Хам

                ХАМ



        Ко мне подошёл человек и что-то тихо сказал.
        (Он был весь исцарапанный до невозможности – и  лицо, и руки, и шея – так, как будто бы до этого продирался напролом через колючий кустарник, через джунгли).
        Я не расслышал.
        И тогда он, с опаской озираясь по сторонам, наклонился почти к моему уху и, прикрывая рот рукой, быстро проговорил: «Купи у меня подушку. Хорошая подушка, почти новая. Ты не уходи, здесь подожди, я сейчас быстро домой сбегаю, пока жены нет и принесу подушку, потому что если при ней взять, то она не отдаст, и даже если когда её нет, то тоже брать нельзя – а вдруг не продашь, и когда вернёшься с подушкой домой, а она уже дома, то такой скандал устроит, что не выдержишь, не удержишься и обязательно побьёшь её, чтобы успокоилась. А бить её я не хочу, потому что я человек гуманный, и совесть ещё какая-то осталась. Но если доведёт – могу не удержаться. Поэтому продавать надо, заранее договорившись, чтобы уже наверняка, и только потом выносить, пока её ещё дома нет. А когда продашь и возвращаешься домой, а она уже там и затевает скандал, потому что заметила, что подушки нет, то это мне уже не страшно. Теперь пусть скандалит – я всё перетерплю и пальцем её не трону, потому что возвращаюсь я уже выпимши, и мне это всё уже до лампочки. А в трезвом виде меня лучше не трогать, потому что от отсутствия алкоголя в крови нервы напряжены до предела. Ты ещё полчаса не уходи – я мигом – мой дом тут недалеко».
        Он произнёс всё это скороговоркой, на одном дыхании, как будто бы выстрелил непрерывной очередью из пулемёта, и я не смог даже одного слова вставить в эту пулемётную очередь, и только когда он закончил, я сказал: «Мне не нужна подушка».
        Он как-то оторопело, недоумённо, непонимающе посмотрел на меня, вытаращив, выпучив глаза.
        Он хотел что-то сказать, но от волнения у него перехватывало дыхание, и он только судорожно хватал ртом воздух, как рыба на берегу.
        Он был как поражённый громом.


        Он как-то вдруг обмяк, обессилил. Руки его повисли и болтались как плети.
        Он стал похож на сдувшийся шарик. 


        Наконец он пришёл в себя и выкрикнул: «Так что же ты мне сразу не сказал?!
        Я тут уже целый час перед ним зря распинаюсь, а он!
        А он мне тут голову морочит!
        Не хватало мне того, что жена всего исцарапала, так тут ещё и ты мне нервы портишь!
        Да ты! Да я! Да я тебя!
        Подушка ему видите ли не нужна!
        Ну ты и хам!»
        И отошёл.


        Он по очереди подходил к другим торговцам и предлагал им подушку, но никто не брал. Наконец клюнул один старичок – ужасающе громко скрипящий суставами продавец деревянных вырезных фигурок, и он вприпрыжку помчался домой, принёс подушку и вручил деду. Тот подложил её под себя, поёрзал, довольно крякнул, и лицо его озарилось блаженной, счастливой улыбкой