Осик и совачка

Я человек стыдливый и краснею довольно часто.
И за себя, и за «того парня».
За себя - жарко, за «парня» - болезненно. Поскольку стыд за других ощущаю, на удивление, физически, и от телеведущих меня обычно скрючивает, от политиков - корёжит, а от ударников шоу бизнеса – потряхивает.
Однако самый жуткий стыд меня заставили испытать, как ни странно, собачка с осликом. Наискромнейшие, на первый взгляд, создания.
Израиль страна маленькая, тут даже до Бога рукой подать. Однако до Красного моря - пилить и пилить.
Причём глагол этот надо понимать в основном его значении, ибо на море ездят не ради развлечений, а для семейного отдыха.
Что подразумевает: вырвать себя, жену и детей из зоны домашнего уюта и, запихнув сею гремучую смесь в жестяную коробку на колёсиках, пилить в счастливо законсервированном состоянии часиков пять-шесть. С короткими остановками на туалет и мороженое.
А если взять во внимании возрастную категорию отпрысков - от трёх до пяти - то легко можно заполучить столько же за непредумышленное покушение на жизнь и здоровье кровинушек. Ибо даже в аду сыщется больше милосердия, чем в отдельно взятой ячейке общества.
Ведь в аду ты можешь быть хотя бы зол, а в ячейке - будь добр!
Причём, не добр – добр. А будь добр: следи за дорогой; сиди молча; слушай, что тебе говорят, и ни на секунду не прекращай любить жену и беспрерывно мутузящих друг дружку деточек.
Так вот.
Когда нам, весёлым и жизнерадостным, с практически уже оформленным, но пока ещё не заверенным у нотариуса разводом, до моря оставался всего лишь сто один километр, мы остановились в придорожном оазисе, с незатейливым названием «101».
Дети, разумеется, традиционно востребовали мороженного, жена – прихорошиться. И я, заткнув голосящих чад шоколадным «магнумом», повёл их к «живому уголку», где в живых оставались: два облезлых попугая, морская свинка, пять сотен блох и полтора кролика.
Полтора, потому что из норки торчала лишь задняя часть ушастого - возможно, уже неживая, но по-прежнему пушистая.
И вот тут, дёрнув меня за руку, старшая, внезапно выкрикнула:
- Ой! Смотрите, там ослик!
А её младшая сестрица мгновенно излилась восторгом:
- Осик! Осик и совачка!
И я, повернув голову, увидел необычайное зрелище.
На вытоптанном пяточке, средь сувенирных лавок, стоял милейший осёл, живое воплощение мультяшного Иа, и на его спине, поверх вязанного коврика, возлежала до дрожи миловидная сука лабрадора.
Сука сонно жмурилась. «Осик», метрономно помахивая кисточкой, услужливо отгонял от неё мух. И картина та была столь благолепна и приятна взору, что детишки мои даже перестали лизать мороженое.
Пока, очнувшаяся старшая не предложила нам погладить этих чудеснейших животинок.
- Гвадить! Гвадить! - тут же подхватила её клич младшенькая.
И обе потянули меня за руки.
- Секундочку, - попридержал я ретивых деточек. - Надо же сперва спросить разрешения.
И в то время, как мои глаза обшаривали близлежащие лавки в поиске хозяина этого циркового дуэта, собачке вдруг вздумалось полизать ослику ушко.
- Ой, она его лижет! – восторженно воскликнула, старшая.
А, младшая, завопила:
- Лизет! Лизет!
И я, переведя взгляд, обнаружил, что дочка-таки не обманывает.
И у ослика, от тех сучьих ласк, действительно, «лизет». Да ещё как «лизет»!!!
На наших глазах у мультяшного героя вырастала и крепла пятая опора... выдвижная штанга... несущая балка...
- Ну идём же, идём! – тянули меня дети.
А я не мог оторваться от этого ужасающего и одновременно завораживающего зрелища.
Это было, как наблюдать за выкипающей из кастрюли кашей. Как глазеть на подступающую к ногам, обжигающую лаву.
При том что внешне к сваренной им каше, ослик оставался совершенно безучастен, и лишь чуть энергичней прядал своими тщательно вылизанными ушами.
- Папа! – вырвал меня из оцепенения удивлённый возглас старшей дочери. – Папа, посмотри, что у него?!
- Да, сто это у осика? – вслед за старшей изумилась и младшая.
И я залился краской.
Я стал красным и горячим, как та кипящая лава. И буквально ощутил выражение «провалится от стыда».
Земля под моими ногами качнулась, и я выкрикнул первое, что пришло в мою разгорячённую голову:
- Идёмте уже скорее есть мороженое!!!
И, измазанные мороженым, дети, держащие в руках подтекающее лакомство, посмотрели на меня с крайнем изумлением.
- Ну или что-нибудь ещё! – спохватился я. - Что вы хотите?! Колу?! Чай?! Кофе?!
- Я хосю гвадить осика! – слезливо повторила свою просьбу, младшая.
А, старшая, ойкнула:
- Ой, смотрите, собачка с него спрыгнула...
И я увидел, как, плавно соскользнувшая с ослика, сука, лениво потянулась... А затем, вывалив мокрый, шершавый, готовый к дальнейшему лизанию язык, устремила свою бесстыжую сучью морду под упругое брюхо пятиногого товарища.
- Не-ет! – не выпуская детских ладошек, выполнил я команду «кру-гом!».
И, заметив, выходящую из дамской комнаты, жену, бросился к ней так, что с девочек сорвало панамки, а их лакомства кляксами застыли на земле.
- Что?!! Что случилось?!! – испугавшись моего лица, кинулась мать к растрёпанным детишкам.
И, младшая, всхлипывая, начала свой сбивчивый рассказ:
- Там... осик... и савачка...
- И эта собачка... - сделав страшные глаза, перехватила инициативу, старшая, - эта собачка... лизала ослику...
- Не-ет!!! – судорожно сжавшись, закусил я кулак.
И когда дочь закончила предложение словом «уши», а мне, наконец, помогли извлечь застрявший во рту кулак и вправить вывихнутую челюсть, мы снова продолжили свой увлекательный путь к морю.