de omnibus dubitandum 102. 221

ЧАСТЬ СТО ТРЕТЬЯ (1875-1877)

Глава 102.221. В ГОРДОМ ОДИНОЧЕСТВЕ…

    За всю войну в Сербию приехало около четырех тысяч русских добровольцев, из них 200 офицеров. Большинство из них честно и храбро дрались за сербов, но были и искатели приключений, и неудачники, и просто случайные люди, "прославившиеся" лишь своими пьяными дебошами в кофейнях Белграда. Были и те, кто поехал в надежде отличиться, ведь сербский военный орден ТАкова в это время котировался в петербургских гостиных наравне с Георгиевским крестом. Но лучшие из добровольцев поддержали честь русских на поле боя: около тысячи воинов погибли или были ранены в боях. Самыми известными были майор Киреев, погибший в бою у деревни Раковицы, и полковник Раевский, внук знаменитого героя 1812 года, убитый в сражении при Горном Андроваце.

    Русские добровольцы не могли существенно изменить положение. Необученная, плохо организованная и слабо вооруженная сербская армия ещё могла храбро защищать свою землю, но была совершенно не способна к быстрому, решительному наступлению, легко поддавалась панике. В общем, армия совершенно не годилась для той задачи, которая была перед ней поставлена.

    Возникает вопрос: зачем вообще было затевать эту войну? Мне думается, сербский князь Милан Обренович и его правительство просто не рассчитали свои силы.

    Сербия уже тогда вынашивала идею Балканского союза - союза против общего врага (Турции) - всех малых государств полуострова: Сербии, Черногории, Греции, Румынии, а также болгарских повстанцев. Эта идея дала блестящие результаты 35 лет спустя, в 1912 году. Но в 1876 году было ещё слишком рано мериться силами; никто, кроме Черногории, не решился выступить, и Сербия осталась, по существу, одна. Не оправдалась и надежда на восстание в Болгарии: болгарские повстанцы были обескровлены апрельскими боями и не способны к новому выступлению. У князя Милана была еще надежда на помощь России. Но император Александр II не мог допустить, чтобы его против воли втянули в войну. Русская армия сама находилась в стадии реорганизации. Россия могла оказать Сербии только дипломатическую, но никак не военную поддержку.

    Задуманного широкого наступления не получилось. После первых же боев Черняев убедился во всех недостатках своей армии и приостановил наступление - он не мог идти навстречу верной катастрофе. Но таким образом сербы потеряли свои последние преимущества. Турки получили возможность собрать превосходящие силы, и сами перешли в наступление. Положение стало, по существу, безнадежным, война теряла всякий смысл. Но она была уже начата, и, хочешь - не хочешь, а нужно было защищаться.

    Постепенно все боевые действия сосредоточились вокруг сербской пограничной крепости Алексинац*.

*) Битва при алексинаце (сербски: Bitka на ;umatovcu) или Битва Алексинаца (Турецкий: Aleksinac Muharebesi) произошла в 1876 году, в центральной части Сербии, недалеко от города Алексинац. Превышенная численностью сербская армия, возглавляемая полковником Коста Протичем, одержала тактическую победу в этом оборонительном сражении против Османской силы. Совершив крупную тактическую ошибку, османы потратили целый день на фронтальную атаку хорошо укрепившегося пятиугольного редута, защищаемого двумя сербскими батальонами, вооруженными дульнозарядными винтовками и 6 пушками, при поддержке около 40 дополнительных артиллерийских орудий, расположенных на возвышающихся холмах. Османы, наконец отступили к концу дня, потеряв 500 человек убитыми и 1500 ранеными и взятыми в плен. Сербская армия не воспользовалась преимуществом контратакой, однако это закончилось просто тактическим успехом (см. рис.). 

    Она стояла напротив турецкой крепости Ниш и также запирала важнейшее стратегическое направление - долину реки Морава, дорогу к сердцу Сербии, на Белград. Не удивительно, что турецкий главнокомандующий Абдул Керим-паша сосредоточил свои главные силы именно здесь.

    Наступление турок на Алексинац началось 18 августа. В течение пяти дней, с 18 по 22 августа, шли упорные, кровопролитные бои на обоих берегах Моравы. При этом турецкие войска были разделены рекой примерно пополам: на левом берегу Моравы действовал корпус Али Саиб-паши, а на правом - корпус Ахмед Эюб-паши (вдоль главной дороги Ниш-Алексинац-Белград). Несмотря на это, Черняев все же ждал главную атаку на правом берегу, на позиции перед Алексинацем, и держал там две трети своей армии. И, как выяснилось, не ошибся. 22 августа турецкий главнокомандующий Керим-паша счёл подготовку к решительному наступлению законченной и приказал на следующий день нанести главный удар по Алексинацу.

    Алексинац имел сильную систему укреплений: главный оборонительный рубеж проходил по горному хребту перед городом и был усилен семью редутами и несколькими батареями. При этом центр сербской позиции, где были наиболее удобные подступы для атаки - по Руевацкому плато, мог быть поддержан перекрестным огнем артиллерии с левого и правого флангов. Но все же Черняев, объезжая позицию перед битвой, заметил в ней некоторые недочёты, в частности не был укреплён - небольшой монастырь Шуматовац на Руевацком плато Черняев немедленно приказал укрепить Шуматовац, насыпать вдоль его стены вал и выкопать ров, тем самым превратив его в мощный редут. Один из лучших офицеров сербской армии - инженер-капитан Живан Протич получил приказ занять этот редут с тремя четами (ротами) Лешницкого батальона Ефрема Марковича и с шестью орудиями.

    23 августа в 8 часов утра после двухчасовой артиллерийской подготовки турецкая пехота двинулась в атаку. Она атаковала Руевац, но понесла тяжёлые потери от огня сербов. Эюб-паша решил, что не сможет добиться успеха на широком фронте и должен сконцентрировать свои усилия на одном ключевом пункте. И тогда он послал всю дивизию Фазли-паши на Шуматовац. К тому моменту дивизия Фазли уже потеснила сербскую пехоту у Пруговаца и занимала выгодное положение для атаки: она могла наступать на редут как с фронта, так и с правого фланга. Приближался кульминационный момент сражения: на Руевацком плато в этот момент дрались 20 сербских батальонов против 42 турецких батальонов и 30 эскадронов.

    В это время Черняев вместе со своим штабом совершал объезд сербской позиции. Приблизившись к Шуматовацу, он с первого взгляда понял всю важность этой позиции и всю серьёзность угрожающей ей опасности. Не колеблясь, он прервал свой объезд, спешился и вместе со штабом вошел на редут. Чтобы исключить саму возможность отступления, он приказал заложить камнями ворота монастыря, а сам остался на редуте, чтобы личным присутствием приободрить в трудную минуту своих солдат.

    Было около полудня, когда 14 тысяч турок разом двинулись в атаку. На расстоянии 400 метров от редута их штурмовые колонны развернулись в плотные цепи - казалось, все поле впереди укрепления стало синим от их мундиров. Но подойти они не смогли. Шквал огня буквально скосил первые ряды наступающих. Турки откатились, но, подкреплённые резервами, снова пошли на штурм.

    Во время второй атаки был убит комендант Шуматоваца Живан Протич - пуля попала ему прямо в лоб. Когда об этом сообщили Черняеву, он сам встал к орудию и навёл его на неприятеля. Хладнокровие Черняева произвело огромное впечатление на солдат - они не дрогнули, и вторая атака турок была отбита так же, как и первая.

    В 3 часа дня турки вновь пошли на штурм, в 4 часа атака повторилась, но добиться успеха они уже не смогли. После отражения четвертой атаки Черняев покинул Шуматовац, удостоверившись, что опасность миновала. Но борьба за редут еще не была закончена. Последний, пятый, штурм Шуматоваца турки предприняли уже в сумерках. Некоторые турецкие солдаты сумели проникнуть даже в ров перед редутом, но были выбиты оттуда штыками. В ночь на 24 августа турецкие войска отступили от Шуматоваца и Пруговаца, без боя покинули все завоеванные ими позиции на Руевацком плато. Тяжелейшая шестидневная битва завершилась. Сербы одержали победу, самую крупную за всю войну.

    Но сразу после столь убедительной победы Черняев допустил крупную стратегическую ошибку: пропустил чрезвычайно опасный маневр врага. Керим-паша, которого подстегнула неудача, сделал, наконец то, что должен был сделать с самого начала - перевел все свои войска на левый берег Моравы и нанес удар в обход неприступных Алексинацких позиций. 1 сентября произошло кровопролитное сражение при Горном Андроваце. Сербы яростно защищались, но были разбиты превосходящими силами врага и должны были отступить. Алексинацкая позиция была обойдена.

    Это было начало конца. Сербы ещё держались на Кревете и перед Джунисом, но их положение было крайне неустойчивым. Турецкая армия превосходила их почти вдвое, и было очевидно, что рано или поздно защитников сомнут и сбросят в Мораву. Все попытки Черняева перейти в контратаку и восстановить положение кончались неудачами. Боевой дух сербской армии начал катастрофически падать. И здесь сказались недостатки в боевой выучке частей: необученные солдаты поддавались панике и отступали при первом натиске противника.

    Черняев пытался сцементировать свою армию за счёт прибывающих русских добровольцев, но это не всегда удавалось. Только что прибывшие, не знающие своих солдат, едва понимающие по-сербски, русские офицеры не всегда могли взять в руки свою часть. В бою они отходили последними и всё чаще гибли, оставляемые сербскими солдатами. Многие добровольцы испытывали разочарование, стали обвинять сербов в трусости. Армия дралась всё хуже и хуже. Черняев прекрасно понимал состояние армии. Он весь осунулся и издёргался, но сделать уже ничего не мог.

    Развязка наступила 29 октября 1876 года. В решающем сражении у Джуниса сербская армия не выдержала турецкой атаки и обратилась в беспорядочное бегство, стекаясь со всех сторон к единственному мосту через Мораву у Трубарево. И тогда, чтобы хоть ненадолго задержать турок и прикрыть отступление расстроенной армии, Черняев бросил в бой последний резерв - недавно сформированную русско-болгарскую добровольческую бригаду. В этот страшный день бригада стяжала себе Славу - героическим усилием она задержала продвижение турок, но ей пришлось заплатить за это слишком дорогую цену: почти половина добровольцев, принявших участие в этом сражении, погибла в бою. Недаром после боя командир бригады полковник Меженинов, отвечая на вопрос Черняева о положении на фронте, просто сказал: "Все сербы убежали, все русские убиты".

    Конечно, это было далеко не так, но всё же армия была разбита. Дорога на Белград для турок была открыта. Князь Милан послал паническую телеграмму в Петербург, умоляя о помощи. Реакция России на этот раз была мгновенной. 31 октября, через два дня после битвы при Джунисе, посол России в Константинополе граф Игнатьев передал туркам российский ультиматум: немедленно прекратить военные действия. Ультиматум был принят. Война окончилась. Сербия была спасена.

    Итак, эта война не оправдала возложенных на неё надежд. Разочарование в русском обществе было огромным. И Сербия, и её армия, и Черняев, и русские добровольцы - всё вызывало массу нареканий, как справедливых, так и несправедливых. Но если вдуматься и взглянуть на эти события сейчас, то вызывает удивление скорее не то, что турки взяли верх, а то, сколь незначительными были их успехи, сколь долго сербы смогли продержаться против превосходящих сил врага. В 1876 году сербская армия была слишком слаба, она делала только первые шаги, но этот тяжелый урок пошёл ей впрок. В 1876 году сербов упрекали в трусости, не понимая, что нельзя требовать большего от необученного и плохо вооруженного ополчения, воюющего в таких тяжелых условиях.

    А в 1914 году, в тяжелейших условиях, сербские солдаты удивили мир своим мужеством и самопожертвованием, разгромив вдвое превосходящие силы австрийской армии, армии одной из крупнейших держав в Европе. И это была та самая сербская армия, которая приняла боевое крещение в окопах у Шуматоваца.

    Грустная судьба выпала на долю Черняева. После 1876 года он был окончательно отстранён от всякой активной деятельности. Александр II и правительство не могли простить ему самовольства в Сербии и всех связанных с ним осложнений. Другие генералы затмили его во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов, а он оказался не у дел.

    Лишь в 1882 году, после воцарения Александра III, Черняев был возвращён на время к активной деятельности и назначен генерал-губернатором Туркестана, но уже через два года был отставлен - и уже навсегда ушёл в частную жизнь. Он скончался 4 августа 1898 года в своем имении Тубышки, незаслуженно забытый современниками и потомками.

    Но до этого он успел в 1880 году съездить еще раз в Сербию, чтобы отдать последний долг своим боевым соратникам. Он собрал по подписке средства для скромного памятника русским добровольцам, погибшим в Сербии в 1876 году. Этот памятник был установлен на Руевацком поле, у стен легендарного Шуматоваца...

    С самого начала балканских событий 1875–1878 г. массовый характер приобрели пожертвования в пользу южных славян. Летом этого же года «Кубанские областные ведомости» обратились со специальным обращением к кубанцам, в котором говорилось о «неописанных бедствиях и лишениях, превосходящих меру человеческого терпения».

    «Та помощь, – говорилось в обращении, – которую мы подадим бойцам христианам, будет помощью святому делу; принять участие в которых – есть наш нравственный долг, наша священная обязанность. Не одни избытки от нашего имущества отделим от этой святой помощи, а раздадим по братски имущество, лишив себя известных удобств, и доставим братьям нашим христианам – возможность поддержать свою и без того многострадальную жизнь. Будем жертвовать, чем можем и как можем!».

    По сведениям газеты проживающими в Темрюке членами Одесского Славянского благотворительного общества имени святых Кирилла и Мефодия Х.С. Ивановичем, П.А. Пчельниковым и Г.А. Калери было «получено в пользу славян Балканского полуострова от Темрюкского уездного начальника пожертвования жителями станиц: Крымской – 60 р.; Анапской – 69 к.; Старотиторовской 21 р. 80 к., Славянской – 64 р. 60 к.; Абинской 70 р.; Полтавской 30 р. 38 к., Ильской 5 р. 67 к.; Поповической 40 к.; Северской – 3 р. 37 к.; Ахтырской 24 р. 88 к.; Курчанской 1 р. 63 к.; Ахтанизовской – 12 р. 20 к., Курганной – 1 р. 63 к.».

    С 1 по 26 сентября было получено пожертвований 879 руб. Большая часть этих средств пошла на отправление в Сербию «1 офицера и 38 волонтёров, преимущественно из казаков Кубанского Казачьего Войска и отставных нижних чинов солдат – 725 р. 13 коп.».

    Кроме того, «получено от жителей г. Темрюка: холста в кусках, старого белья, бинтов, ветоши 1 пуд 25 1/2 фун. и 13 1/2 фун. корпии, приготовленной ученицами Темрюкского женского училища; а от жителей станиц Эриванской, Ахтырской и Холмской тулуп, шапка, женские платья, мужские и женские рубахи, головные платки, холст в кусках и проч. весом 2 пуд. 32 фун., все эти вещи отправлены в Белград на имя митрополита Сербского Михаила».

    Ещё 27 июля 1876 г. в редакцию «Кубанских областных ведомостей» поступили пожертвования «от чинов Войскового хозяйственного правления» в сумме 52 руб. 95 коп. «...в пользу несчастных болгарских семейств в Турции, пострадавших от войны».

    Деньги были отправлены в Санкт-Петербургский отдел Славянского благотворительного комитета. Та же газета сообщала, что «бедственное положение славян, страдающих от насилия турок, встретило сочувствие в лице начальника Темрюкской Телеграфной станции Г. Грунта. Он пожертвовал картину, произведение собственной кисти, которая выручила 100 рублей; каковая сумма отправится к месту цели».

    На свой счёт снарядил двух добровольцев в Сербию известный екатеринодарский общественный деятель, войсковой старшина в отставке В.С. Вареник.

    Очень показательно происходил сбор пожертвований в станице Брюховецкой. После божественной литургии местный священник о. Костич сказал слово «по поводу страданий славян на Балканском полуострове». Очевидец, И. Белоус писал, что «речь была произнесена до такой степени искренно и с таким чувством скорби, и бедствия несчастных христиан описаны такими яркими красками, что слово пастыря произвело на слушателей потрясающее впечатление […].

    Подвиги баши-бузуков и наших прежних закубанских приятелей черкесов, о чём говорил священник на основании фактов, засвидетельствованных воззванием русскому народу Болгарского центрального благотворительного общества, приводили слушателей в какое-то страшное волнение, которое я даже выразить хорошо не умею. Я видел слёзы на лицах шестидесятилетних казаков. Чувство скорби и живого сострадания к бедным единоверцам выразилось в полной силе.

    Когда поставлена была тарелка для сбора пожертвований, то к ней с трудом можно было протолкнуться. В несколько минут было пожертвовано 135 р. 91 к.».

    Важным показателем общественных настроений кубанцев стало добровольческое движение. В одном из дел фонда 454 Государственного архива Краснодарского края хранится немало ходатайств о направлении в сербские войска.

    Так 21 августа отставной поручик Иван Иосифович Эртель, проживающий в станице  Лабинской, писал начальнику уезда: «Имея искреннее желание поступить в волонтёры Сербской Армии, я имею честь покорнейше просить Ваше Высокоблагородие принять на себя труд заявить о моём желании куда следует и ходатайствовать о выдаче мне пособия для следования в Сербию и о снабжении меня необходимыми документами».

    Казак станицы Усть-Лабинской Павел Власенко писал 4 сентября 1876 г. вице-губернатору Кубанской области Николичу: «Состоя вольнонаёмным рассыльным при Усть-Лабинской телеграфной станции, я имею ревностное желание поступить волонтёром в Сербию в армию генерала Черняева. Прошу милостивого распоряжения Вашего Превосходительства дать мне возможность отправиться в Сербию».

    Екатеринодарский мещанин Прокофий Васильевич Мальков ходатайствовал: «Видя каждодневно соревнование моих знакомцев и других лиц не обязанных воинскою повинностью, заявляющих желание о поступлении в ряды воинов на защиту своих однородцев сербов, ведущих дело со зловредными мусульманами Оттоманской Порты; это соревнование даёт мне повод просить Ваше Превосходительство, не оставьте милостивым Вашим ходатайством, у Его Превосходительства начальника Кубанской области, распоряжения об отправлении меня в Сербскую армию».

    Такие же прошения подали казак станицы Ширванской Калина Левченко, урядник станицы Спокойной Фёдор Тризна, казак станицы Новоджералиевской Игнат Джура, урядник станицы Бриньковской Тимофей Чернышёв и др. 22 сентября 1876 г. Екатеринодарский уездный начальник сообщал наказному атаману, что казаки станицы  Медвёдовской «неслужилого разряда изъявили желание отправиться в качестве волонтёров».

    В одном из дел фонда 668 отмечены «Марьянской станицы казаки в числе пятнадцати человек, значащие в представленном при сём именном списке, явили добровольное желание поступить в Сербию в военное действие противу турок для защиты наших единоверцев славян. От станицы Раевской вызвались 5 человек, от станицы Благовещенской – 6 станичников. Благородным порывом помочь славянским братьям были одухотворены не только мужчины. Урядница станицы Лабинской Анна Гусева писала начальнику уезда: «Имея ревностное желание отправиться в княжество Сербию для поступления в число сестёр милосердия, но не имея на это собственных средств, я покорнейше прошу распоряжения Вашего Высокоблагородия, не найдёте ли Вы возможных на то средств отправить меня в Сербию, чем заставите за Вас молить Бога».
Такие же прошения подали казачки Юлия Гапаченкова, Анисья Гуляева, Акулина Шелехова.

    Очень характеризуют общественный подъём того времени выступления В.С. Вареника. Современники называли Василия Степановича Вареника (1816–1893) «казачьим Цицероном», т.к. он прославился талантом произносить блестящие речи в дни таких значимых событий, как тезоименитство Государя, освящение памятных мест, проводы казаков в военные походы.

    В октябре 1876 г. в «Кубанских областных ведомостях» было опубликовано «Прощальное слово, сказанное Войсковым старшиною В.С. Вареником 1-го октября 1876 года добровольцам, отправившимся в Сербию на защиту славян от неистовств магометан».
«Мы здесь предстоящие, – взывал В.С. Вареник, – за достоверное уже знаем, что православные наши братья-Славяне, обитатели Балканского полуострова, испытали и испытывают такие же точно мучения, какие в древние века испытали от предков нынешних мусульман истинно веровавшие в нашего Христа Спасителя наши предки. Всевышний внушил Вам, друзья мои! Святую мысль и искреннее желание, взявшись рука об руку, идти на помощь несчастным нашим братьям-Славянам… Мы знаем и это верно, что многие из Вас уже неоднократно встречали в боях с врагами смерть, а потому она для Вас уже не страшна». Оратор выразил надежду, что «быть может, не в далёком будущем, Вас, друзья мои! Встретят с распростёртыми объятиями и на чужбине, Ваши родные, Ваши единоплеменники, Ваши братья Кубанские казаки».

    В.С. Вареник просил передать «поклон стонущей Мораве от тихой Кубани».
Трудно сказать, сколько кубанских добровольцев сложили свои головы за сербских братьев. В документах нам встретился лишь один, упомянутый выше урядник станицы Ахтанизовской Степан Пономарёв. Отвечая на запрос начальника Кубанской области о судьбе урядника 2 сентября 1877 г. русское консульство в Белграде сообщало, что «ни Сербское правительство, ни бывшие штабы Генерала Черняева и Полковника Меженинова никаких списков о раненых и убитых русских добровольцах не вели».