Сильная сердцем

Вышла Валентина на пенсию на семь лет раньше, чем остальные, так как работала всю жизнь на тяжелом и вредном производстве, да ещё далеко за полярным кругом. Вот и стала она пенсионеркой в свои сорок восемь лет.
Однако здоровье свое Валентина сильно подорвала. Родив своему мужу Григорию четырех детей, работала она не покладая рук и на стройках, и по дому. Сильно у неё ноги стали болеть, желудок мучил и давление все время скакало. А какое может быть здоровье в условиях Крайнего Севера. А Григорию до пенсии ещё два года оставалось. Вот и порешили на семейном совете, что Валентина с младшеньким шестилетним Генкой поедет на «большую землю», в деревню, где проживала Христина, мать Григория. Четырнадцатилетний Виктор при отце останется, восьмой и девятый классы окончит.
Старшие дочери, Оксана и Людмила, в это время уже студентками были.
А когда Григорий пенсионный стаж выработает к жене приедет. Там и Виктор в десятый класс пойдет, ежели в училище не надумает поступать.
Так и сделали. Поехала Валентина с младшим сыном в деревню, в которой свекровь её проживала. Хорошо она эту деревню знала. Считай каждый год отпуск вся большая семья проводила. Долго у свекрови Валентина жить не стала, не хотела старуху стеснять. А, как и было обговорено с Григорием, купила дом в этой же деревне, почти на самом краю. Стали она вдвоем с младшим сыном Генкой жить, Григория дожидаться.
В соседях у Валентины жила по одну сторону Надежда, лет на двадцать старше Валентины. Старика она своего не так давно похоронила, - тот болел сильно. А с другой стороны от дома Валентны проживала древняя старушка Ираида. Изба её на самом краю деревни была. Старушка эта хоть и стара была, но крепка здоровьем, хозяйство свое небольшое имела: две овцы, да кур с десяток, огород в порядке держала. Живая и хозяйственная старушонка. Мужа и двух своих сыновей с невестками пережила. Третий сын у нее жил в этой же деревне.
Ираида любила нахваливать свою породу, да и себя не забывала.
– Я почётная труженица колхоза, сколько вот этими руками уработано, вся деревня знает, – оказывая при этом свои сухие морщинистые руки с длинными костлявыми пальцами. – Я всю жизнь в передовиках проходила. У меня и грамот цельный сундук и орденов не перечесть! У меня ведь на ладошках мухи не плодятся! И я, и мужик мой Иван, и сыны мои - все работники заслуженные, передовики!
Слушая эти речи соседки, Валентина удивлялась нескромности старухи, но, зная по себе нелегкую жизнь простого труженика, с пониманием относилась к ним, а сопровождаемое бахвальство не замечала.
В тот год в деревне центральный водопровод строили, через каждые сто метров водоразборную колонку ставили. Вот и рядом с домом Валентины принялись рабочие технический колодец под колонку закладывать. Увидела это Ираида, подбежала к рабочим.
– Это почему вы тут колонку решили делать? – накинулась она на рабочих. – Почему не напротив моей избы? Я ветеран труда, я почетная труженица! Мужики удивленно смотрели на старуху, а бригадир пояснил ей.
– По нормам строительным рассчитано, колонка будет установлена между домами, так, чтобы равное расстояние было от каждого дома к колонке!
В это время Валентина, выходила из дому.
– Здравствуйте! – приветливо улыбаясь, поздоровалась Валентина с рабочими и соседкой.
– И тебе не хворать! – резко оборвала Ираида Валентину. – Почему они колонку рядом с твоим домом ставят? Аль я моложе тебя бегать за версту за водой?
Бригадир, не выдержав, громко еще раз пояснил старухе: «Мы по проекту делаем, там все рассчитано!».
– Знаю я ваши проекты, это она вас подмаслила, вот вы колонку у еённого дома и ставите, решили старуху обмануть!
 – Да что Вы такое говорите, я тут при чем, если инженеры так решили! – Валентина от таких слов опешила.
– Я, почетная труженица, буду с грыжей воду на питье себе за версту таскать, а Вальке почти в дом воду завести хотите! – не унималась старуха. – Я буду председателю жаловаться! Не дам здесь колонку устанавливать! Рабочие только в затылке чесали, молча на бригадира смотрели.
– Это у нас последняя на деревне колонка, – разводил руками бригадир. – Мы работу заканчиваем, должны к концу недели водопровод запустить по всей деревне.
– Не дам здесь делать колонку, ко мне ближе ставьте ее! – как бешеная кричала старуха. – Валька молодая, пущай и ходит за водой к моему дому.
– Еще раз повторяю, сплюнув, сказал Бригадир. – Расстояние одинаковое, хоть от Вашего дома, хоть от ее дома! Сами проверьте, до сантиметра посчитано!
– А мне плевать на Ваши счеты, у меня рядом колонка должна быть. Я, труженица почетная, мне положено!
Спор между бригадиром и Ираидой продолжался бы долго, если бы Валентина не вмешалась.
– Поставьте колонку ближе к соседке, – сказала Валентина. – Я не против.
– А как же проект? – как бы спрашивая себя, заметил бригадир. – И акт я как подпишу? Можно, конечно на один пролет трубы сдвинуть, ну это всего шесть метров!
А хоть шесть метров, а ногам стариковским и это далеко! – скрипела Ираида. Бригадир только молча рукой махнул. Валентина молча пошла к дому.
Через неделю запустили систему водоснабжения по всей деревне. Люди радостно с ведрами к колонкам пошли, проверять на деле как вода подается, чистая ли она. Напор воды в колонках был хорошим и в верхней части деревни и тем более в нижнем её краю, вода серебристой струей из колонок била.
У многих во дворах были колодцы. Но, в основном, обветшавшие. Мало у кого они хорошо были обустроены. У многих колодцев в деревне и срубы прогнили, и свайки покосились. Так и у Валентины во дворе старый был колодец, верхний ряд в срубе прогнивший, ворот от цепи истерт сильно. Но вода, зато в нем, была чистейшей и очень вкусной.
Но с колонками удобнее все равно стало жителям.
Вот и на поляне рядом с избушкой Ираиды тоже новенькая колонка стояла, чернела посреди зелени травы.
Валентина решила с Генкой до магазина за продуктами сходить. Выйдя из ограды, Генка показал на новенькую колонку: «Мам, пошли попробуем, есть вода или нет!». Они подошли к колонке, Генка резво повис на рычаге, но вода не текла.
– Резче нажимай и держи, не отпуская! – подсказала ему Валентина. Генка резко нажал на рычаг и так держал его несколько секунд. В утробе колонке раздался шум, бульканье, шипенье и из нее полилась вода.
– Бежит, мама, бежит! – весело начал кричать мальчишка. В это время раздался стук ворот соседского дома. Из-за зарослей малины показался беленький платок Ираиды, она быстрым шагом направлялась к колонке.
– Это Вы зачем общественное имущество ломаете? – быстро подлетела старуха.
– Да никто не ломает ничего, – спокойным голосом ответила. – Вот проверить хотели есть вода или нет.
– Вот руки бы тебе поотрывать! – накинулась старуха на ребенка. – Что проверять, все работает! Эта колонка мне государством установлена! А вы поломать её задумали! 
– Не смейте моего ребенка обижать! – не выдержала на сей раз Валентина. – Кто Вам право дал так на людей нападать?
 Старуха на секунду замерла, вытерла краем платка свой морщинистый рот, спокойно посмотрела на Валентину, промолвила: «Я, заслуженная труженица, а ты со своим приплодом, приехала сюда видишь ли права качать!».
– За что же Вы так ополчились на нас? – с горечью проговорила Валентина.
– А нечего со своим уставом в чужой монастырь заходить. Нарожала уйму детей, муж тебя бросил, в деревню сослал. Так живи и помалкивай. Аль думаешь я не знаю, что Григорий тебя бросил, себе другую бабу там нашел. И правильно сделал!
– Да ты что, дура старая, такое мелешь? – не выдержала тут Валентина. – Мужик мой до пенсии дорабатывает. С ним и Виктор живет! Как язык у тебя поворачивается такое говорить.
Взяла Валентина за руку Генку, повернулась и пошла прочь от соседки.
– Вся деревня знает, что ты брошенка! – не унималась старуха. – Гришка не вернется к тебе, остаток дён одна будешь! Так местных ты уважать должна, а не норов свой показывать!
Шла Валентина и слезами умывалась. Генка рядом молча носом шмыгал. Увидела это из своего огорода соседка Надежда, подошла к изгороди, Валентину покликала.
– Ты чаво это девка, плачешь, али кто обидел? – спросила Надежда. Рассказала все Валентина соседке.
– Ты нашу соседку не слушай, – успокаивала Надежда Валентину. – У нее и по молодости скверный характер был. У нее и родители всё время бахвалились своей породой. А по округе мироедами слыли, раскулачили их в конце тридцатых, да за Урал сослали. А Ираида в деревне осталась, так как за Ивана вышла замуж к тому времени. Иван из батраков был, выпивать любил, да на сторону от Ираиды ходил, бил жену и детей. В войну его забрали, там и погиб он. А Ираиду, как вдову с тремя детьми колхоз не бросил, всем миром ей помогали. Сыны у нее выросли, да все в отца видать пошли. Ни специальности, ни профессии. Так и проболтались всю жизнь, кто где. Старших уж в живых нет. Младший Афонька у нее, бракованный, его в армию не взяли по здоровью. Холостым до сорока лет был. Вот только недавно обженился на вдове одной из соседней деревни. А свела их вместе выпивка. Что Афонька, что его баба по спиртному привычку сильную имеют. Что не нахалтурит по деревне Афонька, все вмиг пропивают. А ведь ребетёнка народили. Сережке их уже пятый год, а он ни слова не говорит, а все потому, что на пьяне он у них замешанный. Ираида все это понимает. Вот и злится на жизнь и людей. Не расстраивайся так. Григорий приедет и замолкнет эта кочерга старая.
Выслушала все это Валентина и от сердца у нее отлегло, поняла она причину злобы соседки. Не на нее злилась Ираида, а на свою жизнь. Но за водой ходила на другую колонку, которая была далее от ее дома.
Скоро приехал на весь отпуск Григорий с Виктором, Оксана с Людмилой тоже из города приехали. Собралось все многочисленное семейство. Григорий подарков с собой привез, Валентине и дочерям всяких нарядов накупил, Генке игрушек разных, матери своей шаль подарил. Хозяйка с дочерями наготовили всяких угощений. Мать Григория на почетное место за столом посадили. Соскучились все друг по другу, все радовались. Валентина в обновках новых светилась счастьем, рядом с мужем своим сидела, на детей своих радостно глядела.
– Ну, Валюшка, потерпи немного, полтора года быстро пройдут, – говорил Григорий жене. – Все снова вместе будет, девки специальность получат, Генка в школу скоро пойдет, Виктор её уж закончит скоро. Приеду и заживем! Верно я, мамка, говорю? – обратился он к своей матери.
– Верно-то, верно, – ответила мать Григория. – Только ты сам подумай, как Вале тут одной с ребенком не сладко. Я старуха, чем могу помочь, навестить изредка, да за Генкой присмотреть. А хозяйству мужик нужен. Тут досточку приколотить, тут подправить, тут подработать. Как же бабе-то одной управиться?
– Всё мамка понимаю, но жизнь такая, – опустил Григорий голову. –Не баклуши за полярным кругом бью, столько лет угрохал, и сейчас не могу я все бросить. Новый цех налаживаем, в следующем году его запускаем. А там и до пенсии всего ничего. Не бросать же все сейчас. А здесь я где работу по специальности своей найду?
Валентина только молчала, крошки со скатерти ладонью в сторону сметала.
Прожил Григорий в деревне весь свой отпуск. Сколько успел по хозяйству все сделал: изгородь обновил, трубу подмазал, каменку в бане переложил. Под конец решил он колодец подновить.
– Хоть и центральный водопровод пустили по деревне, но колодезная вода не сравнима с артезианской, – рассуждал про себя Григорий, заканчивая работу и устанавливая новый ворот на свайки. Генка во дворе играл, Валентина со старшими детьми в это время в лес по грибы, да по ягоды пошли.
Тут во двор Ираида вошла.
– Ой, Гришенька, здравствуй, миленький ты наш соколик! – сладким голосом зажурчала старуха. – На побывку приехал, аль насовсем?
– Здравствуй тётка Ираида, – улыбаясь ответил Григорий. – В отпуске я, уж скоро снова на работу уезжаю. А твое здоровье как?
– Да ничего милок, не жалуюсь. Чаво жаловаться, здоровье-то все еще в молодости угробила на работах в колхозе. Знашь ведь как робила в колхозе? Ой! Да и сейчас вот хозяйство у меня какое-никакое, а две овцы, да пятнадцать кур, огород. Поляну за огородом кошу на сено овцам. Все роблю и роблю, и всю жисть так. А наград сколько у меня, а грамот всяких, уйма. Я же заслуженная труженица! Сам знашь. Только вот сичас не в почете труженики. Кто помоложе, так обидеть наровят нашего брата.
–Та кто ж тебя, тетка обижает здесь? – спросил Григорий.
– Ой, Гришенька, не хотела тебе говорить, так придется, – стала прикладывать к своим глазам уголки платка. – Обижают старуху-то твои же, Григорий. Вона, как меня Валька твоя отматюкала, когда колонки-то нам ставили. Не хотела, чтобы рабочие по смете ставили колонку напротив избы моей, как положено ветеранке. Такой хай подняла, царица небесная! А Генка твой, стервец в огород ко мне повадился лазить, огурцы в парнике все ободрал, подсолнухи поломал, грядки истоптал. Еще и у пеструшки моей из кладки яйца вытащил и на крышу бани кидал, в окошко запустил одно. Все перебил. Окно в бане все в желтке яичном. Я как баба понимаю, что Валентине недогляд за ним. Без мужика тяжело, да не весело. Бабе завсегда мужик нужон, без мужика баба дичает. Может и на чужих мужиков засматриваться. Во как! Некогда Валентине с Генкой-то управляться. Уедешь и начнется шалман здесь без тебя, Валька непонятно где и днем, и вечор быват. Генка без догляда. – закончила старуха, слегка всхлипывая. Помрачнел Григорий от всего сказанного соседкой, желваки на скулах у него заходили.

–Ну, ладно Гришенька, – простилась, уходя Ираида. – Пошла я, морковь поливать надо, да грядки подровнять, да окно в бане помыть. Прощевай, Гришенька. Вышла старуха из ограды. А Григорий так и стоял, кулаки сжав.
– Генка, ты где? – рыкнул на весь двор Григорий.
– Пап, я здесь! – с палисадника откликнулся Генка, быстро направившись к отцу.
Григорий ухватил за ухо подбежавшего к нему мальчонку.
– Ну отвечай, паршивец, ты зачем к соседке в огород залазил? – выкручивая ухо сыну, допытывался отец. –Ты зачем напакостил у нее во дворе?
– Ай, папка, больно! – начал хныкать Генка. – Я не ходил к ней. Она злая. Она маму ругала. 
– Смотри у меня, услышу ещё раз, что по соседским дворам шаришь, выдеру как сидорову козу! Понял меня? – отпустив хныкающего Генку, пробасил Григорий.
Генка весь в слезах убежал в дом. А Григорий отправился к своей матери.
Он передал Христине весь разговор с соседкой. Мать Григория, качая головой.
– Гриша, ты кого слушаешь? – стала успокаивать Христина сына. –У Ираиды же язык как помело поганое. Да и Генка не пакостный мальчишка растет. В гости к кому и то робеет ходить. А чтобы уж на такое? Не верю. А самое главное на Валюшку зря не греши! Что это старая кочерга язык свой поганый распускает? Я при встрече ей все в глаза выскажу. Что напридумывала, ведьма старая! Валька совестная баба. Тебя и детей любит! Я хоть и свекровка ей, но она мне как дочь родная. Я на свадьбе у вас тебе ещё тогда сказала, что повезло тебе с невестой. И сейчас от своих слов не отступлюсь. Сколько лет вы с ней прожили. Детей нажили. А сейчас думаешь вдруг Валентину подменили, и она станет хвостом крутить. Да как ты такое подумать мог, голова твоя садовая. Дала ли она за всю жисть тебе повод усомниться в ней? Наслушался злых речей труженицы этой проклятой и поверил, ребетёнка еще зря разобидел! Эх, ты, дурная голова!
Возвращался Григорий от своей матери своей уже не таким мрачным. Во дворе встретил Генку. Мальчишка с опаской посмотрел на отца и хотел убежать.
– Генка, стой, подь сюды – улыбаясь, мягко спросил Григорий, приседая на корточки перед сыном.
– Ты точно не лазил к Ираиде во двор и огород? – спрашивал отец.
– Не лазил! – начал было хныкать Генка.
– Ну-ну, будя, паря, сопливиться, – обнял сына Григорий. – Ты прости меня, что надрал уши тебе!
Подхватил Григорий сына, усадил его к себе на шею пробежался по ограде. Генка от восторга стал смеяться, повеселел.
Через несколько дней Григорий с Виктором уехали, девчонки на учебу тоже в город отправились.
Остались Валентина с Генкой снова вдвоем.
Началась осень. Колхоз стал развозить по улицам солому для утепления технических колодцев водоразборных колонок. К каждой колонке подъезжал трактор с телегой. Работники скидывали к колодцу несколько навильников соломы. А жители рядом стоящих домов, открыв люк колодца, накыдывали солому на заранее установленный в верхней части настил, чтобы даже в самые лютые морозы, вода в колонках не перемерзала.
На следующее утро, Валентина выйдя провожать в школу Генку, обнаружила у своей ограды набросанную солому. Соломенный след вел в сторону Ираидиной колонки. От привезенной еще вчера большой кучи соломы осталась маленькая кучка. Валентина догадалась, что соседка прихватила для своих овец солому и, чтобы подумали не на нее, решила потрусить солому к дому Валентины, тем самым навести на нее подозрение.
Валентина, увидев это, сильно расстроилась. Но, проводя сына в школу, взяла грабли и сгребла остатки соломы обратно к колонке.
Днем на улице Валентина встретила Ираиду, сухо поздоровалась с ней. Та в ответ начала, улыбаясь беззубым ртом.
– Ты, Валентина, что хошь мне говори, а уважения у тебя к старикам нету, снова начала старуха учить жизни. – Вчерась солому привозили к колонкам. Все колонки в деревне утеплили, осталась тока наша с тобой колонка. Я же не могу на худых ногах в колодец нырять, солому туда скидывать. Я ж навильник уже в руках не ужержу. А ты не торопишься. Валентина, пристально, смотря на старуху, тихо сказала: «Хорошо, я сейчас возьму во дворе вилы и грабли, скидаю солому».
– Ну вот и ладненько, а я до лавки пойду, хлеба куплю – сгорбившись, пошла Ираида.
В магазине было много народа, ждали подвоза хлеба. Стоял гомон, все делились новостями друг с другом.
К магазину подходила и Христина. Уже на крыльце услышала она знакомый скрипучий голос Ираиды.
 – Вот ведь совсем нет у людей ни стыда, ни совести! – громко кричала Ираида. –Общественную солому и то утащила к себе во двор. Все готова утащить и живое и мёртвое! И Генку своего совсем не воспитывать перестала после того как Гришка их бросил!
Тут стало ясно Христине про кого говорит Ираида
– Ты чего это дура старая тут выдумываешь?! – подступилась Христина к Ираиде. –Ты пошто смеешь Валюшку с Гришкой тут при людях позорить, наговаривая на них. Тебе чаво не имётся, кочерга ты старая?! Ты почто язвенница беззубая, все тень на плетень наводишь?! Мало тебе, что своих двух снох со света сжила, на чужих перекинулась. Ведьма старая! Я тебе покажу!.
 – Люди добрые, это почему это мне, заслуженной труженице, рот закрывают? - гордо заявила Ираида.
–Только мельничному делу всегда была труженицей! – заметила Христина.
– Это почему это? Я на мельнице никогда не робила! – удивилась Ираида.
– А потому, что всю жизнь всяку чушь молотишь! – уточнила Христина.
Вокруг все громко захохотали, глядя на эту сцену.
Наступила зима. Долгими зимними вечерами Валентина перечитывала письма Григория и  от дочерей.
Стала готовить Генку к школе. Разучила с ним азбуку, разбирала слова по слогам, научила его читать и писать. Показала основы арифметики.
 Валентина уже забыла обиды и нелепые обвинения своей соседки. При встрече здоровалась с ней. Вела с ней короткие разговоры. Все также слушала соседкины рассказы про ее породу, труженичество, награды, грамоты и почетное ветеранство.
Генка пошел в школу. А после Нового года приехал к Валентине Григорий с Виктором.
Выйдя на пенсию, Григорий начал развивать хозяйство. Обзавелся коровой, лошадью, поросятами, курами. Работал круглый год по хозяйству.
При каждой встрече с Валентиной Ираида нахваливала Григория.
– Повезло тебе Валентина с мужиком, роботящий какой, прямо как мой мужик с сынами. – мило улыбалась старуха. – Ты знаешь у нас ведь вся порода роботящая. А я почетная труженица! Что ни праздник, что ни награждения, то меня чествуют! А почему? Так потому что на руках-то моих мухи не множатся! А мужик у тебя тоже роботящий. Такому мужику ноги мыть, да воду пить! Эх повезло тебе, Валька!
Прошло пару лет. Ираида схоронила последнего своего сына Афоньку. Тот, напившись, замерз зимой на крыльце своего же дома. Жена его ещё больше стала пить и вскоре тоже померла. Сережку их отправили в детский дом. Совсем одна осталась Ираида.
Годы брали свое, здоровья не прибавлялось. Ираида уже перестала держать скотину. Меньше садила в огороде. Реже выходила в деревню. Начала чаще болеть.
Валентина стала навещать старуху. Заказывала в городе дочерям нужные для Ираиды лекарства. Помогала по хозяйству: прибиралась в доме, готовила еду, поливала грядки в огороде, просила Григория или сыновей привезти и наколоть старухе дров.
А когда Ираида совсем занемогла, начала Валентина ухаживать за ней.
Уже на смертном одре, тихим голосом Ираида позвала Валентину и сказала ей: «Валя, ты меня прости за все. Смотрела я на твою семью и свою вспоминала. Не было у меня такого семейного счастья как у тебя. Вот и завидовала. Ты прости меня, Валя!». Старуха, промолвив эти слова, тихо прикрыла свои глаза и умерла.
Похоронные хлопоты взяли на себя Валентина и Григорий.
Долгие годы окна избы Ираиды оставались заколоченными.
Когда внук ее, Сережка, достиг совершеннолетия и отслужил в армии, он приехал жить в деревню, вселился в избу своей бабки.
Валентина и Григорий со своими детьми помогали ему обустроиться. Григорий
с Виктором и Генкой помог подправить забор, починить крышу, распахать огород. Перетаскали во двор к Сергею дрова из одной из своих поленниц. Валентина с Оксанкой и Людмилой, прибрались во всем доме, побелили печь, вымыли окна, пол и потолок покрасили, в огороде грядки разбили и засадили их луком, морковью, чесноком, свеклой, редькой и прочей мелочью. Вместе, сообща посадили и картошку.
Окончив посадки, все уселись на меже.
– Как дальше-то, Сергей, жить думаешь? – поинтересовалась Валентина у соседа.
– Ой, не знаю пока, тетя Валя, – ответил Валентине Сергей. – Женюсь, наверное, робить буду, заживу. Вы же знаете, что у нас в роду все роботящие и почетные!