de omnibus dubitandum 102. 129
Глава 102.129. ДОБРОВОЛЬЦЫ…
Соборная площадь в Екатеринодаре заполнена народом. Так бывает только в высокоторжественные дни. Но сегодня – обыкновенное воскресенье! Выстроены войска, развеваются трехцветные флаги, происходит молебствие…
И вид площади не совсем обычный. На почетном месте не генералитет стоит в парадных мундирах, а несколько десятков весьма просто одетых людей. На них пиджаки и фуражки, какие тогда носили мещане; многие из них, однако, с медалями на груди.
К ним обращаются с речами, кричат им «ура»… Потом их ведут к установленным на площади столам, заставленным блюдами и бутылками.
Это – торжественные проводы добровольцев! Они едут в Сербию, в 1876 году, в отряд генерала Черняева {В июле 1875 г. вспыхнуло антитурецкое восстание в Герцеговине, а в августе – в Боснии. Генерал-майор М.Г. Черняев* весной 1876 г. с группой добровольцев отправился в Сербию и был назначен главнокомандующим. Летом Сербия и Черногория вступили в войну с Турцией, в дальнейшем в составе сербской армии воевало более 5 тыс. русских добровольцев}. Их и угощает город.
*) ЧЕРНЯЕВ Михаил Григорьевич [22.10(3.11).1828, с. Тубышки Могилев. губ. — 4(16).8.1898, там же](см. фото) - генерал-лейтенант, в 1876 г. командующий сербской армией в войне с Турцией. Окончил Военную академию (1853), участвовал в Крымской и Кавказских войнах, военный губернатор вновь образованной Туркестанской области. В 1867 г. Черняев взял в жены сестру своего сослуживца Г.А. фон Вульферта, Антонину Александровну. Она была остзейской немкой по происхождению, лютеранского вероисповедания из литературной семьи. Ее отец - Александр Евстафьевич Вульферт (1790-1855) - литератор и переводчик Пушкина, Жуковского, Крылова и других русских поэтов на немецкий язык. Всего у Михаила и Антонины было семеро детей: Антонина, Александр, Вера, близнецы Надежда и Татьяна и вторые близнецы — Михаил и Елизавета, умершие в раннем детстве. Пенсии на жизнь не хватало, поэтому после выхода в отставку Черняев планировал стать нотариусом. Он выдержал требуемый для этого экзамен и собирался открыть нотариальную контору, но вынужден был отказаться от своего намерения, вследствие полученного им сообщения от шефа жандармов графа П.А. Шувалова.
В этот период он подружился с Ф.М. Достоевским, со славянофилами И.С. Аксаковым и братьями Киреевыми, В.В. Крестовским и другими писателями.
В 1871 г. вместе с генералом Н.И. Фадеевым, Черняев приобрёл издававшуюся в Санкт-Петербурге консервативную газету «Русский Мир» и занялся издательским делом. Михаил Григорьевич увлёкся идеями освобождения и объединения славян и активно сотрудничал с образовывавшимися в Москве, Петербурге и других городах России славянскими комитетами.
По вступлении вновь в военную службу в 1874 г. состоял в распоряжении командующего войсками Варшавского военного округа до июня 1875 г., когда снова вышел в отставку с тем, чтобы ехать в Сербию.
Весной 1875 г. произошло восстание в Герцеговине, желая поддержать турецких христиан, вступил в тайную переписку с сербским правительством, которое пригласило его на должность главнокомандующего армией страны. Письма попали в руки Третьего отделения, за Черняевым был установлен надзор, и официальный Петербург отказал ему в выдаче заграничного паспорта. Тогда он поехал в Москву к другу М.А. Хлудову, который в короткий срок оформил все документы. Вдвоем они успели выехать из страны, т.к. переданный по телеграфу приказ о задержании его на границе запоздал. В бою у Джуниса в октябре 1875 г. Черняев потерпел единственное в своей военной карьере поражение; его разнородная армия была разгромлена, война проиграна.
Оценки деятельности М.Г. Черняева на этом посту противоречивы. В них больше негативного в адрес его штаба в Сербии, хотя сам генерал назывался «знаменем, около которого группировались русские добровольцы».
М.Г. Черняеву был запрещен обратный въезд в Россию, и он остался за границей. В июне 1876 г. Черняев был уже в Белграде. Известие о назначении его главнокомандующим сербской армией послужило сигналом к наплыву русских добровольцев в Сербию.
В декабре 1876 г. Михаил Григорьевич оказался в Праге. Популярность его среди славян была так велика, что австрийские власти сделали все, чтобы генерал в срочном порядке выехал из Праги и Австрии. Около трех месяцев он провел в Европе, посетил Англию.
После того как в 1877 г. Россия объявила войну Турции, Черняев был вызван в Кишинев, куда он приехал из Парижа с надеждой попасть в действующую армию. В Кишиневе генерал был принят императором Александром II. Во время аудиенции император высказал ему упреки за участие в сербской войне.
Черняев вновь был зачислен на службу, хотя был отстранен от участия в военных действиях против Турции. Его отправили на Кавказ, где он тоже не дождался назначения в действующую армию.
После войны Михаил Григорьевич с семьей переехал в Москву. «Русский Мир» не имел успеха и в 1878 г. Черняев продал газету, передав ведение ее Е.К. Раппу и Л.З. Слонимскому.
С 1873 до 1878 г. Михаил Григорьевич - издатель газеты «Русский мир». В 1876 г. тайно уехал в Белград и был назначен командующим сербской армией, в 1882–1884 гг. туркестанский генерал-губернатор.
По свидетельству дочери писателя Л.Ф. Достоевской, Достоевский встречался с Черняевым в Петербурге в 1879 г.: «Вокруг отца образовался кружок патриотов, самыми значительными из которых были Константин Победоносцев и генерал Черняев <...>.
Генерал Черняев был пылким славянофилом. Взволнованный несчастной судьбой славянских народов, он отправился в Сербию, создал там добровольческую армию и отважно сражался с турками. Его рыцарские подвиги вызвали такое воодушевление в России, что Александр II был вынужден объявить войну туркам, в результате которой славянские народы были, наконец, освобождены от ига Оттоманской империи.
Война окончилась и, Черняев вернулся в Россию. М.Г. Черняев поступил в распоряжение Генерального штаба, но никакой должности не получил. Впоследствии он был назначен генерал-губернатором наших центрально-азиатских провинций; но в 1879 году он жил с семьей в Петербурге и каждый день бывал у Достоевского.
Когда бы ни зашла я в комнату отца, я встречала там генерала, всегда сидевшего на привычном своем месте на диване и пылко обсуждавшего будущее объединение всех славянских народов. Мой отец (Достоевский - Л.С.) чрезвычайно интересовался этим вопросом».
Рассказы очевидца генерала Черняева о зверствах турок послужили также еще одним аргументом в пользу бунта Ивана Карамазова против божественного миропорядка. Достоевский и Черняев встречались в Славянском обществе в Петербурге.
Достоевский неоднократно высоко оценивал действия Черняева по освобождению сербов от турок, посвятив ему специальную главу «Черняев» в «Дневнике писателя» 1876 г.: «Обозначилась и еще одна русская личность, обозначилась строго, спокойно и даже величаво, — это генерал Черняев <...>. Отправляясь в Сербию, он рисковал всей своей военной славой, уже приобретенной в России, а стало, и своим будущим <...>. Тем не менее, это лицо уже обозначилось твердо и ясно: военный талант его бесспорен, а характером своим и высоким порывом души он, без сомнения, стоит на высоте русских стремлений и целей <...>. Замечательно, что с отъезда своего в Сербию он в России приобрел чрезвычайную популярность, его имя стало народным. И немудрено: Россия понимает, что он начал и повел дело, совпадающее с самыми лучшими и сердечными ее желаниями, — и поступком своим заявил ее желания Европе. Что бы ни вышло потом, он может уже гордиться своим делом, а Россия не забудет его и будет любить его» («Дневник писателя» 1876 г.);
«Ну, а из ямы, которую выкопала Черняеву в Сербии интрига, видно, вытащит Черняева весь народ русский. Вы забыли, господа, что Черняев народный герой, и не вам его похоронить в яме»; «Черняева даже и защитники его теперь уже считают не гением, а лишь доблестным и храбрым генералом. Но одно уже то, что в славянском деле он стал во главе всего движения, — было уже гениальным прозрением; достигать же таких задач дается лишь гениальным силам. Славянское дело, во что бы то ни стало, должно было наконец начаться, то есть перейти в свой деятельный фазис; а без Черняева оно бы не получило такого развития <...>. Но если уже началось славянское дело, то кто же как не Россия должна была стать во главе его, в том назначение России — и это понял Черняев и поднял знамя России. Решиться на это, шагнуть этот шаг, — нет, нет, это не мог сделать человек без особенной силы <...>. Но Черняев служил огромному делу, а не одному своему честолюбию, и предпочел скорее пожертвовать всем — и судьбой, и славой своей, и карьерой, может быть даже жизнью, но не оставить дела. Это именно потому, что он работал для чести и выгоды России и сознавал это» (главка «Черняев» в «Дневнике писателя» 1876 г.; «Черняев. Не гений <...>. Но стать во главе движения всей Европы — есть гениальное прозрение. И такая задача удается только гению <...>. Гениально, если он честолюбец, гениально, и если он всеславянин <...>. Имя Черняева теперь принадлежит истории и не умрет никогда...». Черняев пережил Достоевского и на похорогах шел за его гробом. В РГБ сохранилось одно письмо Черняева к Достоевскому от 15 декабря 1880 г. с просьбой прислать «Дневник писателя».
Летом 1876 года буквально всё русское общество было возбуждено. Казалось, сбываются мечты, взлелеянные не одними только славянофилами, но глубоко проникшие уже в толщу простого русского народа: Турецкая империя распадается, южные славяне поднимаются на борьбу за свою свободу.
Впоследствии этот период получил у историков название Восточного кризиса: мощное национально-освободительное движение охватило все славянские провинции Турецкой империи. В 1875 году поднялись на борьбу населенные сербами турецкие провинции Босния и Герцеговина, в апреле 1876 года восстание вспыхнуло в покорённой Болгарии - самое крупное за всю историю этой страны. Оно было подавлено турками с чудовищной жестокостью. Вести о "болгарских ужасах" облетели всю Европу, вызвав всюду возмущение действиями турок. Особенно это ощущалось в России - сочувствие "братушкам" и желание помочь сербам и болгарам были повсеместными.
И, наконец, новая весть взбудоражила всех: 30 июня 1876 года два маленьких княжества, Сербия и Черногория, решились сами выступить на защиту балканских славян и объявили войну могущественной, хотя и ослабленной восстаниями и мятежами Турецкой империи.
Главную силу этой славянской коалиции представляла, несомненно, более крупная территориально и более сильная Сербия. Какой же энтузиазм охватил русское общество, когда в России узнали, что во главе сербской армии стал отставной русский генерал Михаил Григорьевич Черняев, человек, известный своими победами в Средней Азии.
Черняев, несомненно, был способным военачальником. Лишь огромное честолюбие портило его характер, заставляя порой совершать поступки, о которых в дальнейшем он не мог не сожалеть. Сущность этого человека можно выразить в нескольких словах: генерал боевой и опальный. Он сделал свою карьеру на поле боя: в Крымскую войну, где он сражался сначала на Дунае, а затем под Севастополем, шесть месяцев провел на Малаховом кургане. Он участвовал в Кавказской войне, а по окончании её по собственному желанию был направлен в Среднюю Азию. Всероссийскую же славу принесли Черняеву походы 1864-1865 годов, когда он во главе небольшого отряда двинулся вглубь Кокандского ханства и в трехдневном бою 15-17 июня 1865 года покорил один из крупнейших городов Средней Азии - Ташкент.
Здесь, под Ташкентом, Черняев имел в своем распоряжении отряд из 1951 человека с 12-ю орудиями, а ему предстояло взять штурмом огромный город (50 тысяч жителей, двадцатитысячный гарнизон и 63 орудия на стенах). И всё же Черняев, веривший в своих солдат, решился на штурм, и успех сопутствовал ему. В этом сражении особенно ярко проявились основные качества Черняева-полководца: его решительность и высокая инициативность.
Эта победа принесла генералу орден Георгия 3-й степени, должность первого губернатора завоеванной Туркестанской области и... резкое неодобрение, как непосредственного начальства, так и правительства в Петербурге. Дело в том, что Черняев решился на штурм Ташкента фактически без санкции правительства, которое опасалось внешнеполитических осложнений. В конце концов, правительству пришлось признать сделанные Черняевым завоевания; более того, оно приняло и продолжило политику Черняева - политику быстрого и решительного продвижения вглубь Средней Азии. Но генералу не простили его независимости и самовольных действий. Меньше чем через год после взятия Ташкента, в марте 1866 года, по ничтожному поводу он был отстранён от командования войсками и отправлен в отставку.
Это был тяжелейший удар. В течение десяти лет талант военачальника и его решительный, деятельный характер не находили настоящего применения. Честолюбие Черняева было уязвлено тем, как низко оценили его заслуги, и это толкнуло его в оппозицию к военному министру Д.А. Милютину, военные реформы которого он критиковал с консервативных позиций.
Во время своего вынужденного бездействия Черняев близко сошелся со славянофилами: И.С. Аксаковым, братьями Киреевыми и другими. Он увлекся идеями освобождения и объединения славян всего мира, деятельно сотрудничал с образовавшимися в Москве, Петербурге и других городах России Славянскими комитетами, издавал даже свою газету "Русский мир". Опала, в которой находился генерал, в не меньшей степени, чем военная слава, способствовала росту его популярности в определенных слоях общества.
Так что, отъезд Черняева в Сербию, вызвавший столько шума в русском обществе, не был для него случайным шагом, а закономерно вытекал из всей его предшествующей жизни. В приглашении возглавить действующую армию он увидел свой шанс вернуться к активной деятельности.
С началом Сербской войны русское общество с энтузиазмом ожидало известий с поля боя. Все надеялись на немедленные успехи. Но их не последовало.
Когда анализируешь события тех лет, то ясно видно, что Сербия была слишком слаба, чтобы победить в этой войне. Собственно, война была проиграна в тот момент, когда раздался первый выстрел.
Турция превосходила Сербию в десятки раз по территории, населению, имела сильную регулярную армию и большие военные запасы – в общем, все преимущества были на её стороне. Единственным для Сербии шансом было нанести внезапный удар, быстро захватить главную турецкую пограничную крепость Ниш, запирающую дорогу на Софию, и затем сразу двигаться вглубь Болгарии, пытаясь вновь поднять там восстание.
Именно этот план и предложил Черняев. Это был лучший из всех возможных планов, и он мог бы быть выполнен, если бы Черняев имел под командой закаленных туркестанских ветеранов.
Но армия сербов, по точному определению участника этой войны добровольца штабс-капитана Гейсмана, была "импровизированная в полном смысле этого слова". Это была, по сути, чисто милиционная армия со всеми присущими ей недостатками. Дело в том, что всё регулярное, хорошо обученное "стояче" (т.е. постоянное) войско составляли 2 батальона пехоты, 2 эскадрона кавалерии и несколько артиллерийских батарей. Когда в конце 60-х годов XIX века возникла серьезная опасность войны с Турцией, было решено резко увеличить численность армии, принят закон, согласно которому на время войны создавалось "народное войско" - ополчение (по батальону от каждого района страны), которое составили 36 пехотных бригад. Это было уже около 130 тысяч человек - весьма внушительная сила. Но её надо было ещё обучить и вооружить. Предполагалось, что все военнообязанные будут призываться раз в год на месячные сборы. Однако страна была бедна, денег на это мероприятие постоянно не хватало, и фактически никакой подготовки будущие солдаты не получили. К тому же на армию не хватало современного вооружения, больше половины бойцов получили устаревшие ружья времен Крымской войны.
Но самая главная беда - в стране почти совершенно не было подготовленных офицерских и унтер-офицерских кадров. Согласно документам сербских архивов, в 1874 году, за два года до войны, во всей сербской армии было всего 317 офицеров! Обычно на батальон "народного войска" командиром назначался один младший офицер и, ему придавалось несколько старослужащих солдат. И это всё! Остальные командиры, "народные старшины", то есть народные командиры, как они назывались, выбирались из среды односельчан и были подготовлены ничуть не лучше своих подчиненных.
Черняев, встав во главе армии, пытался исправить положение с кадрами. Он обратился к русским офицерам, сочувствовавшим славянскому делу, с призывом выходить в отставку и ехать к нему в армию. В Сербию хлынул поток русских добровольцев. Энтузиазм был огромный. В короткий срок все "сербское" в Петербурге сделалось чрезвычайно популярным...
Свидетельство о публикации №220111901780