Пьяные бутылки

Быть пьяным – значит быть живым.
Ведь мёртвые не пьют, как и не потеют.

Эта коллекция бутылок находилась в одном из подвалов, которые можно встретить в каждом городе. Коллекция была обширной: бутылки разной высоты, полноты, формы. Они чем-то походили на людей, будто у каждой был свой характер, отличавший её от соседок по подвалу. Несмотря на столь явные различия, у всех них было одно сходство: они были пустыми – жизнь уже давно покинула их. А когда-то она пьянила бутылки – бурлила, кипела в них содержимым. Но люди выпили из них всю жизнь, обескровив, обрекли их на смерть.

Все бутылки были разного происхождения: прежде в одних бурлила пьянящая кровь аристократов, другие были победнее и довольствовались местным нефильтрованным деревенским пивом. Их можно было разделить и по половому признаку – деревенские пышки и их мужья – кузнецы и пахари, городские франты и их худые жены, институтки и их кавалеры…

Теперь все они были равны, ведь Смерть порождает равенство не только среди людей.

При Жизни бутылки из подвала были сытыми и пьяными – кто-то наслаждался ею дольше, наслаждение иных было коротким. Всё зависело от того, насколько они пользовались успехом, вернее – насколько пользовалось успехом их содержимое. Хотя, некоторым нравится не только содержимое, но и сам сосуд. Особенно, если эти некоторые – коллекционеры: как Жизни – всё то время, что сосуды исполнены содержимым, так и Смерти – когда опустевшая форма выглядит не хуже заполненной.

Одних люди покупали и ставили шкаф, и они ожидали лучших времен или праздника – для того чтобы их откупорили. Или наступления «чёрного дня». Других опустошали в тот же день, как они были приобретены, поскольку их покупателям не терпелось заполнить себя жизненной влагой бутылок. Те, что побогаче, покупали аристократические напитки – дорогие коньяки и копчёные односолодовые виски. Те, что победнее – довольствовались дешёвым кислым вином или пивом местного разлива.

У каждой бутылки, как и у каждого человека, была своя история. Они появилась на свет в разных уголках земного шара (да, несмотря на то, что земной шар – уже исходя из самого названия – круглый, и у него есть уголки, которые не сгладить, не округлить, не обойти стороной). Содержимое бутылок будто бы определяло их национальность, привязку к географической карте – местности, мировоззрение и даже веру: среди них были немецкие бюргеры, итальянские аристократы, французские пижоны, монахи-пивовары, монахи-виноделы и пр. Они мало чем отличались от людей, производивших либо покупавших их. Как по форме, так и по содержанию.

Возвращаясь к содержимому бутылок, которое определяло их жизнь, скажем, что одни из них были молодыми, весёлыми и жизнерадостными, жизнь всегда бурлила в них, искрилась – будь то свежее пиво или молодое задорное и задиристое вино. Другие же, перебродившие –  невостребованные – были скучными, занудами до последних моментов своей жизни. Эти «кисляки» встречались среди второсортных вин, урожаи которых приходились на сухие года. Третьи, будь то добротные коньяки и бренди, надеялись состариться в своих бутылках. Но их судьбу напитков не всегда определяли их предпочтения.

О социальном статусе бутылок можно было судить не только по цвету и качеству их стекла, но и по вензелям и геральдике, говорившей об их принадлежности к древним родам – богатых или обедневших аристократах. Те же, кто были произведены из дешёвого стекла, на скорую руку, и на них не было признаков аристократии, принадлежали к низшим сословиям, прислуживали богатым или занимались ремеслом.

Стороннему наблюдателю могло показаться, что бутылкам из этого подвала повезло больше, чем иным, выпущенным вместе с ними или продававшимися в одних и тех же заведениях. Они уцелели в отличие от их соплеменников, пострадавших в уличных баталиях пьянчуг (которые не могли поделить между собой содержимое бутылок), ставших бутылками с зажигательной смесью – «коктейлем Молотова» или просто разбившимся при падении с транспортного средства, перевозившего пьяный груз.

Тем не менее, бутылки из подвала были мёртвым грузом. Человек, заключивший их туда, умер от алкоголизма. Откупорив последнюю бутылку, он испил её до дна, чем обрёк на смерть не только бутылку, но и самого себя. Она была последней в его жизни. За несколько минут до смерти он приказал слуге отнести пустую ёмкость в подвал, где уже находились сотни её мёртвых соплеменниц. Старея он пил всё больше, разочаровавшись в жизни: мечта – оставаться вечно пьяным, вечно молодым – умерла вместе с ним.

Нашим бутылкам повезло меньше, чем их разбившихся вдребезги сотоварищам. И даже меньше, чем их бывшему владельцу. Первые либо бесследно исчезли, либо стали пылью, развеянной ветром, как прах над Гангом. Возможно, некоторым из них повезло больше – их переплавили и вернули былую форму, предназначение и содержание. Впрочем, в этом мы не можем быть полностью уверенными.

Что же касается владельца бутылок и дома с подвалом, он был похоронен, и на могиле установлена табличка. Он не был забыт. На его могиле кто-то всё время ставил свежие цветы в вазе.

Бутылки из подвала, умерши раз, когда жизненная энергия их содержимого навеки покинула их, были обречены на вторую смерть. Забвение. Про них никто не вспоминал. Вряд ли кто-либо знал об их существовании или местонахождении. Они были сухими и трезвыми. А значит, мёртвыми. 

PS. История написана под влиянием творчества Юла Юлия Николаевича)Ханчаса и посвящается ему.

https://noalea.blogspot.com/2018/04/blog-post_29.html