Сильная сердцем

У Валентины с её мужем Григорием было две дочери и сын. Валентина работала, не покладая рук, и на стройках, и по дому. Здоровье свое она сильно подорвала на тяжелом и вредном производстве, да ещё и в условиях Крайнего Севера. Выработав стаж, вышла Валентина на пенсию в сорок восемь лет.

Выход на пенсию здоровья ей не прибавил. Сильно у неё ноги стали болеть, желудок мучил и давление всё время подскакивало. А какое может быть здоровье в условиях Крайнего Севера. Между тем, Григорию до выработки стажа оставалось ещё два года. Вот и порешили на семейном совете, что Валентина с младшеньким шестилетним Генкой поедет на «большую землю». Будет жить в деревне, где проживала Христина, мать Григория. Старшие дочери в это время уже учились в институте в областном в центре, недалеко от родной деревни Григория. Смогут часто навещать свою мать с младшим братом. А когда Григорий пенсионный стаж выработает, то он к жене с сыном приедет.

Так и сделали. Поехала Валентина с младшим сыном в деревню, в которой свекровь её проживала. Хорошо она эту деревню знала. Считай каждый год отпуск вся семья здесь проводила. Долго у свекрови Валентина жить не стала, не хотела старуху стеснять. А, как и было обговорено с Григорием, купила дом в этой же деревне, почти на самом краю. Стали они вдвоем с Генкой в нём жить, Григория дожидаться.

В соседях у Валентины жила по одну сторону Надежда. Она была лет на двадцать старше Валентины. Старика она своего не так давно похоронила, — тот болел сильно. А с другой стороны от дома Валентны проживала древняя старушка Ираида. Изба её на самом краю деревни находилась. Старушка эта хоть и стара была, но крепка здоровьем, хозяйство своё небольшое имела: две овцы, да кур с десяток, огород в порядке держала. Живая и хозяйственная старушонка. Мужа и двух своих сыновей с невестками пережила. Третий сын у неё жил в этой же деревне.

Ираида любила нахваливать себя и родню свою, называя её «породой».

— Я почётная труженица колхоза, — показывала старуха сухие свои морщинистые руки с длинными костлявыми пальцами. — Всякий знает сколько вот энтими самыми руками уработано, вся деревня знает. Я всю жизнь в передовиках проходила. У меня и грамот цельный сундук и орденов не перечесть! У меня ведь на ладошках мухи-то никогда не плодились! И я, и мужик мой Иван, и сыны мои — все работники заслуженные, передовики! Вся порода наша работящая!

Слушая эти речи соседки, Валентина удивлялась нескромности старухи, но, зная по себе нелегкую жизнь простого труженика, с пониманием относилась к ним, а бахвальства старухи старалась не замечать.

В тот год в деревне центральный водопровод строили, через каждые сто метров водоразборные колонки ставили. Вот и рядом с домом Валентины принялись рабочие технический колодец под колонку закладывать. Увидела это Ираида, подбежала к рабочим.

— Это почему вы тут колонку решили делать? — накинулась она на рабочих. — Почему не напротив моей избы? Я ветеран труда, я почетная труженица! Мужики удивленно смотрели на старуху, а бригадир начал пояснять.

— По нормам строительным рассчитано, колонка будет установлена между домами, так, чтобы равное расстояние было от каждого дома к колонке!

В это время Валентина, выходила из дому.

— Здравствуйте! — приветливо улыбаясь, поздоровалась Валентина с рабочими и соседкой.

— И тебе не хворать! — резко оборвала Ираида Валентину. — Почему они колонку рядом с твоим домом ставят? Аль я моложе тебя бегать за версту за водой?

— Мы по проекту делаем, там все рассчитано! — ещё раз громко пояснил бригадир старухе.

— Знаю я ваши проекты, это она вас подмаслила, вот вы колонку у еённого дома и ставите, решили старуху обмануть!

— Да что Вы такое говорите, я тут при чём, если инженеры так решили! — Валентина от таких слов опешила.

— Я, почётная труженица, буду с грыжей воду на питье себе за версту таскать, а Вальке почти в дом воду завести хотите! — не унималась старуха. — Я буду председателю жаловаться! Не дам здесь колонку устанавливать!

Рабочие только в затылке чесали, молча на бригадира смотрели.

— Это у нас последняя на деревне колонка, — разводил руками бригадир. — Мы работу заканчиваем, должны к концу недели водопровод запустить по всей деревне.

— Не дам здесь делать колонку, ко мне ближе ставьте её! — как бешеная кричала старуха. — Валька молодая, пущай и ходит за водой к моему дому.

— Ещё раз повторяю, — сплюнув, сказал бригадир. — Расстояние одинаковое, хоть от Вашего дома, хоть от её дома! Сами проверьте, до сантиметра посчитано!

— А мне плевать на ваши счёты — не унималась старуха. — Рядом с моим домом колонка должна быть! Я, труженица почетная, мне положено!

Спор между бригадиром и Ираидой продолжался бы долго, если бы Валентина не вмешалась.

— Поставьте колонку ближе к дому соседки, — сказала Валентина. — Я не против.
У Валентины с её мужем Григорием было две дочери и сын. Валентина работала, не покладая рук, и на стройках, и по дому. Здоровье свое она сильно подорвала на тяжелом и вредном производстве, да ещё и в условиях Крайнего Севера. Выработав стаж, вышла Валентина на пенсию в сорок восемь лет.
Выход на пенсию здоровья ей не прибавил. Сильно у неё ноги стали болеть, желудок мучил и давление всё время подскакивало. А какое может быть здоровье в условиях Крайнего Севера. А Григорию до выработки стажа оставалось ещё два года. Вот и порешили на семейном совете, что Валентина с младшеньким шестилетним Генкой поедет на «большую землю». Будет жить в деревне, где проживала Христина, мать Григория. Старшие дочери в это время уже учились в институте в областном в центре, недалеко от родной деревни Григория. Смогут часто навещать свою мать с младшим братом. А когда Григорий пенсионный стаж выработает, то он к жене с сыном приедет.
Так и сделали. Поехала Валентина с младшим сыном в деревню, в которой свекровь её проживала. Хорошо она эту деревню знала. Считай каждый год отпуск вся семья здесь проводила. Долго у свекрови Валентина жить не стала, не хотела старуху стеснять. А, как и было обговорено с Григорием, купила дом в этой же деревне, почти на самом краю. Стали они вдвоем с Генкой в нём жить, Григория дожидаться.
В соседях у Валентины жила по одну сторону Надежда. Она была лет на двадцать старше Валентины. Старика она своего не так давно похоронила, — тот болел сильно. А с другой стороны от дома Валентны проживала древняя старушка Ираида. Изба её на самом краю деревни находилась. Старушка эта хоть и стара была, но крепка здоровьем, хозяйство своё небольшое имела: две овцы, да кур с десяток, огород в порядке держала. Живая и хозяйственная старушонка. Мужа и двух своих сыновей с невестками пережила. Третий сын у неё жил в этой же деревне.
Ираида любила нахваливать себя и родню свою, называя её «породой».
— Я почётная труженица колхоза, — показывала старуха сухие свои морщинистые руки с длинными костлявыми пальцами. — Всякий знает сколько вот энтими самыми руками уработано, вся деревня знает. Я всю жизнь в передовиках проходила. У меня и грамот цельный сундук и орденов не перечесть! У меня ведь на ладошках мухи-то никогда не плодились! И я, и мужик мой Иван, и сыны мои — все работники заслуженные, передовики! Вся порода наша работящая!
Слушая эти речи соседки, Валентина удивлялась нескромности старухи, но, зная по себе нелегкую жизнь простого труженика, с пониманием относилась к ним, а бахвальства старухи старалась не замечать.
В тот год в деревне центральный водопровод строили, через каждые сто метров водоразборные колонки ставили. Вот и рядом с домом Валентины принялись рабочие технический колодец под колонку закладывать. Увидела это Ираида, подбежала к рабочим.
— Это почему вы тут колонку решили делать? — накинулась она на рабочих. — Почему не напротив моей избы? Я ветеран труда, я почетная труженица! Мужики удивленно смотрели на старуху, а бригадир начал пояснять.
— По нормам строительным рассчитано, колонка будет установлена между домами, так, чтобы равное расстояние было от каждого дома к колонке!
В это время Валентина, выходила из дому.
— Здравствуйте! — приветливо улыбаясь, поздоровалась Валентина с рабочими и соседкой.
— И тебе не хворать! — резко оборвала Ираида Валентину. — Почему они колонку рядом с твоим домом ставят? Аль я моложе тебя бегать за версту за водой?
— Мы по проекту делаем, там все рассчитано! — ещё раз громко пояснил бригадир старухе.
— Знаю я ваши проекты, это она вас подмаслила, вот вы колонку у еённого дома и ставите, решили старуху обмануть!
— Да что Вы такое говорите, я тут при чём, если инженеры так решили! — Валентина от таких слов опешила.
— Я, почётная труженица, буду с грыжей воду на питье себе за версту таскать, а Вальке почти в дом воду завести хотите! — не унималась старуха. — Я буду председателю жаловаться! Не дам здесь колонку устанавливать!
Рабочие только в затылке чесали, молча на бригадира смотрели.
— Это у нас последняя на деревне колонка, — разводил руками бригадир. — Мы работу заканчиваем, должны к концу недели водопровод запустить по всей деревне.
— Не дам здесь делать колонку, ко мне ближе ставьте её! — как бешеная кричала старуха. — Валька молодая, пущай и ходит за водой к моему дому.
— Ещё раз повторяю, — сплюнув, сказал бригадир. — Расстояние одинаковое, хоть от Вашего дома, хоть от её дома! Сами проверьте, до сантиметра посчитано!
— А мне плевать на ваши счёты — не унималась старуха. — Рядом с моим домом колонка должна быть! Я, труженица почетная, мне положено!
Спор между бригадиром и Ираидой продолжался бы долго, если бы Валентина не вмешалась.
— Поставьте колонку ближе к дому соседки, — сказала Валентина. — Я не против.
— А как же проект? — как бы спрашивая себя, заметил бригадир. — И акт я как подпишу? Можно, конечно, на один пролет трубы сдвинуть, ну это всего шесть метров!
— А хоть шесть метров, а ногам стариковским и это далеко! — скрипела Ираида. Бригадир только молча рукой махнул. Валентина молча пошла к своему дому.
Через неделю запустили систему водоснабжения по всей деревне. Люди радостно с ведрами к колонкам пошли, проверять на деле как вода подается, чистая ли она. Напор воды в колонках был хорошим и в верхней части деревни и тем более в нижнем её краю, вода серебристой струей из колонок била.
У многих во дворах были колодцы. Но, в основном, обветшавшие. Мало у кого они хорошо были обустроены. У многих колодцев в деревне и срубы прогнили, и свайки покосились. И у Валентины во дворе находился старый колодец. Верхний ряд в срубе его прогнил, ворот от цепи сильно истёрт. Но вода, зато в нем, была чистейшей и очень вкусной.
Но с колонками удобнее всё равно стало жителям деревни.
Вот и на поляне рядом с избушкой Ираиды тоже новенькая колонка стояла, чернела посреди зелени травы.
Валентина решила с Генкой до магазина за продуктами сходить. Выйдя из ограды, Генка показал на новенькую колонку.
— Мам, пошли попробуем, — предложил Генка. — Узнаем есть ли вода. Они подошли к колонке, Генка резво повис на рычаге, но вода не текла.
— Резче нажимай и держи, не отпуская! — подсказала ему Валентина.
Генка резко нажал на рычаг и так держал его несколько секунд. В утробе колонке раздался шум, бульканье, шипенье и из нее полилась вода.
— Вода бежит, мама, бежит! — весело начал кричать мальчишка.
В это время раздался стук ворот соседского дома. Из-за зарослей малины показался беленький платок Ираиды, она быстрым шагом направлялась к колонке.
— Это Вы зачем общественное имущество ломаете? — накинулась старуха.
— Да никто не ломает ничего, — спокойным голосом ответила. — Вот проверить хотели есть вода или нет.
— Вот руки бы тебе поотрывать! — накинулась старуха на ребёнка. — Что проверять? Всё работает! Эта колонка мне государством установлена! А вы поломать её задумали!
— Не смейте моего ребёнка обижать! — не выдержала на сей раз Валентина. — Кто Вам право дал так на людей нападать?
Старуха на секунду замерла, вытерла краем платка свой морщинистый рот, спокойно посмотрела на Валентину.
— Я, заслуженная труженица, — возмутилась старуха. — А ты со своим приплодом, приехала сюда права качать.
— За что же Вы так ополчились на нас? — с горечью проговорила Валентина.
— А нечего со своим уставом в чужой монастырь заходить, — попрекала Валентину соседка. — Муж твой бросил тебя, в деревню сослал. Так живи и помалкивай. Аль думаешь я не знаю, что Григорий тебя бросил, себе другую бабу там нашел. И правильно сделал!
— Да ты что, дура старая, такое мелешь? — не выдержала тут Валентина. — Мужик мой до пенсии дорабатывает. Как язык-то у тебя поворачивается такое говорить?
Взяла Валентина за руку Генку, повернулась и пошла прочь от соседки.
— Вся деревня знает, что ты брошенка! — не унималась старуха. — Гришка не вернется к тебе, остаток дён одна будешь маяться! Тутошных жителей ты уважать должна, а не норов свой показывать!
Шла Валентина и слезами умывалась. Генка рядом молча носом шмыгал. Увидела это из своего огорода соседка Надежда, подошла к изгороди, Валентину покликала.
— Ты чаво это девка, плачешь, али кто обидел? — спросила Надежда.
Рассказала всё Валентина соседке.
— Ты нашу соседку не слушай, — успокаивала Надежда Валентину. — У неё и по молодости скверный характер был. И её родители всё время бахвалились своей породой. А по округе мироедами слыли, раскулачили их в конце тридцатых, да за Урал сослали. А Ираида в деревне осталась, так как за Ивана вышла замуж к тому времени. Иван из батраков был, выпивать любил, да на сторону от Ираиды ходил, бил её и детей. В войну его забрали, там и погиб он. А Ираиду, как вдову с тремя детьми колхоз не бросил, всем миром ей помогали. Сыны у неё выросли, да все в отца видать пошли. Ни специальности, ни профессии. Так и проболтались всю жизнь, кто где. Старших уж в живых нет. Младший, Афонька, у неё бракованный. Его в армию не взяли по здоровью. Холостым до сорока лет был. Вот только недавно обженился на вдове одной из соседней деревни. А свела их вместе выпивка. Что Афонька, что его баба по спиртному привычку сильную имеют. Что не нахалтурит по деревне Афонька, всё вмиг вместе пропивают. А ведь ребетёнка народили. Сережке их уже пятый год, а он ни слова не говорит, а все потому, что на пьяни замешанный. Ираида всё это понимает. Вот и злится на жизнь и людей. Не расстраивайся так. Григорий приедет и замолкнет эта кочерга старая.
Выслушала всё это Валентина и от сердца у нее отлегло. Поняла она причину злобы соседки. Не на неё злилась Ираида, а на свою жизнь. Но за водой ходила на другую колонку, которая была дальше от её дома.
Во время отпуска своего приехал Григорий к Валентине. Дочери Оксана с Людмилой тоже из города приехали к родителям. Собралось всё многочисленное семейство. Григорий подарков с собой привез, Валентине и дочерям всяких нарядов накупил, Генке игрушек разных, матери своей шаль подарил.
Хозяйка с дочерями наготовили всяких угощений. Мать Григория на почётное место за стол посадили. Соскучились все друг по другу, все радовались. Валентина в обновках новых светилась счастьем, рядом с мужем своим сидела, на детей радостно глядела.
— Ну, Валюшка, потерпи немного — говорил Григорий жене. — Полтора года быстро пройдут. Все снова вместе будет. Девки специальность получат, Генка в школу скоро пойдет. Приеду и заживем! Верно я, мамка, говорю? — обратился он к своей матери.
— Верно-то, верно, — ответила мать Григория. — Только ты сам подумай, как Вале тут одной с ребёнком. Я старуха, чем могу помочь? Навестить изредка, да за Генкой присмотреть. А хозяйству мужик нужен. Тут досточку приколотить, тут подправить, тут починить. Как же бабе-то одной управиться?
— Всё мамка понимаю, но жизнь такая, — опустил Григорий голову. — Не баклуши на северах бью, столько лет угрохал, и сейчас не могу я всё бросить. Новый цех налаживаем, в следующем году его запускаем. А там и до пенсии всего ничего. Не бросать же всё сейчас. А здесь я где работу по специальности своей найду?
Валентина только молчала, крошки со скатерти ладонью в сторону сметала.
Отпуск Григория шёл. Многое успел по хозяйству все сделал: изгородь обновил, трубу подмазал, каменку в бане переложил. Под конец решил он колодец подновить.
— Хоть и центральный водопровод пустили по деревне, но колодезная вода не сравнима с артезианской, — рассуждал Григорий, заканчивая работу и устанавливая новый ворот на свайки колодца.
Валентина в это время с дочерьми в лес по грибы, да по ягоды пошли. А Генка при отце дома остался. Во дворе играл новыми игрушками.
Тут во двор Ираида вошла.
— Ой, Гришенька, здравствуй, миленький! — сладким голосом зажурчала старуха. — На побывку приехал, аль насовсем?
— Здравствуй тётка Ираида, — улыбаясь ответил Григорий. — В отпуске я, уж скоро снова на работу уезжаю. А твое здоровье как?
— Да ничего милок, не жалуюсь. Чаво жаловаться, здоровье-то всё ещё в молодости угробила на работах в колхозе. Знашь ведь как робила в колхозе-то? Ой! Да и сейчас вот хозяйство у меня какое-никакое. Две овцы, да пятнадцать кур. Огород ещё. Поляну за огородом кошу на сено овцам. Всё роблю и роблю. И всю жисть так. А наград сколько у меня, а грамот всяких, уйма. Я же заслуженная труженица! Сам знашь. Только вот сичас не в почёте труженики. Кто помоложе, так обидеть норовят нашего брата.
— Да кто ж тебя, тётка обижает здесь? — спросил Григорий.
— Ой, Гришенька, не хотела тебе говорить, так придётся, — стала прикладывать к своим глазам кончики платка, повязанного узелком под подбородком, и громко пошмыгивать носом. — Обижают старуху-то твои же, Григорий. Вона, как меня Валька твоя отматюкала, когда колонки-то нам ставили. Не хотела, чтобы рабочие по смете ставили колонку напротив избы моей, как положено ветеранке. Такой хай подняла, хоть святых выноси! А Генка твой, стервец, в огород ко мне повадился лазить, огурцы в парнике все ободрал, подсолнухи поломал, грядки истоптал. Еще и у пеструшки моей из кладки яйца вытащил и на крышу бани кидал, в окошко запустил одно. Всё перебил. Окно в бане все в желтке яичном. Я как баба понимаю, что Валентине недогляд за ним. Без мужика тяжело, да не весело. Бабе завсегда мужик нужон, без мужика баба дичат. Может и на чужих мужиков засматриваться. Во как! Некогда Валентине с Генкой-то управляться. Уедешь и начнется снова шалман здесь без тебя. Валька непонятно где и днём, и вечор быват. Генка без догляда.
Старуха начала слегка всхлипывать. Помрачнел Григорий от всего сказанного соседкой, желваки на скулах у него заходили.
— Ну, ладно Гришенька, — прощалась, уходя Ираида. — Пошла я, морковь поливать надо, да грядки подровнять, да окно в бане помыть. — Прощевай, Гришенька.
Вышла старуха из ограды. А Григорий так и стоял, кулаки сжав.
— Генка, ты где? — рыкнул на весь двор Григорий.
— Пап, я здесь! — с палисадника откликнулся Генка, быстро направившись к отцу.
Григорий ухватил за ухо подбежавшего к нему мальчонку.
— Ну отвечай, паршивец, ты зачем к соседке в огород залазил? — выкручивая ухо сыну, допытывался отец. — Ты зачем напакостил у неё во дворе?
— Ай, папка, больно! — начал хныкать Генка. — Я не ходил к ней. Она злая. Она маму ругала.
— Смотри у меня, услышу ещё раз, что по соседским дворам шаришь, выдеру как сидорову козу! Понял меня? — отпустив хныкающего Генку, пробасил Григорий.
Генка весь в слезах убежал в дом. А Григорий отправился к своей матери.
Он передал Христине весь разговор с соседкой. Мать Григория качала головой.
— Гриша, ты кого слушаешь? — стала успокаивать Христина сына. — У Ираиды же язык как помело поганое. Да и Генка не пакостный мальчишка растёт. В гости к кому и то робеет ходить. А чтобы уж на такое? Не верю. А самое главное на Валюшку зря не греши! Что это старая кочерга язык свой поганый распускает? Я при встрече ей всё в глаза выскажу! Что выдумала, ведьма старая! Валька совестная баба. Тебя и детей любит! Я хоть и свекровка ей, но она мне как дочь родная. Я на свадьбе вашей тебе ещё тогда сказала, что повезло тебе с невестой. И сейчас от своих слов не отступлюсь. Сколько лет вы с ней прожили. Детей нажили. А сейчас думаешь вдруг Валентину подменили, и она станет хвостом крутить. Да как ты такое подумать мог, голова твоя садовая. Дала она за всю жисть тебе повод усомниться в ней? Наслушался злых речей труженицы этой проклятой и поверил, ребетёнка еще зря разобидел! Эх, ты, дурная голова!
Возвращался Григорий от своей матери уже не таким мрачным. Во дворе встретил Генку. Мальчишка с опаской посмотрел на отца и хотел убежать.
— Генка, стой, подь сюды — улыбаясь, мягко сказал Григорий, приседая на корточки перед сыном.
— Ты точно не лазил к Ираиде во двор и огород? — спрашивал отец.
— Не лазил! — начал было хныкать Генка.
— Ну-ну, будя, паря, сопливиться, — обнял сына Григорий. — Ты прости меня, что надрал уши тебе!
Подхватил Григорий сына, усадил его к себе на шею пробежался по ограде. Генка от восторга стал смеяться, повеселел.
Через несколько дней Григорий уехал. Вскоре и старшие дочери Валентины на учёбу в город отправились. Остались Валентина с Генкой снова вдвоем.
Началась осень. Колхоз стал развозить по улицам солому для утепления технических колодцев водоразборных колонок. К каждой колонке подъезжал трактор с телегой. Работники скидывали к колодцу несколько навильников соломы. А жители рядом стоящих домов, открыв люк колодца, накыдывали солому на заранее установленный в верхней части настил, чтобы даже в самые лютые морозы, вода в колонках не перемерзала.
На следующее утро, Валентина выйдя за ворота своего дома, обнаружила у своей ограды набросанную солому. Соломенный след вёл в сторону Ираидиной колонки. От привезенной еще вчера большой кучи соломы осталась маленькая кучка. Валентина догадалась, что соседка прихватила для своих овец солому и, чтобы подумали не на нее, решила потрусить солому к дому Валентины. Тем самым навести на Валентину подозрение в краже соломы.
Валентина, увидев это, сильно расстроилась. Взяла грабли и сгребла остатки соломы обратно к колонке.
Днём на улице Валентина встретила Ираиду, сухо поздоровалась с ней. Та в ответ улыбалась беззубым ртом.
— Ты, Валентина, что хошь мне говори, а уважения у тебя к старикам нету, — снова начала старуха учить жизни. — Вчерась солому привозили к колонкам. Все колонки в деревне утеплили, осталась тока наша с тобой колонка. Я же не могу на худых ногах в колодец нырять, солому туда скидывать. Я навильник уже в руках не могу удержать. А ты не торопишься.
— Хорошо, я возьму во дворе вилы, скидаю солому, — тихо ответила Валентина.
— Ну вот и ладненько, — сгорбившись, пошла Ираида. — А я до лавки пойду, хлеба хоть чёрного прикуплю.
В магазине было много народа, ждали подвоза хлеба. Стоял гомон, все делились новостями друг с другом.
К магазину подходила и Христина. Уже на крыльце услышала она знакомый скрипучий голос Ираиды.
— Вот ведь совсем нет у людей ни стыда, ни совести! — громко кричала Ираида, стоя в магазине посреди толпы баб. — Общественную солому и то утащила к себе во двор. Всё готова утащить, и живое, и мёртвое! И Генку своего совсем воспитывать перестала после того, как Гришка их бросил!
Тут стало ясно Христине про кого говорит Ираида.
— Ты чего это дура старая тут выдумываешь?! — подступилась Христина к Ираиде. — Ты пошто смеешь Валюшку с Гришкой тут при людях позорить, наговаривая на них. Тебе чаво неймётся, кочерга ты старая?! Ты почто язвенница беззубая, все тень на плетень наводишь?! Мало тебе, что своих двух снох со света сжила, на чужих перекинулась. Ведьма старая! Я тебе покажу!
— Люди добрые, это почему это мне, заслуженной труженице, рот закрывают? — гордо заявила Ираида.
— Только мельничному делу всегда была труженицей! — заметила Христина.
— Это почему это? — удивилась Ираида. — Я на мельнице никогда не робила!
— А потому, что всю жизнь всяку чушь молотишь! — уточнила Христина.
Вокруг все громко захохотали, глядя на эту сцену.
Шло время. Валентина уже забыла обиды и нелепые обвинения своей соседки. При встрече здоровалась с ней. Вела с ней короткие разговоры. Все также слушала рассказы соседки про ее породу, труженичество, награды, грамоты и почетное ветеранство.
Григорий, выработав положенный стаж, приехал к Валентине. Начал развивать хозяйство. Обзавелся коровой, лошадью, поросятами, курами. Работал круглый год по хозяйству.
При каждой встрече с Валентиной Ираида нахваливала Григория.
— Повезло тебе Валентина с мужиком, — мило улыбалась старуха. — Работящий какой, прямо как мой мужик с сынами. Ты знаешь у нас ведь вся порода работящая. А я почетная труженица! Что ни праздник, что ни награждения, то меня чествуют! А почему? Так, потому что на руках-то моих мухи не плодятся! А мужик у тебя тоже работящий. Такому мужику ноги мыть, да воду пить! Эх повезло тебе, Валька!
Прошла пара лет. Ираида схоронила последнего своего сына Афоньку. Тот, напившись, замерз зимой на крыльце своего же дома. Жена его ещё больше стала пить и вскоре тоже померла. Сережку, внука Ираиды, органы опеки направили в детский дом. Совсем одна осталась Ираида. Годы брали свое, здоровья не прибавлялось. Ираида уже перестала держать скотину. Меньше садила в огороде. Реже выходила в деревню. Начала чаще болеть.
Валентина стала навещать старуху. Заказывала в городе дочерям нужные для Ираиды лекарства. Помогала по хозяйству. Прибиралась в доме, готовила еду, поливала грядки в огороде. Просила Григория или сыновей привезти и наколоть старухе дров.
А когда Ираида совсем занемогла, начала Валентина ухаживать за ней.
Уже на смертном одре, тихим голосом Ираида позвала Валентину.
— Валя, — подозвала к себе старуха Валентину. — Ты меня прости за всё. Смотрела я на твою семью и свою вспоминала. Не было у меня такого семейного счастья как у тебя. Вот и завидовала. Ты прости меня, Валя!
Промолвив эти слова, старуха тихо прикрыла свои глаза и умерла.
Похоронные хлопоты взяли на себя Валентина и Григорий.
Долгие годы окна избы Ираиды оставались заколоченными.
Когда внук Ираиды, Серёжка, достиг совершеннолетия и отслужил в армии, он приехал жить в деревню, вселившись в избу своей бабки.
Валентина и Григорий со своими детьми помогали ему обустроиться. Григорий с Генкой подправили забор, починили крышу, распахали огород. Перетаскали во двор к Сергею дрова из одной своих поленниц. Валентина с дочерями, прибрались во всём доме, побелили печь, вымыли окна, пол и потолок покрасили, в огороде грядки разбили и засадили их луком, морковью, чесноком, свеклой, редькой и прочей мелочью. Вместе, сообща посадили и картошку.
Окончив посадки, все уселись на меже.
— Как дальше-то, Сергей, жить думаешь? — поинтересовалась Валентина у соседа.
— Ой, не знаю пока, тётя Валя, — ответил Валентине Сергей. — Женюсь, наверное, робить буду, заживу. Вы же знаете, что у нас в роду все работящие и почетные! Вся наша порода работящая.
Валентина с Григорием в ответ молчали.
— Вот и руки у меня утружены ещё с детства, — Сергей показал свои руки. — На руках-то моих мухи не плодятся! Проживу как-нибудь!
показал свои руки. — На руках-то моих мухи не плодятся! Проживу как-нибудь!