Мальчик и страхи старого кладбища

   Боялись ли Вы в детстве бывать на кладбище?  Наверняка,  многие из тех, кто был когда-то ребенком, ответят утвердительно.

   А я не боялся.

   Но…боялся.

   В малом детском возрасте присутствует почти инстинктивный страх перед  местом, где люди спят последним сном.

   В нашей семье, как и у многих в те времена, было принято посещать в родительский день могилы предков. Вот и мы, всей семьей, ходили в Покровский некрополь, где несколько веков находили свое последнее пристанище жители городка Опочка, что на сто километров южнее Пскова.

  Здесь, на Покровском,у стены, прямо напротив дома настоятеля храма, покоятся многие поколения выходцев из деревеньки Пружки. И мои предки по маминой линии тоже. И маленький мамин братик, едва успевший родиться, тоже  здесь.  Его даже сфотографировать не успели.

  Разве не страшно? Разумеется, с самых ранних лет во мне воспитывали почтение к тем, кого уже нет среди нас. А как иначе?  Но…хотелось поскорей уйти из некрополя. Туда, где жизнь. Это понятно. Детство и …уход в вечность – это как черное и белое.  Всегда становится не по себе, когда видишь надгробный камень с детской фотографией.

   А жили мы сразу за больницей. Это тихая окраина города. Дальше – болото и земли совхоза.

   Чтобы выйти в город к рынку, в школу, наконец,  в баню, нужно было преодолеть несколько тихих улиц и переулков, застроенных деревянными домами в опочецком стиле. Что такое опочецкий стиль?  Это добротный дом, аккуратно обшитый деревянной вагонкой, с резными наличниками на окнах, с глухим двором и огородом, огороженным  забором из досок.

   Ничего особенного, но разумно и уютно.

   Так вот, путь в город лежал мимо этих уютных двориков и совсем рядом со старым кладбищем. 

    Кладбище было на горке. Закрытое кладбище.

    Говорят, что в стародавние времена, когда городок только строился, а это пятнадцатый век, здесь была скудельня. Место, где людей хоронили в больших общих могилах.  Такие захоронения были запрещены лишь в середине 18 века.  И скудельня стала просто кладбищем.
   В годы моего детства  могилы здесь уже почти никто не посещал. Только надгробия умерших от ран в годы войны бойцов содержались в порядке. 
    На кладбище росли огромные деревья. И потому там в самый яркий день было тихо и сумрачно.
    Детей всегда притягивает страшное. Мы изредка ходили туда, не надолго.

    Дорога в город пролегала совсем рядом с кладбищем. Причем, край некрополя возвышался над дорогой более чем на два метра! А дальше еще выше.  Старые памятники и кресты наклонялись и нависали сверху. В некоторых местах земля осыпалась, и чудилось всякое. Особенно, когда приходилось идти в темный лунный вечер.  Вспоминался Пушкин и его “Вурдалак”.

    А взрослые наставительно изрекали:

- Мертвых не надо бояться! Опасаться нужно живых!

   И однажды я убедился в правильности этой мысли.

   Не помню точно, сколько лет мне тогда было. Учился в начальных классах. Только-только определялся возраст, когда вдруг начинаешь замечать, что в девчонках есть какая-то тайна.  Впрочем, это не признак возраста. Это у кого как сложится. Некоторые, едва освободившись от пеленок, уже начинают замечать признаки тайны, а другие,  прожив жизнь, не заметят ничего странного… Я, к счастливому сожалению, отношу себя, скорее, к первым.

   Так вот шел я такой, в детском возрасте, в город.  За хлебушком мягким по шестнадцать копеек в магазин послали. Размахивая пустой авоськой, я миновал домик старенькой бабушки Карловны, повернул направо. Почему направо? Так налево – это на Гребеневскую улицу! А мне в город надо!  Вот и старое кладбище.  Возвышается надо мной, тихо шепчет что-то листьями гигантских деревьев. Пугает позеленевшими ото мха старыми памятниками. А в одном месте земля обсыпалась и видится что-то. Нет, лучше вспомнить веселую песенку и быстрее преодолеть этот участок пути.

- Стой!  Стой, пацан! Стоять! – из сумрака кладбищенских зарослей вдруг раздался хриплый злобный возглас.

   Я остановился и почувствовал волну то ли жара, то ли холода, возникшего в голове, уходящего через все тело в ноги.

   Медленно повернувшись назад, я увидел крупного, подобного обезьяне,  мужика,  вынырнувшего из кустов и буквально скатившегося с возвышения кладбища на дорогу.

   Мужик был коротконогий, среднего роста, плотный, крепко сбитый и напоминал гориллу с той разницей, что он был лысый и бритый. Одет был в серое, на ногах – кирзовые сапоги доброго размера. Сразу бросились в глаза огромные, крепко сжатые кулаки.

  - Стой! Куда идешь! – рявкнул мужик, надвигаясь на меня.

   Маленькие, глубоко посаженные глаза горели недобрым лихорадочным огнем.

- За хлебом! Бабушка послала! – пролепетал я, проглотив комок в горле и  стараясь быть спокойным.
   - А ты не с теми двумя? Ты их не знаешь? Тех двух пацанов?– Мужик глыбой навис надо мной.

- Кого дяденька? Каких двоих? Я никого не знаю! Меня бабушка послала в магазин. Хлеба надо к обеду! – лепетал я, чувствуя, что еще немного, и страх меня пересилит.

   Мужик сделал паузу, и, сверля меня буравчиками своих злых глаз,  прошипел:

-Тут двое пацанов мне сказали, что дадут мне….(***). Да я им одной рукой позвоночники переломлю! Они сюда куда-то убежали! Не видал?

   Лысая горилла в кирзачах выдохнула, и на меня пахнуло луком и чем-то смрадным.

Я отрицательно покрутил головой. Ответить не смог из-за нового комка, застрявшего в горле.

-Хочешь, я одной рукой тебе позвоночник переломаю? – зачем-то предложил мне мужик, размахивая перед моим носом здоровенной клешней.

-Нет. Не хочу! Зачем? Я ничего плохого не делал! – я чувствовал, что моего самообладания совсем не осталось. Но хоть комок проглотил.

-Ну, смотри! А где тут рынок? Пошли, покажешь! – мужик немного сбавил обороты, но продолжал, тяжело дыша, сверкать глазами и демонстрировать свою огромную лапу.

   Я кивнул и мы пошли. На улице никого не было. В домах тоже. Люди были на работе. В те времена было принято днем ходить на работу. На заводы, фабрики, в автоколонну, и другие предприятия. Даже в маленьких городках. А дети днем ходили в школу. Но было лето, и я шел за хлебом.

  Мы шли, а мужик рассказывал мне, какой он сильный, и как он, одной рукой, будет ломать  позвоночники всех противных мерзких пацанов, которых он ненавидит лютой ненавистью.

  Периодически он останавливался и, оборачиваясь ко мне, с чувством предлагал:

- Хочешь, я одной рукой сломаю тебе позвоночник? Не веришь, что смогу?

  Каждый раз я одновременно крутил головой и кивал, что не хочу, чтобы мне ломали позвоночник, и что   верю.

  Наконец, мы вышли к одной из центральных улиц. На улице не было ни единой души. От напряжения у меня стала кружиться голова. Вдруг мой  новый “приятель” что-то вспомнил, встрепенулся и спросил:

- А к вокзалу как выйти?

- Туда! – я махнул рукой в сторону Набережной улицы.

  Мужик резко потерял ко мне интерес и  рванул в указанном направлении.  Я остался стоять, глядя  вслед удаляющейся помеси гориллы с быком. Потом очнулся и бегом припустил в сторону рынка. К нормальным людям. Мне еще долго грезились те кулаки, бычья шея и лихорадочно безумные глаза. Я никому об этом случае не говорил. Вот прошло полвека. Теперь можно и поведать.

  Я понял тогда одну простую вещь. Не нужно бояться старого кладбища. Если там не прячутся…

  Да,  прошли десятки лет. Бывая иногда в Опочке, всегда захожу на Покровское. Поговорить с ушедшими и набраться сил для жизни. Такой парадокс.  А старая скудельня теперь “лысая” и не страшная. Деревья высокие спилили. Кусты вырубили. Иногда сворачиваю в те переулки. Там все почти так же. Только дух иной.  Дух увядания и формальдегида нелепого пластикового сайдинга. Хотя еще осталось что-то родное. Русское, опочецкое. Немного, но осталось. 

          События начала семидесятых прошлого века.

                Записано в ноябре 2020.

   А это домик. В опочецком стиле. Как в те давние времена. Теплом от него веет. А скудельня прямо за этим домиком.