футбольная личность

Только тогда, когда внук заставил меня играть с ним в футбол в моей маленькой квартирке на 29 этаже, ужасной, бетонной башни, имеющей один вход и ни одного приличного выхода, состоялось мое осознавание себя, как человека.
Я сказала ему: «Николя, Вы не имеете права заставлять меня делать то, к чему не приспособлены мои кривые, от природы, ноги, но к чему обязывает меня священный долг хорошей бабушки, если она, к тому же, всю жизнь обвиняла себя за то, что была плохой матерью, не подозревая, что ее сын родит человека, Вас, Николя, который потребует от меня исполнения всех долгов, посредством игры в футбол, большим, настоящим, футбольным мячом».
На что Младенец, семи лет от роду, очень похожий осанкой на самого любимого мною человека - моего сына, с пронзительно - бархатными глазами, двадцати килограммов веса и играющий при всем этом великолепии, на скрипке, время от времени, сказал, твёрдо и безвариантно: «Надо играть».
И я, повинуясь сверхразуму предков, облеченному в коллективное бессознательное, запечатлённое в моем каком - то отделе мозга, и коему я всегда, как священная корова, повинуюсь, заслышав определенные интонации колокольчика пастушьей коровы на летнем, прелом от мокрой травы, раннеутрешнем лугу, стала тыкать моей правой ногой в предложенный мяч.
Дело развернулось не на шутку, тк моя нога, бьющая по мячу, оказалась, к моему несчастью, вполне приспособленной к такого рода занятиям, сильно не подходившим моей духовной натуре, которая, одновременно с ногой пела свой, совсем внетактовый мотив, идущий из глубин угнетенного бессознательного.
Николай, как зачинщик моего интеграционного развития, продолжал серьезнейшим образом направлять мяч в меня, чтобы я, повинуясь инстинктам самосохранения, была вынуждена отбивать его, чтобы сохранить свою телесную целостность.
На двадцатом голе, забитом мной, чувствуете, я уже синтегрировалась, раз присваиваю забивание мяча прямо себе, своему существу, а не единственно ноге, которой приписывала это занятие вначале, так вот на двадцатом голе, я осознала, что мне становиться смертельно скучно от этого занятия.
Осознав это все про себя, я, конечно, предъявила это знание Николаю, который продолжал предъявлять с нажимом своё понимание границ процесса, нисколько не заботясь о том, как я восприму его видение, отличное от моего.
На этом месте я потеряла целостность, тк моя бессознательная часть продолжала архаически бояться и поэтому выбирала оставаться в игре, в то время, как моя персональная часть, нагруженная знаниями о собственной автономии и границах, хотела побежать или выпрыгнуть в окно на свободу улицы.
Эго функция, обременённая неврозом невыбора, застряла, рассыпав на части только что обретенную целостность.
И в этот момент, видимо, на моем лице отразилась скорбь всех угнетенных народов со времён Эсхила и Софокла.
Николай, скорее не увидев, а почувствовав это состояние, которое и ему было знакомо по многим его нелюбимым занятиям, обьявил: «Пенальти».