Прощай и здравствуй

                ПРОЩАЙ И ЗДРАВСТВУЙ.
   Карасевы собирались в отъезд.
   Семья небольшая: муж, жена и семилетний сын Пашка.
   Жили Карасевы в лесной сибирской глухомани, в небольшой деревеньке. Называлась она «Красная деревня».               
   Покидать родные места Карасевы не хотели, банальная причина заставила это сделать: у Галины Николаевны, матери Паши, что-то там с бронхами приключилось, вредны ей стали сибирские морозы и врачи посоветовали сменить климат на более мягкий и теплый. Желательно на морской. Дескать, от моря полезные для бронхов испарения идут.
   Легко сказать, а вот сниматься с насиженного места куда как тяжко, да и подыскать достойное жилье, да еще в нужном месте-та еще проблема. 
Варианты искали долго, так долго, что и утомились, и уже хотели махнуть рукой: не много найдется храбрецов добровольно переселиться в сибирские просторы.
Но нашли-таки, и очень удачно-на берегу Черного моря, списались, съездили друг к другу в гости, окончательно разрулили оставшиеся проблемы и теперь Карасевы, что называется, сидели на чемоданах.
   Пашка интересуется:
   -Мам, а как море называется, где мы будем жить?
   -Черное.               
   -А разве бывают черные моря?
   -Бывают. И «черные» бывают, и «красные» - всякие. На будущий год пойдешь в школу и все там узнаешь.
   -И я буду купаться в море?
   -Конечно.
   -Вот здорово! И Шарик с нами поедет?
   -Нет, Шарик здесь останется.               
   Приподнятое настроение, которое владело Павликом в связи с предстоящим переездом, внезапно покинуло мальчика. Он насупился:               
   -Тогда и я никуда не поеду.
   -Как это «не поеду?»
   -А так… Я с Шариком останусь.
   -Что же вы тут будете с ним делать? Ведь с голоду помрете.
   -Не помрем. Мы будем жить в охотничьей избушке и охотиться на разных зверей.
   Галина Николаевна погладила сына по вихрам, улыбнулась:
   -Господи, какой ты у нас еще глупенький.
   -Ничего не глупенький. Вот не поеду и все!
   Галина Николаевна внезапно рассердилась:
   -Павел, мы эту тему с тобой уже обсуждали! Сколько можно?
   Сын так посмотрел на мать, что у нее сердце от жалости зашлось. Она попыталась приласкать Павла, но тот резко отстранился от нее.               
   -Не трогай меня, - сказал мальчик, и пошел в свою комнату.               
   Комната была пустая, только на полу лежал матрац с подушкой на нем и одеяло. Паша повалился на матрац, уткнулся лицом в подушку и горько расплакался. Галина Николаевна пошла было следом, но в последний момент передумала, вернулась к делам.

                -----
 
               
   У Карасевых в доме уже почти месяц полная неразбериха. Они распродавали мебель и другое, что с собой не возьмешь и в дороге совсем ненужное. Что не продавалось, раздавали по родственникам или просто в «хорошие руки». 
   Галина Николаевна горюнилась:
   -Копили добро, копили и на тебе-все на ветер. Как жить будем?
   Николай Иванович, муж ее и отец Павла, смеялся:
   -Не паникуй, мать, не пропадем, новое добро накопим.
   -Когда это будет?
   -Москва тоже не сразу строилась. Будет, все будет. Главное, чтобы тебе помогло. Остальное-чепуха.
   Переезд Карасевым выпал на февраль месяц: царство снега и страшенные морозы-за сорок и более. Холод такой, что порой деревья не выдерживали, с пушечным грохотом их раздирало пополам от комля до самой макушки.

                -----

   Короток зимний день, стемнело быстро и плотно. Галина Николаевна включила свет…
   Эта комната была немногим больше той, где, досыта наплакавшись, крепко спал Павел. Она тоже была почти пустая, только стояла просто убранная кровать, да тут и там лежали на полу необходимые в дорогу узлы.
В доме топилась печь и было тепло и даже уютно. Галина Николаевна подбросила еще дровишек, пламя в печи весело загудело-заплясало, наполняя дом новыми волнами живого, пахучего тепла.
   Вот тихо скрипнула дверь и отворилась. Вместе с клубами холодного воздуха в дом вошел Николай Иванович, глава семейства Карасевых.
   -Мир вашему дому! - весело и громко сказал он.
   Галина Николаевна приложила палец к губам:
   -Тише, Коля, не кричи.
   -А что такое?
   -Павел спит.
   -Спит? Эх, а я соскучился, хотел почелмокать его!               
   -Успеете еще, начелмокаетесь.
   -Ну спит, так спит.               
   Он стал раздеваться. По здешним морозам Николай Иванович одевался довольно легко. Галина Николаевна не раз корила его:
   -Ты почему голый у меня ходишь?                            
   -Как это – голый? - смеялся муж.
   -А так… Перед людьми стыдно, скажут, у Карасевых одеться не во что.
   -Не придумывай, никто, ничего не скажет, Люди не глупей нас с тобой, все понимают. И ты знаешь, я люблю холод, и он меня не берет.
   -До поры, до времени. Не молоденький уже, хватит хорохориться.               
   Галина Николаевна и теперь хотела отчитать легкомысленного мужа, но его цветущий вид и пунцовые с мороза щеки остановили ее. Она только сказала:               
   -Ужинать будешь?
   -Можно. Но сначала чайку бы, а?
   Ужин давно был готов, сели вечерять. Галина Николаевна была задумчива, разговаривала мало.
   -Ты чего хандришь? - поинтересовался Николай Иванович.
   -Тревожно как-то, Коля.
   -Не переживай, все будет хорошо.
   -Ну как не переживать? В такую-то даль, в неизвестность, родных бросаем, друзей… А там все чужое.
   -Там живут такие же люди, как и здесь. Не хуже и не лучше. Привыкнем.
   -Я понимаю, Коля. Но ведь не в соседнее село переезжаем. И Павел меня беспокоит.
   -А что с ним?
   -Да опять психует.
   -Надо полагать, из-за Шарика?
   -Ну да… Перед твоим приходом заявляет: без Шарика никуда не поеду. Я даже рассердилась на него, потом хотела пожалеть, а он ни в какую, ушел в свою комнату, затих. Наверное, уснул.
   -Да, история, - почесал затылок Николай Иванович…

                -------               
               
   С Шариком история такая.
   Это песик из породы сибирских лаек. Весь совершенно белый и пушистый, всегда веселый и очень озорной. В играх он часто заменял Павлику товарищей, сестер и братьев, которых у мальчишки не было.               
   Шарик отличался завидной преданностью Карасевым и особенно Паше. Между этой собакой и ее хозяевами существовала какая-то необычная, духовная связь.
   Особенно она окрепла и очеловечилась после одного случая…
Это было прошлой зимой. Тогда Пашины родители гостили у знакомых. Сына они оставили под присмотром Потапыча, кума и крестного Паши. Наскучившись сидеть дома, мальчишка самостоятельно оделся и вышел погулять и сразу попал в кольцо бродячих собак.
   И быть бы беде, но тут откуда-то выскочил Шарик и без колебаний бросился в неравный бой. Пока он дрался, Паша успел убежать домой, а вот верный и бесстрашный его товарищ остался лежать на поле боя весь истерзанный и почти бездыханный.
   Потом вернулись с гостей родители и началась новая битва, теперь уже за жизнь и здоровье Шарика.
На тот момент Шарик представлял из себя мерзлый кусок плоти с распоротым животом. Его внесли в дом и почти всю ночь Николай Иванович пытался вдохнуть жизнь в эту плоть.
   Только к рассвету, когда уже не осталось никакой надежды на добрый исход, Шарик вдруг задрожал, протяжно застонал и трудно открыл глаза. Он лежал на розовой от крови простыне возле печки весь в бинтах и зеленке. Не имея сил шевельнуться, следил глазами за людьми и из глаз его медленно выкатывались громадные, с горошину, слезы.
   Так Шарик вернулся к жизни, так образовались совершенно новые отношения между ним и его хозяевами: он перестал быть только игрушкой и стал полноправным, одушевленным, членом семьи Карасевых.
                --------             

   -Да, история, - повторил Николай Иванович. - Мать, а ведь наш сын прав.               
   -Ты это о чем?
   Николай Иванович протянул жене стакан:
   -Плесни-ка, мать, еще чайку… Да я все о том же-нехорошо у нас получается, не по-людски.
   -Да ты толком-то скажи, что не по-людски мы сделали?
   -Ты помнишь прошлую зиму, когда Шарик спас нашего сына, а потом мы спасали его?
   -Еще бы. Такие вещи не забываются.
   -Вот-вот… Я помню, какими глазами глядел на нас Шарик, когда очнулся, сколько было в этих глазах любви к нам, сколько преданности…
   -Ох, Коля, я и сейчас как вспомню, так мороз по коже и плакать хочется.
   -Это нас, взрослых, так пробрало, а представляешь, каково было Пашке? Он ведь еще ребенок, у него все по-настоящему, ему наш Шарик и товарищ, и брат, член нашей семьи, а мы его бросаем. Я полагаю, с точки зрения сына мы-предатели.
   -Что же теперь делать, Коля? Может, заберем Шарика с собой?
   -Каким образом?
   -Ну возят же как-то животных. Говорят, специальные вагоны есть.
   -Вроде есть. Да поздно уже, завтра ведь уезжаем, А Шарику и билет нужен, и поводок, и намордник. Но это ладно, как-нибудь выкрутились бы, слышал, справка потребуется, что привитый он у нас. А это уже…
Николай Иванович развел руками.
   -Потом, - добавил он, - я Шарика куму обещал.
   Галина Николаевна досадливо отмахнулась:
   -Да обошелся бы твой кум без Шарика!
   -Моя тут вина, Галя, - сокрушенно произнес Николай Иванович и прилег на кровать,- закрутился я с этим переездом, а Шарик так и вовсе из головы вон, не до него стало: собака и собака, чего рассусоливать… Ладно, буду говорить с сыном, должен он понять.
   -Давай спать, Коля. Что-то я устала.
   Галина Николаевна прибрала ужин, подбросила дров в печку, погасила свет. Дом Карасевых погрузился в сон.

                ------         

   Уезжали Карасевы утром.
   Для этого надо было ехать десять верст в районный городок Т. Там была узловая станция и небольшой железнодорожный вокзал. Везти их лошадью подрядился все тот же кум Потапыч. Бесплатно, разумеется.
    А неделю тому назад Карасевы созвали друзей-приятелей, родственников и прочих, кто хотел, и устроили отвальную.
    Получилось хорошо, весело: вволю пили-ели, танцевали-целовались, напоследок поплакали и распростились. Да, еще и Шарика отдали Потапычу. Тот   немедленно отвел собаку на свой двор и привязал ее на веревку.               
    А дальше всю неделю морока: Шарик каждое утро у родного крыльца. На шее веревочный огрызок болтается. И веселые собачьи глаза: мол, глядите, я сбежал от чужого дяди. Когда же тронемся в путь? Я готов.
   Все измучились от этого, особенно Павел. Николай Иванович пеняет куму:
   -Ну ты что, не можешь привязать песика как следует?
   -Любит он вас, вот и бегает от меня, - добродушно обороняется Потапыч.
                -------          
   Как ни длинна зимняя ночь, особенно сибирская, но заканчивается и она.
Серенький рассвет робко пробирается сквозь стоящий стеной лес.
   Галина Николаевна уже на ногах, неслышно передвигается по дому, на скорую руку готовит своим мужчинам простенький завтрак, новой порцией дров оживляет почти потухшую печь.
   Проснулся и Николай Иванович.
   -Поспал бы еще, - сказала Галина Николаевна.
   -Некогда, мать. В поезде выспимся. Павел спит?
   -Спит. Будить жалко.               
   -Пускай поспит. Кум еще не прибыл?
   -Не знаю, я во двор не выходила.
   -Ясно.
   Николай Иванович быстро оделся и вышел на улицу.
   На востоке только-только обозначилось утро. Мороз знатный, снега по самую макушку. Возле дома заиндевелая лошадка, запряженная в розвальни. Тут же и кум Потапыч. Мужик он здоровенный, да еще в тулупе, да в валенках, да в рукавицах, да в малахае – ну медведь медведем.
   Что интересно-и Шарик тут. С огрызком веревки на шее. На шею хозяину бросился и давай его лизать-обнимать и вообще выказывать всяческое расположение.
   Поздоровались, Николай Иванович и говорит:
   -Потапыч, пока Пашка спит, Шарика живой ногой к себе, а то увидит, слез не оберешься. Да привяжи как следует, наконец.
   Шарика пришлось ловить-не давался. Поймали. Отвели. Привязали. Пришли обратно.
   -Будем грузиться? - поинтересовался Потапыч. Голос у него могучий, густой, как у парохода.
   -Да, сейчас. Пойдем, чайку попьем.
   -Не хочу, тут подожду. Ты шумни, когда помочь. Да не тяните резину, дорога трудная, не опоздать бы.
   -Ладно, ладно.
   Когда укладывались, со двора Потапыча волчий, тоскливый вой пошел. То плакал Шарик. Беззвучно плакал и Павел, крепилась Галина Николаевна. Мужчины деловито молчали.
   Павлика заботливо уложили на пахнущую летом охапку сена, накрыли тулупом.
   Он пригрелся, затих и опять заснул.
   Благословясь, тронулись…
   К Т. вела дорога не дорога-просека через кондовый лес. В «Красную деревню» даже летом не ходил общественный транспорт, а про зиму и говорить нечего, так, что-нибудь случайное, с оказией и только гужевое. Другая техника не проходила. Власти пробовали наладить, чтобы как у людей, но что-то не срослось, бросили.
О чем говорят люди в дороге? Да о чем угодно. О погоде, например, о видах на урожай, о ценах, о здоровье своем и своих близких ну и прочем. Николай Иванович и Потапыч о том, как там станет житься Карасевым. Говорили, говорили и выяснилось, что кум Потапыч черноморские места немного знает.
   -В Новороссийске приходилось бывать, - заявил он, попыхивая самокруткой.
   -Это где такой? - вступила в разговор молчавшая до сих пор Галина Николаевна.
   Потапыч повернулся к ней:
   -А прямо на море. В бухте стоит, Цемесской называется. И еще кое-где бывал.
   -Хорошо там?
   -Хорошо. Природа там к человеку щедрая, солнца и тепла много. Все растет, как на дрожжах. Рай, одним словом. Самое по тебе будет, кума.
   -А чего ж ты не остался в этом раю? - рассмеялся Николай Иванович.
   -Да как тебе сказать. - задумался Потапыч. - Черт его знает, если честно. Вот расскажу тебе… В моем детстве было. Зима тогда стояла лютая, не хуже, чем теперь и снега невпроворот. Раз просыпаюсь утречком, а сугробы в окно заглядывают.
   На улицу вдруг захотелось, а спросить боюсь-отец у меня строгий был…
   -Знаю, - улыбнулся Николай Иванович.
   -Вот-вот… А тут он мне сам и говорит, мол, иди погуляй, если хочешь. Меня упрашивать не надо, мигом оделся и вон из дома.
    А на дворе-сказка. Мороз отпустил, снег идет, медленно так падает и снежинки чуть не с кулак…   
   -Так уж и с кулак?
   -Ну чуток поменьше… Знаешь, кум, задрал я голову в небо, а неба не видно, одни снежинки и чудится музыка оттуда, тягучая такая, будто серебряная. Такое у меня тогда счастье было - не поверишь.
   -Почему же, верю, - серьезно отозвался Николай Иванович. 
   Между тем солнце будто выпрыгнуло из-за деревьев. Брызнул во все стороны свет.
   Заискрилось так, словно не снег это играет всеми красками в солнечных лучах, а драгоценные каменья, рассыпанные щедрой рукой великана.
   -Какая красота, -  выдохнула Галина Николаевна. – И куда мы от всего этого? 
   -Ничего, ничего, - бодрится старший Карасев. - Зато белый свет повидаем, а то всю жизнь, как в берлоге. Совсем одичали.
   Под тулупом и ворохом сена зашевелился Павел:               
   -Мама, мама, мы уже приехали? – донесся глухой его голос.
   -Нет еще, сынок. Ты спи, как приедем, я скажу тебе.
   -Я уже выспался.
   -Ну так лежи, только не высовывайся, а то холодно очень.
   -Ладно.
   Известно, поутру зимние морозы всегда сильны. Тем паче сибирские. И сейчас придавило: в воздухе что-то потрескивает и прямо из ниоткуда сыплется на землю снежная пудра. 
   Дорога местами где как, где и нет снега, а где наметено под завязку и кажется тогда, что не пробраться маленькой лошадке через такую круговерть, остановится.
Но нет, трусит себе и трусит, только головой помахивает, уже и вся в мыле, паром исходит, в инее вся, но трудится, трудится, тащит повозку.
   -Скоро будем, - гудит Потапыч. – Чуток осталось.  Не опаздываем?               
   Николай Иванович смотрит на часы:
   -Есть еще время, вполне успеваем.
   -Ну и ладно… Вот спрашиваешь, кум, чего это я в том раю не остался? – вернулся к разговору Потапыч. – А потому и не остался, что как усну там, так и снится мне то снежное утро, а я, стыдно сказать, плачу… взрослый мужик и плачу. Утром проснусь, вся подушка от слез мокрая. Вот тебе и рай, кум.
   -Да, крепко держит тебя наша Сибирь. Правильно говорят: где родился, там и пригодился. Ты думаешь, мы с легким сердцем покидаем вас? Тоже кошки душу скребут.
   Да понятно, Николай, чего там…
   -Если бы не Пашка, я бы сама сейчас разревелась, - тихо обронила Галина Николаевна, зябко укутываясь. – И куда черти нас понесли?
   -Теперь уже все, - возразил Николай Иванович, - Теперь уже все, мать, поздно переиначивать.
   -То-то и оно.
                -------            

   Но вот и конец лесной дороге. Расступился, поредел лес, стали появляться отдельные строения. Вдруг откуда-то свалился низовой туман и такой густой, что едва лошадь виднелась. Тут уже выбрались на цивильную дорогу, а следом выплыл из тумана железнодорожный переезд со шлагбаумом и будкой смотрителя. А вот и он сам, закутанный, одни глаза торчат. Радостно кричит:
   -Привет, люди! Куда такую рань?
   -Куда надо, - пробурчал Потапыч. 
   -Это я к тому, если не к спеху, заворачивайте ко мне, чайку попьем, погреетесь!
   -Некогда нам чаи распивать.
   -На вокзал торопитесь? Тогда счастливой дороги!
   -И тебе не хворать.               
   -Ты чего его так, кум? – удивился Николай Иванович.
   -Знакомый. Тот еще трепач, у него вместо языка помело. К лешему его.
               
                --------
               
   Вокзал не входил в городскую черту, располагался на отшибе, в лесном обрамлении. Это было одноэтажное, деревянное здание, довольно симпатичное, чистенькое и уютное.  Этот вокзальчик имел еще и удобную высокую платформу, к которой время от времени притулялись проходные поезда.
   Вот Карасевы прибыли на вокзал. Туман к тому времени осел на округу мохнатым инеем. Солнце замерло над лесом. Небо чистое, синее и холодное. У платформы пассажирский поезд из десяти вагонов. Над каждым курятся дымки. Вся округа закуржавела, поезд тоже. Платформа пустая, то ли уже сели, кому надо, то ли вообще никого не было.
   Галина Николаевна как увидала стоящий под парами поезд, так и спохватилась, затормошила и сына, и мужа:
   -Павел, мы приехали, немедленно вставай! Коля, это, наверное, наш поезд, давай грузиться, а то без нас уйдет!
   -Не уйдет, Галя, ему еще минут двадцать стоять.
   -Да кто знает эти поезда! У них тут свои законы!
   -Скажешь тоже.
   Потапыч оглянулся на Галину Николаевну.
   -Не бойся, кума, без вас не уйдет, - сказал он и направил лошадь на платформу.               
   -Ты куда! – ухватился за вожжи Николай Иванович, - Хочешь, чтобы нам шею намылили?
   -Кому мы нужны! – гулко рассмеялся Потапыч. – Какой  вагон-то?
   Вагон оказался в середине состава. Подкатили прямо к нему. Пока разгружались, в тамбур вышла молоденькая, симпатичная проводница.
   -Ну вы даете, граждане. -  надула она губки. - Вы бы еще в вагон заехали.
   -Не серчай, дочка, - балагурил кум Потапыч, - принимай новых постояльцев.
   Галина Николаевна протянула билеты, проводница мельком взглянула, махнула рукой:
   -Потом. Мальчика вашего отряхните, весь в соломе. В таком виде я не пущу вас в вагон.
   -Это, дочка, не солома, а сено.
   -Какая разница.
   Вагон был купейный. Мужчины взялись заносить вещи, а Галина Николаевна лихорадочно приводила в порядок себя и сына.
   -Извините нас, - говорила она. - На таком уж транспорте добирались.
   Проводница как-то вдруг помягчела, участливо сказала:
   -Вы не торопитесь, женщина, успеете, нас немного задерживают. Вы проходите в вагон, устраивайтесь, а я попозже подойду. Ваше купе отсюда второе.
   -Спасибо вам, девушка.
                -------
               
   Вещи занесли, вышли наружу, стали прощаться.               
   -Приглядывай за домом, кум, - говорил Николай Иванович, протапливай почаще, пока новые хозяева не подъедут.  Ну и прочее.               
   Потапыч должен смотреть за бывшим домом Карасевых до новых хозяев, ключи и некоторые документы которого тоже находились у него.
   -Все будет нормально, Николай, не волнуйся, мы тут разберемся. А вот вам доброго пути, мои дорогие, чтобы устроиться хорошо. А ты, Николаевна, что б поправилась на этих морях.
   Галина Николаевна улыбнулась:
   -Хорошо, я постараюсь.
   Потапыч обнялся со взрослыми, а Павлика поднял своими сильными руками и крепко прижал к себе:
   -Ну, крестник, покудова. Как научишься читать-писать, черкни мне письмецо. Договорились?
   -Договорились, - буркнул мальчик.
   -Гляди, не забудь, - шутливо погрозил пальцем крестный. – Буду ждать… Ладно, я поеду, не люблю долгие проводы.
   -Давай, кум. Всем нашим привет. Пускай не обижаются, если что не так.
   Потапыч завалился в сани, пошевелил поводья, многотерпеливая лошадка, мотнув головой, отправилась в обратный путь. Карасевы глядели, пока виден был возок, потом вошли в вагон.
   В купе было чисто, уютно, но очень уж душно.
   -Ох и натопили, как в бане, - заметил Николай Иванович.
   -А ты рассупонься, вот и будет в самый раз, - посоветовала Галина Николаевна.
   Она уже разделась и теперь накрывала стол, вытаскивая из объемистой корзины разные вкусности:
   -Павел, а ты чего паришься? Ну-ка скидывай с себя лишнюю амуницию, да к столу. И ты, отец, присоединяйся.  Только сначала мыть руки.               
   -Да мы с милой душой, - хлопнул в ладоши Николай Иванович. – Сейчас бы в самый раз крутого чайку стаканчика так три.
   -Опять чай! – возмутилась Галина Николаевна. – Да сколько можно его глотать! Пока не поедите как следует, никаких чаев. Понятно вам?
   -Куда уж понятней. Но для сибиряка чай- первейшее дело, мать… Ладно, мы согласны начать с более существенного, а уж потом обязательно закончим чаем. Павел, как тебе такой расклад?
    Мальчик промолчал, он все еще глубоко и остро переживал разлуку с Шариком. И хотя новые впечатления порой отвлекали его от горестных мыслей об утрате, печаль не покидала его. Забившись в угол, насупившись, он глядел в заиндевелое окно, за которым ярко светило холодное, зимнее солнце и сверкал драгоценными камнями снег.
   -Даа, -  привычно почесал затылок Николай Иванович. Он сел рядом с сыном и приобнял его за плечи: - Такие, значит, наши дела…
   Галина Николаевна под столиком незаметно наступила мужу на ногу: дескать, не терзай ребенку душу. Ему и так тошно. Николай Иванович понимающе взглянул на нее, но сказал так:
   -Погоди, мать, не вмешивайся, у нас с сыном мужской разговор… Павел, ты у нас уже достаточно взрослый человек, должен разбираться в некоторых вопросах. Я понимаю твое настроение, но и ты пойми- не всегда получается так, как хочется.
   -Почему, пап?
   -Да мало ли почему.  Жизнь такая, сын. Вот нам и уезжать не надо бы от родных мест, да мамки нашей нужен теплый климат. Вот так, дорогой ты наш мальчишка. А что касается Шарика… промахнулся я с ним, Пашка, каюсь. Закрутился с этим переездом, совсем про него забыл, когда вспомнил, уже и времени не осталось.
   -Пап, а можно животных в поезде возить?
   -Я узнавал- можно. Только в специальном вагоне и не бегемотов. А насчет собаки не переживай, на новом месте другую заведем, какую захочешь, хоть овчарку. Говорят, очень умные собаченции.
   -Я другую не хочу, лучше Шарика никого нет.
Николай Иванович переглянулся с женой, которая тихо сидела на противоположной полке, согласно кивнул головой:
   -Да, сын, таких собак еще поискать. Я очень, очень жалею, что все так обернулось. Такое ощущение, будто родное дитя оставляем.
Последние слова были сказаны и для жены, а Паша при этом громко всхлипнул.
   -Николай, чего ты панихиду завел? - недовольно сказала Галина Николаевна. – Иди ко мне, сынок.
   -Не хочу, - мотнул головой мальчик. – А можно, я на верхнюю койку лягу?
   -Ради бога. Только это не койка, а полка, - поправил сына Николай Иванович. – Залезай.
   Галина Николаевна воспротивилась:
   -Пока не поешь, никаких залезай, понятно тебе, сынок?
   -Я не хочу есть, - снова захныкал Павел.
   -И слышать не хочу- давай за стол.
   -Ну мам…
   -Без мам. Со вчерашнего вечера ничего не ест, и он есть не хочет. А время уже скоро к обеду. Отец, хоть ты скажи своему сыну.
   -Ладно, чего ты. Захочет есть- поест. Так, сын?
   -Ага, - согласился Павел, проворно забираясь на верх.
   -Никакого с вами сладу, Карасевы. Ну, как хотите.

                --------
               
   Карасевы заняли две нижние и одну верхнюю полку, на которой прочно устроился Павел. Из соображений безопасности родители хотели переселить ребенка вниз, но тот уперся и ни в какую. Оставили как есть, только приняли меры, чтобы, не дай бог, ночью не свалился вниз.
   -А мы одни здесь будем? – свесился с полки Павел.
   -Пока да, а там видно будет. Дорога-то дальняя.
   -Я не хочу, чтобы к нам чужие пришли, пап.
   -А это уж, Павел, как получится. Сие не в нашей, как говорится, компетенции.
   В купе, как уже известно, было тепло, тихо и как- то по-домашнему уютно.
   Рассовав вещи куда и как положено, старшие Карасевы стали завтракать. Предлагали и Павлу, тот все отнекивался и глядел в отдушину на заснеженный перрон.
   Пока ели, по вокзалу прошло сообщение, что пассажирский поезд такой-то, в направлении таком-то отправляется через десять примерно минут.
   -Ну вот, чуток осталось и поедем, - улыбнулся Николай Иванович.
   -Скорей бы уже, - вздохнула Галина Николаевна. – Далеко от родных мест будем.
   -Ничего, мать, не на Луну едем.
   -Очень уж долго ехать.
   -Это да.Страна у нас большая.
   Дверь в купе Карасевых была открыта, мимо прошла проводница, громко повторяя:
   -Граждане провожающие, прошу покинуть вагон, наш поезд скоро отправляется.
   Провожающих не оказалось, видимо, все со всеми уже простились, а может, их и вовсе не было. Из купе выглядывали заспанные, недовольные пассажиры, спрашивали:
   -Девушка, когда наконец поедем? Стоим и стоим. Сколько можно?
   -Не волнуйтесь, граждане, скоро поедем. Нас немного задержали.
   -Почему?
   -Товарный состав пропускаем.
   -Все не слава богу: то у каждого столба останавливаемся, то кого-нибудь пропускаем. Лошадью и то быстрей, наверное, ехали б.
   -Небось, из графика выбились. Теперь так и будем ползти.
   -Нагоним, граждане, нагоним, не волнуйтесь.
    Вот вдали загрохотало и скоро через станцию на огромной скорости пронесся товарный состав, обдав людей пассажирского специфическими запахами. 
    Товарный отгрохотал, затих вдали. Тут трижды фистулой прокричал тепловоз пассажирского и легонько дернул состав. По вокзалу прошло сообщение о его отправлении.
   -Слава богу, наконец-то поедем, - довольно сказала Галина Николаевна, и сурово распорядилась: -  Павел, а ну-ка за стол, и без всяких   мне разговоров!
   Мальчик почувствовал, что перепираться с матерью в данный момент небезопасно, что и отец   не выручит, и нехотя спустился с полки.
   И тут случилось невероятное, такое, что и в голову никому не могло прийти, кроме, может быть, одного человека: снаружи раздался истошный то ли плач, то ли вой, то ли смех, то ли все вместе взятое. Карасевы вздрогнули, переглянулись…
   -Папа, это Шаричек, - пролепетал Павел. Губенки у него кривились, в глазах появились слезы.
   -Какой еще Шаричек? – растерялся Николай Иванович. – Не придумывай, сын!
   -Это он, папа.
   -Да откуда он может здесь взяться? – рассердился отец. – Не забивай себе голову!
   -Коля, а ведь действительно, это наш Шарик, - сказала Галина Николаевна. – Невероятно, но это он.
   -Вы как сговорились. Ну откуда он взялся? Хотя… чем черт не шутит! Ах, кум ты кум. И что теперь делать?
   -Придумай что-нибудь.
   -А что тут придумаешь? И как он умудрился найти нас?  Ведь добрый десяток верст до города, да каких.  Ну… просто нет слов.
В это время вагон чуть дернуло.
   -Все, поехали, - развел руками Николай Иванович и тут увидал глаза сына: из них ручьем текли слезы, и эти глаза умоляли что-то сделать, совершить чудо.
   -Эх, доведете вы меня до цугундера, дорогие родственнички!.. Ладно, оставайтесь здесь, я сейчас!
   Не мешкая больше и мгновения, он пулей выскочил в коридор, оттуда в тамбур: там никого, кроме проводницы, не было. Она стояла на площадке с высунутым наружу желтым флажком. Поезд медленно, нехотя двигался вдоль платформы.
   -Мужчина, - строго сказала девушка, - идите в ваше купе, здесь находиться нельзя.               
   -Девушка, мне на минутку, я быстро, я успею…
   -Куда вы успеете? Не видите, поезд тронулся?   
   -Там собака. Слышите – визжит?
   -Слышу. Ну и что?
   -Забрать надо.
   -Вы с ума сошли, что ли?
   В это самое время поезд почему – то остановился, Николай Иванович воспользовался моментом, легонько но настойчиво отстранил проводницу в сторону и спрыгнул на платформу.
   Проводница возмутилась до глубины души. В ее коротенькой практике такого еще не случалось.
   -Гражданин, вы что себе позволяете? Немедленно вернитесь в вагон!
На шум в тамбур стали собираться пассажиры.
   -Что тут происходит?
   -Какой-то сумасшедший мужчина прямо на полном ходу выпрыгнул из вагона.
   -Сейчас столько ненормальных развелось, просто ужас.               
   -А зачем он выпрыгнул? Самоубийца, да?   
   -Я откуда знаю? Спросите у него.
   -Перестаньте молоть чушь, лучше скажите, когда это мы успели набрать полный ход?
   -Фу, какой скандалист! А еще мужчина.
   -А в самом деле, что тут происходит, и почему мы снова стоим? Девушка, проводник, что случилось?
   -Пассажир из вагона выпрыгнул.
   -Зачем?
   -Да не знаю я! Собака какая-то ему понадобилась. Слышите визг? Наверное, она и есть… Безобразие, что хотят, то и делают!
   А в это время по перрону, вдоль состава, навстречу Николаю Ивановичу стремительно катился белоснежный шар-молния. Это действительно был Шарик, переполошивший пассажиров поезда. Они выглядывали из окон вагонов, из тамбуров и спрашивали друг у друга:
   -Что случилось? Что за визг?
   А Николай Иванович не терял времени, достаточно сблизившись с песиком, зычно крикнул:
   -Шарик, ко мне!
   Собака будто только и ждала этой команды, она взвилась в воздух, там вытянулась в струну и в следующий миг всей своей собачьей тяжестью рухнула на грудь хозяину.
   Удар был довольно сильный, Николай Иванович едва устоял на ногах, перехватив Шарика поудобнее, он бросился к своему вагону и вовремя- поезд снова начал движение.
   Бежать Николаю Ивановичу было неловко - мешал Шарик. Было и жарко, и пот ел глаза, хотя по - прежнему стоял знатный морозец, да и собака добавляла ему тепла и своим разгоряченным телом, и богатой шубой.
   «Если до конца платформы не догоню своих, придется прыгать в чужой вагон» - подумал Карасев и прибавил прыти, потому что и состав набирал обороты. Ему кричали из вагонов:
   -Мужик, давай к нам, потом к себе переберешься!
   Любознательные интересовались:
   -А что у него в руках?
   -Он песца поймал.
   -Кого поймал?
   -Песца. Зверек такой.
   -Его жене повезло, теперь шубу ей сошьет.
   -Говорят, у песца очень ценный мех.
   -Сами вы песцы! Собака у него, а песец на Севере водится, в тундре. Учиться надо было, граждане, а не прогуливать уроки.
   Какая-то дама пожалела Николая Ивановича:   
   -Товарищи, дерните кто-нибудь стоп-кран, отстанет ведь человек от поезда.                
   -Вам так дернут, что забудете, как маму родную зовут! Дернет она…
   Собрав последние силенки, Николай Иванович нагнал-таки свой вагон и в самый последний момент впрыгнул в наполненный людьми тамбур.
   А в тамбуре переполох. Здесь и бледные, перепуганные Галина Николаевна с Павлом, и в конец растерявшаяся молодая проводница.
   -Немедленно выкиньте вашу собаку из вагона! - уперлась она руками в старшего Карасева. Немедленно, иначе я не знаю…
   А в это время Шарик, этот невольный возмутитель спокойствия, донельзя счастливый, радостно обнимался то с Галиной Николаевной, то кидался к Павлу и яростно облизывал ему лицо. Он был бесконечно счастлив, что его горести окончились и он наконец-то соединился с родными ему людьми.
   Не менее счастливо чувствовал себя и Павел. Он нежно обнимал дорогого ему товарища и тихо приговаривал:
   -Шарик, Шаричек мой.
   Между тем поезд бодро набирал ход, проводница настаивала:
   -Пока не поздно- выкиньте вашу собаку из вагона!
   Николай Иванович умоляюще прижал руки к груди:
   -Девушка, дорогая, нельзя его выкидывать.
   -Никакая я вам не дорогая. В пассажирском вагоне запрещено перевозить животных, для этого есть специальные. Вы что, не знаете этого?
   -Вы простите, ради бога, но так уж вышло.
   -Вышло у него. А меня из-за вас с работы уволят. Вот пожалуюсь бригадиру, тогда узнаете.
   В тамбуре раздались недовольные голоса:
   -В самом деле, мужчина, чего это вы с собакой в пассажирский вагон полезли? А вдруг она бешеная или еще какая?
   -Вот именно…  А еще гадить кругом начнет.
   -По вашей милости у проводника неприятности могут быть.
   -И будут.
   -Вот именно. А ему что?
   Галина Николаевна и Павел с тревогой слушали весь этот разговор. Присмирел и Шарик, он как будто понимал, что решается окончательная его судьба, улегшись на пол, он умильно поглядывал на людей.
   -Ишь, какой смирный стал. А то прямо как ракета.
   -Понимает, что к чему.
   -Вот именно. Они больше нашего понимают.
   Напряжение в тамбуре нарастало и Николай Иванович решил, что с пассажирами и проводницей пора объясниться. Он вкратце рассказал уже известную нам историю про Шарика.
   -И вот, наш песик снова сбежал от кума. Видите, у него веревка на шее? – закончил он свой рассказ.
   Некоторое время в тамбуре стояла тишина, только слышен был частый перестук колес, потом кто-то уважительно произнес:
   -Даа, вот это собака. Настоящий друг.
   -Такую собаку жалко бросать.
   -Удивительно, как он вас нашел?
   -Какая преданность!
   -Вот именно. Людям бы такую.
   И тут людей будто прорвало, все стали уговаривать проводницу оставить собаку, девушка упиралась:
   -Нельзя, как вы не понимаете! Это нарушение инструкции, меня с работы погонят. А мне это надо?
   -Не погонят, мы все за вас заступимся, объясним вашему начальнику, что к чему. Он ведь тоже человек, должен понять ситуацию.
   -Это предательство, такую собаку бросать.
   -Девушка, - вмешался Николай Иванович, -  все грехи на меня вешайте, а я обещаю, проблем у вас не будет, на первой же большой стоянке разрулю этот вопрос.
   -Вот видите, видите? Человек обещает.
    Еще некоторое время проводница колебалась, но потом смягчилась, уступила:
   -Но учтите, я все-таки обязана доложить бригадиру?
   -Ну разумеется, это ваше святое право! Остальное я беру на себя.
   И тут в тамбуре всем стало легко и радостно. Переговариваясь, люди расходились по своим купе.
   -Ну, пойдем и мы к себе, - сказал Николай Иванович. - Шарик, айда в свои апартаменты.
   И они пошли. Впереди, задрав хвост колечком, гордо вышагивал Шарик, за ним едва ли не вприпрыжку-Павел, далее Галина Николаевна и Николай Иванович.
   Вошли в купе, Галина Николаевна судорожно передохнула:
   -Я так испугалась, Коля. Думала, с поезда ссадят.
   -Я тоже испугался, мам, - признался Павел, прижимаясь к матери.
   Николай Иванович громко рассмеялся:
   -А думаете, я не струхнул? Сначала я испугался, что отстану от поезда, и тогда прощай Черное море. А потом испугался, что мне припишут хулиганку и как следует штрафанут. Железная дорога-организация серьезная. Но вроде все обошлось, слава богу, и наша семья в полном комплекте. Так я говорю?
   -Так, конечно так!
   -А теперь пить чай, Карасевы!
   Поезд несся на всех порах, весело и дробно стуча на рельсовых стыках.
                О. Околотин.