Чистилище в условиях Средиземноморья

(или моя последняя работа)

Уборка Израиля – задача нелегкая, особенно если она ставится перед тобой на девятом году проживания в стране, когда уже большинство твоих друзей напрягаются гораздо меньше у голубых экранов: рисуя чертежи, программируя или играя в “Дум” за пособие по безработице.  Но нашивка “Mор” на плече – довеском к полуночному спагетти c мясом и бокалом пива в итальянском кафе “A more mio” (что в переводе означает “Моя любовь”) под монотонное жужжание металлоискателя - приносили мало гармонии в мою жизнь. Поэтому направление на работу уборщиком в небесно-голубой центр Азриели я схватил в бюро по трудоустройству, как билет на прыжок с парашютом.
Eще на заре своей израильской жизни я обратил внимание на гигантские мусорные кучи в полях возле Тель-Авива, над которыми постоянно кружили стаи птиц, поэтому на вопрос: ”Что ты думаешь об Израиле?”, я отвечал: ”Жарко и много мусора”.  Мог ли я тогда подумать, что стану их активным строителем. Да и места попадались богатые: завод “Сано” под Раананой, бассейн в Лоде, и вот, наконец, небоскребы.
Раньше я уже порывался мыть небоскребы, заманившись газетным объявлением “высотная уборка со снэплингом”. Началась уборка лихой поездкой на мотороллере с начальником, оказалась обычным мытьем полов в бней-бракском “Безеке” (телефонная компания) без всяких скидок на оплату телефонных счетов, и закончилась угрозами полиции за разграбление склада с метелками и пенно-мылящимися средствами из-за несданных вовремя ключей, а в итоге -  выплатой зарплаты по решению суда. (Фирма располагалась в квартире на последнем этаже, с дверью без опознавательных знаков, сразу после лифта.)
Но   на этот раз все идет по плану. Прибываю с задержкой на два часа. Начальство уборочной фирмы - в меру упитанный человек в полном расцвете сил, и такой же комплекции дама - сообщают, что работа в Тель-Авивских башнях, но сам я их найти навряд ли смогу (хотя до них пять минут ходьбы), поэтому лучше подождать развозку.
Сижу в задымленном коридоре. Парни и девушки из безопасности курят в перерыве, забыв про металлоискатели и пистолеты. Через час появляется водитель, и мы едем.
- Почему хочешь работать на уборке? - первый вопрос действительно первый.
- Деньги нужны, - ответ принят молчаливым кивком.
Рабочий день начинается с мытья стеклянной крыши над подъездом. Это чем-то напоминает работу парикмахера: намылить стекло мопом (шваброй), и счистить пену скребком с резинкой, передвигая урну-подставку, стряхивая белые мокрые комки вниз. Продавщица из сумочного магазина просит помыть ей витрину. Напарник договаривается на завтрашнее утро.
В самое пекло – 12 часов – поднимаемся на третий этаж: мыть стеклянную крышу над каньоном, потускневшую от песчаных дождей и пронзительно-свободных птиц, цепляясь за передвижную металлическую лестницу на колесиках. Люди внизу, под свежеполитым из шланга стеклом, среди растений в кадках, похожи на отражения в витринах в желанный дождливый день, но только наминуту – стекло быстро высыхает, покрывается мыльно-песчаной коркой, и через два часа крыша ещегрязнее, чем была, и нужно начинать все сначала. Тихо наверху, только белые цапли пронзительно кричат в полете, перекрывая негромкий шум улиц, строек и переговаривающихся уборщиков-высотников. Разговор по душам без отрыва от производства -  часть работы, оплачивается по минимуму. Напарник Игорь, лет сорока, в больших немодных очках, постоянно курит, при этом успевая скрупулезно собирать “резинкой” мыльную пену и стряхивать на белую от зноя крышу, которая странным образом не шипит, наставляет: ” Cмотри, запоминай, тебе все это одному придется делать”.
- Не женился?
- Нет.
- А когда думаешь?
- Если уж в 27 не женился, то теперь уж навряд ли.
- Да можно вообще не жениться. Только женщина под боком должна быть. Подружка моя уехала обратно недавно… Клуб тут есть тут один, по интересам, собираются незамужние, неженатые и разведенные - пашут по 12-14 часов в сутки, и времени не остается, и не просто так охота, пофлиртовать, а с серьезными намерениями.
- Ну что тут скажешь? В клуб для тех, кому за 25+5+5+5 вроде бы еще рановато.
- Понимаю, нелегко тебе здесь пришлось. Ты замкнулся, а это самое последнее дело - все-таки в жизни больше хорошего, чем плохого. Но я все могу понять, кроме одного: почему ты отсюда до сих пор не уехал.
- Да куда отсюда уедешь? Все равно рано или поздно возвращаешься обратно.
Через два часа Игорь уходит мыть прилагающийся довесок - “Иссту” (туркомпания), его сменяет более молодой коллега, с профилем молодого орла, но от лестницы отходит не дальше, чем на расстояние вытянутой цепкой руки, кивает на мои скольжения по катку крыши – не страшно? Через пару минут, поняв бесполезность борьбы с солнечными лучами и морозными узорами на стекле под ногами, машет рукой:
- Это не наша работа. Не мы должны ее делать.
Спускаемся вниз. Рабочий день закончился.
Пятница начинается “шабашкой” на сумочной витрине, из сорока шекелей двадцать – мои. Потом протираю окна “Иссты” с радужными квадратами -объявлениями, призывающими студентов улетать в Америку и Европу по низким ценам. Стою на короткой лестнице-стремянке, поэтому работы мало - почему-то тянет разбежаться и улететь, так, как птицы. Наверное, потому, что туалеты мыть не надо - этим занимаются женщины и девушки, постоянно радостно щебеча.
Суббота. Отвозят в Азриели на такси. Уборщики курят перед началом смены, с гордостью сидя на собственноручно вымытом полу. Первое же задание – мытье туалетов, так что напрасно я радовался в пятницу. Работа нервная – помыть желательно начисто, чтобы порадовать проверяющего, но до этого момента кто-нибудь из посетителей кафе и ресторанов обязательно зайдет и наследит, не обращая внимания на заборы из желтых предупреждающих знаков и матерки немолодого напарника-уборщика, гасящего адреналин никотином. За туалетами следует массаж синтетического покрытия на пешеходном мосту через дерех Петах-Тиква, но оно впитывает быстрее, чем успеваешь провести тряпкой, и через полчаса задание отменяется за бесполезностью.
Но разве может эта работа хотя бы частично заменить уборку женских туалетов на фабрике “Сано” - тот незабвенный радостный возглас начальника смены: ”Все должно блестеть, как у кота яйца!”; это потрепывание по щеке рукой, благоухающей маслом и бензином; а запах тонких целлофановых  пакетиков из мусорных ведерок? Или - газонов лодовского бассейна в период летних отпусков, усеянных памперсами, волокнистыми обсосанными персиковыми косточками, и арабскими детьми, практикующими бушидо (кодекс самурая) так активно, что их приходилось сдерживать, нежно цепляя кадык локтевым сгибом, что бы там ни говорили окружающие!?
Не может, конечно.
С тех работ я уходил сам, пресытившись ощущениями. С этой меня уволили утром в понедельник за несколько сонный вид при расстановке пластиковых стульев вокруг столов у бассейна. Ночь с воскресенья на понедельник я спал на пляжном лежаке - под рев мотора трактора-коллеги, ровными чистыми волнами укладывающего песок перед очередным днем мусорных осадков - дыша морским ветром, который все-таки не в силах сдуть весь мусор с этой Земли, чем и живем.
 Но я не очень расстроился. Кому приходилось чистить Израиль под неблагодарными ногами посетителей, клиентов и жильцов, вспоминая к концу дня полузабытые лица школьных техничек, меня, надеюсь, поймет.
Но это не была моя последняя работа. Я еще пытался строить военную базу под Рош-а-Аином и даже получил пластиковую карточку с фотографией и подписью “subconductor”, но первые полдня не завозили материалы, а потом насело солнце, и я ушел в караван, откуда до вечера не выходил, прикидывая в уме особенности своей следующей последней работы.

                2003 г.

(опубликовано впервые в газете "Вести", 2003, Израиль, а также в книге "Майский балаган в четверке", 2004)