***

СТРЕЛА
                В недруге стрела, что во пне, а в друге, что во мне.
                ( Из словаря В.Даля)   

               
           «Стрелой» назывался ночной скорый поезд, соединявший поздний ленинградский вечер с ранним московским утром. Билет на него уже в кармане.Последний день деловой поездки в Питер был хлопотлив и напряжен. С утра – «трудовые подвиги» в знаменитом КБ «Рубин», а затем торопливые пробежки в Гостиный двор, Елисеевский, ДЛТ за ленинградскими гостинцами родным и близким. Но сбереженные про запас два часа предназначены  «под занавес» для любимого Русского музея. Итак, испит день, наполненный до краев суетой. Внесены в компьютер памяти уникальные достопримечательности  северной столицы – от «дома на Мойке» до бесчисленных вековых рукотворений. Незабвенными остаются Черные доски Солоухина, востребованные из запасников Русского музея, полотна Передвижников, патрицианский портрет Анны Ахматовой кисти художника Альтмана и т.д.
    Преисполненная благодати, спешу на Московский вокзал. За пять минут до отправления вбегаю в спальный вагон, вхожу в купе и по этикету приветствую спутника – молодого мужчину лет 35-ти – 40-ка, встретившего меня не то, чтобы любезно, но вполне миролюбиво. Легкими взглядами оцениваем друг друга. Успеваю заметить его стройную спортивную стать и на нем спортивный костюм нескрываемой новизны, а рядом на вешалке аккуратно сложенный цивильный костюм, как видно респектабельного человека.
   В глазах его полная отстраненность и отсутствие всякого интереса к вошедшей спутнице. Казалось, он находится за пределами тесного купе, где-то по ту сторону добра и зла, то ли еще в оставленном доме, а может уже вблизи от цели своего путешествия. Вот он - Чайльд Гарольд: …одинок, как лунный луч в горах…
   Когда молодой человек наклонился помочь положить мой саквояж в багажный ящик, мне заметна стала в прядях его каштановой шевелюры этакая благородная проседь.
   Но мысли мои были плотно заняты дневными впечатлениями, а утомленная плоть предвкушала спокойный крепкий сон до самой Москвы под монотонный стук колес и убаюкивающее покачивание вагона; и там не было места для психологического анализа этой дорожной ситуации.
    
   Спутник на краткое время покинул купе, пока я уютно располагалась в своей временной колыбели. Включив ночной светильник, я взяла в руки буклет с репродукциями литографий Тулуза Лотрека, который купила при выходе из музея. Сосед тоже тихо устроился с газетой в руке.
   Я уже спокойно задремала, но моя дремота трепетно сбежала с глаз, когда услышала «Не позволите ли мне взглянуть на Лотрека?» Подражая тону вопрошающего, отвечаю «извольте»… (Думаю, что он заметил застывшую в моей руке открытку с афишей Лотрека, изображающей изящную даму в французском кабаре «Диван». Помню, тогда она (открытка) тиражировалась офсетной печатью на всех упаковках разного рода французских парфюмов и потому была знакома многим). Последовали ненавязчивые вопросы ко мне будто к знатоку живописи. Но собеседника не смутило признание о моей инженерной профориентации, и беседа продолжалась, как говорят, в интеллектуальном формате.
 
   В нескольких фразах спутник обнаружил свой интерес к портретной живописи; к ней и я давно неравнодушна. Он вспомнил портрет актрисы Струйской кисти Рокотова, и прочитал знакомое мне до слез стихотворение Н.Заболоцкого:

   Любите живопись, поэты, Ведь ей единственной дано
   Души изменчивой приметы переносить на полотно.
 
И далее…
……………………………………………………………
   Ее глаза, как два тумана- полуулыбка, полуплач,
   Ее глаза, как два обмана, покрытых мглою неудач…

   Меня заинтриговали его явно превосходящие над моими познания об импрессионистах, приятно удивило согласие в оценке поэтической лирики разного времени…
   Странным казалась эта общность тайных чувств между людьми, разделенными земными расстояниями, непересекаемыми дорогами и разным возрастом. По счастливой случайности передо мной оказался достойный русский интеллигент.
   В какой-то момент  разговор принял доверительный характер, и так случилось, что спутник поведал мне то сокровенное, что можно доверить лишь незнакомому человеку, оказавшемуся рядом в нужное время и нужный час.
   Эта короткая встреча была бы навсегда забыта, если бы не ее кульминация, поразившая мое сердце. Вот оно – его откровение:

   Он молод, спортивен, студент 19-ти лет, пронзенный стрелой Амура, влюблен в несравненное создание, наполняющее весь свет радостью и жаждой жизни. Любовь как музыка сама, словами мало выразима. В назначенный час он ждет свидания и, нетерпеливо всматриваясь в людской поток, ищет ее взглядом.
И вот Она, на перекрестке, легкая, летящая, сияющая, ждущая, неземная. Он призывно раскрывает навстречу объятия, она, приветствуя, машет рукой и стремительно рвется к нему, вперед…
   Но все вокруг оглушает раздирающий пространство вой сирены и… -машина, колеса, кровь, толпа, скорая – все атрибуты смерти…

                Убита птица, что была на взлете,
                В сознании померк весь белый свет.
                Злодейка – смерть в слепом своем расчете
                Обрушила на жизнь ЕЕ  запрет.

   Его жизнь стала неисцелимой скорбью по прерванной любви, верой в ЕЕ небесное блаженство, надеждой на мистическую встречу там, на Млечном пути. И потекли дни и годы тоскливой процессией.
   Дальше все просто, как правда. Он тренер по художественной гимнастике, женат, дети… Сейчас едет в Лужники, где выступают его воспитанницы. А я вечером поеду другим поездом, на юг, домой. Он на прощание целует мне руки и говорит словами В.Солоухина «Живу под низким потолком, рожденный жить под небом звездным».
   Продолжаю свой путь, а передо мной  образ случайного спутника с его щемящим откровением, с его юным потрясением, затаенной неделимой любовью, с его тревогой, которой никто не даст отбой.

                ***
   С тех пор прошли долгие годы, я забыла его имя и лицо, лишь никогда мне не забыть СТРЕЛУ, пронизавшую во времени и пространстве ту жизнь, любовь, смерть, и начертавшую на скрижалях моей памяти вот этот стих с названием «РОК».

                Бежит девчонка в платьице из ситца
                И в туфельках на низких каблуках,
                А шаловливый ветерок струится
                Вкруг платья и в пушистых волосах.
                Да не бежит она – летит как птица
                С веселым счастьем неземным в глазах.

                Невидимые, рядом с ней бегут
                Татьяна Ларина и Натали Ростова…
                И слышен трепетного сердца стук
                В предчувствии свидания хмельного.
                Вот, вот …Всего лишь несколько секунд…
                Но вдруг – пронзительный сирены звук…

                Не знать бы лучше все, что дальше было…
                Свершился РОК, и все навек остыло.