Семейная сага-9

....Зима. Вечер. Софе лень разодеваться. Надевает мамину старую шубу-«кожух». У май биг систер  хулиганское настроение. Теплый платок она  по-деревенски  надвигает на лоб и громко возмущается  мной, как только показывается редкий прохожий: «Што, стесняешься рОдной сестры?  Захордела у городу?»

  Погуляв по морозному «Полтиннику» и Большевиков, мы звоним в дверь к Хасильде.  Я прячусь у сестры за спиной. Ничего не подозревающая Хаська открывает и тут же захлопывает дверь. Узнать красотку Софию  в этом чучеле невозможно.  Да еще она жалобно: « Сами мы не местные…». Потом звоню я, и мы долго еще приводим Белку в чувство.

   Софины: «Красавица, богиня, ангел чертов!», "сестра моя, малютка, цветок мой ароматный!",  "Лимпампоша",  "Кости да Кожская", "Ушастик" (уши у меня, к слову, вполне  обычные, скорее это по образцу маминых «кулечек-сюлечек» - Аськино -"ласкапельное").
 
  По ходу пьесы вспомнилось: маленькая Аська читает детскую книжку стихов про девочку Аню, которую автор зовет Анок, и с разбегу - вместе со сноской: «….Анок-Аннушка, ласкапельное…»(ласкательное).
--------------------------------------
  Про ласкапельных наших Ань...Их много во всх поколениях, со все сторон... Разных национальностей. Знаковое имя. Про рОдную тетю сейчас. Когда-то у меня были тети, господи!

 Тетя Аня (на фото-заставке) была очень деликатна (к слову, как и тетя Полина, папина старшая). Киевский поезд приходил рано утром, и она высиживала на вокзале время, чтобы никого из нас разбудить – явиться в  «подходящий час». Заодно и сэкономить на такси, но это однозначно лишь – кроме того…

   Тете всегда было трудно собой обременять. Когда она дорабатывала пенсию, и   мы с Айзеном встречали ее после вечерней смены, ей было это явно неудобно. «Но мы же все равно гуляем», - возражали мы и вели тетю к нам домой – ночевать.

  Т.Полина вела себя так же. Софа как-то много позже вспоминала, что она всегда покупала на автостанции (ехала из своего Фатежа) какие-то пирожные или конфеты . Тетки у меня почти все(кроме саратовской т.Ани)безмужние и отнюдь не рокфеллерши. А та хоть и с мужем, но тоже лиха хлебнула. А т.Аня из Киева всегда везла дефициты тех времен: «Киевский торт» и сервилат.
***
  Тетя Аня в отличие от мамы все-таки имела большее разнообразие страниц жизни в отношении географии. Последняя из наших родилась в Большом Токмаке (за два года до Исхода в Курск), потом Самарканд со всеми, немного, но - мужнин Тульчин, с ним же - Петрозаводск, была еще Воркута, снова надолго Курск, а дальше (по Лоркиным адресам) - Киев, Нью-Йорк. А  у мамы, кроме нашей курянской  Родины - только эвакуация в Узбекистан. Правда, потом подолгу иногда гостила у СоФы в Прибалтике и у Лорки - т.Ани в Киеве. Так что, самой из всех оседлой вышла я. Кто б мог подумать, - удивляется народ.

Родилась Лорка в Петрозаводске. Там Машевские жили в свои первые брачные годы (дяди Сашина сестра там тоже жила. Почему такая география - из Тульчина?.. (Надо проверить бы запись с мамой интервью). Телеграмма счастливого отца в Курск гласила: «Родилась девочка. Неудачная». Бабушка и мама сели в поезд и поехали в дальний путь - помогать. Доркина (тогда еще не Лоры-Ларисы) «неудачность» заключалась в маленьком внешнем дефекте – ее голова была огурцовой формы. Купая, бабушка ее обминала, округляла – и очень быстро все  вышло! Никакого огурца – кузина Лора очень интересная девочка-барышня-дама. Всем бы такую удачность. И выглядит до сих пор вполне себе: фигура, волосы, ухоженность… И моложе свих лет прилично.

 В том  Петрозаводске случилась  очередная (в мишпохе) история с серьгами, которую нередко вспоминали и мама,  и Лорка. В порыве благодарности  к д.Сашиной сестре, которая хорошо относилась к т.Ане и помогала ей, бабушка скомандовала дочерям -  и  "те «дуры», -  констатирует Лорка сейчас - сняли с себя роскошные золотые серьги ( «с птичкой на ветке» - мама, какие-то тоже экслюзивные, свои  -  т. Аня)  и подарили золовке.
 С золотыми серьгами (без камней, наши  любили длинные и оригинальные)  в нашей мишпохе немало приключений. Достаточно истории с теми, которые мама подарила Софе, и та потеряла их, прощаясь с юным кавалером, а  я несколько дней преданно искала в листьях  золотого сентября по дороге в школу.

 А потом мама  искала-искала (без инета, с сарафанным радио только!) - и нашла такую же, в пару!  И дала мне их надеть на  свадьбу Иры Симоненко, и я тоже потеряла одну, несмотря на то, что бесконечно проверяла на месте ли, танцуя, и С. подходил (он от быстрых плясок всегда воздерживался) и проверял оба уха,  по маминому строгому наказу. А когда венулись домой!.. Ну, это отдельная история. Мама узнала  пост-фактум.
  А Сережка утром, безуспешно прочесав весь сад первого интерната, присел покурить, уронил спички и, поднимая их, нашел ту серьгу!

Софа, однако,  материнского подвига  не оценила и в Германии благополучно продала их, как и многие  другие мамины подарки (марки-пфенинги нужны были на другое).

  …Кстати, такая же история случилась  с мамой  –  в парке Бородино. Она там флиртовала в первые послевоенные годы ) с каким-то кавалером и потеряла одну сережку. Кажется, не нашла.

 Я самая удачная: ничего не теряла (не считая того, мистического случая с найденной-таки)и не передаривала: у меня их, золотых серег, просто не было.

  На эту тему не страдала, порой по случаю,  царапало ( исключительно чувство справедливости) летуче, ровно на минуту, да и то в контексте последующих  выводов судьбы. 
  Я  никогда себя ни с кем не сравнивала, включая Софу. И за мамину любовь с сестрой не боролась. Если только  в качестве лит. шутки,  цитируя  «Пошехонскую старину»: «Да, я у маменьки  постылая!»  Да и то, это Софа, а не я так игралась. Поддерживала только игру.