Не весна

(земля в пуху)
...
Это было в очередное воскресенье. Город Минск, полдень, проспект, ГУМ. День протеста по расписанию, но в центре все спокойно, то есть стоит пара машин ГАИ на обочине, турникеты, но омоновцев не так много - в каждой подворотне стоят по двое, но нет массовых оцеплений. Странно. Утром я видел как порядка тридцати «бусиков» колонной с флагами прошли в сторону метро «Пушкинской», но это не центр. У Дворца Республики на Октябрьской тоже без суеты -  маршируют солдатики с автоматиками, рож не видно, обмундирование по сезону, экипировка в меру, без пулемётов - уже неплохо. Вчера убили Романа Бондаренко во время зачистки площади Перемен. Это и не площадь вовсе, так себе площадка детская во дворе. Невзрачная но закутанная в бело-красные ленточки и приятно разрисованная в лозунгах. Она такая не одна в городе. Но это так, лирическое отступление от нарратива событий.
Гудки услышал. Они разные - есть в поддержку, есть в осуждение. Гаишники зашевелились. У них по рации все дислокации отработаны, невелика наука. Ё-маё, ну прям из-за острова на стрежень, на простор речной волны выплывают расписные да разные там машинки с красно-зелёными флагами. Расступись, ГАИ и сопровождай. Штук пятнадцать я насчитал. Водители им не совсем одобрительно засиренили. Гордо едут, но у светофора притормозили. Законопослушание продемонстрировали, хотя милиция с ними в одной упряжке. Но это ладно. Меня другое удивило - марки. Хорошие марки, дорогие, хоть я уже и не филателист, но кое-что уразумеваю по старости. Порше, мерседесы, бээмвухи ... Солидная такая кампания. Серьезные хлопцы средней упитанности и их мадамы. Они рулят. Деревья ехали сажать. В Севастопольский парк. Здесь ключевое слово «сажать».
Основной народ, часть которого уже успели отмордовать на Пушкинской, через кордоны ушёл на площадь Перемен. Цель - почтить память павшего, который успел перед смертью два слова написать: «Я выхожу».  Сухо писать это, наверно, как сухари сушить. А может как воблой об стенку .., не знаю, но испробовал в юности. Это о вобле и советском жигулёвском не бархатном. Сурово но весело. Юностью пахнет. Это к старости дни начинаешь пересчитывать, а в молодости всё по барабану, даже смерть.
Их к вечеру у стенки, у трансформаторной будки,с муралом и местом памяти погибшего, человек сорок оставалось - остальных либо уже отметелили, либо отсекли, либо поразгоняли, или сами ушли, кто-то попрятался. Не ожидали люди засады. На сорок человек, а среди них и молодежь, и женщины, и дети, и люди пожилые, и не очень двинули всю рать - хорошо вооруженных, сильных и безмозглых. Не менее тысячи - это не от того, что у страха глаза велики, это от того, чтоб пресечь на корню. Или в зародыше. Показательная экзекуция. Неважно что беременна - ещё нарожаешь, если выживешь. Мы скажем когда и от кого. Вот такая операция. Раньше в поле рожали и сегодня тоже без врачей обойдёмся. У нас штык - молодец, а пуля - дура. Вот и поженились. Кольцо сомкнулось.
Утром следующего дня в тюрьму на Окрестина батюшка православный пришёл. Своих искать. Верит, значит. Это правильно. Осталось только верить. Справится народ с супостатом. С божьей помощью. Или без. Не дай бог.
Какая там пенсия... Это ж слёзы.
Припорошило однако.