Тайна голубых глаз

Глаза… Я всегда удивлялся скрытой в них тайне. Тайне об их владельце, его судьбе, характере, возрасте. О том, что они видели и чего старались не замечать.

Наверное, учись я чуть лучше, я бы стал офтальмологом – исследователем загадок, которые скрывает орган зрения человека. Но жизнь ведет меня совсем другой дорогой – я художник. И сейчас я медленно прохаживаюсь по картинной галерее, еще раз проверяя, все ли готово к выставке. Просторный зал, где совсем недавно висели картины Шишкина и Айвазовского, теперь заполнили белые холсты, на которых нет ничего кроме пары глаз, а рядом выдержки из биографии их обладателей. Я всматривался в каждое полотно и вспоминал людей, с которыми провел не один час, прежде чем создать картины.

Вот жесткий, рациональный взгляд, от которого до сих пор мурашки по коже. И не подумаешь, что он принадлежит изящной молодой девушке в свадебном платье. А рядом – любящие слегка раскосые глаза, которые таят в себе материнскую нежность и заботу. И только мне известно, что их обладательница в этот момент не склонилась над детской кроваткой, а объясняет у доски правила умножения и решения уравнений. Быстро пробежал я мимо пустого мертвого взгляда красивого юноши, которого видел в наркодиспансере. И задумчиво остановился у покрытых пеленой когда-то зорких глаз моряка, которого я жарким летним днем вел за руку, предупреждая о попадавшихся на пути березах и валявшихся под ногами ветках. А он все не переставал изумляться, какое все-таки удивительное творение человек: «Он рождается слабым и беспомощным, растет, учится, становится сильным и могучим, покоряет северные моря и строит целые города, а потом его снова нужно под ручку водить как маленького». Я только крепче сжимал его ладонь и, в очередной раз заглянув в его с трудом различавший мои очертания глаз, видел все того же уверенного, надежного и мудрого капитана, который продолжал оставаться верным рулевым для своей семьи и надежным спутником для друзей.

Возраст?! Что это вообще такое? Имеет ли он хоть какое-то значение?

Вот эти взрослые глаза, которые ответственно и строго смотрят на меня с полотна, висящего рядом с моряком. Кто из гостей моей выставки поверит, что они принадлежат мальчишке лет девяти? А я нашел их в детдоме у сорванца, который успокаивал свою маленькую сестренку, вновь заскучавшую по маме.

«Взрослеешь тогда, когда остается все меньше людей, которые знают тебя с детства, - объяснял мне мальчик по выходным, когда я приезжал в детский дом и делал наброски к картине. Они с сестрой вмиг повзрослели, а я, несмотря на свои тридцать лет, был все еще ребенком, трескающим за обе щеки бабушкин чак-чак.

Я еще раз внимательно оглядел помещение. Придраться было не к чему. Все было на своих местах, осталось только дождаться момента открытия. Эта серия картин, где изображены только глаза на белом фоне, позволит посетителям увидеть душу человека, как она есть, не отвлекаясь на внешность, одежду, обстановку. Я хотел, чтобы люди задумались, что отражается в их собственных глазах.

Я хорошо помнил, когда в моей голове родилась идея такой выставки. Все началось вот с этих глубоких голубых глаз. Я подошел к картине и поймал полный энергии, интереса и юношеского задора взгляд. Их обладательница лукаво и иронично смотрела на меня, как в тот теплый весенний вечер. Как же давно это было…

***

«Нинка, валенки надень! – услышала я, а сверху все раздавался гром. Может и не надо этого рассказывать, а? Я бежала до речки, лошадь за мной. Разбитая мельница ориентир был. Не успели. Около сарайки укрылись… Животное жмется ко мне, дрожит от страха. Я глянула, а у нее слезы из глаз. Вот ты видел, как плачет лошадь? Во-о-от… А потом уже не так было. Я уже не одна, нас много было».

Такой была наша первая встреча с хозяйкой этих голубых глаз. Жажда жизни плескалась в них как южный прибой. Почему-то я захотел узнать о ней больше. Гораздо больше, чем могла вместить наша беседа, состоявшаяся на лавочке у ее подъезда. Я договорился, нет, упросил о новой встрече. Их было несколько, и в памяти сейчас ее фразы как осколки зеркала, которые я бережно сохранил.

Вот она с хитрым прищуром отвечает на мой вопрос у себя дома.

«Внимание? Ну, конечно, оказывали. У нас очень хорошие мальчики были. Кому-то отвечала взаимностью, а кому-то и нет… Но все равно дружили, бережно относились, по-мужски вели себя. Да и атмосфера уже другая была. Ты вспомни годы-то какие, сам поймешь».

И я понимал, и только с восхищением смотрел на библиотеку, которая занимала большой книжный шкаф во всю стену.

«Да, вот с книжкой – это и есть лучший отдых для меня. Кто-то петь любит, кто-то просто разговаривать, а я вот с ней сяду, и только шелест листочков слышно. Жаль, взять их негде было. Так одну и перечитывала. Если спросишь, чего тогда больше всего мне не хватало, я тебе точно скажу – книг!»

И в этот момент ее взгляд был точно такой же, как у моего деда, которому всегда было мало хлеба. Печать блокадного Ленинграда, куда он был заброшен как специалист, когда город уже взяли в стальное кольцо.
 
А каким ярким огнем горели ее глаза, когда она рассказывала о новостях, которые узнавала первой!

«Сейчас же как - кто владеет информацией? Не забывай, кем я была. Конечно, мы сразу знали, что происходит, уже начинали потихоньку праздновать. А потом все…официальное объявление. И можно вовсю радоваться!».

Последний раз мы виделись около года назад. Тогда я, раскрыв рот, слушал ее рассказы о Европе.

«Будапешт! Прага! Бреслау! Как нас встречали! Мы даже переписывались потом с местными. Нет, страшно не было. Я же не одна, нас много было! А как только закончилось все, возможность появилась, так я сразу домой! К маме, к родным… Нет, ты не подумай, остаться можно было. Меня оставляли! Но я отказалась…и на первом же поезде… Слушай, а вот ты ездил на крыше?»

Сколько азарта было в ее вопросе, сколько бьющего через край оптимизма и торжества! Что с ней сейчас? Как она? Доведется ли мне еще встретить ее, поговорить, узнать, наконец, тайну ее необычного имени?

***

- Данияр, здравствуй! – я услышал знакомый голос, облегченно вздохнул, повернулся и снова утонул в этих глубоких голубых озерах. Ее глаза ничуть не изменились за прошедший год.

Нарядная, как всегда с аккуратно убранными белыми волосами и наградами на груди, под руку с внуком стояла Нинель Георгиевна. Я благодарил Всевышнего, что она в добром здравии и сможет лично оценить мои работы. Я помнил восторг, с которым она рассказывала о вкусных блюдах из кукурузы за границей, глядел в ее живые глаза и по-прежнему не мог поверить, что моей собеседнице за девяносто. Эту загадку я так и не смог разгадать.

Ее образ и силуэт свидетельствовали о долгом пути, который прошла их хозяйка в этом мире, и о целой эпохе, которая подходит к концу. Морщины как отражение миллионов мгновений счастья, открытий и потерь; плохо слушающиеся ноги – труженики фронтовых и мирных дорог; слух, который теперь подводил все чаще, а когда-то способный услышать самые тихие позывные в эфире во время боев. Но глаза! В них по-прежнему ключом била жизнь, они с интересом наблюдали за стремительно меняющимся миром и, казалось, впереди было еще столько всего неведомого, что они хотели узнать и пережить.

Лишь иногда в них можно было разглядеть реальный возраст Нинель Георгиевны. Это случалось, когда она вспоминала о разрушенных городах и истерзанной врагами земле, о целом поколении, которое уничтожила война, и о детях, оставшихся без родителей.

Эти глаза видели столько ужасных картин войны: смерть, кровь, боль, разрезанное на куски фашистскими самолетами родное небо и вывески на чужом языке в освобожденных от неприятеля населенных пунктах. Но, слушая историю ветерана, я, прежде всего, видел верных друзей и тоску по дому, зарождающуюся любовь и юношеские мечты. Я видел жизнь, состоящую из обычных человеческих отношений и простых милых радостей, вроде любимой книжки, танцев и русской бани.

Может быть, в этом и есть секрет Победы и предопределенность любой войны? Возможно это то, чего никогда не поймут правители, которые начинают войны, но что твердо знала Нинель Георгиевна, мои дедушка с бабушкой и миллионы простых солдат и тружеников тыла, вставших на защиту Родины в июне 1941 года.

Они знали: какой бы темной и длинной ни была ночь, за ней обязательно наступит рассвет. Жизнь продолжается несмотря ни на что, как бы тяжело ни было! В любых условиях, а зачастую вопреки всему пробивается ее дыхание, и поэтому она всегда побеждает смерть. Пока человек помнит, как прекрасно тихое небо и как ласкова мирная река. Пока, сидя в окопе, замечает не только свист летящих над собой снарядов, но и стон раненого товарища. И пока каждый «свой» и «чужой» солдат больше всего мечтает о возвращении домой к житейским хлопотам, к обыкновенным, но таким родным делам, привычкам и событиям, которые и есть его мир. Мир, который неизбежен, пока на войну попадают люди, а не бездушные «машины» без семьи, близких людей и Родины.

- Нинель Георгиевна, очень рад Вас видеть! – я опомнился и, наконец, ответил на ее приветствие. - Как Ваши дела? Как поживаете?

- Да, какие у меня дела? – ее глаза заулыбались. – Мы с Жулькой теперь только кушаем и отдыхаем. Как говорят, каждому овощу – свое время. Видимо, и мое время пришло. Динозавр уже!

- Бабушка, погляди какие молодые, удивительно-синие глаза! - воскликнул внук и направился к центральной картине экспозиции, оставив нас наедине.

- А Ваше имя? - спросил я о том, что давно не давало мне покоя.

- Иногда, чтобы что-то увидеть, достаточно всего лишь посмотреть с другой стороны, - задумчиво проговорила она, глядя вслед внуку.

- Ленин! - воскликнул я и засмеялся, а потом услышал другой смех, громкий и раскатистый.

Я обернулся. Подошедший вплотную к картине внук моей гостьи хохотал и качал головой, читая биографическую справку о том, кто послужил моделью для моей работы.

Мы с участницей войны лишь обменялись заговорщической улыбкой. Мы знали, что там написано: БИГЛОВА НИНЕЛЬ ГЕОРГИЕВНА, 1925 год рождения.

23.12.2016
Зикунова Валерия

Рассказ написан в рамках проекта «Взгляд из прошлого» по мотивам воспоминаний ветерана Великой Отечественной войны Бигловой Нинель Георгиевны из фонда биографических фильмов «Аярис»