Полет на кукурузнике

   Каждый человек когда – либо испытывал чувство полета. Это у нас в крови. Мы летаем во сне – парим, или мчимся, переносимые неведомой силой. Что это такое, никто из ученых сказать не может. Уфологи, не мудрствуя лукаво, говорят, что это свойство осталось на генном уровне от давних космических перелетов наших предков. Как знать…возможно, они и правы. И мы, земные жители, полеты только лишь наблюдаем, да летаем на самолетах и ракетах,  и еще при падениях с высоты.

   С раннего детства мы наблюдаем за полетом птиц, поднимаем голову к небесам, услышав прощальные, хватающие за душу крики улетающих журавлей. Услышав звук летящего самолета, смотрим в небеса, выискивая взором серебристую черточку, и смотрим на его инверсионный след, постепенно тающий в небе. А какой интерес вызывает вид низко летящей винтокрылой машины! Следим за ним, пока он не скроется за кромкой леса, или за горой.
Так, или иначе, с авиацией мы знакомы не понаслышке.
 
   Эта история произошла со мной и моими сверстниками давно, еще в 60–е годы прошлого столетия.
Однажды, с пацанами, собрались на рыбалку в верховья нашего Чумыша. С вечера заготовили баночки с червями, проверили снасти, приготовили рюкзачки с немудреной едой: бутылкой молока, парой вареных яиц, горбушкой хлеба, кусочком сала, да спичечным коробком с солью. Кто-то брал еду посолиднее – отварное мясо, или пироги, заботливо испеченные матерями, или бабушками.

   И вот, раненько утром, когда село еще в туманном мареве, пришли на спуск под Моховку, где уже собирались первые табунки коров. Опередив их, спустились по мокрой от обильной росы траве к речушке. Поеживаясь от холода родниковой воды, перебрели ее и по тропе двинулись вдоль берега к Гробнице, Здесь, в верховьях Чумыша, всегда водилась крупная рыба – толстенные, как селедка, пескари и чебаки, шустрые окунишки, а везунчикам попадала и щука.

   На место рыбалки прибыли, когда уже солнце поднялось над горами, разгоняя над рекой молочные клубы тумана. Каждый выбрал себе место на берегу и занялись ловлей рыбы. Какой азарт чувствуешь при этом процессе! Руки и спина находятся в напряжении, глаза слезятся от ярких солнечных бликов, отраженных в воде.

И вот, первая поклевка. Рывок, и здоровенный пескарь бьется на прибрежном песке. За ним второй, третий… Вначале считаешь рыбок, а потом сбиваешься, и уже следишь только за ныряющим от поклевки поплавком. Солнце поднялось высоко над горизонтом, стало жарко. Туман исчез, и рыбий жор постепенно стал затихать. И мы устали, присели на камешки, завели разговоры. Поступило предложение перекусить – все прилично промялись. На расстеленный пиджачок каждый вывалил свои припасы – вся еда была общей. Делили поровну пироги и яйца, кусочки сала. Плотно перекусив, разлеглись на траве, подняли глаза к бегущим по небу облакам. Наблюдали за парящими в небе коршунами, молчали.

Вдруг, над долиной реки послышался гул самолета, и через несколько секунд из-за поворота показался АН–2, знаменитый «кукурузник». Пролетев низко над нами, направился в сторону обширных пшеничный полей. Снизившись над полем, стал выбрасывать из подвешенных к крыльям трубок струйки жидкости, которые превращались в белесый туман.

– Опылитель, – важно изрек Колян, наш бессменный вождь. – Как бы нас тут не опылил.

   Самолет спланировал над полем, развернулся, и снова пролетел над нами, но еще ниже. Нас обдало горячим ветром, нестерпимой вонью ядохимикатов. Кого-то из пацанов, даже вывернуло наизнанку.

– Блин, всю рыбалку испортили, летуны чертовы, – раскипятился Колян, – собираемся, пошли отсюда, а то, как сорняки, тут загнемся.

   Делать нечего, смотали удочки, вытащили из воды куканы с рыбой и потопали по тропе обратно. Придя к Моховке – речке решили еще порыбачить возле крупных камней. Здесь тоже водились пескари, но уже помельче. Рыбачили просто, забавляясь. На палец привязывали метровую леску, заходили в воду по колено и чуть повыше. Мутили воду ногами. На поднятую муть сбегались рыбки разной величины – мальки, плотвички и пескари. Поклевка чувствуется рукой, так что ошибок никогда не было. А солнышко уже в зените. Начинался жаркий день конца июля–месяца. Закончив рыбалку, стали купаться. Накупавшись вволю оделись, и понесли добычу домой.

Над головами вновь пролетел самолет, направляясь в сторону аэродрома.

– На заправку попёр, – вновь изрек Колька, – щас зальет топлива, загрузится ядом и опять полетит.

– Ты, Колян, прям все знаш, – возразил ему Арканя, – мож, боле не полетит.

Завязался спор. Пока карабкались на больничную гору от Моховки, самолет заправился, чем ему было надо, и вновь отправился опылять.

– Ну, чо я говорил, – воскликнул Колек, – я же видел, как они все делают.
 
– Где ты видел? – вновь поддел его ершистый Арканя, – может быть во сне?

Перепалка вспыхнула с новой силой.

– Поца, харэ спорить, давайте завтра на великах съездим на аэропорт и все посмотрим, – сказал Толян.

На том и порешили. На следующий день на великах покатили к аэропорту. Подъехав поближе, спрятали их в траву и, пригнувшись, «на четырех костях», подкрались поближе к бочкам с ядохимикатами. Как на ладони был виден самолет, два летчика в летной форме и еще один, в синем комбинезоне.
 
– Поца, я вон того, с усами, летчика знаю! Он недавно бухал с моим отцом у нас дома.

– Да ну–у–у… – удивились мы, вот заливает! Летчики не пьют!

– Аха, за шиворот льют, – возразил Колян. – Ща пойду к ним, поздороваюсь и попрошу, чтобы прокатили на самолете.

Колян встал из травы и пошел к суетящимся возле бочек летчикам.
 
– Эй, пацан, –  послышался крик одного из них, – куда прешь, бодлива мать, тут нельзя находиться! Пошел отсюда, пока ремня не дали!

– Дядь Саш, вы меня не помните, я – Коля, вы у нас были в гостях, – нерешительно ответил Колян.

– А-а-а, Колька, привет, узнал тебя шкодника, – заулыбался дядя Саша. – Чего тут шаритесь, здесь нельзя ребятне, кругом яды, мы-то травимся, ладно, взрослые, да и потом вводим противоядие, – щелкнув себя по горлу, рассмеялся летчик.
 
– Как там отец поживает? Самогонку-то не гнал еще? – спросил он Коляна.

Колян ответил, что самогона нет, а то бы батя ходил каждый день поддатым.

– Дядь Саш, а можно прокатиться на самолете? – неожиданно набравшись смелости, спросил Колян.

– Можно, почему бы и нет, – вновь рассмеялся летчик, – слыш, Василь, пацан прокатиться хочет, как, возьмем на борт? – обратился он к напарнику, возившемуся возле колеса самолета.

– Дядь Саш, я не один хотел прокатиться, нас пятеро, – сказал Колян, – поца, идите сюда! – махнул он нам рукой.

– Ого! Ордятина! Куда я вас столько помещу, в салоне стоят бочки, сидений там нет. Да и нам запрещено брать на борт пассажиров, мы ведь яды возим. Вдруг, что-то случится – тогда тюрьма! Нет, я не согласен! Одного бы еще, куда ни шло, а толпу ни к чему.

– Дядь Вась, мы только разик, один круг сделаете и мы выскочим, и говорить никому не будем, что вы нас прокатили, – загомонили мы.

Летчики что-то меж собой пошептались, и дядя Саша предложил в качестве оплаты за полет раздобыть самогонки.

– Если хотите прокатиться, то с носу по бутылке, завтра приходите к десяти утра, – сказал он, – а сейчас – кыш отселя, шоб духу вашего не было! – грозно пошевелил усами дядя Саша.

Нас, как ветром сдуло. Приехав в село, стали ломать головы, где бы раздобыть самогон.
Для взрослых это была не проблема, а кто даст спиртное ребенку?

На следующий день нас, желающих полетать, собралось всего лишь трое. Каждый раздобыл какими-то путями по бутылке. Я свою бутылку попросту украл у отца, увидев, куда он прятал заначку от матери. Приехали в аэропорт к назначенному времени. Отдали самогон летчикам. Они уже были готовы к вылету. Мы устроились в салоне, встав на колени перед иллюминаторами, и крепко вцепились в железные ребра самолета.
 
Летчики устроились в кабине, надели шлемофоны, посмотрели на нас: «Как, готовы?»

Мы судорожно закивали головами: «Готовы…»

В носу самолета запищало, потом резко хлопнуло раз–другой, хлопки переросли в непрерывный гул. Самолет затрясся мелкой дрожью, как лошадь, когда напьется холодной воды, и покатился по взлетной полосе. Набрав скорость, оторвался от земли, и казалось, завис в воздухе. Зависли и наши душонки. Я посмотрел на друзей – все были словно мертвецы – с расширенными от страха глазами, бледные до синевы.

 Самолет начало подбрасывать то вверх, то вниз, словно на качелях. Обрывалось сердце, стала накатывать тошнота от полета и нестерпимой вони ядохимикатов. Дядя Саша, увидев наше состояние, достал бумажные пакеты и выдал всем, знаками показав, что если затошнит – то сюда, на пол нельзя – сами будете мыть салон.

   Это был не полет, а настоящее испытание на прочность. Бравируя друг перед другом, все стойко держались, лишь сжимали зубы, когда самолет проваливался в воздушные ямы, или делал крен, разворачиваясь над полем. Проносившиеся под крылом пейзажи вначале радовали глаз, а потом перестали, и в голове билась одна лишь мысль: «Скорее бы на посадку!»

Наконец, ядохимикаты закончились, и самолет полетел на аэродром. Мы буквально вывалились из салона на траву, встав на колени. И тут почти всех вывернуло наизнанку.

Летчики смеялись: «Ну, как, первый полет? Еще полетим?»

– Не-е-е…м-м-м…- мычали мы, подь вы к черту со своими самолетами!
 
Ехать домой на великах мы не могли – падали с них. Пришлось вести их в руках, настолько сильно у всех кружилась голова. Видимо, еще и пары ядохимикатов сделали свое дело.

Следующий мой полет состоялся, когда исполнилось четырнадцать лет.
Я мог летать один, без сопровождения взрослых. Садился в самолет, направляющийся в Новокузнецк, со страхом, испытанным год назад. Но полет прошел нормально, тех скверных ощущений уже не было. Провал самолета в воздушные ямы был даже приятен, хотя вокруг сидящие пассажиры закатывали глаза и хватались рукой за сердце. Такие полеты я совершал ежегодно, летая к родственникам. И от полетов стал получать удовольствие. Говорят, что небо манит, это точно, испытано на себе!