Зелёная Роща. Святая

Фото с сайта Ново-Тихвинской женской обители


Прогулка Первая

Мы с Роной входим в парк со стороны Горного института. Стоит хорошая в меру теплая летняя погода. Мы двигаемся по парку против часовой стрелки. Неожиданно Рона показывает мне на лужайку в углу парка и говорит:

- Вот здесь до войны стояла парашютная вышка!

Мне было семь лет.

Миновало ровно шестьдесят лет.

Шесть десятков лет.

И вот сегодня я впервые в жизни прочитал такой текст в рассказе о городе Березняки.

«Большое внимание к себе привлекали парашютные вышки, которые к концу 1930-х гг. появились практически во всех городах Советского Союза. Первая такая вышка была установлена в Москве в начале 1930-х, первая уральская вышка выросла в Екатеринбурге в 1935 г.»

Интернета не было.

Книги на эту тему мне всё никак не попадались.

И вот сегодня я вспомнил ту нашу летнюю прогулку по Зелёной Роще.

Рона обожала парки.

Мы с ней летом гуляли в Свердловске по трём паркам: по Дендрарию, как самому близкому к нашему дому, по Центральному парку культуры и отдыха (ЦПКиО), в который мы ездили на трамвае мимо площади Обороны (тогда мне и в голову не могло прийти, почему мы едем этим маршрутом). Третий наш любимый парк был Зелёная Роща.

Шампиньонов в нём мы никогда не искали.

Обычно мы шли по кругу и выходили к Первой городской больнице там, где вскоре после смерти Роны воздвигнут Дворец спорта и в конце восьмидесятых Кардиоцентр. В нём я переживу свой первый и пока единственный инфаркт.

В первой городской больнице я буду лежать несколько раз, а в шестом классе попаду в неё с острым аппендицитом. Перенесу тяжёлую операцию, тяжелое осложнение и останусь на второй год. Рона всего этого уже не увидит.

Она умрёт 18 января 1963-го года в этой самой Первой городской после инсульта, когда у неё отнялась половина тела.

А пока мы медленно гуляем по Зелёной Роще и она мне не говорит ни слова о том, что мы идём по кладбищу.

Рона вообще мало что мне говорила.

Например мы сотни раз переходили Исеть по деревянному мостику около Дендрария, и Рона ни разу не сообщила мне, что именно вот тут, прямо около этого мостика в Исеть впадает ручей, вытекающий из под Дендрария! И что именно в нём ещё перед самой войной старатели мыли золото, поскольку золотоносная жила пролегла прямо под Дендрарием!!

Моя мама нашла время сказать мне об этом в конце тысячелетия!!!

Мы идём не просто по кладбищу!

Мы идём по Монастырскому кладбищу!

По земле Женского Монастыря!!

И ладно бы, я не имел к стенам этого Монастыря никакого отношения.

Из того самого морга в Зелёной Роще, из которого вынесут тело Роны, через восемнадцать лет вынесут тела Миши и Жорика. А двенадцатью годами ранее вынесут тела моей бабушки. Родной мамы Роны и моей мамы – Ольги Александровны!

Но сама Рона в стенах бывшего (и будущего!) Монастыря никогда не лежала. В них болел я. После «прививки», когда после испытаний на Тоцком полигоне у нас, младенцев, рождённых в Гулаге, забирали спинномозговую жидкость. Со мной это закончилось тяжелейшим осложнением, параличом лицевого нерва, двумя годами судорог всего тела и пожизненным искривлением лица. В стенах этого, в прошлом Богоугодного заведения, я провёл несколько месяцев, и кое-что в моей памяти осталось навсегда. По крайней мере и сейчас я ясно вижу и ширму, и свою кровать. И ночной горшок, и слышу, как радио голосом Владимира Нечаева поёт «Огонёк!»

Мы с Роной отдыхаем каждые пятьдесят метров.

Ей иногда не хватает воздуха.

Сейчас я знаю и это ощущение, и это состояние, и его название на латыни.

А тогда я просто терпеливо присаживаюсь с ней рядом на скамеечку или прямо на траву.

Она любит сидеть прямо в траве.

Людей вокруг мало. Почти никого.

Сколько помню свои посещения Зелёной Рощи – людей почти всегда – никого. А мне здесь нравится. Тихо. Спокойно. Чистый прозрачный воздух. Шелест листвы. Тенистые аллеи.

Что ещё нужно человеку для успокоения и размышлений о сущем.

Зелёная Роща – парк растений. Ни фонтанов, ни пони. Зелёный уголок в центре громадного промышленного военного вооружённого до зубов города. Вокруг Зелёной Рощи во все стороны МАШи: Уралмаш, Химмаш, Уралэлектротяжмаш и ВИЗ на закуску. Город рассечен железной дорогой. Прямо по центру города идут и идут бесконечные тяжелогруженые составы.

Сортировка – это километры и километры железнодорожных путей.

Гигантское поле из железных дорог.

Город утыкан высоченными трубами самых разных диаметров.

По городу суетятся тысячи трамваев и троллейбусов.

Все улицы в проводах.

И в центре всего этого торжества тяжелейшей промышленности – оазис тишины и покоя. Тихий, чистый, аккуратный, ничем не загромождённый парк моего детства – Зелёная Роща.

Мы с Роной прогуливаемся по его аллеям.

Мы никуда не спешим.

Мы останавливаемся около удивительных деревьев и Рона что-то пытается мне рассказать о них.

В этом парке я не помню птиц!!!

Никаких!

Никогда!

Видимо мелкие водились, но неназойливо.

В последние годы в ней стали обнаруживать белок.

При нас с Роной белочек не было.

Чисто растительное царство.

Возможно сама Рона этого и не знала.

Женский Монастырь в Зелёной Роще насильственно закрыли в 1922 году. Несколько дней пылали сжигаемые на улице монастырские сокровища. Монахини укрывались в разных кварталах города. Многие погибли. В 1922-ом году обширное монастырское кладбище превратилось просто в зеленый парк.

15 августа 1922 года в далеком Киеве родилась девочка с врождённым пороком сердца.

Девочку назвали Вероникой.

В семье между собой её звали нейтрально Роной.

Верой её назвала мама – Ольга Александровна.

Никой её назвал папа – Михаил Владимирович.

Ольга Александровна была Михайловская из Белой Церкви.

Михаил Владимирович был из Нарыма.

Михаил и Михайловская сошлись в Киеве после трёх лет безуспешных си его стороны ухаживаний.

Он был вынужден принять в миру другое имя – фамилию сестры, жившей в Киеве и имя Порфирий Илларионович.

Просто на это имя-отчество было легко сделать документы.

Подвернулся случай.

Вот они и назвали её Вероника,

А между собой звали как бы «посередине» - Роночка.

Шесть лет боялись рожать второго ребёнка.

Рона болела и порок сердца часто давал о себе знать.

В 1934 они переехали в Свердловск.

Не сразу.

Сначала пожили немного в Магнитогорске и в Златоусте.

Рону будет тянуть в Златоуст и войну она встретит именно в нём.

Папа стал для Роны «весь её мир», как однажды гениально переведёт Владимир Британишский Камингса.

27 января 1938-го в полночь в квартиру вломились. Был страшный всепоглощающий обыск. Уволокли 23 рукописи писателя.

Его увели и больше семья его не увидела.

Вот про ту страшную ночь Рона и рассказывала мне понемногу, когда нас не могли услышать никакие случайные уши.

То есть в Зелёной Роще.

Зелёная Роща была нашей с ней неразглашаемой тайной.

Парк, в котором я слышал то, что слышать не должен был больше никто в этом мире.

Сегодня я впервые открываю эту тайну.

О наших беседах в Зелёной Роще никогда не знали и не узнали ни Миша, ни Ольга Александровна, ни Порфи. Никто даже из самых самых близких моих и родных.
Но пришло время. Скрывать больше нечего и незачем.