Птичка-то осталась жива!

   
     Мы ходили из школы домой с моей одноклассницей Надей через городской парк.
     Зимой мороз стоял, аж уши заворачивались, носы сопели, а глаза покрывались изморозью от пара, валившего из-под шарфов, которыми были укутаны наши шеи и рты. Носы тоже должны были быть закрыты шарфами. Но как –то так странно получалось, что они всё время сваливались с носов. Кончики носов обмерзали, щёки краснели, мы мёрзли, но упорно не натягивали шарфы выше ртов. Неудобно же! А варежки? Пальцы в варежках собирались в кулак, просто потому что по-другому никак... Не понятно каким образом рукавички становились мокрыми,  скукоживались и превращались на концах, возле закруглённых швов, в твёрдый ледяной комок. Руки сворачивались в кулачок  и отяжелевшие варежки выглядели култышками, с которых свисали мелкие льдинки. Если бы не державшие их резинки, протянутые в пальто, каждодневная их потеря была бы обеспечена.

     Такие вот расхлёстанные мы, третьеклассники, топали по морозу домой. Из дома приличные шли. Там по утрам мамы да бабушки собирали, а из школы кто как мог…

     Путь был через парк, не близкий, но интересный, а зимой особенно. Деревья все в снегу, как в сказке. Он лежал огромными шапками на ветках, а на их концах удивительным образом свисал почти до земли, образуя ветками сказочные шалашики. Мы иногда пробирались в них, набирая  полные валенки снега. Старались залезать аккуратно, чтобы не смахивать снег с веток, иначе... иначе он ссыпался на шапки и за шиворот пальто. Бррр! Мы ежились от холода, но упорно зарывались в эти шалашики, ведь так таинственно было сидеть в них и высматривать из-под веток что-нибудь интересное…

    Посреди парка стоял большой фонтан, там заморозило воду, а в ней подо льдом куча всяких сокровищ, даже деньги были или какие-нибудь безделушки, типа нагрудных значков. Иногда мы пытались вытащить найденные сокровища, но про ломы тогда не знали (да и откуда их взять?), а палками почему-то не получалось разбивать  лёд. Уж сильно сковывал его мороз. Так и уходили от фонтана  несолоно хлебавши до следующего раза.

    Ещё много других разностей было зимой в парке. То по дорожке какой скатишься, накатанной людьми, на портфеле (на ногах у меня никогда не получалось), то, когда не холодно, гоняли голубей, которые собирались тут же у фонтана и лезли, нисколько не боясь под ноги людей, в надежде получить хоть что-нибудь съестного. Мы иногда тоже делились с ними остатками булок, что брали домой из школьной столовой.

    А в один из очень морозных дней, я шла из школы одна, а не с Надей, и увидела одинокую птичку, голубя, сидящего на крышке колодца. Я, как обычно, замахнулась на него портфелем, чтобы он взлетел, а он… остался сидеть на месте. Я затопала на него ногами «А ну!!» - он сидит, только глазами водит, даже не приподнимается на лапках… Странно! Я присела возле него. Думала взлетит от испуга, что к нему человек близко сел. Нет – сидит! Надулся, но сидит, пытается крыльями взмахнуть — не получается — сидит… Сняв рукавички я потрогала его. Он был такой холоооодный! Я в него тыкаю пальцами, а он – сидит! «Птичка, ну ты что? Улетай!» - умоляла я его. А он — сидит! Поняв, что голубь замёрз, я потихоньку начала его тянуть, лапки приподнялись, но от крышки колодца не отлипали. Встав на колени, начала дуть горячим воздухом и, О! - одна лапка отошла, а за ней вторая, но, птичка застывшая, только глазки блестят и сердечко стучит. Я чувствовала его биение пальцами… Положив голубя за пазуху, я понесла его домой.

    Дома родителей не было, только кот Барсик встретил меня у порога, зевая и потягиваясь. Увидев птицу, которую я положила на коврик, зашевелил хвостом и усами от удивления. Снимая зимнюю амуницию, в виде рукавичек, шарфа, шапки, пальто, валенок, отлетавших от встряхивания в разные стороны, я зорко следила за Барсиком, который ходил возле голубя, обнюхивая его и трогая лапкой. «Нельзя, Барсик, - махала я на него шарфом, - видишь птичка замёрзла.» Барсик только мурлыкал и щурил жёлтые глаза, видимо, надеясь на лёгкую добычу.
 
   Раздевшись, я взяла, голубя в руки и начала дуть ему на клюв и глаза, поглаживая тельце птички и приговаривая: «Птичка маленькая, бедненькая, заморозил тебя дедушка Мороз. Ух, он какой, никого не жалеет! Но ничего, я тебя и согрею, и накормлю! Ты зиму у нас поживёшь, а весной полетишь в свой дом! Вот все обрадуются, когда ты прилетишь к своим маме и папе живой и здоровой!» Сердечко птички, то ли от моих тёплых слов, то ли от тепла в квартире забилось чаще. «Живой!» Я прыгала от радости... А Барсик прыгал возле меня, пытаясь достать лапой бедного голубя. Пока я кушала суп, птица уже сидела возле моей тарелки. Я подносила ложку к клюву голубя, но он не реагировал, а когда положила рядом с собой кусок хлеба, голубь зашевелился и клюнул хлеб клювом. Так вместе перекусив, убрав со стола (как наказывала мама) я понесла птицу в большую комнату, которая была и спальней родителям, и залом. В ней стоял телевизор, большой стол и диван. Дверь в комнату, чтобы Барсик не лез к птичке, я закрыла. Голубя посадила на стол. Потом прилегла на диван, включила телевизор и уснула…

     Проснулась я от крика мамы: «Ай, это что такое? Откуда здесь голубь? Да он всю квартиру изгадил…» Всюду горел свет. Моя мама взлохмаченная, со шваброй в руках, гоняла голубя по квартире, который к этому времени оттаял и быстро-быстро махая крыльями летал, увертываясь от её швабры, натыкаясь на мебель, двери и углы. Всюду по комнатам на полу, мебели, диване, столах, телевизоре, на кухне на посуде — всюду, всюду были бело-серые капли голубиного помёта… Я схватилась за голову и кричала: «Не надо его бить, он замёрз, я его спасла…», -пытаясь рассказать маме про беду бедного голубя. Но она была очень зла и ничего не хотела слушать. Бегая за голубем, призывала на помощь Барсика: «Лови его Барсик, лови, ужин тебе будет». А он и старался, и носился вместе с мамой по квартире, пытаясь прыгать как можно выше, чтобы достать птицу. Ох, как мне было обидно… В очередной залёт голубя в зал, как уж и сообразила, я вскочила на стул и открыла форточку… птица, почуяв свежий морозный воздух, выпорхнула из неё на улицу…

     Пока я весь вечер ревела, мама рассказывал отцу, пришедшему с работы поздно и не заставшему этих событий, о том, что произошло… Он хохотал от души. А мама ходила с тряпкой и весь вечер до ночи и тёрла, и тёрла, и тёрла квартиру от голубиных пятен, ругая меня за мою жалостливую душу.

    Я же, укладываясь спать, нашла на подушке серо-голубое голубиное перо… оно долго хранилось у меня и стало закладкой в учебниках. Я мечтала, что однажды мне сядет на плечо голубь и скажет: «Спасибо тебе, я жив и здоров!» Но этого не случилось, конечно, кто же захочет сказать спасибо людям, которые выгнали тебя из тёплой квартиры...

   И всё-таки мне было хорошо на душе, птичка-то осталась жива… я очень на это надеялась!