Лучше разбить стену, чем пытаться дотянуться до ок

Мальчик-подросток без единого волоска на голове, с огромными, голубыми, как небо глазами, стоит на цыпочках, прижавшись к стене всем телом. Серая, холодно-серая комната, голые стены и узкое окно. Слишком высоко.
Он тянется изо всех сил. Кончики пальцев почти касаются стекла, но ухватиться не за что.

Я проснулась без будильника.
Давно мне не снились кошмары. Пожалуй с раннего детства. Помню, как боялась ложиться спать — слишком страшно.
А от сегодняшнего сна холодели руки, и сердце билось, как ненормальное.
Боль в спине, в мышцах, словно это я тянулась к узкому окну на серой стене.

Я?!
Закрыла глаза, вспоминая. Да, я. Мне снился мальчик в незнакомой и странной комнате, но сейчас я точно знала, что это я была там и сейчас надо вспомнить весь сон. Нечто значимое было в нём. Ведь не просто так я ощущала холод незнакомых стен. Надо вспомнить.

— Не надо, — В кресле у окна, молодой мужчина разглядывал свою холёную руку, — не надо, я и так тебе всё покажу.
Он встал и подошёл к окну, — спальный район, а недурно смотрится. Зелёненькое, живенькое всё.
— Вы кто? Я резко села на диване, прислонившись спиной к стене. — Как вы здесь очутились?
— Проездом я, можно и так сказать. Будешь смотреть кино?
— Кино?
— Ну сон, называй как хочешь. Мои спецы намудрили, и тебя вынесло в будущее. Конечно, можно закрыть тебе память, но знаешь, мне нравятся такие накладки. Что-то я заскучал в последнее время. Всё одно и тоже — надоело. А тут хоть развлекусь немного. Готова?

***
— Господин, вот он. — Чьи-то руки толкнули меня в спину. Шаг вперёд и передо мной некто, согнувшийся над клумбой с пышными цветами.
— Узнаёшь меня? — Мужчина обернулся, и я увидела того, кто вальяжно сидел у меня дома в кресле. Вот только всё вокруг было совсем другое. Огромный сад, высокие деревья. Небо без единого облака и яркое солнце в зените.
— Узнаю, — что с моим голосом и телом? Посмотрела вниз — маленькие ноги, обутые в детские ботинки. Ужаснулась, поняв, что мальчик из сна — это теперь я. Но где?

— Зови меня Джек или как тебе хочется — без разницы. Знаешь что тебя ждёт?
Я задумалась. Странно. Я помнила себя той, прежней, и знала всё о себе настоящем. Одни воспоминания скользили тенью в сознании, другие были отчётливы и ясны.
— Да, господин, я донор. Мой номер...
— Не стоит. Я не для того оставил тебе воспоминания, чтобы слушать то, что и так знаю.
— А для чего?

— Мне интересно, только и всего. Редко кто пробивает завесу. Ещё реже происходят сбои системы. И уж совсем редко об этом узнаю я. Вот тогда мне и хочется поговорить с такими как ты. — Он вдруг развеселился, — как вы: ты и она. Это же экспериментально в какой-то степени, а уж забавно тем более.
— Если это моё будущее...
— Одно из. Не спрашивай год, век, страну — лишнее. Лучше подумай и скажи как тебе твоё предназначение?

Я задумался, прислушиваясь к своему спокойствию. Что-то слегка мешало. Где-то в глубине меня билась та: из прошлого, только всё тише, всё беспомощнее, а ощущения, чувства, этого момента мной настоящим, нынешним, — возрастали.
— Никак. Ведь больно не будет?
— Конечно, нет.
— Можно я буду жить в другой комнате, в этой слишком высокое окно — не дотянуться.

— Увы, это процедурное здание. Ты же знаешь, тебя перевели, потому что твой черёд почти подошёл. Последние анализы и всё.
Он поливал цветы из простой лейки, а я смотрел на небо удивляясь, что солнце не двигается.

— Ты же ведь не был несчастным не правда ли?
— Нет. — Я вспомнил свою короткую жизнь. Изначально короткую, ибо рос зная, что такие как я — это инкубатор органов для пересадки.
— Хорошо. Тебе же не страшно, не хочется убежать, не хочется сопротивляться, ты не считаешь, что что-то не справедливо?
— Нет, таких мыслей у меня не было. — скучно стало отвечать и я опять взглянул на солнце.— Почему оно не двигается?
— Что не двигается? — Джек поднял глаза к небу, — ах солнце. Потому что мы с тобой разговариваем, не стоять же под дождём. И тебе полезно бывать на солнце — это залог здоровья вашего вида.

Моя память снова раздвоилась, и та я из прошлого, взвилась, стараясь пробиться в дебильный мозг своего будущего воплощения.
— Но почему! — Боль пронзила виски.
— Только этого не хватало! — Джек бросил лейку, достал тонкую металлическую пластину и проорал, — почему вы ещё не ликвидировали сбой? Уничтожу всех если через минуту не справитесь. Совмещение памяти это вам не шутки.

— Почему?! — Мои детские плечи била дрожь, глаза налились слезами, а руки сжались в кулаки, — почему такое будущее? Мир погиб, чтобы жили алчные богачи? Ты убийца! Превратил нас в запас органов для бессмертия золотого миллиарда. Да только он не из золота, а из дерьма. Вы не стоите и мизинца тех людей, что уничтожили. Того мира, что был дан всем.
— Заткнись! Мир здесь ни при чём. Это твой мир и всё.
— А тот? Тот из которого я попала сюда.
— Тоже твой и таких же как ты.
— У каждого свои миры, свои враги, свои архитекторы, и всё это мне опять снится. Ха.

— Нет, мальчик-девочка, не снится. Мир людей действительно погиб, по крайней мере на данный момент, и сгинул он не из-за меня. Я, скажем, игрок. Один из игроков — только и всего, а ты из тех, кто играл по моим правилам.
— Что значит по твоим?
— Не поймёшь всех комбинаций, да это и не так важно. Мне даже наплевать если тебе не сотрут память. Никто из вас уже не изменится. А нас, как вы же сами и говорите, легион, и наши цели неизменны. Все названия смешны, ибо знаний у вас нет, а мы уже давно играем в одну и ту же игру. И поверь, выиграем когда-нибудь окончательно, пусть и с миллионной попытки. Видишь, каким ты родишься? Это же чудесно. Ни обид, ни претензий, ни привязанностей, ни знаний, ни чувств. Одни удовольствия, согласие, принятие и послушание.

— Ты монстр.
— Ещё одно пустое слово. Да если и так, то что? Даже если я и не совсем человек по вашим меркам. Это ты меня видишь человеком, — он потянулся за лейкой, а я прыгнул ему на спину и вцепился зубами в плечо.
Через мгновение уже лежал на траве, а Джек стряхивал зелёную слизь с разорванной рубашки на плече.
— Гадёныш. Ты всё равно сдохнешь — иного не дано. Все ошибки уже сделаны. Осталось немного.
— Я не один! Вернее, я не одна! Мы будем бороться.

Он хохотал, забыв про лейку и остановившееся намертво солнце.
— Против кого? Зачем? Как? — он заходился от смеха, — без малейших знаний, корней, предав всё и всех, надеясь только на то, что под нос поднесут и продиктуют.
Я отполз в сторону, нащупывая рукой хоть что-то, что можно было бы бросить в него.
Но он уже успокоился.
— Я всё верну на место, — в жёлтых глазах бесилась ярость, — ты будешь всё помнить, и чтобы ты не делала, вы все окажетесь здесь! Только здесь: в том мире, в который верите.

***
— Всё, всё! Я свихнулась. Хорошо. Нет, мне не надо выпить, отстань. Ну почему ты не хочешь понять, что всё так и было.
— Кисуля, и не такое приснится нервной девочке.
— Павлик, не в нервах дело. Ты не понимаешь — это правда. Всё правда.

За окном маялся вечер, ветер срывал последние листья, ронял их в лужи, а дождь стучался в окно.
Мы сидели на кухне, и я в десятый раз пересказывала подробности всего, что произошло. Понятно, кто воспримет такое всерьёз. Хорошо, что хоть слушает. А молчать я не могла. Куда бежать, как рассказать?
— Я нарисую тебе даже цветы оттуда. Такие нигде не растут, понимаешь. И глаза — у людей таких не бывает!

— Давай лучше прогуляемся, или завтра съездим за город. Это кошмарный сон и всё.
— Кошмарный сон это наша жизнь.
Павел устало поставил чайник, — может хоть не кофе? Сердце пожалей.
— Вот видишь! Сердце, органы, дети...
— Опять за своё.
— Да пойми ты, он не лгал.
— Понимаю, конечно! — Павел вспылил, —инопланетянин с зелёной кровью, поливающий цветочки из лейки, остановивший солнце. Всё, детка, верю. И знаешь, я пойду, а ты либо прими что-то и ложись спать, или давай вызывать скорую.

— Вызывай что хочешь, но, пожалуйста, задумайся хотя бы на миг. Он говорил правду — это наш мир, мы его строим в голове, под их дудку. Мы их помощники. Думаешь я не представляла себе такой расклад на будущее? Не гоняла у себя в мозгу модели вот примерно того, что видела, а то и похуже. Не читаю фантастику про это же? Не обсуждаю варианты с друзьями? Не боюсь, представляя вот как раз такое для всех нас?!

— Да причём здесь ты, только ленивый ещё не говорит и не прогнозирует: "Деградация, люди пойдут на убой... Биомусор... Золотой миллиард".
— Вот! Именно! Везде говорят то, что по сути никто не может знать наверняка, а мы вторим, продумываем, представляем и боимся. Или устраиваем революции, вступаем в войны, дискуссии, а ведь он прав — мы не знаем ничего. Впитываем информацию искусственного мира и живём ею. Мы не мечтаем, не строим планы на светлое будущее. Даже не пытаемся. Нам созвучно другое. Мы ходим под гнётом его информации — это матрица. А мы живём в ней.

Павел смотрел на меня, как на несчастного ребёнка инвалида. Свистел чайник, а я не знала, как ещё объяснить, как передать то, что было ключевым в словах игрока: "...вы все окажетесь здесь! Только здесь: в том мире, в который верите".

Я встала и со всей силы ударила по стене ногой. Звон битого стекла, перемешавшегося с кусками бетона. Всё это летело не вниз, а вдаль, рассыпаясь и исчезая на лету.

Стены, пол, потолок заливали горячие волны солнечного света. Дождь исчез. Голубое небо без единого облака. Стрелки часов стучали равномерно. Я посмотрела на циферблат. Одна минута после полуночи. Тёмный, спящий город и солнце в зените.