Кругосветка. От Уругвая до Индийского океана

  В течении долгого, очень долгого времени нас качало, а всё вокруг, вибрировало и шумело. И вдруг полная, показавшаяся неестественной тишина.
  Рано утром, на грани сна и яви попал в детство.
  В детстве, на «копейке», с родителями, преодолевал тысячи километров. Едешь день второй, третий, конца-краю пути нет… Наконец день приезда, ждешь не дождёшься радости встречи и очарования другой, отпускной, жизни, но звуки мотора, кочки и позднее время заставляют уснуть. А просыпаешься от того, что тихо: не шуршат колеса, не работает мотор, не покачивает на неровностях и голоса приглушены, и прохлада от открытых дверей автомобиля, всё – приехали; спросонья оглядываешься: где я?  И не сразу понимаешь.
  Так вот, долго, очень долго ехали – это совсем другая, не маленькая, история. И засыпал и просыпался не один десяток раз. Но в этот, от тишины, как в детстве: не гудит пятидесятитонный двигатель, не плещется вода, не качает на волнах, где-то приглушенные голоса и леденящая прохлада тонкой струйкой через приоткрытый иллюминатор. Тишина. Выглядываю наружу. Быстро одеваюсь и выбегаю на палубу… Где я? И сразу понимаю: ничего подобного раньше не видел.
  Мы в центре большой бухты, окруженной невысокими,  холмами, частично освободившиеся от снега, угрюмо-серые, лишь немного разукрашенные ярким, зеленым мхом. Разгар антарктического лета. Берега чуть занавешены туманом - ни разу невиданная угрюмая красота. Тишина. Штиль. Нереальность. Антарктида.
  У меня Антарктида ассоциировалась с пингвинами, китами и айсбергами. Именно в таком порядке укреплялись эти ассоциации, хотя испещрились многими другими нюансами и подробностями.
  Первого пингвина увидел за сутки (или даже больше) до того как достигли берегов Антарктики. Он лежал на воде, вытянув над поверхностью шею, разглядывал нас и иногда пронзительно кричал. Теперь воочию увидел, что, действительно, пингвины самые многочисленные жители Антарктиды. Они спокойно воспринимают соседство с человеком, начиная опасаться лишь, когда приближаешься к ним меньше чем на пару метров. Они стоят по одному и группами на берегу, плавают веселыми стайками и поодиночке. Есть места, где их действительно тысячи. Они спокойно позволяют фотографировать себя и фотографироваться с собой. Точно как во фрак одетые, осанистые и любопытные.
  Очное знакомство с китами вызвало восторг, даже когда первого из них увидел издали – только тёмную спину и облако пара над водой. Ну как же: собственными глазами, в дикой природе увидеть самое большое животное на Земле. Позже количество этих гигантов, вокруг нас, возросло, а расстояние до них сократилось. Довелось не только рассмотреть, но и услышать: не звуки на запредельных частотах, которыми они общаются между собой (хотя один мой товарищ, утверждает, что слышал и их), а звуки их дыхания, которые по глубине и мощи (не путать с громкостью),  не знаю с чем и сравнить, чтобы описать. Дыхание этих крупных животных резонировало с грудной клеткой, потому, буквально: чувствовалось нутром. Подходили они настолько близко, что были видны струи воды, скатывающиеся со спин, а у горбатых китов можно было без труда разглядеть «бородавки» на плавниках.
  Причина присутствия китов в водах Антарктики летом – обилие пищи. Зимой, на полюсе холода жизнь скована льдом. Но сотни тысяч пингвинов и некоторых других местных обитателей продолжают свою жизнедеятельность, выделяя во вне тонны её продуктов. Летом льды тают и талые воды несут органику в океан. Кроме того, приходят в движение льды, перемешивая океан с донными отложениями, в этом «бульоне», к тому же чрезвычайно богатом кислородом, стремительно множатся водоросли и жирный планктон, его изобилие становится видным даже из космоса. Множество последнего, привлекает сюда огромное количество морских обитателей, в том числе, на щедрый пир приходят с Мирового Океана и киты. Киты за два-три месяца запасаются жиром и до следующего пиршества не особо заботятся о еде, проводя время в теплых краях, где расход энергии минимален.
Здесь и сейчас, как и на всех пирах, они не только ели. Киты общались, веселились и радовались короткому празднику арктического лета. Они играли друг с другом, выставляя огромные, плавники, нам на обозрение, выпрыгивали из воды, хвастались (вот откуда пошло это слово), поднимая свои великие хвосты высоко над водой и, просто, проплывали рядом по одному и группами, поражая воображение своим существованием.
  Айсберги, так же, впечатлили до глубины. Увидев первый на горизонте, едва заметный, рассуждали айсберг это или скала посереди океана. На всякий случай фотографировал - вдруг больше и такого не увидим, как знать. Увидели. Десятки. А может и сотни. Всяких, от плавающих льдинок до ледяных неприступных крепостей. Как в одну и ту же воду нельзя войти дважды, так и один и тот же айсберг нельзя увидеть дважды - чуть поменялись ракурс или расстояние, или освещение, всё, айсберг другой: то, что казалось монолитом - распалось на несколько частей; то, что являлось множеством - оказалось единым целым; где была пещера - выявилась выпуклость; где, представлялось, светится голубой, чистый лед обнаруживалась пещера. И увидеть то же самое, под тем же углом, с тем же освещением и восприятием не получится уже никак.
  Увиденные ближе, первые, айсберги, так же как и киты ошеломили своими размерами. Но, оказалось, удивлялся рано; по мере приближения к материку стали матереть и айсберги. Те первые уже казались младшими братьями, этих – настоящих, взрослых по размерам, высоте и законченности форм. И по ним, уже, становилось понятно, как велика и могуча сущность производящая во вне таких гигантов – Антарктида.
  Антарктический регион состоит из собственно материка - Антарктиды, и множества земель и островов. Антарктида самый высокий из всех материков и сказал бы крутых. Прямо из воды возвышаются двух-трехтысячники, да ещё и льдом покрытые. А берега её земель круты и отвесны, а из-за изрезанных глубокими трещинами ледников недоступны и нога человека не ступала здесь никогда.
Снега равнин и гор Антарктиды настолько белы, что отражают в себе небесную синь, сквозь её белизну, иногда от облаков неотличимую, иные миры просвечиваются. Потрясает воображение, как она могуча, сурова и чужда человеческому существу. Причем ощущается это не только на физическом уровне...
  Теперь, после знакомства, Антарктида будет ассоциироваться ещё с океаном и ластоногими. С океаном, потому что прибыл сюда океаном, и с океана лицезрел её неприступное величие. А с ластоногими, потому что увидел их здесь: в воде и на берегу.  На берегу сытых и ленивых; любопытных, веселых и подвижных в воде. В основном это были морские слоны и разновидности тюленей, которых, оказалось, здесь обитает великое множество.
  Никогда не видел такого количества и разнообразия животных в дикой природе. Да еще таких экзотических и с такого расстояния. Пингвины, тюлени, морские слоны подпускали к себе невероятно близко, некоторым позволяли даже гладить и трогать себя.

  В бухте у острова Ватерлоо простояли дня три. Все желающие сходили на берег.
  На острове рядом, разделенные ручьём две станции – наша и чилийская. Чилийская огромная, с магазином, госпиталем, аэродромом, способным принимать большие грузовые самолёты, костёлом, множеством ангаров и модулей. Наша намного скромнее, несколько рабочих и жилых модулей, пара ангаров и каких-то подсобок. Но российский храм Святой Троицы возвышается на горе и единственный памятник - первооткрывателю Фаддею Беллинсгаузену на нашей стороне. Чили близко - несколько сот миль, а чтобы дойти от нас, надо преодолеть расстояние более десяти тысяч!
  Всего на Южных Шетландских островах одиннадцать постоянных станций разных стран, некоторые мы видели издалека.
  Для торжеств, посвященных 200-летию открытия Антарктиды сюда же, прибыл ещё один наш корабль «Янтарь», не смотря на то, что находился в полумили от нас, присутствие земляков очень радовало. Еще больше наше общее присутствие вдохновляло и радовало российских полярников – наши суда, в отличии от чилийских, очень редкие гости в здешних водах.
  Ограниченный круг экипажа присутствовал на официальных мероприятиях, отмечая юбилейную дату. Ф.Беллинсгаузен и М.Лазарев открыли Антарктиду (доказав, что это материк) 28 января (по новому стилю) 1820 года. На парусных шлюпах «Восток» и «Мирный» за 751 день они прошли почти 49 тысяч миль, обогатив человечество множеством открытий. Наш поход, по известному заранее маршруту, был в 4 раза короче по времени, немного короче по расстоянию, много-много комфортабельнее, безопаснее и то тяжел. Поражаюсь целеустремленности, стойкости и мужеству тех людей, которые в девятнадцатом веке без нормальной пищи, тепла, света, связи, в скученности и лишениях прокладывали этот путь. В течении всего путешествия, когда мне казалось что устал или трудно, или долго, думал: «А как же приходилось им?» Преклоняюсь перед этими людьми.
  Докторов на официальные мероприятия не брали. Но все мы посетили берег. Сам побывал дважды, один раз с очень коротким визитом: минут на сорок, успел посетить храм, памятник Беллинсгаузену, сфотографироваться с пингвинами, да обежать окрестности. Второй раз, хоть это и был день отплытия, экскурсия получилась более долгой: через чилийский сегмент станции, аэродром, арктическую тундру, с небольшой экспедицией, состоявшей из членов экипажа, мы пересекли остров и посетили лежбище арктических ластоногих. Впечатляясь, по дороге, открывающимися пейзажами, почвами под ногами и ярким арктическим мхом.
  29.01.2020 около 15.30 мы снялись с якоря и отправились в район работ.


  Погода в разгар южного лета была пасмурная, ветреная, мокрая и серая как в Петербурге в октябре. Хотя, что такое полярный день знаю теперь не понаслышке: в наших широтах темнело далеко за полночь, а полтретьего было уже, вновь, светло.
  За полтора месяца работы в антарктическом секторе Тихого океана команда проводила измерение глубин, уточнение географических координат различных объектов, том числе положение и смещение южного магнитного полюса. Большую часть этого срока, мы прибывали в районе моря Беллинсгаузена, ходя галсами в рамках гигантского треугольника со сторонами около двухсот миль.
  Наше судно ледового класса, как отмечено в описании, способно преодолевать льды до одного метра толщиной. Тем не менее, заходить в лёд запрещалось; как узнать заранее каков его слой? Мы опасных мест сторонились, однако сильные ветры и волны не переставали удивлять сюрпризами: несколько раз входили в ледовые «языки» – это такие относительно неширокие, длинные (от Антарктиды на север) поля, на поверхности океана. Состоят они из плотных, но не очень больших льдин, типа нашей шуги, только масштабнее во всех отношениях и по размерам частиц и по площадям. Когда проходишь сквозь такие «языки», слышится необычный шорох – льдины трутся о борт корабля, а пару-тройку раз встречались, форштевнем, с льдинами такой величины, что они били в корабль как в колокол и от этого корабль, как колокол, гудел весь.
  Такой океан красив особенно. И ты будто на ледоколе: за кормой, между льдов с двух сторон, остается длинная полоса чистой воды.
  За всё время пребывания в антарктическом регионе, несмотря на «светлое время года», солнечные дни можно было счесть по пальцам одной руки. В один из таких дней – 23 февраля зашли в залив возле острова Лазарева на десятки миль, к берегу, заполненный сотнями айсбергов. Был к тому же полный штиль. Судно легло в дрейф и целый день мы любовались, как бриллиантами, сияющими ограненными айсбергами. Это был подарок. Кстати, этот профессиональный праздник впервые за долгие годы встретил, не выпив ни одной капли спиртного.
  И следующий день, был погожим, в дневнике отмечено: «Великолепный «айсберго-китовый» день. У самого борта дважды видел и слышал(!) китов; и чуть подальше, и совсем далеко видел их много – фотографировал. Фотографировал и айсберги. Много гулял. Пил из термокружки бразильский кофе и наслаждался фантастическими видами необычной обстановки почти целый день…»
  В конце февраля мы двинулись в тёплые края – на север.

  В Антарктиде, носил «арктичку» –  комбинезон для работы в холоде и сырости, очень тёплый, удобный в использовании. Лёгкие непромокаемые штаны и куртка позволяли мгновенно одеться, при любом холоде и ветре находится на палубе сколь угодно долго. В течении всего пребывания на крайнем юге не мог нарадоваться на него.
  Ничему уже не удивляясь, за несколько дней, в четвертый раз сменили сезон, зиму на лето: «арктичку» на тренировочные костюмы, затем, на майки и шорты. Мы вновь шли в гостеприимный Уругвай для пополнения запасов - нам предстоял ещё месяц работ в ледяных морях и полтора до захода в очередной порт (во всяком случае, мы были в этом уверены).
  Периодически, на протяжении всего пути, когда позволяли обстоятельства: время, погода, рельеф дна, командование выбирало отмель и судно ложилось в дрейф, специально для отдыха экипажа.  Такая отмель, по океанским меркам, от пятидесяти до трёхсот метров глубиной называется на сленге «банка» именно там кипит морская жизнь. Рыбаки тотчас закидывали снасти, а остальные дивились выловленным и плавающим представителям океанской фауны.
  График движения, при подходе к Уругваю, мы опережали, а вход в территориальные воды любой страны строго регламентирован. Погода была великолепная, чтобы скоротать время и разнообразить будни, нашли «банку» и судно легло в дрейф. Ловилась рыбка большая и маленькая. К судну, откуда ни возьмись, подплыли несколько маленьких пингвинчиков и с любопытством, не отрываясь, наблюдали за нами, а мы за ними. Но самое яркое впечатление оставили четыре тюленя, которые обрадовались безмерно, встрече в открытом океане и не отходили от судна всё время дрейфа – несколько часов. Они ныряли, выныривали, крутились, кувыркались, по одному и парами, прямо возле борта, веселили нас, словно на представлении в цирке, дав собой от души налюбоваться. Сделал кучу снимков этих доброжелательных животных и снял несколько великолепных видео. Когда, позже, судно дало ход – заработали гребные винты, это явилось для ластоногих полной неожиданностью, они так стремительно, в толще чистейшей воды, двинулись прочь, что сравнить их могу только с подводными ракетами.
  В информировании промелькнуло что-то про коронавирус в Китае, ну да где мы, а где Китай, тем более заходов у нас туда не планировалось…

  Пятого марта, в Монтевидео нас вновь встретили с оркестром, правда, поставили уже к самому дальнему причалу, но получилось ещё интереснее. Теперь мы ходили к пункту пропуска из порта, через всю его рабочую зону: сквозь лабиринты гигантских стопок рефрижераторных контейнеров со знаменитой уругвайской говядиной; мимо бесшумных машин, словно из компьютерных мультфильмов, с длиннющими манипуляторами, строивших и разбиравших огромные башни из двадцатитонных ящиков; вдоль гигантских загружающихся сухогрузов; рядом с многочисленными, остро пахнувшими морем рыболовецкими суденышками, сгружавших с помощью маленьких краников свой улов. Мы как бы попали не на фасадную часть, а в центр жизни большого порта и мы были его частью.
  Уругвай не был новинкой, поэтому одно из важнейших мероприятий  - это пополнение индивидуальных запасов всякой необходимой всячины в магазинах, сразу вышло на первый план. Цены, здесь, выше чем в Москве -  не разгуляешься, но если бы мы могли предполагать, что ждет впереди, запасались бы намного тщательнее.
  День или два были авральными. Аврал – это когда вся команда делает какую-то срочную работу. У нас такой работой была погрузка припасов на судно. Всё работоспособные мужчины – несколько десятков, становились с берега, по трапу и шкафуту в длинную цепь и передавали из рук в руки, до места назначения – лифта, разносортный груз. Здесь была и вода в упаковках и огромная рыба в плёнке, овощи в сетках, сок в канистрах, что-то в коробках, фрукты в ящиках, огромные куски мяса, кофе и чай в мешках и ещё много всего. Это тяжёлый, но слаженный, совместный, весёлый и интересный труд. После этого все в поту и мукЕ шли переодеваться, мыться и готовиться к походу в город.
  Монтевидео был знаком. Гулял один, дабы ни с кем не согласовывать свой маршрут и желания. Кроме того одиночество располагает к созерцанию. Это преимущество позволило мне посетить такое специфическое мероприятие, как служба в кафедральном соборе Монтевидео и ещё ряд мест и мероприятий. Так попал на большое празднование 8 марта в центре города, правда оно там превращено большой частью в парад феминисток, меньшинств и ещё какой-то нечисти. Но это мало испортило общее впечатление. По улицам везде продавали сиреневые косынки, женщины надевали их на головы, обматывали вокруг шеи или запястья, многие мужчины тоже имели что-то сиреневое в гардеробе, сиреневые флажки, транспаранты или ещё что-нибудь сиреневое, всё говорило – это цвет праздника.
  Помимо демонстраций женщины собирались большими группами, били в барабаны, кричали речёвки. На улицах никто не ходил с едой и напитками, отмечалась во всем хорошая организация и дисциплина самого населения. Гуляния продолжались допоздна, но вооруженная полиция стояла только в одном месте – у обнесённой дополнительным стальным забором церкви, здесь же, в центре. Больше полицейских, в этот день, не встречал нигде.
  Наверное, об уругвайской дисциплинированности и терпении можно слагать легенды. Недаром она самая «европейская» страна Латинской Амермки. Сам стал участником примечательного действа.
  В магазинах там принимают доллары наравне с уругвайскими песо, по курсу, конечно. Перед убытием оставалось у меня полторы сотни песо, ну и были, соответственно, доллары. Последние не беспокоили, а вот первые надо было потратить. Зашёл в гипермаркет, купил яблок, кетчупа, горчицы, матэ, ещё чего-то по мелочи встал в кассу. Очередь была человек пять, но касса работала одна, а за ней сидел стажёр – сложилось впечатление, что каждый отпущенный товар он производит и упаковывает сам. Сказать, что очередь ползла – обвинить её в превышении скорости. Но это никого не смущало, никто на горячую линию не звонил, не требовал ещё кассира, не торопил, не возмущался и даже не скучал. Все стояли спокойно, как стоят в едущем автобусе, ожидая своей остановки. Удивляясь, старался стоять спокойно и я. Наконец на соседней кассе появилась девушка, опытный работник. Она весело и доброжелательно, не обращая особого внимания на увеличившийся ряд желающих расплатиться, переговорила со стажером, пошутила, подбодрила, что-то ему подсказала и лишь после этого села на рабочее место. Я был изумлен, внутри клокотало, но дело пошло живее и вскоре черед дошёл до меня. Пришлось познакомиться со стажером поближе. Выяснилось: он, всё же, не производил, не упаковывал товар и даже его не досматривал (как делают на таможне) - он просто, с такой скоростью, его пробивал.  Вышла небольшая заминка с взвешиванием яблок, а так всё прошло гладко и вот, готов итог: сумма к оплате. Оказалось, она несколько превышает наличествующие песо, доплатить придётся долларами, что я знаками и объяснил молодому человеку. Как провести это по кассе, он, по-видимому, не знал. Потому, сначала тщательно запутав сделку, он пригласил на помощь опытную девушку-кассира. Которая пожелала, из первых уст узнать о возникшей проблеме. Поняв, что языка не знаю, она, всё же, невербально, выяснила в чём дело: расплатиться надо долларами и песо, причем песо потратить все. Тут же она дала подробный урок своему молодому коллеге, что бы впредь  подобная ситуация не вызывала никаких затруднений и проконтролировала, как он справится. Когда я всё же рассчитался, очередь уже терялась за стеллажами в центре зала, но люди в ней так же спокойно «ждали своей остановки». Лишь ближе к «хвосту» выделялся бледный лик, старающегося сохранять спокойствие соотечественника – члена экипажа нашего корабля.
  Ходить в Монтевидео особо некуда, но все дни гулял допоздна, просто радуясь суше, экзотической обстановке, летнему теплу и ещё чему-то непередаваемому.
Девятого марта две тысячи двадцатого года отчаливая, мы уже говорили:
- Прощай, Монтевидео. Скорее всего, навсегда.

  А нас, вновь, ждал суровый юг.
  За несколько дней мы, в четвертый раз, кардинально сменили гардероб, перейдя в этот раз из лета в зиму. В третий (в третий!) раз преодолели пролив Дрейка и направились к морю Амундсена искать южный магнитный полюс.
  Мы привыкли что, полюсы – антиподы. «Полярно противоположны», в обиходе – различны во всём. А в чем разница между Арктикой и Антарктикой? Полярный круг, полярный день, полярная ночь, полярники, полюс, холод, снег, льды, айсберги, киты, ластоногие – все основные атрибуты одинаковы. Через них проходит земная ось, в них обоих сходятся все меридианы, и широты до 90. В чем же они различны, ведь у них больше общего? Тем, что Арктика «медведица», а Антарктика «напротив медведицы?» В действительности, главное различия заключается в том, что Арктика это океан со всех сторон окруженный материками, а Антарктика – материк, со всех сторон окруженный океанами. Никогда раньше не задумывался обо всём этом.
  Март в южном полушарии лишь начало календарной осени. Но на крайнем юге, погода стала показывать свои арктические острые, белые, ледяные, как айсберги, зубы. Узнал тогда закон полярников: чтобы понять погоду на улице, надо сложить абсолютные величины скорости ветра и температуры воздуха, и придать им отрицательное значение. За  иллюминатором было всего минус десять, ветер 20 метров в секунду - вышел на палубу и сразу же понял: «абсолютная» температура минус 30, только ещё бы и влажность как-нибудь учесть и сырость: ветер рвал холодный океан на брызги и закручивал их вокруг судна в ледяные соленые вихри.
  Что касается самого океана, в районе наших работ, температура его была от плюс двух, до минус полутора градусов.
  Минусовая температура в океане смертельно опасна. Наряду с другими факторами: сильный ветер, осадки, она может вызвать обледенение судна, причем обледенение стремительное, и перевернуть его. Ребята из боцманской команды несколько раз очищали судно от кубометров льда и снега.
  Правда снег и радовал экипаж. Лепили снеговиков, играли в снежки, как дети. Написали на вертолётной палубе «Антарктида 2020» и фотографировались на этом фоне… В боцманской команде нашелся умелец, сваявший из снега русалку, как настоящую, фотографировались и с ней.
  Жизнь текла, работа продолжалась. Задержавшись у островов Аделейда и Петра I, миновали море Беллинсгаузена, искали южный магнитный полюс в районе моря Амундсена… Всё это время хотя обстановка зашкаливала своей экзотичностью, но она не менялась: океан, скалистые безжизненные острова, айсберги, киты, изредка тюлени и пингвины. Не менялся и устоявшийся распорядок жизни.
  Очень полюбил пить кофе. Надевал арктический комбинезон, зимнюю шапку теплую обувь, перчатки заваривал в термокружке кофе и выходил на шлюпочную палубу. Там наслаждаясь видами, погодами, чистейшим морским воздухом пил горячий солнечный кофе из Бразилии и ловил каждый момент этого волшебства.
  Мы уже привыкли, двигаясь на запад, переводить часы назад. Это задевало, только тех, у кого вахта из четырёхчасовой превращалась в пятичасовую. Но календарь мы перевели впервые, из первого апреля скакнув сразу в третье, пройдя 180 меридиан. Часы же, отныне, предстояло переводить вперед, семь раз - теперь уже на радость вахтенным.

  Связь с Родиной, в открытом океане, поддерживало командование, принимая и отправляя официальные телеграммы и общаясь лично по средствам дорогущей связи, нас, простых смертных к ней, естественно, не допускали. Новости с земли были обрывочны, иногда противоречивы и целая картина событий никак не составлялась. С середины марта настырно выпирала новость про какой-то не то «короновирус», не то «карановирус», не то ещё как. Мы прошедшие через эпидемии птичьего, свиного и ряда безымянных гриппов, по-прежнему, не очень понимали к чему шумиха. Открыв трёхтомное руководство по инфекционным болезням, нашёл про коронавирус целый абзац, где сказано, что данный вид вирусов эпидемиологического и клинического интереса не представляет. Следующий заход нам предстоял только в конце апреля и на Сейшельские острова, там-то поподробнее узнаю, в чем дело, если про него ещё кто-то вспомнит.
  Девятого апреля в Индийском океане, при волнении моря 3 балла и зыби 6, мы сблизились с «Маршалом Геловани», который шёл, но так и не дошёл, вовремя, до Антарктиды. А теперь в период зимы и штормов ему там и подавно делать было нечего. Небольшой кораблик мотыляло волнами так, что непонятно было, как там выживает экипаж. Какое-то время наши суда шли параллельно друг другу в зоне видимости, командование общалось по радиостанции при визуальном контакте, а после, погудев друг другу, разошлись «как в море корабли». Мы больше месяца не видели ни судов, ни людей, и это было событие! Да ещё судно российское и люди наши. Они с Владивостока, мы с Кронштадта, где ещё встретится землякам, как не у берегов Антарктиды?
  Ночью вошли в хороший шторм. С тумбы слетел таз с замоченным бельём; вместо того чтобы спать занимался увлекательным делом: собирал мыльную воду с качающегося пола. Зато великолепно отмылась каюта.
  Около недели прилично болтало, тяжелый железный стул ездил туда-сюда по каюте, перемещалась обувь, раскололась пластиковая термокружка, слетев со стола. Из-за того, что качались занавески, отгораживающие кровати и скрипели шкафы, казалось, что по каюте кто-то бродит. Несколько дней выходил на палубу лишь для коротких, экстремальных прогулок.
  Дни протекали диковинно-монотонно, обстановка потихоньку стала надоедать, потому, когда повернули на север обрадовался. Трудная и бОльшая половина похода позади, работа сделана – начался круиз! Вперед в лето, к дому, да ещё и через Сейшелы, Египет, Грецию и Италию! Но, как говориться, человек лишь предполагает…
  Мы в пятый раз сменили сезон: зиму на лето. По солнышку и теплу за полтора месяца соскучились все.
  Ближе к Сейшельским островам, поползли сначала слухи, а потом и официальная информация, что схода не будет. Сейшелы, как и большинство государств, закрыты на карантин. Не будет Суэцкого канала, Греции и Италии. Пополнив на рейде порта Виктория запасы, мы в обход Африки, сделав, огромный крюк, без остановок идём в Кронштадт, где, вероятнее всего, нас ждёт двухнедельный карантин на судне. Это был шок, сначала. Он быстро прошёл: мы всего лишь лишились предполагаемых удовольствий, а дорога, хоть и кривая, была к дому. Кроме того всё же случились ещё три ярких события, выделяющееся на фоне остальных.

 А пока был океан.
 Много месяцев много раз в день (столько, сколько посмотришь) видел чистые горизонты, ограничением которым было лишь кривизна земли. Океан земной, такой разный, сходился, на границах видимости, с неповторяющимся Океаном небесным. Иногда они сливались водопадами дождей и тогда, в этом едином, линия разделения - горизонт исчезал; вода была отовсюду и сверху и снизу и со всех сторон. Это стихийное зрелище: океан небесный вспенивает и без того беспокойного своего визави потоками низвергающихся вод.  Тысячелетиями они неотрывно глядят друг на друга, всё, понимая без слов. Вместе внимают тишине, вместе буйствуют, вместе замерзают и согреваются, вместе двигают гигантские массы и объёмы, соперничая друг с другом в силе.
  Ничто не мешает созерцать на чистых горизонтах и закат и восход. И то и другое на суше почти всегда видно с какими-то ограничениями дома, деревья, горы… здесь же, с самого начала до самого конца, весь путь солнышка.
  В детстве больше видел закат – окна моей комнаты выходили в степь на запад. Повзрослев, чаще наблюдал восход, когда затемно встанешь и едешь куда-нибудь, любуешься им, а концу хлопотного дня уже не до заката, да и помню его всего несколько раз, когда солнце в море садилось. Здесь же вновь закат стал видеть чаще: на восход надо рано вставать - но и такое нередко случалось. А тут, вдруг осознал, что и рассвет  и закат вижу в один день и что такого никогда раньше не бывало. Не бывало? Как на суше можно найти место и время, чтобы наблюдать и закат, и восход в один и тот же день? Конечно, не бывало. И… не будет.
  Поняв всю ценность сложившейся обстановки стал вставать, нарочно раньше – на зарю. Но братья-океаны дали знать об уникальности осознанного, стали прятать от меня рассвет: на другой же день он был скрыт тучами, время и место лишь отразилось, красным, на границе облаков. Но отразилось, восход «засчитан» я их перехитрил. На следующее утро встаю вновь рано, но обрамляет нас туман густой и долгий из-за которого, ни места, ни времени восхода определить не удалось. Стало совершенно очевидно, то о чем лишь догадывался - они слышат меня. Приятно, что меня, крохотного, заметили и даже предложили поиграть. Это большая честь. Буду стараться. Поглядим, как всё сложится.
  А сложилось непредсказуемо как всё в нашем необычном походе, и то, что в какой-то момент показалось обыкновенным, по той или иной причине, больше ни разу не повторилось. Видел несколько восходов, множество разных закатов, но в один день больше, ни разу.
  Если, когда-нибудь ещё, Всевышний подарит возможность любоваться восходом и закатом в один день, отмечу это событие как особенное и в полной мере оценю его.