Не обижайте ангела

Он ушел. Пропал, испарился, растаял, сгинул в ночи. А точнее, смылся под вечер. Даже записки не оставил, объясняющую столь внезапный уход. Ну да, он предупреждал, что мои грехи вредят не только моей душе, но и ему. Ему особенно. Что мои слабости уже невмоготу сносить белоснежным крыльям, а его соплеменники давно советуют махнуть на меня рукой, оставить без поддержки и утешения. Безнадежный он, говорят. Но ангел терпел, держался… до определенного момента. И вот, он ушел. Ну не знаю… Можно было хоть попрощаться напоследок, обняться по-братски, столько лет вместе. Посчитай, с самого рождения. У нас еще партия в шахматы осталась незавершенной, а у него, в кои-то веки, неплохие шансы на победу. Просто, в шахматах он не очень. Ему больше везет в настольный хоккей.

Видимо, я его вчера окончательно разочаровал. Хотя, тоже мне, причина. С Антохой выпили на работе и послали директора на… То есть, я назвал его козлом, а уже Антоха послал. Но директор, кстати, первый начал…

Как-то спросил его, что будет с человеком, если ангел уйдет? Ответ был прост:

– Человеку будет еще хреновее, чем было. А уходим мы от тех, кто уж очень ангела может достать, а это обычно самые глупые люди. Дураки, одним словом.

Намекнул, так сказать.

За окном сыпет снег, а он без шапки. Не, вот у всех ангелы, как ангелы, одеваются по погоде, брюки наглажены, ботинки начищены. Шапка на голове, шарф, все дела. А мой? Ну не разгильдяй, конечно, но за одеждой не особо следит. Ему бы хиппи какого-нибудь хранить от травки, да зеленого змия. Эти, из «детей цветов» которые, тоже не заморачиваются насчет внешнего вида. Правда, мой-то «Битлов» не слушает, предпочитает авторскую песню. Высоцкий там, Визбор, Галич, прочие товарищи с гитарой. А вот мой рэп на дух не переносит, хотя и не высказывается об этом прямо. Так, спросит, бывало:
- Что слушаешь? – и тут же, - А, можешь не говорить, и так понятно.
Но очень любит боевики, прямо обожает, что немного странно для ангела. Но смотрит не кровавые мордобои, а с комедией напополам. Ну, поняли, комедийные боевики. Раз, как-то, спрашиваю:

- Чего ты их смотришь? Там же людей убивают.

А он такой:

- А ты, разве, в детстве в войнушку не играл? Та же фигня, только здесь взрослые игрушечным оружием размахивают, и орут от боли неправдоподобно.
- И в чем, - спрашиваю, - тогда, смысл?
- Да так, забавно, - и поясняет свою небесную позицию, - Иисус же ясно говорил, будьте как дети. А вы?
- А что, мы? – пожимаю я плечами.

А он рукой машет, как бы обреченно:

- Проехали.

Странный он у меня… был…

Да нет, что вы, я не плачу. Соринка в глаз попала…

Напротив моего общежития, где мне дали комнату после профучилища, стоит пятиэтажка. В большинстве окон горит свет. Там уют, семейный ужин и уроки с детьми. И у всех ангелы при делах, на своих подопечных Богу не жалуются. Пожурить могут, но не сильно. Работа у них такая. А еще, ну вы знаете, а не знаете, записывайте – они очень любят овсяное печенье. По крайней мере, мой обожает его больше комедийных боевиков.

Я подошел к столу, включил чайник и тут же выключил. Молока дома не было, а чай без молока сами пейте.

Кто-то в дверь звонит.

Мой ангел. Вернулся. Голова в снегу, крылья в снегу. Пакет в руке. Протянул ему щетку.

- Ты где был? - спрашиваю.

Надеюсь, он не заметил, что я нервничаю.

- За молоком ходил, - отвечает, - чай будем пить, ты же изгундишься весь, что молока нет. А я опять виноватым окажусь.
- Да не, все в прошлом, - обещаю, в который раз, - я тут поразмышлял…
- Ага, поразмышлял он, - усмехается еще, паразит, - не успел в магазин смотаться, а он размышлять научился. Испортишься так скоро. Сам будешь мне на ошибки указывать.

Я молчу на колкую шутку. Могу и ответить, но вдруг обидится и точно уйдет? От вчерашней моей выходки он на взводе.

Ангел посмотрел в зеркало и стряхнул с волос снег.

- Завтра в 10 не забудь в ментовке отметиться.
- Если не опоздаю, - киваю я, - надо еще расчет получить.
- Ну ты уж постарайся не опоздать! – сердится он, - Я не смогу позвонить тебе – с утра тоже буду перед Шефом отчитываться. Скажу, что задумываться начал, растет над собой, а ты опять меня подведешь!
- Ладно-ладно, схожу.
- Я же окажусь лжецом. А знаешь, что это значит – лгать Богу в глаза?
- Все понял, - миролюбиво говорю я, - отмечусь.

Он повернулся боком, чтобы стены не мешали, и потряс крыльями, стряхивая капельки воды.

- Приставку завтра с собой заберу, чтобы не отвлекала.
- Окей.

От «окей» он поморщился. А приставка и у Антохи есть.

- И на биржу труда зайди после ментовки. Может, подвернется что.
- Угу.
- К Липниной бы поднялся… Вдруг, что срастется.
- Она мне не подходит, - бурчу я.
- Войтина?
- У нее глаз косит.
- Окей, - говорит ангел с издевкой, - встретишь ты идеальную женщину, на кой ты ей сдашься, неидеальный такой. Да и кто тебе подходит? Бромышева, красавица писанная, что из запоя вылезает только, чтоб за бухлом сходить? А Ратмиенко, даже говорить не хочу, кто она. Сам знаешь. И Антоха этот… Слов нет уже.

Со всеми вышеперечисленными ребятами я воспитывался в детдоме, учились вместе в профучилище. Они все мне, как родные. И Липнина, и Войтина тоже, вы не подумайте, что я к ним плохо отношусь. Просто эти две правильные, с ними скучно.

- А что Антоха? – спрашиваю.
- В курсе, что от него ангел отказался?
- Серьезно?
- А нет ангела, - он смотрит на меня, - будет черт. Другого не дано.

Ё-моё!

- И уверяю тебя, - продолжает он, - Антохе недолго осталось. Кладбище, зона, инвалидное кресло, неважно. Главное, что недолго.

Как вы думаете, стало ли мне страшно? Конечно, стало!

- Можно что-нибудь сделать? – я не спрашиваю, а прошу о помощи.

Он тяжело вздыхает и пожимает плечами.

- Могу поговорить с Мишкой… Завтра, как раз, встретимся.
- С тем самым? - обрадовался я.

Кому Мишка, а кому архангел Михаил.

- С тем самым, - отвечает.

Антоха, в принципе, всегда нравился моему ангелу. Да он и человек-то неплохой, только вот… Выходит, что плохой. Все мы, на нашем этаже, плохими оказались. Вот опять где-то пьяные крики раздаются. Это 25-ая комната гуляет, а закончится все дракой, говорю как специалист.

- Спасибки.
- Че, «спасибки»? У меня остался только один бонус. Извини, остальные уже растратил на тебя и все впустую.
- Что за бонус? – спрашиваю.
- Для тебя бонус, чтоб понятней было. А так это определенное количество просьб, на которые не отказывают там.
- И остался один? А куда остальные делись?
- Ну вот, для примера. Помнишь того очкастого, что в подворотне попался?

Мне тут же стало стыдно. Зря мы тогда с пацанами… Теперь приходится в ментовке отмечаться. Там и до этого тоже было, кое-что…

- Минус три бонуса за раз.

Я только вздохнул. Тяжело будет перебирать свои грехи на Страшном суде.

- И вот, остался только один. Смысла нет держать его на черный день. Могу за Антоху отдать. Но…

Он смотрит внимательно, типа – догадайся сам.

- На меня, если что, уже ничего не останется? – догадываюсь я, и что-то холодное ползет по спине.
- Абсолютно ничего. Тут все серьезно. Задолбали уже оба, - начинает он закипать, -  на улице столько хороших столбов, почему не пользуетесь?
- В смысле? - не понимаю я.
- Без смысла! Пришла в голову дурная мысль, подошел к столбу и стучишься до тех пор, пока мысль не уйдет. А на пустом месте, может, что хорошее родится.

Все еще злится. Даже у Неба есть предел терпения.

- Я бы на месте Творца людям дал побольше мозгов. Видимо, все хорошее на ангелов ушло.

Умеют они шутить.

- Наверно, - соглашаюсь я.

Ангел немного остыл.

- Ну так что? Что решаем насчет Антохи?
- Да Бог с ним, с бонусом, - храбрюсь я.
- Язык бы тебе оторвать за такие слова, - хмурится ангел.
- Дадим Антохе шанс, - радостно говорю я, а у самого ком в горле стоит.
- Ты берешь его на поруки?
- Надо брать на поруки?
- Не поручишься за него, бонус оставлю на тебя. Только, смысл?

Ох, как все непросто.

- Ручаюсь, - говорю.

Он же мне как брат, Антоха-то.

- Но тут такое дело… Когда одного затягивает в болото, другой должен стоять на твердой земле. Иначе оба потонут, понимаешь?

Я задумался. Если и последний бонус пропадет зазря… Значит, я дурак и где-то из-за угла ко мне присматривается черт.

- Завтра поднимусь к Войтиной, - вздыхаю, но что-то надо делать со своей жизнью.
- Во-во, зайди. Но только после биржи, - напоминает ангел, - уж если я не справляюсь, может она тебя образумит, хотя бы своим примером.

Он наступает носком правого ботинка на пятку левого и вытаскивает ногу. Развязать шнурки даже не пытается.

- А нет, - говорю я, - лучше к Липниной, у нее холодильник есть.

Ангел рассмеялся.

- Шахматы не трогал? – говорит и трясется от смеха.
- Я никогда не мухлюю.
- Сегодня я точно тебя сделаю.

У меня аж от сердца отлегло. Пусть ругается, жизни учит, сватает к Липниной, лишь бы не уходил. У меня же из родных, кроме него, никого нет.

- Оп-па, - смотрит он в пакет, - печенье забыл.
- Да ладно, - говорю, - не переживай, я могу обойтись без печенья.

А сам хочу, чтобы он на время ушел.

- Да я не за тебя переживаю, - отвечает, - больно надо.

Насколько можно быстро, обувает ботинки. Иди, уже, быстрее – мысленно прошу я. Что-то наворачивается внутри и просится наружу.

- Ставь чайник, - говорит он, - а я быстренько в магазин сгоняю. Там мне, кстати, два рубля должны.

Да он сам-то, как ребенок.

- Шахматы не трогай! - слышу из-за двери.

Шмыгаю носом. Да нет. Говорю же, соринка в глаз попала.

Большая такая соринка.