Студент. Глава 6. Лето

       Лето.
           ***
- Что мы ему возьмем? Книгу по выживанию или гайд по винишку?
- А разве это не одно и то же?
- Ну, он же любит, там, в походы ходить. Ну, ты же понимаешь? - мы с Асей стояли около книжного прилавка в «Ашане» и выбирали Игорю подарок на его день рождения.
- Про винишко будет лучше всего. Ну смотри, Вань, ты же платишь.
- Давай я просто ему позвоню?
Я достал телефон и набрал номер Игоря. Гудок пролетел. Я держал в руке две книги, перебегая глазами то с одной, то с другой. Хорошие книги. Твердая обложка. Новый запах. Легкое потрескивание полиграфического клея при раскрытии разворота. Интересно, сколько раз их уже раскрывали до меня? Чем-то знакомство с новой книгой похоже на знакомство с молодой и красивой девушкой: ты оцениваешь ее по внешнему виду, абсолютно не зная, какие мысли она в себе несет, - что творится на ее страницах. Бывает, смотришь на красивую обложку, хорошую аннотацию, а на самом деле — дрянь. А бывают такие неказистые: обложка — дерьмо, аннотация — что-то промежуточное между дерьмом и блевотиной кота, но, прочитывая первые строки, понимаешь, что именно эту книгу ты искал всегда. Хотя, бывает и так, что ни вашим, ни нашим: бессодержательный бред, завернутый в посредственную упаковку. Но, если книгу можно выбрать, хоть немного прочитав, то с человеком такой фокус не пройдет никогда, даже если два партнера обитают на одном пространстве очень долгое время. Исключения могут быть лишь в случае острых стрессовых ситуациях.
- Игорь, что ты выберешь: гайд по винишку или книгу выживания?
- Просто купите что-нибудь из бухла, - на этом разговор был кончен.
Я посмотрел на Асю. Она стояла возле полок и рассматривала книги о «мальчике, который выжил». Сколько раз она прочитала эту сагу, я не знал. Вернее, я просто сбился со счета. Есть люди, которые любят перечитывать «Войну и Мир» Толстого или, например, «Братьев Карамазовых» Достоевского. Ася любила перечитывать бессчетное количество раз «Гарри Поттера». У всех есть свой гештальт.
- Игорь хочет, чтобы мы купили просто алкашку.
- Хорошо, - она вдохнула в себя воздуха, - давай купим ему просто вина.
Мы пошли в винный отдел. Людей там обычно немерено. Кто-то пробегает просто мимо, следуя из отдела в отдел, кто-то пристально выбирает алкоголь, сверяя акцизы и места производства. Кто-то забрел сюда по ошибке. На полках стояли вина как российские, так и зарубежные. Оглядев весь ассортимент, я подошел к испанским винам, которых было не так уж и много. Пыльные бутылки смотрели в пространство, явно не завлекая покупателя. Время текло медленно, исчезая без следа в потоке людей, тележек и брендов.
- Только белое, - Ася как и всегда волновалась за чистоту своих зубов.
- Хорошо, - я взял первую бутылку белого вина, которая попалась мне на глаза.
Мы пошли на кассу. Когда только открыли «Ашан», я помню, как супервайзеры передвигались на роликах по этому огромному магазину. Как и раньше он казался мне здоровенным, но уже не таким как в моем детстве. Многие отделы с тех пор поменяли свою локацию уже не раз. Магазин, словно живой организм, обновлял свои клетки, меняясь во времени. Что сказать, это давно был уже не тот гипермаркет как лет пятнадцать назад. Остались только общие черты. Больше в нем не осталось ни черта. Неизменными были только очереди в кассы.
«Ашан» никогда не отличался чистотой, в отличие от гастронома «Стокманна», но не смотря на этот факт, там никогда не было этой жутчайшей вони, ибо продукты там разлетались мгновенно, просто по щелчку пальцев, в отличие от гастронома, в котором этот же набор продуктов стоил немереных денег. Приезжая каждое лето в Пензу, я всегда думал: «Почему здесь нет таких гипермаркетов». Но уже в начале десятых годов, такие же большие магазины появились и там. Отголоски урбанизации.
Очередь, как и всегда, продвигалась медленно. Если бы черепаха или улитка сейчас соревновались с нами в скорости движения, то выиграли бы в сухую, разгромив нас «в пух и прах». «К чему стремятся люди, закупая вагоны еды?» - подумал я, изучая две полностью груженные тележки с продуктами и их «хозяина».
Это был человек лет сорока, с проявлением лысины и пивным животом. Раздень его сейчас, и перед тобой будет здоровенный выпуклый младенец, которому дали в руки погремушку — смартфон. Зависая в нем, он даже не удостаивал взглядом жену, которая вся в мыле загружала пакеты всяким мусором вроде чипсов и сухариков. Что довело их до жизни такой? Возможно, брак. Брак… Вообще почему таким неудачным словом назвали согласие двух людей жить вместе, делить быт, рожать новых детей, а потом вместе умирать? Брак.
- Вань. Мы не взяли воды.
- Постой здесь, я скоро приду.
- Ты опять купишь какую-нибудь не вкусную воду.
- Ась, вода по сути своей не должна иметь ни запаха, ни вкуса.
- Я схожу сама.
- Ладно, давай. Постарайся побыстрее, скоро наша очередь подойдет. Ладно?
- Хорошо, - она скрылась за цепочкой людей с тележками, сверкая новыми «найками».
Ее не было достаточно долго: достаточно долго для того, чтобы семья с сорокалетним карапузом уже смогла купить свои две тележки, а еще два человека передо мной успели купить свои товары. Она вернулась в аккурат, когда кассир начала пробивать вино. У Аси в руках лежали две бутылки воды «вита». Ощущение безденежья опять подступило где-то внутри, хотя до зарплаты оставалось еще дней десять.
- А в «мак» зайдем? - спросила она, когда я глазами оценивал чек.
- Да, давай, - сжав себя изнутри, ответил я.
           ***
Трансляция «Дождя». Вот бравый сотрудник ОМОНа ****ит дубинкой парочку, сидящую на лавочке. К чему такая жестокость, спрашивается? Я смотрел в экран телефона, мысленно охуевая от происходящего на Тверской, и продолжал работать. Началась самая жаркая пора — лето. Это означало, что я буду работать как проклятый на производстве, в офисе, курьером и т. д. Но все же моя нынешняя работа по сравнению с прошлой — рай.
Раньше я работал в реанимации младшим медбратом. Как говорил Форест Гамп в своей вселенной: «Жизнь — это коробка шоколадных конфет. Никогда не знаешь, какая конфета тебе попадется». Я же тогда говорил и в воздух, и просто самому себе в самые тяжелые минуты: «Реанимация — сброд непонятных судеб и алкашей. Никогда не знаешь, кого сегодня отвезешь в морг». В общем-то, контингент был в основном Бирюлевский, поэтому если на первых порах я мог еще чему-то удивляться, то к концу своей трудовой деятельности там я ничему не удивлялся. Не самое приятное место, где приходилось мне поработать.
За три года работы в рекламном бизнесе я успел заметно вырасти по карьерной лестнице: от обычного сборщика до менеджера всего на свете. Одновременно я являлся менеджером цеха, начальником ОТК и менеджером по продажам, иногда курьером. Все это складывалось с моей весьма обильной учебой, но летом учеба уходила, и я мог поставить работу на самый первый план своей занятости.
На работе время течет быстрее, если выполняешь какую-то быструю механическую работу, поэтому первую половину дня я обзванивал своих потенциальных клиентов: делал холодные звонки, теплые и горячие. Формировал базу. А вторую половину дня я занимался цехом. Мое типичное лето вот уже три года.

Так получалось, что моя личная жизнь достаточно трудно совмещалась с моей работой. После нее я бежал на электричку, а затем на поезде гнал в Москву, чтобы встретиться с Асей. Желание проводить время с ней альтернативным сексу способом всегда было где-то внутри подкорки этих отношений, ибо не сексом единым живы. Хотя, его, конечно, стало значительно меньше, чем обычно.
Тем холодным летом моим главным развлечением на работе было наблюдение по радио или Ютубу того, что твориться в столице. Вообще, я считаю, что политика — параша. Нет ни одного нормального политика в данный момент. Все они, как здоровые клетки какого-нибудь органа, перерождаются со временем в опухоль, неся собой вред, боль и страдание такого большого организма как страна. Рефлексируя над этим, я принял для себя, может быть, не самую прекрасную парадигму, но все же. Возмущаясь огромной несправедливости, я просто решил не лезть в это дерьмо, поэтому следовал своему правилу «невмешательства». Если хочешь поддержать экономику — работай, а не трать запал юных людей, которые будут сидеть по пять лет за решеткой. Хочешь остаться в истории, - окей, хлопни водярочки и уйди со своего поста после восьмилетнего правления. Будь мужиком, а мудаков и так хватает.
Короче говоря, моя жизнь летом мне всегда напоминала «день Сурка». Возможно, я и правда на него чем-то похож. Я приходил с работы около семи вечера, дома меня ждала кошка. Я кормил ее, а потом завалившись на диване читал книгу или смотрел фильм. Либо после работы я ехал в Москву, и гулял по ней с Асей. Везло, когда вечером ко мне приезжала она. Вместе мы готовили еду, занимались любовью под джаз, который доносился из колонки, и смотрели тупые видео. Жизнь текла своей струей, редко меняясь. А, если она и менялась, то это происходило максимально незаметно, ибо, все равно, каждый новый день всегда начинался одинаково: кофе, утренняя сигарета, душ, чистка зубов, кормление кошки, работа.
Дни рождения друзей, товарищей, приятелей или знакомых — единственное, что может поменять «день сурка», сдвинуть его рамки, ужать или сократить. Сам не знаю, как это происходит, но так бывает практически всегда. Эти мимолетные праздники способны привносить в жизнь некоторый «диалог» - размышление. Прежде всего о возрасте, а потом о прочих «прелестях» безмятежной жизни студента. День рождения, как водка, которая разбавляет пиво, делает пресловутое однообразие текущей жизни чуть острее и веселее.
Вероятно, Игорь имел свое внутреннее чутье, а, возможно, он просто хорошо знал меня и Асю, поэтому он в один из последних дней июля позвонил мне и пригласил на свое торжество.
- Вы же сошлись с ней?
- Э-э-э… - протянул я в трубку, выходя из офиса, - откуда у тебя такая инфа?
- Ну, - он немного промолчал, создавая привычную тишину телефонного разговора, - мне так кажется. Ну, вы сошлись?
- Сошлись. Правда, мы держали это в тайне.
- Приходите тогда на мой день рождения.
- Там же? В битцеском парке?
- Абсолютно верно.
- Ну, мне надо сказать об этом как-то Асе, - я снова задумчиво промолчал в трубку, создавая тишину уже сам, - сам знаешь, она не особо любит все эти тусы.
- Знаю, поэтому и звоню именно тебе.
- Я, вообще, сам-то не против. Мне нравится эта идея. Но… Ладно, я поговорю с ней.
- Хорошо, спасибо!
- Да, это тебе спасибо, что пригласил,  - я проходил через проходные ворота завода, - ладно, мне надо бежать на поезд, а то не успею. Я поговорю с ней.
- Да, давай, пока.
- Пока, - я повесил трубку.
Оставалось подобрать подарок. Сложности вопроса с Асей я, если быть честным, не видел, хотя, это — не простая ситуация. Сложнее всего было успеть на электричку, чтобы оказаться в назначенное время в Москве.
           ***
Слэм в толпе людей явно школьного возраста или, может быть, только что вышедшего из него — дело особенно тонкое. Того и гляди, как тебе вмажут по неподготовленной ряхе локтем справа или слева, у кого-то развяжутся шнурки, и он просто напросто выпадет из реальности, оказавшись в больнице с переломом какой-нибудь конечности или чего-нибудь другого. Слэм — мероприятие для подготовленного слушателя или участника, или, на худой конец, зрителя. Мы с Паулиной слэмились в этой толпе на андерграундном концерте московской малоизвестной группы. Для меня это был первый в жизни раз. Весьма небезопасное действие, сделал я вывод.
Параллельно слэм-месиву кто-то у входа в бар курил траву, наблюдая за происходящим. Непонятно, отдавал этот человек себе отчет в том, что он делал, ибо, если бы полиция пронюхала запах травы, она бы мигом накрыла «лавочку» и вставила бы ****юлей всем и каждому, кто находился в тот момент в этом месте.
Подростки метелились под рев гитар. Казалось, что динамик скажет свое «пока», не выдержив повышающихся децибел. Взрывы барабанов прорывали пространство, оставляя безнадежное «тыщ-бух-бам», где-то на задворках двора. Смешиваясь с мощным ударом бас-гитары, звуки резонировали, оглушая старые спальные районы вокруг «Бауманской». Иногда сложно завидовать жителям центра Москвы, но и радоваться за них тоже смысла нет никакого. Что радуйся, что не радуйся, что завидуй, что нет — это их судьба и выбор жить в центре, а если что-то не устраивает, они всегда могут переехать куда-нибудь в Московскую область или в тихий спальник вроде «Бутово».
Паулина мне казалась одной из этих школьниц. Ее тонкая фигура, спрятанная под канареечного цвета куртку открывалась только в момент прыжка. Единственные две вещи, выдававшие в ней девушку, которой уже за двадцать: взгляд и бюст, которого не встретить у старшеклассниц. В остальном, она была подростком, который красит волосы в цвет, напоминающий цвет зрелой алычи в летнем саду. Нос, слегка картошкой, смотрелся аккуратно, сочетаясь с ухоженными и немного подрисованными бровями. Последнее, что довершало образ школьницы-бунтарки — ямочки на щеках.
Вокалист орал в микрофон что-то невнятное, и, весьма, невменяемое. Периодически он отпивал воду из пластиковой бутылки, бормоча в микрофон: «Вода — заебись. Пейте воду». Каждый раз это случалось под монотонный рев старшеклассников и студентов первых курсов. После таких действий он снова молотил свою гитару, которая, того и гляди, просто сгорит в его руках. Полная самоотдача инструменту. Без обиняков.
Парочка гомосексуалов сосалась на сцене под рев аплодисментов тех, кто стоял немного в отдалении от слэма. В этом была их безусловная свобода: и тех кто стоял, наблюдая, и тех, кто сосался на сцене. Гомофильное общество будущего. Оно принимало факт существования двух геев на сцене: одного с усами и в бейсболке и другого в обычной кожаной куртке и джинсах.
Как град со сцены сыпались спейс-дайверы. С интервалом в один куплет они падали с самопальной сцены на руки ликующей толпы. Толкались локтями, все прыгали и пихали друг друга. Мы с Паулиной, влившись в общую струю, делали абсолютно то же самое, что и остальные, иногда ловя тех, кто падал со сцены нам на головы. Определенно, у таких концертов есть своя живая атмосфера. Атмосфера пропитанная потом детей и счастьем взрослых, которые еще совсем недавно «ходили в горшок».
Наши перерывы заполнялись походом в бар за очередным пивом. Темное пиво. Редкостная гадость. Но, в жаре концерта, оно, холодное словно лед, казалось необычайно приятным на вкус. Этот вкус скорее делала атмосфера и харизма самого события. Холодное пиво в конце холодного лета. Что может быть лучше? Бар заполненный людьми, где каждый получает то, что он хочет. Что может быть еще более привлекательным в эту секунду?
- Как ты узнала об этой группе?
- Я уже не помню, вроде, мне как-то друг дал послушать.
- Это тот, который Ильяс?
- Нет, не он.
- И как часто ты ходишь на концерты здесь?
- Раз в недели две, обычно. Знаешь, здесь играют всегда разные исполнители.
- Да, я понимаю. Прикольное место, надо ходить сюда почаще, - я отпил еще холодного пива.
Мои финансы орали романсы, денег оставалось только на картофель фри в «Макдоналсе» и на электричку до дома. Концерт все еще продолжался, и я был трезв. Допив пиво, мы снова вышли к разъяренной толпе. Там ничего не поменялось, только не было двух геев. Мы встали к спокойной части толпы. Школьники продолжали месить друг друга, орать продолжал вокалист. К нам подскочил Ильяс.
- Иван, ты ходил на митинг двадцать седьмого?
- А я там что-то забыл?
- Ну, а как же политика и все дела? - он сзади заключил Паулину в объятия.
- Политика не для меня. У меня свои взгляды на этот счет.
- И какие же?
- Такие, что — это параша, которой заниматься можно, когда либо тебе делать не ***, либо ты любишь БДСМ, либо и то, и другое вместе.
- Весьма весомый аргумент, - сказала Паулина, освободившись от цепких лап Ильяса. Мы снова зашли в слэм.
Самый главный вывод из этого мероприятия, который я мог только сделать: слэм — дело опасное. Рядом со мной упал чувак, которого не успели поймать во время спейс-дайвинга, потому что он был весьма тяжел. Мне хватило доли секунды, чтобы успеть его поднять со словами: «****ь, екарный бабай», - ибо в следующую секунду на том месте, где была его голова прыгнул другой здоровый лось, судя по всему школьник. Слэм продолжался. Когда музыка закончилась, все стихло, а вокалист снова отпил воды из бутылки.
- Пейте воду! Вода — заебись!
- Е-Е-Е-А-А-А! - проорала толпа в ответ. Снова заиграла музыка. Кое-как с Паулиной мы смогли выбраться из этого филиала ада на земле, состоящего сплошь из сопляков.
Эпицентр слэма. Он смотрит в душу. Даже если ты выбрался из него, тебя все равно туда затягивает. Он будто черная дыра, искривляющая пространство и время. Наблюдать за этим лучше всего на расстоянии, а то может случайно затянуть внутрь, а пиво прольется на асфальт, и прощайте последние двести деревянных.
Втроем: я, Паулина и Ильяс стояли в отдалении. Я курил корейские сигареты. Ими я угостил Паулину. Ильяс достал «Винстон». Судя по времени, концерт должен был закончиться через двадцать или тридцать минут. Пива от этого в моем стакане не прибавлялось.
- Кем ты работаешь, Ильяс?
- Я — программист, работаю в «каспе».
- Где?
- В «лаборатории Касперского». А ты чем занимаешься?
- Я — менеджер в производственной компании.
- Хм-м… Как интересно, - сказал он самым безынтересным голосом, затягиваясь своим «Винстоном».
- Мы пойдем в «мак» после концерта? Я есть хочу, - сказала Паулина.
- Да, пойдем, - ответил Ильяс.
Я докуривал сигарету, а покончив с ней, выкинул бычок на асфальт и растер его носком правой ноги. Иногда я встречаю «запах моря», на самом деле — это запах соленого пота. Почему именно он ассоциируется у меня с морем, сложно сказать. Возможно, это шло из детства: чем ближе подъезжаешь на поезде к Новороссийску, тем жарче в нем становится, люди интенсивнее потеют, пьют больше минералки. Запах соленого пота. Запах соленого пота — запах лета.
- На этом все! - проголосил в микрофон солист группы.
- У-у-у-у… - протяжно в ответ завыла толпа.
- Спасибо, что пришли сегодня! - его голос был все также бодр, в ответ слышались редкие хлопки собравшихся.
Подростки и студенты устремились в бар. Кто-то шел поссать, кому-то надо было приложить льда к отбитой локтями роже. Были и те, кому просто надо было выпить кофе. Сами мы тоже устремились к туалету бара, который состоял из двух засранных и обклеенных различными стикерами кабинок.
Казалось, очередь в этот сортир была невозможно длинной. Тусклые остатки света, доносившиеся из-под барной стойки, позволили мне в-первые разглядеть Ильяса по-настоящему. Это был самый обыкновенный щуплый малый с очками на переносице длинного и тонкого носа. Кажись, заденет ветер его тонкие черты лица, они истекут кровью в миг. Засаленные волосы свисали с его башки словно ошметки, придавая окончательный образ компьютерного червячка в зашкваренной «лаборатории». Маленькие черные глазенки его рыскали то вправо, то влево, будто пытались что-то обнаружить. Самый обыкновенный московский мальчик из самой обычной московской семьи, которому никогда неведомы были проблемы криминальных районов, заводских кварталов. Обычный и простой мальчишка, который никогда ничего не делал своими руками, чтобы побороть бедность, как это делают другие его сверстники. Он все также не отлипал от Паулины. Но, как бы сказать, мне было пох. Я ждал свою очередь, чтобы опорожнить свой мочевой пузырь.
Обклеенные плакатами, стены бара окружали своей атмосферностью. Андерграунд. Гребанный андерграунд. Скейтборды дополняли его. Никто и никогда на них не ездил. Они были просто такой же частью интерьера, как и плакаты. Все остальное пространство было разрисовано граффити. Беспечный народ продолжал свои посиделки возле стойки. Кто-то пил, кто-то просто стоял и ****ел о каких-то житейских и мирских вещах. За столиками в баре сидели люди и смотрели либо в свои тарелки, либо в экран телевизора, по которому крутили клипы на по MTV. Неяркий и желтый свет падал вниз, растворяясь в тарелках с супом. Типичное хипстерское место в центре Москвы, одно из нескольких таких же обыденных мест в мегаполисе.
Очередь с каждой минутой продвигалась все быстрее и быстрее. Казалось, будто люди просто стали писать намного быстрее, дабы не задерживать очередь. Но это было всего лишь ощущение. Время все также текло медленно, не меняясь в пространстве бара. С каждой секундой мы становились старее, не замечая этого совсем.
Я и Ильяс стояли возле кабинок. Их было всего две. Двери туалетов были аналогично стенам обклеены плакатами, стикерами и прочим дерьмом. Напротив дверей были все те же разрисованные стены. Отличие от зала заключалось в том, что здесь никто не ел. Все собравшиеся просто ждали своей очереди отлить в «фаянсового монстра». Одна из дверей раскрылась, выпустив Паулину. Пространство сортира, осветив своим мраком коридор, пригласило меня. Паулина мимолетно кинула реплику: «Я буду у бара», - и скрылась за очередью. Кивнув, также куда-то в пространство, я шагнул в комнатку с унитазом.
Писать было фантастически классно. Теплая струя моей мочи падала в воду толчка, создавая звук падающего водопада. Пол вокруг фаянса, да и он сам, были вполне чистыми, даже не засранными. Обычно в подобных местах ободок унитаза всегда зассан, но, вероятно, этот случай — одно из редких исключений. Высокая культура, в каком-то смысле… Освободив свой мочевой пузырь от излишков воды, я вышел в коридор с граффити. Абсолютно нескончаемая очередь смотрела пустыми глазами на то, как вышел человек, и зашел новый. Хотя... Зачем придавать своему взгляду какой-то смысл в этот момент? Да просто не за чем.
Моменты ожидания как маленькие червячки, проползающие в грунте времени. Мы же, люди, которые ожидают, - что-то совсем промежуточное и маленькое в земном пласте времени. Куда меньше, чем «червячки», а мыслим себя корнями или хотим видеть кротиками или сусликами. Такие уж люди. Даже прошедшее столетие нас не изменило, а если и изменило, то совсем незначительно.
Хотелось холодного пива. В кармане моем лежали последние две сотни. Одна сотенка предназначалась для оплаты проезда, вторая — для снек-бокса в «Макдоналсе». «А может… Зайцем? - проскочило в нейронных связях, - да… Но кто будет ехать на последней электричке с «Курского» в первом часу ночи? Все давно уже дома… Спят». Я написал Асе. Ответа от нее не было, поэтому я обратно опустил телефон в карман. Сквозь очередь в нашу сторону прошел Ильяс.
Мы шли к «Бауманской». С Паулиной у нас шел весьма бодрый разговор на украинском языке. Мы растягивали сигареты, выдыхая остатки дыма в прохладный ночной воздух лета. Ильяс шел рядом и молчал. Вероятно, он не знал как встрять в наш разговор. Но из-за этого неловкости не чувствовалось. Не все могут поймать свою волну, а кто-то может и потерять ее. Тяжело оставаться на гребне постоянно. А иногда, вообще, надо выбираться на сушу, передохнуть и с новыми силами возвращаться на поднимающуюся волну. 
- Откуда ты знаешь украинский? - спросила меня Паулина.
- Я его немного учил, мне нравится мова. Классный язык. Нравится. А ты откуда знаешь?
- Я же украинка.
- Но ведь не все украинцы знают украинский…
- И не все татары свободно говорят на татарском. Ильяс, ты говоришь по-татарски?
Ильяс, погруженный в мысли, резко встрепенулся, будто его окатили холодной водой из ковша.
- А-а-а… Чего? Татарский? Нет, - он посмотрел на меня, - я всю жизнь жил здесь, мои родители здесь… Нет. Не знаю я татарский.
- Угу, мы поняли, - сказала Паулина.
- А ты смотрела «Слугу Народа»?  - Ильяс спросил у нее.
- Нет, про что он? Я знаю, что там снимался Зеленьский, - Паулина зачем-то посмотрела на меня.
- Он про то, как учитель истории становится президентом Незалежной, - продолжал Ильяс, - но теперь его можно посмотреть только на «Нетфликсе», на «Ютубе» его нет в свободном доступе.
- Нет, есть. Я только недавно его там смотрел, - сказал я.
- А, ну, возможно, - наш татарский собеседник снова замолчал.
К слову… Хроническое отсутствие финансов чему-то да учит. Жить на двести рублей в день — отдельное искусство в области прочих. Зная свою патологическую транжирность, не стоит носить с собой достаточно большие суммы, ибо за вечер можно просадить все деньги, а потом думать, на что и куда они были потрачены. Поэтому в «Макдоналсе» я довольствовался снек-боксом. Ильяс взял Паулине комбо-обед, а себе заказал ролл с креветками.
- Вот не знаю! Как по мне, Навальный — красавчик! - Ильяс отпивал колу из огромной бадьи снабженной льдом.
- Ну, он мне не нравится, - отвечала ему Паулина, прожевывая картошку. Прядь ее красных волос выпала из-за уха, закрыв лоб и глаз.
- Он делает такие штуки, лучший политик!
- Знаешь, не бывает лучших политиков или худших. По сути, они такие же как и мы — люди. И не более. И разницы между ним или кем-нибудь другим - нет. Суть их одна: управлять. А чтобы они все нормально управляли, мы должны почувствовать, что являемся налогоплательщиками, - ответил я, делая глоток американо.
- Ну, он не берет взяток, против коррупции, - Ильяс посмотрел на меня, а затем потряс стаканом, чтобы убедиться какой у него объем колы.
- Найди хоть кого-то, кто за все плохое и против всего хорошего? Вот ты знаешь, например, сколько ты сегодня денег отдал государству?
- Нет… Разве это имеет вообще какое-то значение? Не понимаю.
- Имеет. В целом я отношусь к нему, как и к политике в целом, - я дожевывал два последних кусочка картошки, которые больше всего напоминали резину.
Остаток вечера мы провели в молчании. Я допивал свой кофе, Паулина разделывалась со своим бургером, Ильяс дожевывал креветку. Ближе к полуночи к нам подошел учтивый сотрудник «мака», предупредив о скором закрытии.
Сложив все оставшиеся упаковки от еды на поднос, мы вышли на ночную московскую улицу, пропитанную дождливым летом. Некогда особняки, купеческие дома, доходные дома, а теперь офисные помещения смотрели пустыми темными глазами-окнами на троих последних людей этой улицы: москвича-программиста с засаленными длинными волосами, очками на носу и сумкой, ремень которой пересекал туловище, помещая ее на уровне бедра; красноволосую девушку-психолога в канареечного цвета куртке и кроссовках «Фила»; студента меда, который весьма случайно оказался в этой компании, на этой улице, в это время.
Ася ответила на мои сообщения, спросив, как прошел концерт. Я ответил, что без нее мне здесь и сейчас было грустно. И по правде говоря, мне действительно ее не хватало. И с ней, а не с Паулиной и Ильясом, я бы хотел провести этот вечер, пусть даже и на концерте или в «маке», но с ней. Моя ошибка выбора. Надо было сидеть с Асей, смотреть какой-нибудь мультфильм под пледом, заниматься сексом и пить какао.
Ночь сгущалась над кварталами «Бауманской», а затем расступалась перед фонарями возле дорог. Окончательно она уходила рядом с метро, где небольшое количество людей готовилось спуститься в «подземный город мрамора». Так, три совершенно разных человека спустились туда, растворившись словно сахар в кипятке.
           ***
Прошлый день рождения Игоря прошел бурно и весело. Утро, как собственно и день, после таких празднеств запоминается крепко и надолго. Отвратительное состояние похмелья. Оно вездесуще. Куда ни глянь, куда ни повернись — тебе перманентно дерьмово. И не понятно даже от чего больше: от того, что ты надрался как последняя сволочь или от того, что тебя мучает дикая головная боль, и постоянно тянет блевать.
Толчком меня пытался кто-то разбудить. Я открыл глаза и понял, что лежу на асфальте в помещении, которое напоминает винтовую парковку. Мимо меня проехал огроменный джип. «Какого черта? Я вообще где?» - вопросы самому себе, наверное, лучшее лекарство, чтобы распознать ситуацию.
- Э-э-э! Вставай! Проваливай отсюда! А то ментов вызову!
- Эй, чего за бред? Каких ментов?
- Каких? Таких! Эй, пацан!
- Подожди! Я, вообще, где?
- Ты на парковке! Давай поднимайся!
- А где мои вещи?
- Я что знаю? У тебя их с собой нет.
- Подождите, дайте гляну. Может тут где лежат?
- Хорошо.
Я прошел по павильону. Машины, как и нормальные люди, тоже спят в эти часы. Вещей нигде не было, а в голове возникла лишь картинка с автосервисом. Последнее место, где я был до этого. «Ладно, надо идти, а то и правда ментов вызовет», - подумал я и пошел на встречу охраннику.
Мы спустились на первый этаж. В моем кармане был кошелек набитый деньгами. Больше в моих карманах не было ничего. Стояла теплая предрассветная погода. Я был одет в худи синего цвета и шорты, которые едва доходили до колен. Все мои ноги были в ссадинах из-за падений на асфальт. Видимо, когда я с бодуна пытался ехать на доске, постоянно падал. Запекшаяся кровь въелась в кожу.
- Вы не курите?
- Нет, не курю.
- Жаль. Мне нужна помощь. Где здесь автосервисы?
- Автосервисы все там, - охранник обвел рукой район «Южное Бутово», - если тебе нужен автосервис, то тебе к метро, а затем направо.
- Спасибо.
Я вышел из-за шлакбаума и потопал в сторону станции метро. Постепенно пытаясь вспомнить свой ночной путь. Я пытался вспомнить, как оказался здесь. Память — обрывки газет, пазл, который надо собрать, как можно быстрее. В моей сумке, которую я успел где-то посеять был не только паспорт, но и ключи от квартиры, томик Набокова, документы по работе… Короче, вся моя жизнь в одном портфеле, который я где-то проебал. А еще телефон и моя доска.

Все, что было до винного попоища я помнил прекрасно. Мы встретились с Игорем, его девушкой Таней и его товарищем Лагутковым около «Коньково». У меня закончились сигареты, поэтому нам пришлось заходить всем в магазин. А затем мы пошли в лес… Так…


Я проходил мимо закрытых маленьких магазинчиков. Блочные дома уже готовились встречать новый день. Пустые рельсы метро проносились над деревьями. Когда-то эти деревья дорастут до полотна.


… Мы зашли в лес, который располагался за палеонтологическим музеем. Я нес в руках пакет, который до этого несла Таня, Игорь и Лагутков тоже несли по огромному мешку каждый.
- Игорь, вот знаешь, как забавно… Я снова сошелся с Асей.
- Как меня заебала ваша санта-барбара. Когда у вас начнутся нормальные отношения, Вань? Ой, давай оставим этот пустой разговор.
- Ну, давай, - я улыбнулся ему, продолжая идти по узкой тропе, - Тань, как идет твоя учеба в «тимке»? - поинтересовался я у Тани.
- Я была на практике в Ставрополье, вот недавно вернулась. Наблюдала за птичками. Осенью снова поеду. А как твоя практика прошла?
- В «склифе», в отделении экстренной реанимации.
- О, родной «склиф», - заключил Игорь, предавшись былым воспоминаниям времен своего выпускного диплома…


Я стоял перед входом на станцию «Скобелевская». Отсюда я начал свой путь. Как я оказался на окраине «Бутово»? Ведь логично же, что если мне надо было идти в сторону станции «Бутово» Курского направления, то мне надо было идти в совершенно противоположную сторону. Я смотрел на Скобелевскую улицу. Она была как никогда пустынна. Обычно даже в шесть утра по ней кто-нибудь да идет на метро. В 3:50 там щебетали только птицы. Припоминая наличие автосервиса на ней, я достаточно бодрым шагом пошел по серому асфальту. Волны тошноты поступательно приближались к кадыку. Каждая новая волна была отчетливей предыдущей. Дойдя до автосервиса, я оперся на остановку и проблевался на газон. Автосервис был закрыт. «Черт, как же дерьмово», - произнес я в слух и пошел дальше.


… На полянке, которую Игорь выбрал для пикника, нас уже ждал Мирон. Он — бывший одногруппник Игоря по шараге. Это был высокий хорошо сложенный молодой человек, с правильным типом лица, светло-русыми волосами и большими темного цвета глазами. Он сидел на бревне. Рядом с ним лежали пакеты с пивом, вермутом и вином. Мирон, за то время пока мы заходили в магазин, успел съездить на велосипеде к дому Игоря и взять его гитару. Она, прислоненная к березе, стояла в черном чехле, ожидая своего часа.
- Мирон, - он протянул мне руку.
- Иван, - поздоровался я с ним.
- Лагутков.
- Ну, а нас ты знаешь, - с усмешкой сказал Игорь, - так, ребят, надо собрать для костра ветки, палки. Таня, начинай делать шашлык.
- Так, а чего начинать, если костра еще нет.
- Ну, да, логично. Ладно… Кто-нибудь хочет вкусного пива?
- Давай тогда уж всем? - предложил Игорю Мирон.
- Хорошо.
Игорь разлил в пластиковые стаканчики пиво. Мы сидели на бревне, потягивая холодный пивас словно школьники, пьющие лимонад в жару. Пиво с нотками цедры. Прекрасное начало чего-то масштабного. Допив пиво, мы пошли искать топливо для костра…


Вот уже два автосервиса я прошел, и оба были закрыты, так как они работали до десяти вечера. Я ковылял к станции метро «Бульвар Адмирала Ушакова». Солнце еще не взошло, но утро уже взяло свою эстафету в этом нескончаемом марафоне. Дорога казалась мне бесконечной. Я шел по пустой улице. Один. Голова гудела страшно. Аптеки, и те, были закрыты. Даже бездомных псов не было видно. Дойдя до ветки метро, я принял решение, что пойду обратно к парковке, с которой я пришел. Логичное решение, учитывая тот факт, что больше автосервисов в этом районе не помнил.
«Сука, ну и угораздило ж тебя. Гребанный алкаш, мать твою. Еще и эти, блять, магазины закрыты, - тяжелые мысли забулдыги и самобичевание, возникавшие как всегда некстати, - ну, вот подумай, зачем сейчас сожалеть о том, что ты уже не исправишь? Напился — значит напился, просрал все — значит просрал». Мучительный путь. Мозг — консервная банка с ушами, внутри которой стоит палка — язычок этого импровизированного колокола. Отвратительное чувство. «Главное, Иван, найди воду, как только найдешь все остальное...» - сознание никак не хотело униматься, а раз не хотело, значит я жив. С похмелья, но жив, и могу идти дальше.


… Темнота вечерних августовских крон обнимала костер. Поленья в костре изредка потрескивали, а эти щелчки, отдаваясь в ультрамикроскопическим эхом, улетали во мрак леса. Так щелкает конфетка-шипучка во рту, создавая треск где-то под или перед ухом.
Звук гитары резал сгустившийся вокруг нас воздух, пропитанный костром, дымом сигарет и запахом вина. Играл я все те же избитые песни, которые обычно играют на подобных мероприятиях. Ничего нового — только незабытое старое. Но в этих песнях и есть суть подобных событий: из каких бы вы слоев общества ни были, где бы ни жили, они до боли знакомы, и уж если не все, то большинство точно. Старый добрый русский рок.
Пиво закончилось достаточно быстро. В ход шло вино. И если с пива я не почувствовал никакого опьянения, в отличие от всей компании, то вино разносило меня знатно. Нарушив главное правило распития вин, путем смешивания красного и белого, я дошел до состояния полной некондиции. Проще говоря, нажрался в хлам.
Торможение восприятия, лицо ничего не чувствует. Дубась меня тогда по ****у, ни сказал бы ни слова. Лишь только пьяное пение. Я вставил в рот сигарету. Чертовски темно. Я не видел ладов. Пьяные пальцы пытаются взять аккорд, но руки не слушаются. Кратковременная боль в колене: тлеющий огонек прижег кожу. Надо было уходить.
Играя бессвязную чушь, я сел к остальным на бревно. Под воем и пением я не услышал треска старого бревна и повалился назад, ударившись головой об березу.
- Игорь, - моя язык, тело — все было пьяно, - я пойду… Мне на работу… - я посмотрел в смартфон, экран которого погас и больше не загорался. Значит — сел, - сегодня…
- Куда ты поедешь?
- Поеду через «Бутово».
- Игорь, он не выйдет из леса в таком состоянии, - сказала Таня, - давай дотащим его.
- Спасибо, ребят.
Игорь и Таня взяли меня под руки. Я пьяными шагами ковылял по сухой темной августовской земле. Какая абсолютная беспомощность. Пьяный в самое дерьмо. Я шел и что-то рассказывал то Тане, то Игорю. Таня что-то мне отвечала, Игорь шел молча и лишь нес меня левой половиной своего тела. В правой руке он нес мой портфель, сумку и доску.
- Ну, вот и пришли, - мы стояли напротив Профсоюзной улицы, - ты доберешься до «теплого»? Лучше б остался, утром б поехал, - сказала Таня.
- Как-нибудь доберусь… На доску… Встану, - я балансировал, пытаясь удержаться от падения хотя бы на месте.
- Ваня, какая доска? - спросил Игорь.
- Да, доеду, не волнуйтесь. Спасибо, что донесли.
- Ладно, пока, - Игорь и Таня скрылись в темноте леса, из которого пришли.
Я пытался ехать, но постоянно падал то на газон, то на асфальт. Иногда моя доска выкатывалась на проезжую часть. Щуря глаза, я выходил на нее и забирал свою доску. Я вглядывался в светящиеся глаза автомобилей, которые казались так далеко. Тихий и ночной город, редкие автомобили на Профсоюзной улице. Лето…


Жилые кварталы Южного Бутова. Величественные панельки, смотрящие в новый день с гордостью и невозмутимостью пластиковыми окнами. Солнце уже успело своими первыми лучами выйти им на встречу, представляя новое утро и новый очередной день. День, который ничем не отличается от предыдущего… День… Такой же будет и завтра, и через полгода, и через сотню лет. Просто новый день.
Я прошел между двумя панельками. И мне нужна была помощь: я хотел узнать, есть ли в округе еще круглосуточные автосервисы. Как на зло, не было ни единой души в этих каменных джунглях. Все пантеры и обезьяны еще спали. Я снова оглядел двор и снова не увидел того, кто бы мог мне помочь.
Прозрение бывает разным: оно может быть подано в виде намека, а может и просто в лоб дать. Я выходил из двора, как вдруг из него выехало такси. Таксист устало смотрел в смартфон в поиске заказа. Он стоял на выезде из жилой зоны, ему явно хотелось спать. Скучающий взгляд пробегал по экрану.
- Доброго утра, - я подошел к машине.
- И тебе.
- Скажите, вы можете мне немного помочь?
- Ну, смотря как… - таксист окатил меня взглядом, - денег у меня нет.
- Мне не нужны деньги. Вы могли бы посмотреть по картам, где здесь круглосуточный автосервис.
- М-м-м… Хорошо, - он набрал в приложении запрос, - вот смотри… Круглосуточные автосервисы в этом районе, - он показал мне карту, - надо обойти вот эти два дома, и будешь на месте.
- Спасибо, - я кивнул ему в ответ и побрел туда, куда и шел.
«Да, вероятно, все как раз там. Вот я дурень», - сказал я сам себе. Тошнота отступала, организм брал реванш у похмелья. «Вот оно какое… Второе дыхание...» - клумбы с цветами удачно ложились на мои мысли. Пройдя через аллею, я увидел ту самую винтовую парковку, на стене которой висел световой короб «Автосервис 24». Ощущение одновременной радости и собственной тупости охватывало меня подобно онемению конечности, которую случайно отлежал. Я перешел дорогу и подошел к двери автосервиса. «Господи, как тупо и неловко», - я постучал в дверь. За ней послышались шаги.


… Я открыл глаза и сразу проблевался. Метро… Я ехал по бутовской ветке. Напротив меня сидел мужчина. Услышав объявление станции «Скобелевская», я вышел из вагона на открытую платформу…
Я снова открыл глаза. Я сидел на деревянной лавочке и пялился на свето-короб метрополитена. «Станция «Скобелевская», - прочитал я, - до «Бутово» совсем рукой подать...» Я сидел, но встать не мог. Мутило страшно.
- Тебе плохо? - спросил меня женский голос.
- ***во…
- Нам тоже, - на заднем фоне я услышал, как кто-то блюет.
- Ты куда идешь?
- Мне надо на станцию «Бутово»…
Я опять открыл глаза. Передо мной стоял высокий парень в спецовке. Над его головой висела надпись «автосервис 24». Он что-то мне говорил с украинским акцентом.
- А не подскажешь, как мне дойти до станции «Бутово»?
- Секунду… - он начал смотреть в смартфон.
- А как тебя зовут?
- Леха… - ответил он, смотря в экран, - отсюда сорок минут пешком.
- Бля… Не близко. Можно мне у тебя тут переночевать?
- Не, извини… Не могу, хозяин будет ругаться.
- Ладно… - я на секунду закрыл глаза.
Кто-то меня тряс. Я открыл глаза. Мимо проехал джип. «Где я? Парковка? Какого ***?» - подумал я…


Дверь открылась. На пороге стоял высокий молодой человек со светло-русыми волосами. Он достал из спецовки пачку сигарет и предложил мне. Я учтиво взял сигарету. Мы закурили.
- Ты куда пропал? Я отношу твои вещи, возвращаюсь, а тебя нет.
- Фух, слава богу, они у тебя. Прости… Я запамятовал… Тебя как зовут?
- Леха.
- Иван, - мы пожали руки, - я уснул на этой парковке, - я показал на парковку, - неловко вышло…
- Да, все бывает.
- Обошел сейчас весь район… Ох… Жестко…
- Да, это жестко. Сейчас вещи твои принесу.
- Слушай, а вода у тебя есть?
- Да, конечно.
Леха вынес из своей каморки мои пожитки, телефон и бутылку воды «Просто». Я открыл бутылку и практически залпом выпил половину.
- Спасибо! Спас!
- Да, не за что, не напивайся так в следующий раз.
- Думаю, что так напиваться я уже точно не буду. Я ведь вообще не помню, как пришел сюда. Ладно, поеду на электричку. Спасибо!
- Всегда пожалуйста. Давай, удачной дороги!
Мы пожали друг другу руки, и подгоняемый рассветом, я помчал на своей доске мимо панельных домов. Незабываемая ночь…
           ***
- Вань, я не хочу туда идти, - сказала Ася, когда мы подходили к палеонтологическому музею, - не хочу! Давай не пойдем.
- Вот скажи, как мы не пойдем, если мы уже позвонили Игорю и сказали, что идем от метро. Это тип: «Игорь, привет, мы не придем, хотя уже приехали». Ну… Такое. Зая, придем, посидим, подарим подарок и пойдем, если захочешь.
- Ты опять напьешься и будешь вести себя как мудила: будешь меня обнимать, целовать… Опять будешь рассказывать свои идиотские истории. Да, блин! Почему?!
- Ася, что «почему»? Я не буду напиваться, просто мы немного посидим. Тем более, если помнишь, мы договаривались, что будем иногда где-нибудь тусить!
- Ладно, - ответила она сдавленным голосом, будто ей не хватало кислорода. Я попытался ее обнять. Ася скинула мои руки и зашагала вперед.
Мы свернули с Профсоюзной улицы. Холодный запах леса окутал нас. Около леса дежурила машина Росгвардии. Росгвардейцы посмотрели на нас, а затем снова занялись своими делами. Казалось, что кого-то они выжидают. Ася даже не обратила на них внимания.
Мы шли минут десять, пока не увидели Игоря и красноволосую девушку с голубыми глазами в темно-серой куртке.
- Паулина, - сказала девушка.
- Ася, - пролепетала Ася.
- Ваня, - сказал я, - будем знакомы! - я посмотрел на Игоря, - ну, Сусанин, веди!
- Пойдемте.
Извилистые тропы леса. Совсем неизведанные. Мокрая земля под ногами. Утопая в ней, мы шли за Игорем. Как ни пытался я запомнить наш путь, я так и не смог этого сделать. Лабиринт леса. Так упадешь в канаву, гуляя здесь, никто никогда тебя не найдет. Игорь и Паулина, да и Ася были молчаливы. Мы просто шли вперед.
- Игорь, а что здесь делают «мушкетеры царские»?
- Закладчиков ловят.
- Понятно… Шашлык там жарится?
- Только начали.
Пять минут мы брели по чаще, пока не добрались до поляны. На ней было все также молчаливо и серо. Даже языки оранжевого костра не скрашивали эту тихую мглу. Из всех присутствующих я помнил лишь Мирона, который вяло перебирал струны гитары, прорезая тишину.
- О, Ваня! - крикнул Мирон, - этот парень настоящий рокер! Ваня, сыграй нам что-нибудь.
- Привет, Мирон. Да, сыграю. Сейчас только познакомлюсь с…
- Арина, - каким-то грудным и грубым голосом пробасила девушка, появившаяся как из ниоткуда, - девушка Игоря.
- Приятно познакомиться, Иван. Это Ася.
- Понятно. Игорь, давай жарь мясо!
- Да, конечно… - Игорь повиновался.
Вечеринка шла вяло. Арина курила, Ася сидела в гамаке, Мирон ковырял палкой в костре, Паулина молча сидела на бревне, отпивая вино из стакана. Я взял гитару.
- Ну, сыграем…
- А что хоть будешь играть-то? - спросила Арина.
- «Агату Кристи».
- Ха!
Я запел «А на войне как на войне». Народ продолжал пялиться в костер. Игорь сначала попробовал подпевать, а затем быстро осекся, увидев мрачный и неодобрительный взгляд своей девушки. Закончив с «Агатой», я принялся за «Нирвану» и «Стрыкало». А люди оставались все такими же сомнамбулами.
- А «Пиксис» сможешь сыграть?
- Ну, я не слушал их особо… Могу «Пинк Флойд»…
- Банальщина, - бросила Арина.
Я налил нам с Асей вина. Мы сидели в гамаке вдвоем. Теплота ее тела и вина разлеталась во мне, превращаясь в острые стеклянные осколки. Мясо было не готово.
- Игорь, а где Лагутков?
- Он улетел в ОАЭ.
- Ясно…
- Вань, может пойдем? - шепнула мне на ухо Ася.
- Хорошо, как скажешь… Пойдем.
С Асей мы вышли к костру, тепло которого не грело никого. «Ледяной огонь души твоей...» - проговорила моя душа, глядя на самую скучную тусовку во вселенной.
- Ладно, ребят. Спасибо всем… Мы, наверное, пойдем…
- Так рано? - спросил меня Игорь.
- Да, мне завтра на работу, еще Асю надо проводить… Асе еще с собакой гулять… Спасибо, что пригласил…
- Ну, ладно… Спасибо, что пришли, ребят, - Игорь пожал мою руку.
С Асей мы попрощались со всеми присутствующими и вышли обратно на тропу. Запутанные дороги леса встретили нас, а на небе вместо путеводных звезд был свет огромного города, жизнь в котором и не смела останавливаться ни на миг. Холодный лес не хотел выпускать нас, поэтому по наитию мы брели, ориентируясь по свету города.
- Кажется, мы идем не туда, - сказала мне Ася, вцепившись в мою руку.
- Да, мне тоже так кажется. Возможно, мы просто прошли наш поворот. Вернемся обратно.
Найдя необходимый путь, мы вышли из леса. Холодный его воздух заменился на более теплый городской. Профсоюзная улица, с горящими фонарями встречала нас: путников, выбравшихся из темного по-настоящему осеннего леса.
Мы шли до «Коньково». Ася все также молчала, но в ней я уже не видел этой скованности.
- А знаешь, какая была в прошлом году туса? - я посмотрел в ее холодные голубые глаза.
- Знаешь, Вань, даже думать об этом не хочу, - ответила Ася, и мы спустились в метро, оставив позади лес, огни Москвы и непривычный августовский холод.