Луковица

Вера Ивановна заболела, и нам на время дали другую учительницу. Но она могла с нами заниматься только во вторую смену. Вот я и торчал целое утро во дворе и умирал от скуки.
— Здорово, старик! — вдруг услышал я. — Загораешь? — Ко мне шел Генка-семиклассник, хороший парень, смелый и нежадный. Мне, правда, не разрешали с ним никуда ходить и вообще дружить, но во дворе мы все равно встречались. А дружить со мной он и сам не собирался. Зачем ему с такой малышней связываться? Он дружил с Сашкой Зубом и Толяшей из 8 «в». У них такие бицепсы! Все их в школе боятся, кроме десятиклассников.
— Чо не в школе? — поинтересовался Генка.
— У нас учительница болеет, мы с обеда, — сказал я.
— Да, тяжелый случай. А я вот тоже болею. Температура — у-у-у! — Генка с ужасом схватился за голову. — И горло. Чего-то не то. Чего-то мешает. А в школу идти надо. Без меня там как без рук. Нет меня — сразу замечают. Какого-нибудь хорошиста разве заметят?! Он что есть, что нету — его не видно и не слышно. А я — фигура! — Генка гордо похлопал себя по груди. — Классная сразу домой бежит. Без меня ей, что ли, плохо? Тише только, никто не мешает.  «Геночка, Геночка, почему прогулял?» Знаешь, как идти неохота! У меня же температура, я же горю весь. Может, я из-за болезни урок сорву или окно разобью! Ясно? — Генка посмотрел на меня с на— Ясно, — не понял я.
— Ты, может, сходишь, скажешь, что я боле? Тебе поверят. А?
Вообще-то я сам не верил в Генкину температуру. И в горле у него ничего не мешало — говорил он очень свободно, даже можно сказать, кричал на весь двор, а не говорил. Но урок он сорвать мог. Даже без температуры. Про это вся школа знала. Мне стало жалко Генкину учительницу, да и Генку тоже — его бы потом здорово ругали — и я согласился.
 — Во, молодец! Никогда не забуду! Если кто тебя хоть пальцем тронет, сразу мне говори, я ему дам! — обрадовался Генка. — На вот луковицу.
— Зачем? — удивился я.
— На всякий пожарный. Может, слезу надо будет пустить. — Генка быстро содрал с луковицы рыжую шелуху и сунул ее мне в карман. — Ну, ни пуха ни пера!
— К черту! — ответил я и побежал в школу.
Шел урок. В коридоре было пусто и тихо. Я посмотрел расписание и стал искать Генкин класс. Перед дверью я на всякий случай понюхал белую скользкую луковицу и постучал. Открыла сама Генкина классная. Я ей хотел быстренько рассказать, что Генка болеет и в школу не придет, но тут у меня изо всех сил защипало глаза, я еле сдержался, чтобы не закричать на весь коридор.
— Что случилось, мальчик? — перепугалась учительница. — На тебе лица нет.
— Это не на мне лица нет, — всхлипнул я, — а на Генке.
Я представил, как Генка сидит сейчас за столиком у дома и насвистывает свою любимую песню, а я стою здесь, и от меня зависит его судьба. А может, и жизнь.
 Тут слезы у меня посыпались градом. Это я высморкался, а платок уже весь луком пропитался.
— Что с Геной, где он, что с ним? — тормошила меня перепуганная учительница.
И в это время со мной что-то случилось. Я все перезабыл от этого лука и понес такое…
— Он там, в больнице. Он…шел, а его — машиной, — заплакал я.
— Успокойся, мальчик, Он жив? — задрожала учительница.
— Жив. Пока, — скорбно ответил я.
—Сейчас, сейчас. Я побегу. — Ну и сильный лук попался — у Генкиной классной тоже глаза защипало. — Может, нужна помощь.
И она бросилась в класс. А я пошел к выходу. Луковицу я бросил в урну около школы — хватит, позлодействовала, злодейка!
Дверь хлопнула, будто и не урок, а на перемене ребята балуются. Это побежала в больницу учительница.
— Да, — подумал я. — Ругали Генку, ругали. Беда пришла, так все — лучше его и на свете нет.
—Жалко Генку, — решил я. — Хоть он и учился плохо, и курил, а хороший парень был. Кино до шестнадцати рассказывал, на мопеде катал. Добрый. Жалко Генку.
У меня снова защипало в носу. Теперь уже от жалости, а не от луковицы. Я шел и злился. Ездят тут всякие, носятся как бешеные по городу и людей давят, как каких букашек ненужных. Может, даже пьяный Генку сбил, хорошего человека покалечил и спокойно погнал дальше, других хороших людей калечить. Закрыть нужно все ларьки с пивом и вином. А уж водку  и подавно  уничтожить, чтобы и запаха не осталось.
 Я не заметил, как подошел к дому. И что же увидел?! Живого и невредимого Генку!
— Ты? — удивился я. — Здесь?
— Конечно, здесь, а где же я должен быть? — тоже удивился Генка. — Поверили?
Я все вспомнил и вздохнул:
— Поверили. Еще как.
 О том, что было потом, даже вспоминать не хочется, не то что рассказывать. Заступаться за меня Генка в тот же день передумал и вообще замечать перестал. А что я такого сделал? Сам мне луковицу дал, а я виноват оказался. Вот и помогай людям после этого!