Монолог. Глава 16

Глава 16.

Мы разошлись, но я словно остался сидеть за столом, ощущая дрожь после взгляда в её глаза. Мир мог шагать себе дальше. Во мне оставался жив именно этот момент.
Сердце ожило после этой дрожи. Любовь – хлеб для него, оно живо в любви. Но показав любовь, уже на следующий после разговора день оно унесло меня в водоём обиды от отношения А. ко мне. Я вновь закрылся от неё. Перестал здороваться, даже смотреть на неё. Она закрылась в ответ.
Так я увидел сердце. Именно теперь оно ясно показывало, что чувство к А. – это любовь. Показывая, оно словно направляло меня к А. Но та обида тоже исходила от сердца, и, несясь на её волнах, оно отворачивало меня от этой девушки. Всё же разум убедился, что любовь действительна, обида была забыта, и я стал искать новых отношений с А.
Но за то время, когда мы не общались, она забеременела, наконец, от мужа. Всё то, что она так хотела. Всё то, что я получил в ответ на своё чувство.

Новое пространство увиделось мной. Владения сердца. Словно оставшись сидеть на том же месте после январского разговора, я видел лишь зелёную стену перед собой – стену офиса А. Видел раскрывшуюся любовь. Глаза А., снова попавшие в поле моего зрения, также некрасивы, потому что не подрисованы, но теперь я их люблю.
Моё отношение к девушкам – владения сердца. Тьма города – тоже. Эмоция, чувство приходили к сердцу, и оно меняло мой взгляд на мир. Грусть – я ощущал жизнь тяжёлой, радость – лёгкой. Не всё ли, что я считал исходящим от «внутреннего», было от сердца? Даже облако света, парившее надо мной в одной из историй – не ощущение сердца? Настолько сильное, что я посчитал его знаком истины для себя? То есть стремление к радости, светлому в жизни не выросло ли из этого знака?
Не сердце ли восторгалось видами в Италии и Крыму? Чувство восторга, сострадания, вины – всё от него. Не проникся к отцу – недостаток сердца, не сострадаю другому человеку – тоже. Именно оно ведёт меня по жизни. Пустота мира – отсутствие чувств именно у сердца. Ощущение безысходности, беспросветности окружающей действительности – это ощущение сердца. Оно же даёт ощущение злобы по отношению к другим людям. Даже кажется, ни с того ни с сего. Вчерашний плохой ужин, к примеру, служил поводом сказать что-нибудь недоброе бармену, потому что именно он перед этим пригласил меня в ресторан, пусть и в шутку. Здесь снова возникает мысль о внутреннем человеке. Именно через него я могу повлиять на сердце – и злого от него будет меньше.
Сердце всё же дало свои уроки, и я понял, что главное, исходит ли симпатия от меня. Как правило, бессмысленно искать её у девушек, не чувствуя ничего по отношению к ним.
При отсутствии чувств мир, внешнее пространство – лишь череда сменяющих друг друга картин. Работа в офисе, поездки домой, итальянские городки, крымские горы, люди с их рассказами – всего лишь проходящая мимо вереница. Закон их смены – закон жизни. То, что я любил, не любимо теперь. Однажды на одном из участков кожи появилось пигментное пятно, а теперь этих пятен – что на шкуре леопарда. Так кожа спины отвечает на солнечный свет. Я меняюсь, и это тоже закон. Желания «внутреннего» не воспринимаются так же остро, как раньше. Сердце, ощутив любовь, не приобретает силу. Нервничать становится легче, чем удержать спокойствие.

Но дело только в понимании. Разве не ясна картина, о, мой друг? Внешнее пространство движется по своим законам. Внешний человек – тоже. Он стареет и не чувствует, и не видит всего того, что чувствовал и видел раньше, будучи молодым. Это закон, и «внешний» подчиняется (ему же это так нравится!). Сердце реагирует на внешнее пространство – пространство природы и людей. Возникают чувства – то, чем питается и «внешний», и «внутренний». Для первого – это сама жизнь, для второго – способ обнаружить себя. Многие чувства словно застыли для «внутреннего» - ощущение света, ощущение весны, любовь. Он ухватился за них – и вуаля! –считайте его таковым, ассоциируя с этими чувствами. Искаженное восприятие действительности – причина его появления.
Попытка обрисовать «внутреннего» с позиции «внешнего» приводит к разговору о том, что, несомненно, пространство людей, а оно самое яркое по воздействию на меня, воспринимается искажённо – в этом и есть иллюзия. Но эта иллюзия, множество иллюзий, если говорить точно – дело рук внутреннего человека. В определенный момент времени он, благодаря осознанию его разумом, стал воспринимать внешнее (для него внешнее, а по порядку вещей – окружающая реальность). А в другой момент времени стал понимать его по-своему. А стал – потому, что, во-первых, не понимал до конца, а, во-вторых, заимел особое отношение ко злу. Зло не вписывалось в его картину мира. Конечно, невосприятие зла, как действительного явления - это тоже результат неполного понимания мира.
Зло и добро людей – как море. Но, например, я видел человека, похожего на одного прокурорского работника. Он смотрел на меня пристально и недобро (как мне показалось). Я почувствовал, что такой взгляд меня унижает, что я как будто должен тоже стать злым, дабы ответить на такой взгляд. А это ещё одна проблема для «внутреннего» – не давать мне меняться под воздействием зла.
Жизнь конечна – это очевидно. Жизнь как совокупность поступков имеет свою оценку по её окончании. Угодные Богу поступки влекут продолжение жизни в самом лучшем месте, которое только может существовать – в раю. Не угодные – в самом худшем – в аду. Этим и определяется смысл жизни. Бог – это то, спрашивая о чём, неизменно приходишь к вопросу о смысле жизни.
Бог может восприниматься как случай, неожиданный исход, отсутствие поступка, поступок. Игра с А. – не игра ли богобоязненности? Бог проявляется в том, что я боюсь совершить поступок, не будучи уверенным в нём, ибо страшусь наказания за этот поступок, окажись он неправильным. В том лишь поступке я уверен, если он прямо обозначен в Писании как верный. Марионетка.

Как связан со смыслом жизни «внутренний»? Никак. Для меня смысл жизни по религии – единственно возможный. Я понимаю, что мой исток не определяется окружающей жизнью. Бог, на данный момент, – единственное, что определяет этот исток. «Внутренний» – это то, чем я являюсь относительно окружающей жизни.
Невозможно объяснить течение жизни. Качество её конечности не отвечает на вопрос о сути этого течения. Есть течение внешней жизни (внешнего пространства) – и оно явственнее всего.
Получается, что я рассуждаю о «внутреннем» только в связи с внешним пространством и внешним человеком? Желание – если его слишком много, то возникает перекос в восприятии мира или очередная иллюзия. «Внутренний» говорит об этом. Сердце не испытывает влюблённость – «внутренний» говорит об этом. Иллюзия замечается «внутренним».
Разум, как инструмент, не слышит «внутреннего» – «внутренний» напомнит ему о себе! «Внутреннему» не нужна «картонная» истина. Но самое интересное в том, что он сначала увидит истину относительно внешнего пространства. Да, действительно, не будь проблемы восприятия именно внешнего пространства, то вопроса о «внутреннем» и не возникло бы!
Всё бы ничего – правильность внешнего пространства не подвергалась бы сомнению, если бы одно из свойств «внутреннего» не заключалось в движении к некой цели, ощущении этой цели как источника света и счастья. Всё бы ничего, если бы жизнь будучи только внешним пространством, попытками соблюдать правила религии, не приводила бы к обессиливанию, грусти и ощущению темноты бытия.
При этих рассуждениях одна мысль верна: грусть и темнота бытия ложны. Грусть почему-то исходит от ощущения бытия, но бытие само по себе не зависит от моих ощущений, оно бесстрастно, бесчувственно. Есть моя жизнь в этом бытии, и если движение в этой жизни имеет цель к обретению света как источника счастья, то радость правдивее грусти, а значит, и «внутренний» правдив.

Как мне кажется, для любого человека это принципиально в жизни: что правдивее – радость или грусть?
Мысль зависимости появления «внутреннего» от внешнего пространства, как мне теперь кажется, возникает от степени приближения к цели. Ещё раз надо сказать об объективной реальности. Может быть, она и есть внешнее пространство, но теперь оно по причине своей искажённости иллюзиями не может считаться объективным
Это ошибка, сотворённая «внешним». Внутренний человек, если даже убрать его появление как результат неверного восприятия действительности, остаётся и без чувств, которые рождаются в сердце. ОН – стержень, ОН – место, где рождается выбор. «Внешний» всегда без выбора – он идёт вслед внешнему, подчиняется чувству, иллюзии. Он не способен выбирать. «Внутренний» способен.
«Внутренний» хочет дать пинка под зад этому миру! Чтобы он отвалил из глаз со своими линиями зданий, скучными пейзажами, машинами и людьми. «Внешний» примиряется, сдаётся, становится покладистым, беспринципным, глупым, мёртвым.
«Внутренний» - сила, как бы это не отрицал «внешний». Сила, имеющая право только в этой жизни, но могущая коснуться жизни другой, той, что является настоящей жизнью – жизнью, где нет ни «внутреннего», ни «внешнего», потому что они – части единого целого, потому что нет причин быть с людьми не полным, не выражающим себя целиком, нет причин молчать и стоять.
Ощущение света, захваченное сердцем, обозначило для «внутреннего» истину – то, что объясняет всё. То же касается и Бога. Свет, Бог – для «внутреннего» ощущение. Нет слова, которое смогло бы полностью отразить это ощущение. Это ощущение позволяет увидеть красоту в мире вокруг. Эта красота рождает слова, с которыми «внутренний» словно оживает , освобождаясь от спячки внешнего пространства. «Внутреннему» кажется простым стремиться к свету. Ему кажется, что свет скрывается за ближайшим углом. Но это уже иллюзия восприятия истины. Но из стремления к этой истине родилось движение понимания, и именно оно высвечивало картину пространств. Только с пониманием можно увидеть объективную реальность – действительную реальность, ту, что лишена иллюзий.

23.08.2014 – 09.03.2016, 04.02. – 23.10.2020 г.