Шпанята

                Из цикла рассказов «Воспоминания далёкого детства»

Мягкий аналог китайского проклятия «Чтоб тебе жить в эпоху перемен» на английском звучит как «May you live in interesting times», что, в переводе на русский, значит: желаю вам жить в интересные времена. Интересное ли данное время или это время перемен, не очень поддаётся определению для ребёнка, потому что ему ещё практически не с чем сравнивать. Вспоминая, сравнивать — это удел тех, кому, как минимум, перевалило за «полтинник», по моему мнению. Хотя, конечно, перемены случаются в жизни гораздо чаще, чем интересные времена! Но, это уж кто как думает! Я вот думаю, что интересным выдался високосный год XXI столетия, а именно, 2020-й. Но он ещё и не только интересный — это настоящий год перемен для всего мира, а не только для любой, отдельно взятой, страны.

«Полиция предупреждает: случаи домашнего насилия в разы возросли в период пандемии» («Российская газета» - Федеральный выпуск № 180(8234). Рассказывать, какое бывает насилие в семьях, думается, нет необходимости. Оно было всегда, раз признаётся, что возросло, а не появилось вот прямо сейчас. Интересен другой вопрос, как будут вести себя школьники, если когда-нибудь они вернутся за парты и начнут контактировать в живую, а не через гаджеты?!
А как они вели себя до «удалёнки», что у них было с агрессивностью? Мой ответ будет простым: да как раньше себя вели их папы и мамы, дедушки и бабушки, хотя ни те, ни другие не знали ещё такого слова «буллинг», и избиения и унижения не происходили под камеру. Так что напрасно обвиняют современные гаджеты в провоцировании травли выбранного в жертву товарища по школе или класса. И без кинокамер и фотоаппаратов доставалось тумаков и насмешек от шпаны, которая никогда, ни в какие времена не переводилась и, как можно наблюдать, не перевелась.

60-е годы моей школьной жизни мало стёрлись из памяти, и я могу чуть-чуть обрисовать портреты тех, кто учился в моей школе, разумеется без подлинных имён и фамилий. Да и зачем? - имя не делает человека! Кроме того, как иногда бывает, хулиган может стать добропорядочным членом общества, а пионер, который «всем ребятам пример», мог превратиться в нечто отвратительное; время умеет шутить по-своему, и с этим не поспорить.
Из двух с половиной десятка учеников класса, четверо ребят выделялись особо, их называли незатейливо — хулиганы, а иногда — шпанята. По мере перехода в старший класс, шпанята росли в звании, и определялись как шпана. Двое из них были почти круглые двоечники, которых чудесным образом перетаскивали в следующий класс, для огорчения остальных ребят и их родителей, которые мечтали оставить это «наследство» на второй год. Но мечтам не удавалось сбыться. Был среди этой четвёрки и «мутный» товарищ, и учился так-сяк, и участвовал в хулиганке чаще как свидетель. А вот четвёртый был в этой группе главарём, причём парнишкой, как бы сейчас сказали, адекватным, учившимся средне, довольно наблюдательным и осторожным. Был он физически сильным, кличку имел Комод, владел приёмами, пригодными в жестокой драке, которые отрабатывал на переменах со своими спарринг-партнёрами, не нанося сильных ударов, а только намечая их так, что выглядело это шутливо, и проходившими мимо учителями не пресекалось. Но в Комоде нет-нет, но наблюдалась какая-та тяга к желанию причинить другим боль.
Как-то на уроке физкультуры, когда выполнялись задания не одинаковые и не всеми сразу, а отдельными группами, он в перевалку, неспешно и неслышно подошёл сзади к однокласснице, которая присела на корточки, чтобы завязать шнурок, поглядел на неё сверху вниз, и неожиданно ударил в её промежность ногой, самым мыском кеды. Девчонка, задыхаясь от боли, даже не смогла громко крикнуть, а он стоял и глядел, как она корчится, скатываясь в клубок, и на лице его читалось удовольствие от наблюдения. Громче ударенной стал орать учитель физкультуры и её подруга, оба, понятно, не от боли. Запись в дневнике и вызов его родителей в школу была стандартная реакция. Но, главное, этот эпизод, как бы поставил галочку, означающую его склонность к некоторому садизму. Поэтому, держаться от него подальше предпочитали очень многие в школе, тем более, девчонки, которым настоящих, а не фальшивых, тумаков от мальчишек никогда, за исключением описанного случая, не доставалось, хотя обратное изредка и, скорее, в полу-шутку случалось. Для того времени это было нормально, включая школьный обычай не бить ногами лежащего, но за прошедшее время, кажется, что-то меняется.

  Как-то мне повезло удостоится сомнительной чести побороться на условном кругу с Комодом и разойтись вничью, что не вызвало его досады, а наоборот, он был рад повозиться с равной силой, а мне тогда хватало ума даже случайно не повалить его на пол, но при этом и не падать самому. Хотя выполнить и то и другое было очень трудно, меня больше спасало ограниченность времени борьбы, ведь я был всё же более сырой, чем мой соперник.Так повторилось несколько раз. На этом паритете построились отношения ко мне его сотоварищей, задираться они не смели, учитывая мнение вожака, так что в этом плане мне было легче, чем остальным мальчишкам. Хотя был один случай, когда потребовалась выдержка, чтобы не перейти в общий разряд.
До конца учебного года оставалось меньше месяца, выдались очень тёплые майские дни, в школу не возбранялось приходить в рубашке, но, конечно, с пионерским галстуком на шее. Вот и я в тот понедельник оставил свой школьный пиджак дома, отправившись в школу в одной ковбойке. Войдя в класс и кинув всем общий привет, обратил внимание на странное состояние присутствующих. Девчонки были какие-то напряжённые, а несколько мальчишек сидели уткнувшись носами в сложенные перед собой руки, один или двое даже всхлипывали.
Ничего пока не поняв, пошёл на своё место и тут увидел сидящих на столешнице двух наших шпанят, один из которых держал в руке короткую, сплетённую из толстых проводов плётку, длиной сантиметров в сорок. Это меня насторожило и натолкнуло на отгадку странных поз мальчишек.
«Будь готов!» - по-пионерскому, сказал я себе мысленно и чуть нагнулся, чтобы засунуть под парту папку.
«Хрясь!» - раздался звук от моих лопаток, и сильная боль прошла до позвоночника.
Не сделав ни одного резкого движения, я медленно полуобернулся и увидел ухмыляющуюся физиономию Кольки, одного из шпанят, который, как я понял, и приложился  сейчас по моей ковбойке, надетой на голое тело.
- Чего тебе? - спросил я как можно равнодушнее, не выдавая, какая боль свербит в области лопаток.
Он, было видно, несколько растерялся от моей реакции и вопроса и, после секунды-
другой, спросил:
Тебе что, не больно?
- Да, нет! А что, должно было? - опять равнодушно сказал я, и заметил, как все присутствующие оборотились в нашу сторону.
Мне, может быть, и не следовало больше отворачиваться или уж сесть на стул так, чтобы его спинка прикрыла, хоть какую-то, область моих лопаток, но я выказал презрение, за что получил в итоге такой силы хлёсткий удар, какой называется — со всей дури.
В глазах как-то потемнело, и потребовалось, хоть немного, но времени, чтобы повторить и свой полуоборот, и свой вопрос так же деланно безразлично, хотя боль была сравнима с той, которую я испытал лет в шесть, когда мне по пальцу, положенному на наковальню, опустился кузнечный молот, расщепивший кость фаланги.
- А теперь опять не больно? - ответил Колька с чуть округлившимися от удивления глазами.
            - Сказал же тебе, что нет! Хватит на мне рубашку рвать!
И тут раздался смех, сначала девчачий, потом мальчишечий. Смеялись с каким-то облегчением, а смотреть без смеха на обалдевшего от моей реакции и моих слов Кольку было невозможно. Он даже покраснел, чем ещё больше рассмешил класс, уронив себя в глазах присутствующих. То, что казалось ему и его приятелю настоящим хулиганством и наведением ужаса, в итоге оказалось детским лепетом и его личным унижением.
На второй перемене, Комод, который молчаливо присутствовал с самого начала развлечения своих приятелей, протянул руку для пожатия, и немного извиняющимся тоном, прошептал на ухо:
- Кольку в субботу этим плетюганом отец отодрал так, что он вчера даже гулять не смог выйти, а ты его сегодня совсем доконал, он сейчас в туалете плакал.
 - Ага, я ещё и виноват, что он отыграться на других хотел?!
 - Да нет, просто он думал, что он не слабак дома был! Ну, ты понял?!
 - Понял, чего ж не понять! - усмехнулся я, - ладно, ты мне ничего не говорил!
 - Замётано! - хлопнул он мне по плечу, отчего отозвалась боль между лопаток.
Уже дома, я рассмотрел в зеркалах трельяжа два здоровенных припухших рубца багрово-чёрного цвета, и представил приблизительно, каково было Кольке, которому пришлось не отделаться только двумя ударами, когда его порол отец.

Этот небольшой эпизод всего лишь штрих в картине советской школьной поры. И в большинстве подобных случаев, унизить шпану никому не удавалось. Тяжело приходилось тем, кого такие компании выбирали для травли.
Учился в нашем классе нормальный мальчишка, почти отличник, не мямля, по спортивному развитый, бывший на хорошем счету у учителей по всем требованиям, и попавший при этих своих качествах в число жертв для «охоты на лис». Возможной причиной настоящей ненависти к нему со стороны шпанят, было то, что его отец ездил в загранкомандировки, что было редким явлением в те годы. И, понятное дело, он привозил всякие, по современным понятиям, безделушки: что-то из галантереи, из канцтоваров, сувениров. Помнится, показывал нам этот Олег перед уроком новую шариковую ручку с позолоченной кнопочкой, и кто-то из ребят в шутку сказал:
- С такой ручкой я стал бы тоже отличником! А с таким портфелем одна дорога после школы — в институт!
Посмеялись, конечно, но те, из шпанят, смеяться не стали, а просто забрали эту дорогую ручку, и кинули Олегу, одноразовую «Big” с обгрызенным концом.
- Ченч, — сказали они, проявив познания в английском.
Ченч не грабёж, а ченч в закрытую, то есть, не глядя, вообще тогда был популярной игрой в наших школах. Если чьи-то родители и жаловались, что их ребёнок лишился какой-то хорошей вещицы, то реакция учителей была однообразная:
- Не надо было меняться, сами дети соглашаются, а не соглашались бы, никто силой не отнимет!
Угу, не отнимет!

Так вот с какого-то дня икс, Олег стал мальчиком для битья. Его били на перемене, его  били в туалете, за ним шли по пятам из школы, чтобы «навалять» по полной. Шпанята обсуждая, не скрытничая, на сколько хороша головка молотка, зажатая в кулак при  ударе, решали, что надо бы попробовать! На ком? Да вон Олег, на нём можно проверить!
Олега не только били, но резали на нём одежду, иногда исподтишка, а иногда демонстративно. Однажды догнали на улице и искромсали на нём новые брюки, которые были не для школы, а для выхода. Нормальный мальчишка стал превращаться в какого-то преследуемого зверька, который однажды, уходя от погони, залез на стройке в одну из складированных больших труб, и просидевший в ней полдня до самого вечера. Это ли не буллинг?! Но в те года это называли другим словом — пристают. Меры, конечно, старались принять, когда подобное было замечено, но школьный арсенал оружия против шпаны был, как, наверное, и сейчас, не очень велик.
Олег был немного странный, он всегда старался в разговорах доказать, руководствуясь правильными лозунгами комсомола и пионерии, что сила — это коллектив, но на практике выходило неубедительно, потому что коллектив был разнородный, и к тому же, от коллектива шпане всегда удавалось отколоть кого-то угрозами или действиями. Шпана по-настоящему и была сплочённым коллективом. Настолько сплочённым, что даже через несколько лет после окончания школы, коллектив с уголовными наклонностями не развалился, продолжая напрягать приставаниями к прохожим на улице и даже, как поговаривали, отъёмом дорогих меховых шапок и шотландских шарфов, входивших тогда в моду и бывшими в дефиците, из-за чего, этот товар маловероятно было приобрести в магазине без блата.
Но, как говорится, и на старуху бывает проруха! Однажды по дворам прокатилась новость, что Комода в один из поздних вечеров сильно избила и раздела какая-та залётная компания, возможно, из Марьиной Рощи. Окончательно коллектив Комода распался только после ограбления ночью ближайшей аптеки. Аптека эта была отдельным зданием, расположенным на территории двора, и не была видна со стороны главной дороги. Попытки что-то из неё вынести были настолько нередки, что сигнализация звенела почти каждый месяц. Жители уже шутили, что опять у кого-то разболелся ночью зуб, а анальгина дома не оказалось. Вот и ещё, почти в полночь, сигнализация трезвонила на всю улицу и окрестности. Успели ли украсть что-то неизвестно. Виновных, как ходили слухи, не нашли, но милиция потрясла всю местную шпану изрядно, что сказалось на количестве происшествий в микрорайоне в меньшую сторону.
Трудно сказать, как сложилась дальнейшая жизнь у каждого из этой четвёрки, но, помня известную пословицу, что каждый солдат мечтает стать генералом, можно предположить, что все или кто-то из них впоследствии был повышен в звании до бандита. Ведь уже через четверть века, после этих наших школьных лет, наступят известные «лихие девяностые» - самое время делать карьеру и шпане, и бандитам. Но это время уже не вписывается в рамки моих школьных годов, поэтому можно дать возможность самим читателям создать в воображении различные варианты.

Время перемен и интересных событий не имеет конца. Уходят люди одних поколений, на смену им рождаются другие. Но так уж предопределено, что в каждом новом, сидит что-то старое и похожее на прежнее. Поэтому изменения часто не очень заметны, если они касаются человеческих поступков. Другое дело, если события становятся выдающимися, всемирными, затрагивающими громадное количество людей в очень короткий период времени. И тогда можно с тревогой вспоминать закон, который мы учили ещё в школе, гласивший, что количество переходит в качество! Но сразу же напрашивается вопрос, а в какое качество?

16.11.20.

Фёдор Богородский. Беспризорные играют в карты. 1925 г.