Желтый цыпленок на Белом лебеде

       ... Широко по Руси предназначенный срок увядания
       Возвещают они...

                Н.Рубцов "Журавли"


Мокрые листья легковесно кружились в воздухе. Их оторванность от ветвей порождала ощущение безысходности. Наступил период увядания.  Голые верхушки деревьев смотрелись сиротливо. Теперь попранная красота красочным - желто-красным покровом украсила землю. Часть листьев унесло на обрывистые берега, и река равнодушным течением студеной воды затянула их в темную глубину.

В сознании человека жизнь связана с движением. Недвижимое для него мертво. Лист, лишенный сокодвижения, и сам человек без тока крови, обречены на небытие. Процесс угасания малозаметен, тих, и пугающе неотвратим, для листа до отрыва от ветки, для человека до полного осиротения души.

Впечатление грусти от осенней тризны многократно усиливали крики улетающих птиц. Высоко в небе еле заметными черточками виделись они днем, и были лишь слышимы под звездным куполом ночью. Вожаки гусиных стай вели между собой прощальную перекличку. Скупые клики наполняли продрогший воздух печалью расставания.

Зов с неба, улетающих вдаль, отзывался тревогой в сердцах людей, остающихся на земле. Грусть становилась щемящей, желание покинуть знобящее пространство от птиц передавалось людям.   Они догадывались, вслед за птицами тянется арктическая зима, приближаются снег и стужа, скующая поверхность реки в прочный лед.

Романтика, тяга к перемене мест – удел, наблюдающих землю с высока. У подпирающих землю каблуками бродовых сапог, стремление проще - наловить на открытой воде омуля, сделать вкусный запас на зиму.

Птицы подсказывают – на исполнение желания остается чуть более двух недель.   Днем солнце еще греет. Тепло его лучей смягчает холод северо-восточного ветра. Ночью Арктика побеждает. Уже с вечера красно-желтая луна в окружении ярких звезд равнодушно наблюдает как ячейки сетей, выбранных из воды, серебрятся тонкими пластинками льда, как борта лодки покрывает искристая наледь. Холод, подкравшись к рукам и ногам, выстужает тела, знобит лица рыбаков.

В их распоряжении три лодки – «Обь», «Казанка» и «Прогресс». Все они сделаны из дюралиминия еще в советское время. Судоходные качества их различны. К волне наиболее устойчив «Прогресс». За белую окраску, в бригаде зовут его «Белым лебедем». На  лодках установлены японские моторы малой мощности. Для рыбаков важна надежность, а не скорость.
 
Проиграли конкурентную борьбу наши «Ветерки» и «Вихри», капитулировали перед «Хондами» и «Мицубисями». Японские конструкторы сумели стать близкими, а «рыбинские» отдалились.  Сократилась родная экономика на очередные тысячи рабочих мест. Потому как жнущим налоговый урожай проще собрать его с торговых сетей, чем возиться со своим «полем». Придумывать для своих заводов меры протекции, налоговые льготы считается хлопотным, проще обанкротить.  О безработных же будет заботиться другое ведомство, со своим ответственным министром.

Рыбаки люди с опытом, надежная экипировка спасает их от пронизывающего холода. Термобелье, вкладыши-пимы, прорезиненные комбинезоны с теплой подкладкой  и капюшоном,  позволяют сберечь тепло и здоровье. Мелочей здесь нет. Все продумано и проверено практикой.

На берегу, чуть в глубине от берега, расположены рыбацкие домики. Все они передвижные - или на тракторных санях, либо на колесах. У бригадира домик-вагончик на автомобильном шасси сделан промышленным способом из металла. У других попроще, из дерева. Самый оригинальный – круглый, переделан из старой цистерны, обитой внутри досками, с вырезами под окна и двери. В каждом домике металлические печи специальной конструкции, с регуляторами тяги. При необходимости процесс горения в них можно ускорить или замедлить.

Желтый цвет костюма и размеры фигуры выделяют из людей, суетящихся на берегу, бригадира. Он тут главный не только по должности, но и по опыту. Как, никак из своих пятидесяти лет, половина отдана рыболовству. Между собой рыбаки зовут Виктора Павловича «желтым цыпленком». Это крупный мужчина, под два метра ростом, с огромной физической силой. Он легко перекидывает из лодки на берег скатки мокрых сетей весом под сто килограмм, которые обычно переносят по двое, но иногда надо спешить.  Несмотря на размеры в движениях он быстр и ловок. По первому взгляду видно, что сноровка у него отработана временем. В общении на слово он скуп, но любит подшутить. Он из категории людей, с той внутренней уверенностью в себе, которая в любой компании смягчает тяжеловесность бытия, создавая в ней атмосферу дружелюбия. 

Рыбалка идет плохо. Приходится часто менять сети в надежде поймать рыбу. Они с ячеей шестьдесят-семьдесят миллиметров, рассчитаны на семгу, пятьдесят-пятьдесят пять – на сига, сорок-сорок пять – на омуля, а пятнадцать-двадцать пять – на зельдя. «Бригадирит» Виктор Павлович уже двадцать лет. Люди с опытом знают, на хорошем главнокомандующем бригадой держится успех дела. Он и стратег - выбирает какой снастью плыть, и психолог – в случае чего может уладить конфликт в коллективе, а также технолог, сметчик, снабженец, а главное, пример отношения к работе. Всеми  этими качествами, Виктор Павлович Шахтин, обладал вполне. Свою работу он знал до мелочей. При выборе снасти учитывал: время - начало утренней и вечерней зорьки; ветер – гонит он рыбу к берегу или на глубину; уровень воды – на прибыльной ход рыбы быстрее; способность сети погружаться, из-за соотношения поплавок-груз – сеть, идущая по дну стережет одну рыбу, а по верху – другую.

При хорошем раскладе в одну сплавку попадает от пятидесяти до ста килограммов зельдя. Вся сеть заполняется этой мелкой рыбкой с серо-голубой спиной и серебристыми боками. Особенность ее лова состоит в том, что ночью надо «бережничать», так как рыба идет к песку. Один из рыбаков идет по берегу, подтягивает сеть, другой в лодке, плывет рекой. В конце замета, концы сводят в круг, и сеть выбирают на берег. Днем зельдя ловят на глубине.

Омуля ночью ловят «верховкой», сетью с легкими кольцами. Ночью он поднимается из глубины, а днем идет по дну, и тогда его ловят уже сетями с тяжелыми кольцами. Омуль – рыба с нежным белым мясом розоватого оттенка.

Семгу ловят «редкачем» - сетью с ячеей шестьдесят-восемьдесят миллиметров.  Чаще всего попадаются экземпляры весом пять-десять килограмм, но некоторые особи достигают и тридцати. При подходе к борту лодки семгу цепляют «ляпом» - железным крюком с острием на конце. Вкус «дикой» особи отличается от выращенной в «садках» лучшими качествами.
Бригада ловит рыбу согласно выделенных квот. Часть ее она обязана поставить в торговые сети. На тоне бригадир ведет журнал учета. Изредка к ним заглядывает Рыбнадзор, проверяет законность вылова.

Между жилыми домиками из салона старого ПАЗика сделана столовая. Еда, привезенная с собой, выставлена на общий стол. На походной газовой плите постоянно подогревается чайник с кипятком, на железной печке возле входа в полуведерной кастрюле варится суп или уха. 

Плавают по очереди. Сплавка на тоне занимает часа полтора. К речному концу привязывают «матафан» - связку двух полунаполненных канистр. Бережной конец – «уши», привязывают за лодку. Выметов сеть полукругом, длиной двести пятьдесят-триста метров сплавляется вниз по течению. На глубине речное течение легко тянет «матафан». Бережной конец изредка цепляется за речные заструги, приходится подтаскивать сеть мотором. Замёт и выбор отмечены вешками. Дно между ними, еще с весны, зачищено от донных коряг, тяжелыми неводами. Обхватывает корягу толстыми и прочными нитями неводов и тянут двумя-тремя лодками. Изредка нанимают для этих целей катер и тянут «задеву» тросами.

В темноте ориентируются по створам и бакенам. «Матафан» подсвечивают фонариком, помещенные в пластиковый бидон с винтовой крышкой. Он помогает отслеживать правильность сплавки. Надо, чтобы сеть шла полукругом, кулигой.

За низкую зарплату, при сырости и холоде, работать молодежь не идет. Большинство в бригаде пенсионеры. Часть оплаты они получают рыбой. При отсутствии строго учета натуральная оплата делает труд более привлекательным. Но в этот раз улов не радует. Настроение на минусе.На руках мозоли, в голове туман от недосыпа, в  холодильнике пусто.  Изредка кто-то из бригады отлучается на охоту. Стреляют водяную утку, стайками перелетающую вдоль реки на юг. Бригадир подбадривает рыбаков информацией:

- Косяк омуля зашел в «губу» двадцать дней назад. Теперь он ловится уже на Морфиде. Вчера вечером с ними созванивался, - он имел ввиду рыбаков на тоне Морфида, находящейся ниже по течению, километров за двести. Идет крупный омуль, с икрой. Ясень пень, скоро будет у нас.

Его доводы заметно улучшают настроение, но сомнения остаются.

- Так то хорошо было бы, но вдруг к тому времени лед станет, - рыбаки люди суеверные, мысли о плохом не озвучивают.

Они ловят рыбу с детства и знают сюрпризы погоды  из своего опыта. Когда-то возвращаться домой приходилось сквозь шугу и лед. Экстремально. Во льду легко повредить винт мотора, или прорезать борт лодки. Но пока ловить можно и вновь на утренний замет «Белый лебедь» выплывает первым. Ветер хлещет белой пеной о днище. Брызги холодными каплями оседают на лицах. Рыбаки сосредоточены. Работают без суеты.
 
Все члены бригады, кроме бригадира, шесть человек – родственники, родные или двоюродные братья. Общим корнем для их матерей и отцов был Федор Бакенщик. Звали его так бесфамильно из-за основного места работы. Прозвище передалось на всю семью – бакенщики. Их родовое гнездо, почерневший от времени домик из елки, находился в стороне от деревни, километров за десять, на маленькой полянке, ограниченной, с одной стороны, обрывистом берегом, с другой, стеной леса.

За тридцать лет работы, открывая дверь, тысячи раз здоровался Федор с рекой. Своенравной, изменчивой: то пленительно нежной, переполненной негой с розовыми переливами отсветов зари; то яростно свирепой, в буйном помешательстве, обваливающей берега ударами волн, вместе с растущим на них лесом. Десятилетиями обеспечивала река их семейство едой и зарплатой.
В межсезонье перерывы работы на воде дополняла заготовка вех.
Стояли они по весне, составленные в красно-белые шатры на берегу. Обветривались. Сушили их солнце и ветер.  Но на беду нравилось школьникам забираться внутрь шатров. Играть в индейцев. Пока не случилось несчастье. Один шатер рухнул, и тяжелые колья раздавили парнишку. Нашли виновного. Посадили Федора на два года «химии». В поисках новой работы семья перебралась в деревню.

Нет теперь ни Федора, ни его домика. Подмыло берег рекой, стремительные воды унесли бывший семейный очаг в ледовитый океан. Но тяга и умение ловить рыбу передалась его детям. Ловили ее от ледохода до ледостава. И даже зимой ставили подлёдно крюки на налимов. Традиция обязывала их передать умение своим потомкам. И все же настал день, когда цепочка передачи навыков прервалась.  У детей и внуков появились свои интересы, далекие от рыбалки и сельской местности. Неожиданно обнаружили родители, что жизнь их утеряла важную часть смысла. Продолжатели их рода перестали быть «бакенщиками».

«Белый лебедь» выплывает под мерный стук двигателя, впрочем, уже не слышимый с берега, медленно и важно, покачиваясь на волнах, как чудесная, гордая птица. Издалека, бригадир желтым пятном возвышается над белой полоской бортов, погруженных в воду. «Желтый цыпленок» на «Белом лебеде» - бригадир, спит по два-три часа в сутки, упорно желая улова. Удача ждет терпеливых. Пока есть на пустынных берегах реки рыбаки, живет здесь дух России. Вот о чем кричат птицы, пролетающие высоко-высоко под небесным сводом, отражающемся в синей реке.

- Ждите, мы вернемся к вам ранней весной, вам надо только пережить суровую зиму, и печаль расставания сменится радостью встречи.

В ту осень подхода косяков омуля рыбаки ждали зря. В сети попадали единичные экземпляры. Высказывались две причины отсутствия улова. По первой версии температура воды в реке в ту осень была на один градус теплее, а омуль – это рыба, любящая холодную воду. И рыба ожидала, когда она достигнет нормы. Ход  его начался уже под шугой.

По второй версии все было сложнее. Какие то предприниматели из списка, приближенных к верхам, пригнали сейнеры прямо в устье реки, и черпали себе рыбу идущую на нерест на мелководье, без всяких квот. Бизнес. Экономия на топливе и командировочных. Не надо гнать суда на лов рыбы к  берегам далекой Африки.

Были и раньше тони: прокуроров, нефтяников, силовиков. Но эти властители права заткнули за пояс всех. Они нашли здесь свои колониальные владения, на которые законы метрополии не распространялись. Возможно история страны повторяется. На закате социализма, пока одни соблюдали трудовую дисциплину и строили страну, другие, пользуясь безволием власти, уклоняясь от налогов, создавали подпольные цеха. Попрание принятых в обществе норм и правил, в угоду меньшинства, имеет оттенок людоедства. После решений, принятых внешне благополучными людьми – улыбающиеся лица, убедительные речи, вместо полнокровной жизни населения, живущего в симбиозе с окружающей средой, останется на этой территории одна одичавшая природа, о присутствии в которой людей когда-то напомнят лишь ветхие кресты, на сиротливо зарастающих лесом погостах.

В ночь перед ледоставом с космодрома в Плесецке, взлетела ракета, очерчивая в темном небе белый след. Было видно, как сгорают одна за другой, отработанные ступени, превращаясь в атмосферную пыль.  Проекция действия на гигантском экране завораживала. Получив импульс, ракета целеустремленно мчалась вверх. Истратившие топливо ступени, превратившись в ненужный балласт, кувыркаясь, падали вниз. Поражала четкость воплощения сценарного замысла. Красочное действие безукоризненно выполнялось по заранее рассчитанной программе.

Вглядываясь в небесное представление, Шахтин задумчиво заключил:

- Есть же умные головы. Все рассчитали до мелочей. Их бы таланты… Да, задействовать в управлении страной... А то сидят там теоретики… Не знающие жизни… Давно бы надо отбросить негодные теории, ставшие балластом… Глядишь и Россия, как ракета устремилась бы вверх... Неужели они, там, в Москве не слышат, что вой ветра звучит над опустевшим пространством уже по всей территории России, от Калининграда до Камчатки, от рыбацких поселков, на побережье ледовитого океана, до высокогорных пастбищ Кавказа. Это ж гуси-лебеди поднялись на крыло и улетели в теплые края… Человеку надо укорениться… Дом построить…

В продрогшем воздухе, в тишине темной ночи, маленькая группа людей восприняла его слова горькой правдой. Их чувства разделяли волны, редкими печальными вздохами омывающие пустующий берег Реки.