ДЦП

Можно бы сочинить для кокетства, что я знаю болезнь, как описывал Джером К. Джером "колено домашней хозяйки". Вспомнить про свои реальные еще из детских лет прилипшие ко мне почечные болячки. Но вот  про Детский церебральный паралич я к себе даже в кошмаре  никогда не смогу приделать. Так случилось, что я несколько раз с ним немного в жизни соприкасалась. Но только лишь со стороны, за что очень благодарю судьбу. Хотя, когда в нашем образцовом микрорайоне вдруг пошла политика приблизить жизнь инвалидов к общим нормам, и сделать все для того, чтобы их существование  хоть немного украсилась комфортом, как  для остальных  здоровых, и стали усиленно прокладывать пешеходные дорожки всюду, а в некоторых местах и  изготовили некоторое количество неудобных пандусов для съездов колясок инвалидных, а, самое невероятное, дети с таким диагнозом стали не только попадаться на глаза на улице, но их несчастные родители смогли привозить и в школы для обучения в классах. Стало ясно, что дела заботы поставлены строго на учет, и о них стало заботиться наше государство.

Но паралич детей был известен еще за много веков до государственной о больных заботы. И в стране социализма им  тоже болели дети, А потом уже и взрослые, если кто-то проживал немного дольше.

 Когда я была совсем девчонкой, мама работала в военной организации, хоть в паспорте у стоял штамп, что она "невоеннообязанная". Вокруг работали офицеры. Большинство - полковники. Такое было чаще звание у тех, кто получал право обучать других. Один был по фамилии Волков. Звали его Валентином. Отчество. Иванович. Он, конечно же, имел жену.И она тоже была Ивановна, без вариантов.Только звали жену Нина. Она не работала нигде и никогда.Она сидела дома, ухаживая за их сыном с параличом.

Сына звали Витя. Это был хороший мальчик. Уже намного меня старше он был тогда.
И вдруг папу Валентина свалил инфаркт. И жена Нина должна была его старательно выхаживать. Но надо было как-то позаботиться о мальчике в долгие часы ее дежурства в госпитале. Она с просьбой ей помочь обратилась к моей  маме.

 А уж мама почему-то очень настояла, что и мне будет очень полезно видеть с детства, что другим еще бывает намного хуже, чем было мне тогда. И стала она и меня возить в ту квартиру на дежурства. Это только в начале был удар. А потом я потихонечку втянулась, и совсем перестала бояться парня в коляске инвалидной. Я тоже сидела на стульчике около его коляски. Читала ему очень много разных книг. Он очень внимательно сидел и слушал. То Лагина я ему читала, то Лондона. Изредка он просил мою маму поднести к нему майонезную баночку. И тогда я на время выходила из комнаты для чтения. А мама потом выливала в туалете содержимое той банки.

Но не всегда и мама успевала сразу начинать свое дежурство. Она тогда тоже еще  работала. И там сессия была. Тогда я сама сидела с инвалидом вместе. И стала я так отчаянно входить во вкус няни и сиделки. Что стала я воспитывать этого инвалида 16 лет. (Мне самой тогда было примерно 8 лет). И я придумала его пугать. Если он вот сейчас не сделает что-то очень правильное. То я просто тогда уйду. Что мог сделать юноша, прикованный к коляске, я не слишком задавалась таким вопросом. Главное для меня было в тот момент, что я сама была воспитательницей.

 Он старался очень. Но редко получалось. Он же был весь скрюченный  своей болезнью. И однажды. Я исполнила детскую угрозу. Взяла. И вышла из квартиры.

 А дальше... Дальше было, как у инженера Щукина, мужа Эллочки-Людоедки. Разве что отличие было в  том только, что я не стояла голая и в мыльной пене. Но дверь в квартиру захлопнулась  мгновенно. А у меня при этом не было ключей.

И вот стою я, такая воспитательница, перед запертой дверью в квартиру на проспекте Кутузова рядом с Триумфальной Аркой. А в квартире у меня заперт инвалид. И я не могу никак попасть в квартиру,  чтобы как-то перестать над  инвалидом издеваться. Я реву изо всех силенок. Но дверь-то...Все равно закрыта.

 А вдруг там инвалиду  Вите уже и баночка нужна?

 Мои рыдания чудом услышали соседи. И как-то они сумели эту проклятущую дверь открыть. Витя нисколько не сердился на меня. Он просто был очень благодарен людям, что он снова не один в квартире.

Та история осталась в детстве. Там в итоге просто умерли все уже давно.Начиная с полковника с женой. А потом и их мальчик в  приюте умер тоже.

Но потом угораздило мою маму влюбиться в одного физика- ядерщика по имени Алик Иоффе. Очень перспективного. От него уже жена сбежала к  своему любовнику. И он остался один воспитывать сына. Мы хорошо дружили. Я у них купалась в ванне, которой у нас в квартире не было. Ночами мне сын Юра рассказывал страшилки про разные черные гробы.И учил понимать радость от анекдотов, которых я тогда еще совсем не знала. Но хорошо  было у  них только в их квартире у метро Щелковская. Мать этого физика жила на Бауманской, ухаживая за старшим братом физика  тоже, конечно, по имени Виктор. Там, кроме ДЦП,  было еще и слабоумие. Он жил в квартире в отдельной комнате, в которую старались не входить все, кто был иногда в квартире, кроме его несчастной  матери. Тогда же никто еще не изобрел никаких  подгузников и памперсов. Поэтому аромат мочи, скрывала только плотно закрытая дверь в ту комнату. Но стоило ее открыть...

 Мама у меня не вышла замуж за этого физика. И они в итоге с сыном Юрой просто уехали в Израиль.

 А я все же выросла. Оказалась на работе в НФОР. И однажды весной, в первый еще (или во второй?) год образования оркестра. Было задумано щедрое мероприятие в культуре. На День Защиты Детей придумали исполнить в ММДМ "Всенощное бдение" С.Рахманинова. Ну, конечно, такое мероприятие  обслуживал хор Попова. Это очевидно. Они терпели все. И духоту в репетиционном зале. При этом они могли очень много времени петь стоя и не садиться. Потому что сесть все равно было негде. Но они с детства были приучены  стоять подолгу.

Но внезапно в репетиционный зал стали вкатывать инвалидные коляски и носилки. Во всех них сидели и лежали Дети. С ДЦП. Придумано было, что последний номер "Бдения" они тоже будут хором исполнять.

Но до последнего номера есть еще есть и все остальные  тоже. И эти дети сидели в колясках и носилках все  часы этих репетиций в ожидании своего последнего номера.  К ним иногда подходили их родители, которые тоже ждали последнего номера и хора своих больных детей.

Это было очень тяжело для всех. Но никто не жаловался... Ведь у больных детей могло не быть в жизни и этого яркого события.

"Всенощное Бдение" было исполнено с триумфом при переполненном зале. Но праздник кончился.

Потом нам кто-то рассказал, что далеко не все детишки, которые   хором из колясок и носилок пропели свой последний номер... Долго потом прожили. Многие просто не перенесли дороги и часов этих репетиций. Ведь их тогда свезли со всей России  для исполнения "Бдения".