Листая старые журналы 1079

         Н Е Р А В Н Ы Й  Б О Й

Это было в Галицийском крае,
Где в разгаре Первой мировой
Сталь свистела, воздух разрывая,
И клубился смрад пороховой.
Это было на карпатских склонах,
На дорогах, устремлённых ввысь,
Где кавказцы в эскадронах конных
«Дикою дивизией» звались.

В ней служил и дагестанский всадник,
Выросший в седле и на скаку.
Люди говорят, что первой саблей
Был он признан у себя в полку.
Но его острейшее оружье
Дополнял и добровольный груз.
Был солдат с певучим словом дружен
И берёг испытанный кумуз.

Преданный походной этой лире,
Создавал стихи свои Махмуд
И мечтанья о любви и мире
Смело выносил на общий суд.
Сам он родом был из Кахаб-Росо,
А теперь, от отчих мест вдали,
Воспевал и тот аул, где рос он,
И селенье горное Бетли.

Сам он родом был из Кахаб-Росо,
А посланья посвящал свои Мариам —
бетлинке чернокосой,
В обиходе попросту — Муи.
Пел Махмуд, и всадники внимали
Слову друга, дрогнувшей струне:
«Эту землю пламя обнимает
И душа моя в сплошном огне.

Кровь свою пролив на поле брани,
Где грохочут лютые бои,
Я ещё ведь и тобою ранен,
Пропадаю без тебя, Муи.
Хижина моя — не ровня дому,
Что построен для твоей семьи.
Ты роднёй обещана другому,
Я отвергнут, милая Муи.

Но пока, врагами ошельмован,
Я скрывался в ближней стороне,
Вышла ты за этого другого...
Где найду забвенье? На войне?
Как поверить мне в твою жестокость,
В лицемерье этих глаз и губ?
Я отвергнут, предо мною — пропасть.
Всё стерплю я, ибо — однолюб!

Так сложилось... Мы с тобой не ровня.
Но — уж ты, Муи, не обессудь —
В здешние соборы и часовни
Я вхожу, чтоб на тебя взглянуть.
Знаю, мусульманину негоже
К иноверцам заходить во храм,
Но Мадонна на тебя похожа,
Имя у богинь одно и то же,
Ведь Мария — это Мариам.

Снится мне — Бетли всё ближе, ближе,
Мнится мне, что я пришёл домой,
Снова луг высокогорный вижу
И тебя, цветок альпийский мой.
Мариам, невечны наши сроки.
Очень краток времени запас.
Может, эти горестные строки —
Всё, что уцелеет после нас...

Так аварца посещала муза,
Струны стройно вторили словам.
Пел Махмуд под перебор кумуза:
Земляки, теперь взываю к вам.
Вам не надоела эта бойня,
Эта обоюдная резня?
Есть и дали, и дела достойней
Для джигита и его коня.

Всадники, солдаты Дагестана!
Дети ждут, не убраны хлеба.
Ну, а мы воюем непрестанно,
Множим не потомство, а гроба.
Истина проста и неизменна —
Кличут нас родные очаги.
Обращаюсь к вам, солдаты Вены,
Что делить нам? Разве мы — враги?

Братья, слову моему поверьте,
Безнадёжна эта круговерть.
Лишь любовь дарует нам бессмертье,
А война повсюду сеет смерть.
Тут и вправду совершалось чудо.
Примолкал губительный металл,
Понимали русские Махмуда,
К австро-венграм голос долетал.
Пусть негромок, но исполнен силы,
Зов поэта пробуждал людей.
И Махмуда сызнова просили
Спеть о доме, о любви своей.

Хоть разноязычны, но не глухи
Многие постигли этот зов.
...Но дошли о песнопевце слухи
До высоких воинских чинов.
Тех, что состоя при генерале,
Хоронясь от стали и свинца,
Подчинённых дружно призывали
Драться до победного конца.

Шаркуны из тылового штаба
Зашумели, проявляя прыть:
— Этому смутьяну нам пора бы
Трибуналом строго пригрозить!
Офицер и четверо конвойных
Суетливо ускоряли шаг.
Но Махмуд прошествовал спокойно
В белый генеральский особняк.

Он не дрогнул и при генерале,
Не страшась допросов и улик.
Лишь усы густые оттеняли
Чуть заметно побледневший лик.
Генерал рывком откинул шторы.
Дымные открылись небеса,
Битвой перепаханные горы
И полусожжённые леса.

    Расул Гамзатов
(«Нева», 1988, № 6)

Продолжение следует.