалась от накрывающего  Испанию нацизма. Тогда, вместе с группой соратников испанские патриоты выбрали девизом своей борьбы лозунг “No Pasaran!” («Они не пройдут!»), рисовали и расклеивали по городу броские антифашистские плакаты. Но когда гитлеровцы напали на Советский Союз, они цинично, как будто ей,Долорес, отвечали: «А мы прошли». Многие из этих «героев» нашли свою кончину в Сталинграде – городе, в который без промедления отправился воевать сын Долорес – двадцатилетний мальчик Рубен. И  она согласилась с его мнением уйти на фронт. Отважный воин погиб там смертью храбрых, и Долорес тяжело пережила смерть любимого сына. А после войны не оставила своей пацифистской, антифашистской деятельности, за что подвергалась преследованиям  у себя в Испании.
Она стремилась сделать всё, чтобы война больше не повторилась. И когда в городе Чапы, Александра и Марины постановили организовать Интернациональный клуб, Долорес  Ибаррури послала пожелание своим соратникам, временно жившим там, найти для этого подходящее здание. Выбрали то  самое – с двойными дверями и тремя ступеньками. Коллеги Долорес были рады находке – комнаты в здании располагались очень удачно. Очевидно, ещё с царских времён была придумана такая планировка, что одна из комнат остаётся незаметной – находится внутри здания и не имеет окон. «Там-то и будут прятаться наши»,  – подумала Ибаррури.
Клуб при Комитете защиты мира был создан довольно быстро: приходили любители испанского, эсперанто, студенты художественного училища и отделения  архитектуры –место стало центром интересных встреч. О существовании секретной комнатки никому не было известно, и когда после кофе все были заняты обсуждением возникших тем, среди гостей оттуда вдруг появлялся кто-то говорящий с испанцами на их языке, и всем казалось, что уже видели его.
Марина, настоящая соратница Александра, умела хорошо держать язык за зубами, за что муж её очень ценил. Она помогала ему во всём – в поиске детали экстерьера или красивого материала для скульптуры внутри будущего здания,  сюжетов и исторических фактов для картин, в приготовлении обедов испанцам.
Однажды Чапа проснулась с тревожным полурычанием и повизгиванием. Александр подумал, что она просится на улицу, но когда они вышли, поводок стал натягиваться сильнее обычного, и именно в том направлении, куда он ходил на работу и в Клуб. Собака бежала, тревожно оглядываясь на хозяина. И когда подошли к дверям Клуба, Александр увидел множество разных упакованных коробок и людей, выносящих их из здания. Клуб интернациональной дружбы закрывался: в Испании настали спокойные времена, и гостившие на чужбине революционеры уезжали теперь на родину... Чапа видела, как дядя Саша грустил, но через пару дней к нему снова  вернулась улыбка, которую Чапа всегда ждала – двойные двери, где был Клуб, теперь будут называться «Союз архитекторов».
 Александр возглавлял Союз и с радостью воспринял это известие. Марина встретила его ответной новостью:
– Сегодня нам и всем соседям по даче предложили забрать только что родившихся кутят, и я принесла  вот такого, посмотри, какая красота! Это Пушок.
В коридоре мирно спало это существо – чудесный шпицеподобный мальчик, – и Чапа понюхала его. Она разозлилась. Не может быть! Здесь не может быть других запахов, кроме её собственного, единственного. Она на него и лаяла, и рычала. Но Пушок оказался настолько дипломатичным, что заставил не только Чапу, но и соседей полюбить его.  Он был игрушечно-небольших размеров и необыкновенно живой, прыгучий, забавный.
Итак, теперь уже двух собак на двух поводках прогуливал Александр каждое утро и вечером после работы.
Иногда он приходил с любимыми собаками в здание с тремя ступеньками. Пушок обнюхивал помещение, тогда Чапа строго смотрела на него: «Что вообще ты понимаешь? Я вот была здесь ещё тогда, когда серьезные дяди с чёрными  кучерявыми шевелюрами произносили много раз необычно звучащие «с» и «х»!  А потом они уехали».  Пушок в ответ только улыбался, вздрагивая своим чёрным носиком и прекрасными зубками и помахивал рыжим пушистым хвостом… Чапа учила его понимать настроение Саши и Марины.
Позже, Когда Чапа умерла, Пушок рассеянно подходил к стулу, на котором она любила спать в коридоре, вопросительно смотрел на дверь и заглядывал в глаза Марине с Сашей.
 Через год Александр заболел, и улыбка, которую так же, как и Чапа, полюбил и Пушок, стала реже появляться на его лице.
Однажды Марина повела его в сторону тех самых двойных дверей и трёх ступенек, приподняла его на руках и показала:
– Вот, Пушок, наш папа здесь – на мемориальной доске у дверей…
Пушок тут же принялся всё обнюхивать, ища запах Саши, но нигде его не находил.
  Александр умер, и Марина тяжело переживала это. И если бы не Пушок, она бы тоже умерла, потому как не знала, что делать, ведь вместе с мужем смерть унесла заботливого друга и  уверенность в завтрашнем дне. Пушок всегда облизывал Маринино лицо, показывая, что целует её, как Саша.  И у Марины как будто поднялось настроение,  пёсик  подбадривал её весёлым лаем и своей игривостью. Марина не могла нарадоваться, глядя на любимый хвостик Пушка, своей формой напоминавший лисий. Перед их прогулкой по улице она, кажется, могла даже прочитать какие-то вопросы на мордочке пёсика: «Ну что, накрасилась? Пойдём быстрее гулять!» или: «Ты что это раскисла? Тебе нельзя – посмотри, сколько листов тебе надо  ещё прочесть!».
  Своим весёлым нравом и активностью Пушок напоминал ей мужа – человека остроумного, редко грустящего. И Марина вдохновенно продолжала его дело – не только выпускала новые проекты, но и готовила его именные выставки.
  Однажды в помещении с тремя ступеньками Пушок почувствовал неприятный запах. Он не знал, кому он принадлежит, но ворчал на этого кого-то, потому что, когда тот смотрел на него, называя имя, буква «ш» куда-то проваливалась, и Пушок даже глянул вниз, на пол: что-то упало? Вроде бы у этого человека были такие же, как и у Саши, большие стеклянные глаза (очки), но у этого они были холодные (без оправы), тогда как у Саши – всегда тёплые(в роговой оправе), и от него никогда не пахло табаком. Пушок заметил также, что зубы у нового человека обнажались на лице крайне редко, а если и была улыбка, то была неуловима.
Действительно, новый ВРИО председателя был человеком хоть и начитанным, но «вещью в себе». К тому же, он всегда носил чёрную кожаную куртку, под которой всегда был надет чёрный кожаный пиджак. 
  Как-то Пушок увидел, что Марина требовательно говорит с новым человеком и показывает какие-то  бумаги. Тот громко рявкал на неё и резко взмахивал руками.
 Марина говорила:
 – Не слишком ли много берёте на себя, товарищ ВРИО? Вы забываетесь, Вас ведь никто не избирал!
 В знак согласия Пушок принялся гавкать на ВРИО. Поднялся такой шум, что покачнулся даже портрет Саши, висевший на стене.
Вечером Пушок увидел, что Саша вернулся в дом и с ним приехали всякие книги, впрочем, то был лишь его портрет и журналы, пахнущие теми  двойными дверьми.
  На следующий день Марина много разговаривала по телефону, приглашая соратников по архитектурному делу собраться  завтра, чтобы задать вопросы новоявленному ВРИО.
 Однако назавтра, когда все коллеги Марины собрались, то двери, за которыми  были три ступени, оказались заперты, и ни один Маринин ключ не подходил к замку.  Все члены союза поразмышляв, решили, что ключи потом найдут, и согласились отправиться на собрание в кукольный театр, но… Театр был обнесён высоким забором, потому что его собирались сносить и построить другой театр – большой! Ничего не оставалось теперь художникам-архитекторам, как собраться  в каком-то совсем другом здании… 
 Пушок подбадривал их лихим маханием своего беспокойного хвоста и любопытством: что будет там, за другими дверями?
  На следующий день от людей, пахнущих так же, как  ВРИО, там, за старыми двойными дверьми, были слышны смешки и с торжеством произносимые слова, что «они прошли!»…
 Теперь каждый вечер Пушок с рычанием звал Марину на прогулку гулять в направлении старых двойных дверей, как будто мог защитить её и изгнать захватчиков из Сашиного здания. 
 И однажды он пропал. Обежав все улицы, по которым гулял с хозяевами и обнюхивая знакомые места, он остановился перед мемориальным барельефом у старых дверей. Собаки, жившие в подворотне неподалеку, поглядывали на чистого, ухоженного пса и не могли понять, что ему здесь надо. Но из Сашиного здания доносилась какая-то возня… и когда ВРИО вышел, Пушок у-укусил его, но жаль, успел лишь зацепить штанину…
 А с собаками он, как настоящий дипломат, подружился быстро.  И они успели путем взаимного обнюхивания обменяться скрытыми, понятными только им, знаками. Когда он вернулся, наконец, к Марине, та так обрадовалась, что,  прижимая любимую собаку к себе, чуть не расплакалась:
– Где ты был, дурашка? Я так боялась за тебя!
Как и положено настоящему мужику, Пушок дипломатично промолчал.
…Видя, сколько бумаг исписывает и ежедневно отсылает по почте Марина, то ли из ревности к этим конвертам, то ли из-за неизвестности, пес не вынес волнений и вскоре умер от инфаркта.
…Марина всё ещё готовит еду по французским рецептам, редактирует студенческие проекты, переиздает научные статьи Александра, продолжая его дело. И с нежностью пересматривает фотопортреты Чапы и Пушка, выставленные на книжном шкафу, доверху заполненном множеством книг, которые так любили созерцать и обнюхивать её любимые питомцы. 
 А окрестные собаки, подружившиеся некогда с Пушком, в один прекрасный день увидели, как блюстители нравственности в форме вывели под охраной из того самого помещения человека с холодными  стеклянными глазами, одетого в чёрный мешковатый пиджак, и  на руках его были сомкнуты большие металлические чёрные кольца, мешавшие ему быстро передвигаться. Его посадили в спецмашину, мотор завёлся и дверцы захлопнулись. Собаки гавкнули и тут прибежали другие – из соседних дворов. Долго ещё за полицейской машиной на небольшом расстоянии бежала стайка знакомых Пушку четвероногих бродяжек, которые гавкали на хлопнувшие дверцы. Они лаяли – очень  уж неприятен им был человек, спустившийся с трёх ступенек, тайну которых им когда-то поведал Пушок...
 


Рецензии
Понравилось очень! Увлекает интрига, хороший язык, неожиданная подача - взгляд на события через восприятие собачек! И концовка хороша, дай бог, чтобы оказалась пророческой...

Анатолий Чайка 2   01.12.2020 22:18     Заявить о нарушении
Спасибо, уважаемый Анатолий! Живы будем- не умрём!

Ирина Обухова   03.12.2020 08:25   Заявить о нарушении