АННОТАЦИЯ
Пятая книга о российском контрразведчике.1932 г. Южная Америка. Станислав Истомин (Валерий Проскурин) возвращается в Парагвай, с 40 белогвардейскими офицерами принимает участие в войне против Боливии за Чако. Книга основана на реальных исторических событиях, исследованиях и воспоминаниях участников.
Так громче музыка играй победу!
Мы победили и враг бежит, бежит, бежит!
За Парагвай, за Родину, за веру
Мы грянем громкое Ура! Ура! Ура!
Песня русских офицеров парагвайской армии.
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
Первый день моего расследования. Итак, кто из наших может быть шпионом? Не пойму мотив. Зачем русскому иммигранту в Парагвае шпионить в пользу Боливии? Пожалуй, начну с самого верха, с генералов.
Беляев Иван Тимофеевич. Закончил 2-й Санкт-Петербургский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище. Подпоручик лейб-гвардии стрелкового артиллерийского дивизиона. В 1903-м присвоено звание капитана. В 1906-м овдовел... Прискорбно!.. Делопроизводитель в канцелярии управления генерал-инспектора артиллерии, командир 2-й батареи 1-го Кавказского стрелкового артиллерийского дивизиона, подполковник.
В 1913-м написал ‘Устав горной артиллерии, горных батарей и горно-артиллерийских групп’... Весомый вклад в развитие военного управления!.. 1914-й... германский фронт, полковник, командир батареи в 1-м Кавказском артиллерийском дивизионе. 1915-й... награждён Георгиевским крестом ‘за спасение батареи и личное руководство атакой’. 1915-й... тяжело ранен, госпиталь в Царском Селе. Снова германский фронт. Командир 13-го отдельного полевого артиллерийского дивизиона, генерал-майор.
Гражданская война. Артиллерия Деникина, Кутепова, Врангеля. 1920-й... эвакуирован из Новороссийска. Турция, Болгария, Франция, Аргентина, Парагвай. 13 экспедиций в Чако!
Явно не с того начал! Возвращаю дело.
Эрн Николай Францевич. Из немецких и шведских дворян. Закончил кавалерийское училище в Елисаветграде, академию Генерального штаба. Полковник, командир 18-го драгунского полка. В 1917-м присвоено звание генерал-майора. Последний, кто получил звание генерала от императора Николая Второго! Награждён Георгиевским крестом!
Гражданская... Дежурный генерал в штабе Добровольческой армии. Русская армия генерала Врангеля, помощник дежурного генерала. Эвакуирован из Крыма в 1920-м последним пароходом. Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, служит в штабе главнокомандующего в Сремских-Карловцах. Далее, преподаватель военной истории в эвакуированном Николаевском кавалерийском училище в городе Белая Церковь. Училище расформировано летом 1924-го. В августе командирован Врангелем в Бразилию вместе с князем Тумановым, полковником Ефремовым, лейтенантами Сахаровым и Канонниковым. Работают на кукурузной плантации и грузчиками в порту в Уругвае... Как?! Почему в Уругвае?! Ах да, у нас в Бразилии тогда началась гражданская война!.. Начал преподавать в военном училище в Монтевидео, но Беляев приглашает в Парагвай, высылает деньги и отдаёт свою кафедру в военном училище в Асунсьоне. Князь Туманов принят в военный флот, а Ермаков уехал в Аргентину... М-да... Неустроенность, нищета, семья в Белграде - как много возможностей для вербовки генерала! Мечта любой разведки мира... Что ещё?.. Староста, псаломщик, певчий в хоре в церкви Покрова Пресвятой Богородицы, построенной по его же инициативе в 1928-м. Основал ‘Русский союз’, помогает общине.
Сын Борис Эрн, старший лейтенант, служит в Генеральном штабе в Асунсьоне... Отменно!.. Брат Сергей Францевич – военный инженер, полковник. Также служит в Министерстве обороны Парагвая.
Ретивов Сергей Митрофанович женат на дочери Эрна Наталии. Бывший офицер Императорской армии России. Сейчас на чакском фронте. Отец - Ретивов Митрофан Иванович, майор медицинской службы, врач в парагвайском Красном Кресте. Во время гражданской войны в России был главным врачом в госпитале Добровольческой армии в Харькове.
Почему нет информации о службе Николая Францевича в последние годы? Странно.
19 июня 1932 г. Асунсьон. Министерство обороны Парагвая.
- Генерал Белиаефф, я вызвал Вас, чтобы попросить о чём-то важном, - в голосе министра обороны Манлио Шенони слышалась тревога.
- Внимательно слушаю, господин министр, - русский генерал поправил пенсне.
- Боливийцы захватили форт Лопес на озере Питиантута.
Беляеву показалось, у Шенони теплилась последняя надежда услышать именно от него что-то обнадёживающее. Но ответил прямо:
- Это война!
- Я тоже так думаю, - согласился Шенони. – Значит, американцы всё-таки нашли нефть в Чако.
- Я предупреждал ещё несколько лет назад, требовал построить в Лопесе настоящие укрепления, а не пару хижин для микроскопического гарнизона. Питиантута – главный резервуар воды.
- Вы правы, не спорю. Но мы не теряли время. Подготовили резервистов, закупили оружие, пригласили советников из Франции, Аргентины...
- Но воевать они отказались, - перебил Беляев.
- Отказались, - вздохнул министр. - Мы по-прежнему отстаём во всём. У Боливии население и военный бюджет в три раза больше. В три! Их финансирует правительство Северо-Американских Соединённых Штатов и ‘Стандарт Ойл’. Ещё одно весомое преимущество – сто двадцать немецких офицеров с генералом Кундтом. Все прошли войну в Европе. А у наших, кроме тех, кто воевал в гражданскую десять лет назад - десять! - боевой опыт совершенно отсутствует.
Шенони сделал паузу, готовясь сказать главное.
- Сколько русских офицеров переехали по Вашей программе?
- Сорок. Воевали на германском фронте. Гражданская война в России. Шесть лет!
- Помогут нам? – нерешительно спросил министр.
- Не сомневаюсь. Для нас Парагвай стал вторым отечеством.
Лицо Шенони на мгновение осветилось улыбкой.
- Значит, сорок русских против ста двадцати немцев. По-прежнему в три раза меньше.
- Как сказал русский генералиссимус Суворов, побеждай не числом, а умением!
- Прекрасно сказано!
- Взгляните на портрет, - Беляев протянул золотую табакерку с профилем из слоновой кости.
- Исключительная работа! Талисман?
- Семейная реликвия.
- Кстати, - вспомнил министр, - Вы слышали о капитане Истомине? Русо Бланко. Служил у нас в кавалерии. Отменный офицер! После гражданской стал начальником охраны президента, но вскоре уехал, кажется, в Бразилию. Посмотрите дело в архиве.
1799 г. Милан. Италия.
Во время швейцарского похода Суворова прадед Ивана Тимофеевича Беляева Леонтий Фёдорович Трефурт был адъютантом генералиссимуса. После блистательных побед над французской армией в его честь в Милане был дан роскошный бал. Суворов наслаждался праздником, вниманием высшего света и лаврами освободителя. А Трефурт терпеливо ждал у колонны. Из Санкт-Петербурга прибыл курьер. Император Павел Первый отзывал генералиссимуса в Россию. Суворов в гневе продиктовал ответ в самых резких выражениях, назвав решение императора ‘чистым безумием’. Велел тотчас отправить.
Утром вышел к завтраку позже обычного. Ничего не вкушал, даже не притронулся к кофию.
- Отослали курьера, Леонтий Фёдорович?
- Отослал, Ваше сиятельство.
Суворов бросил салфетку и молча удалился. К обеду вышел в ещё более подавленном состоянии.
- Уехал курьер? – спросил, не присаживаясь за стол.
- Уехал, Ваше сиятельство, - ответил Трефурт, понимая, что генералиссимус раскаивается в необдуманном поступке. Теперь ему грозит неминуемая отставка и Высочайшая немилость.
За ужином Суворов вертел нож и стучал вилкой по тарелке.
- Скачет курьер, Леонтий Фёдорович?
- Скачет, - адъютант опустил глаза в стол.
- Уже не догнать?
Наконец, Трефурт осмелился признаться:
- Простите, Александр Васильевич, я взял на себя смелость оставить Ваше письмо при себе. Погорячились Вы вчера.
На следующий день Суворов подарил адъютанту золотую табакерку со своим портретом из слоновой кости.
Из книги Валери Проскуренсо ‘Сто тысяч жизней за чёрный призрак’. Глава ‘Предчувствие войны’. Издательство ‘Паллаз Эджитора’. Сан Паулу. Бразилия. 1940 г.
26-го февраля 1927-го в районе форта Сорпреса отряд боливийских пограничников напал на парагвайский патруль. Командир патруля лейтенант Рохас Сильва, сын бывшего президента Парагвая, погиб от случайного выстрела. Солдаты и проводник-индеец были немедленно отпущены, а правительство Боливии извинилось за инцидент. Стороны примирились на полтора года.
Но 22-го августа 1928-го в 5 километрах от форта Байя Негро отряд боливийской милиции обстрелял парагвайский патруль, а боливийское командование направило 40 сапёров построить форт в устье Рио Негро в 20 километрах от парагвайского Гальпона. Новый форт должен был стать плацдармом для продвижения к реке Парагвай. По ней планировалось транспортировать нефть до Атлантического океана. Президент Парагвая Гуджари отправил туда отряд майора Франко, приказав наблюдать за действиями боливийцев. Однако Франко захватил и взорвал только что построенный форт, которому противник уже успел дать название Вангардия. В знак протеста президент Боливии Силес отозвал посла из Асунсьона и приказал полковнику Ланса вернуть Вангардию. Но Ланса решил действовать хитрее - захватить часть Чако и обменять на взорванный форт. 14-го декабря его пехотный полк захватил форты Бокерон и Марискаль Лопес, а самолёты бомбили Байя Негра - главную базу снабжения северной группировки парагвайских войск. Редкие перестрелки и локальные бомбардировки вдоль границы, практически без жертв, продолжались до конца 1931-го года.
В 1928-м, под Рождество, в Ла-Пасе на площади Сан Франсиско открылся бутик по продаже самых модных и дорогих французских галстуков. Место было выбрано весьма удачно. Депутаты парламента и сотрудники министерств стали постоянными клиентами. Хозяин бутика 32-летний Луис Фрейтас встречал покупателей широкой улыбкой, свежим анекдотом и занимательной историей. Старательно подбирал галстуки, учил завязывать самые модные узлы, рассказывал о предпочтениях капризных парижан и не забывал ненавязчиво расспрашивать посетителей о работе.
После начала войны с Парагваем на площади проходили смотры воинских частей, отправлявшихся на фронт в Чако. Перед публикой торжественно проходили новейшие танки и артиллерийские орудия, а Фрейтас в окне своей квартиры над бутиком быстро щёлкал фотоаппаратом ‘Лейка’ и делал записи в блокноте. Радиосообщения подписывал позывным ‘Парижанин’.
17 июля 1932 г. Рио-де-Жанейро.
Середина зимы в нашем Южном полушарии. Воскресенье. Плюс двадцать четыре. Я сидел на тёплом песке на пляже Леблон, подставив лицо бризу. Лениво наблюдал за игрой океанских волн, неспешно перемещавшихся из тёмно-синей полоски под горизонтом к зернистому берегу, разбиваясь о бежевый песок зелёной кромкой и белоснежной пеной. Океан манил к себе, но вода была слишком прохладной для купания. Однако к концу дня я успел поплавать несколько раз, а заодно и пообедать ватапой – бразильским блюдом из отварного риса, моллюсков и рыбы, сваренными в масле денде и кокосовом молоке. Теперь наслаждался кайпириньей - коктейлем из рома кашаса, зелёных лимонов, льда и тростникового сахара.
Завтра новая неделя. Снова два-три урока в день, а вечером постель в комнате с видом на океан. За десять лет я так и не смог накопить на покупку жилья, даже не мог себе позволить снять отдельную квартиру. Первые два года ушли на изучение португальского и получение гражданской профессии. Остальные восемь лет – на случайную подработку и попытки продвинуться по службе в страховой компании.
Три года назад страну охватил экономический кризис. Из-за депрессии в Северо-Американских Соединённых Штатах катастрофически упали цены на кофе. Многие потеряли работу, а я почти всех клиентов и учеников. Рабочие бастовали, требовали решительных мер, но что можно было сделать, если казна наполнялась только на треть!
Президентские выборы были назначены на 1-е марта. Образовались две непримиримые политические партии: ‘Консервативная концентрация’ плантаторов и ‘Либеральный альянс’ буржуа. Президентом стал кандидат от ‘Концентрации’ Жулиу Престис, а потерпевший поражение Жетулиу Варгас начал готовить вооружённое восстание.
На севере страны в городе Ресифи был убит ближайший соратник Варгаса, кандидат в вице-президенты Жуан Песоа. Убийство не было раскрыто, но спровоцировало массовые протесты против властей. Восстание Варгаса началось 3-го октября. За один день были свергнуты губернаторы сразу в восьми штатах. Вооружённые отряды двинулись на Рио-де-Жанейро. В трёх штатах - Риу-Гранди-ду-Сул, Санта Катарина и Парана - было введено военное положение. Правительственные войска блокировали дороги и начались бои. Исход противостояния решил столичный гарнизон. Офицеры встали на сторону восставших и заставили действующего президента Вашингтона Луиса уйти в отставку. На следующий день адмирал Исайас ди Норонья и генералы Тасу Фрагозу и Мена Баррету объявили военную хунту. Через десять дней Варгас прибыл в столицу, объявил себя президентом и сформировал новое правительство, принявшее множество популистских мер и законов. Но в стране лучше не стало, так как цены на кофе оставались крайне низкими.
В конце пляжа моё внимание привлёк пожилой господин специфической внешности: низкого роста, щуплый, с чёрной бородкой, в панаме и пенсне. Подходил к отдыхающим, что-то спрашивал на ломаном португальском, явно кого-то искал. Соседи, отдыхавшие здесь всей семьёй, показали в мою сторону и господин направился ко мне.
- Очередной ученик, - подумал я. – Надеюсь, не попросит уроки верховой езды, а то придётся ловить его падающего с коня. И ни в коем случае не соглашаться на уроки стрельбы, иначе придётся ловить кольт, вылетающий из его рук! Такое уже случалось.
- Добрый день, господин Истомин! – поздоровался он по-русски.
От неожиданности я не знал что ответить.
- Здравствуйте... С кем имею честь?
- Беляев Иван Тимофеевич, бывший генерал-майор артилерии Императорской армии России.
Я удивился ещё более, ибо внешний вид и названный чин совершенно не складывались в единое целое.
- Понимаю, весьма неожиданно. Позвольте присесть.
- Прошу. Песка на пляже на всех хватит, - сдержанно ответил я.
- Благодарю. Отдыхаете?
- Да, знаете ли, воскресенье...
- Вот и я непрочь отдохнуть, а то прибыл утренним поездом и весь день с разговорником обхожу окрестности.
- Кого-то ищете? – полюбопытствовал я, уже думая как избавиться от странного собеседника.
- Ищу. Вас!
- Вот как? Интересуетесь стрельбой или верховой ездой? Может, английским боксом?
Только не бокс! Старичок закончит свои дни в ближайшей больнице.
- Увы, нет. Стрельбу и верховую езду освоил ещё в кадетском корпусе. В прошлом веке! – Иван Тимофеевич добродушно рассмеялся. – А для бокса, как Вы, думаю, успели заметить, не гожусь по физическим данным. Моё призвание – география и этнография.
- Этнография?
- Наука, изучающая культуру и нравы народов.
- Пишите научный труд по Бразилии?
- Отнюдь!
- Тогда что же?
- Приехал с предложением о военной службе в Парагвае.
Снова хитрый ход политической полиции большевиков? ЧК или как она теперь называется? ОГПУ! Читал в газетах как пару лет назад в Париже выкрали председателя Русского Общевоинского Союза генерала Кутепова. Вкололи морфий и он скончался от сердечного приступа. Но с таким агентом как Иван Тимофеевич я, конечно, справлюсь без усилий. Надо только держать дистанцию и проверить нет ли у него усыпляющих средств. Стоп! Такой щуплый агент скорее всего не один. Точно не один! Где-то должна быть группа ‘товарищей’. Я осторожно осмотрелся. Никого подозрительного. Но ‘товарищи’ могли давно находиться на пляже или ждать в условленном месте, куда ‘генерал’ должен был привести меня.
- Зачем же я понадобился Парагваю?
- Для защиты от Боливии. Вы же там были лучшим кавалеристом! Командир эскольты! Русо Бланко! Вас так называли?
Я внимательно посмотрел на собеседника.
- Понимаю Ваше удивление и уже чувствую отказ. Но поверьте, Вы нужны нам и Парагваю.
- Помилуйте, генерал, от Парагвая до Боливии сотни вёрст через никому ненужный Чако.
- Именно за Чако и началась война, - вздохнул Иван Тимофеевич. – ‘Стандарт Ойл’ нашла нефть.
- Вот как! – повторился я.
Если у ‘генерала’ главной целью было запутать меня, то это у него отменно получилось. Нефть в Чако! Какая глупость! Теперь надо либо уйти по-английски, либо разрубить этот гордиев узел.
- Могу пригласить Вас в кафе? – нерешительно предложил Иван Тимофеевич. - По дороге на пляж видел прямо на улице.
Ловушка! Всё-таки он из ОГПУ, а ‘товарищи’ ждут в кафе.
- Не откажусь, - я решил принять вызов и расправиться со всеми сразу как сделал это в Буэнос-Айресе в 1921-м. Лучше решить проблему прямо сейчас, чем потом проверяться целыми неделями. Посмотрим насколько хорошо подготовлены их агенты!
Я ‘забыл’ панаму на песке. Вернулся как только мы покинули пляж. Но никто из отдыхающих за нами не последовал. Шёл быстрым шагом. Иван Тимофеевич отставал и я был ‘вынужден’ оглядываться. Но по-прежнему никого подозрительного не было. Подойдя к кафе, я сделал недовольное лицо.
- Здесь кухня несносная и обслуживание как в средневековых тавернах. Пойдёмте в приличный ресторан!
- Простите великодушно, господин Истомин, я стеснён в средствах, - пожаловался ‘генерал’. – Министерство выделило весьма скудные командировочные.
- Не беспокойтесь, я заплачу. Уже несколько лет не общался с соотечественниками, тем более с генералом. Почту за честь!
- Премного благодарен, - смутился Иван Тимофеевич.
Ну что ж, проверим манеры ‘генерала’: разбирается ли в столовых приборах, умеет ли держать нож и вилку. Мы пришли во французский ‘Л’Этуаль’ на авеню Нимайер. Вышколенный официант в жилете, с бабочкой, принёс меню и налил минеральной воды. Свой стакан генерал тут же выпил, а я попросил для него меню на французском – какой же царский генерал не знает французского языка! Но Иван Тимофеевич ничуть не смутился, принялся бегло читать и заказал щавельный суп ‘А лозей’ и хлебцы ‘Багет де кампань’ с семенами льна. Я решил усложнить задачу и попросил официанта принести жареные улитки ‘Поэле д’эскарго’, а себе заказал что попроще в обработке столовыми приборами - телячьи почки ‘Ронон де во’ с рисом ‘Ризотто’ и салатом ‘Лионэз’.
- Приятного аппетита, Иван Тимофеевич!
- Благодарю, Станислав Демидович.
- Кажется, Вы отменно осведомлены обо мне. Знаете даже отчество!
- Исключительно по личному делу в министерстве обороны и рассказам Рохаса, Дельгадо и Фернандеса.
- Вот как! – вновь удивился я. – Как же Вы оказались в Парагвае?
- Не поверите, - искренне рассмеялся генерал. – Мечта детства! Увлекался историей, географией и однажды на лекции вице-председателя Императорского Русского Географического Общества Петра Петровича Семёнова-Тяньшанского услышал о войне Парагвая против Тройственного Союза Аргентины, Бразилии и Уругвая. Вы не представляете, как я, юноша, восхищался мужеством и стойкостью парагвайцев, а потом узнал про индейцев Чако и полюбил их всей душой. Прочитал все книги в петербургских библиотеках и оформил с десяток альбомов. Личная энциклопедия, так сказать.
- Вы, наверное, поклонник романов Купера и Хаггарда?
- Увлекался, каюсь! Но теперь поклонник исключительно чакских индейцев. Всех, кроме морос. Они жестоки и воинственны.
- Вы сказали, я нужен Парагваю и Вам? Вам лично?
- Русской общине. Нас уже около двух тысяч.
- Десять лет назад я был один.
- У меня, как и у Вас, в Буэнос-Айресе ничего не получилось.
- Обращались за помощью к отцу Константину?
- Изразцову? Конечно! Но и он не всесилен. Зато парагвайское правительство помогло с переездом и обустройством. Многие из наших работают по специальности: инженерами, техниками, преподавателями. Мы получили преференции от самого президента. Я держусь подальше от политики, но не все разделяют моё мнение.
- Много офицеров?
- Сорок. В этой войне вся надежда только на нас. В парагвайской армии всего лишь пять-шесть толковых офицеров на четыре тысячи босоногих мачо. А Чако... За восемь лет я тринадцать раз побывал там в экспедициях. Регион необъятный и своенравный, но в то же время богатый и неповторимый буквально во всём. Думаю, у него огромный потенциал в недалёком будущем. К тому же, это более половины территории страны. Если потеряем вместе с нефтью, то Парагвай ещё долго будет оставаться в нищете.
- Вы сказали ‘мы’. Уже считаете себя парагвайцем?
- Давно! Ещё до переезда. Кажется, собираетесь отказаться от моего предложения. Тогда позвольте полюбопытствовать, чем занимаетесь в Рио? Преуспели?
- Не совсем, - настал мой черёд смущаться. – Работаю страховым агентом за комиссионные, даю уроки.
- Бокс?
- В том числе. Недавно увлёкся новым видом спорта - джиу-джитсу. Посещаю клуб братьев Грэйси. В Рио надо постоянно быть начеку. Грабежи, убийства, перестрелки, воровство, похищение людей - всё это происходит каждый день и, к сожалению, давно стало рутиной. Угон автобуса с пассажирами при отсутствии жертв даже не попадает в городские газеты!
- Прискорбно. Обзавелись семейством, жильём?
- Увы.
- А в Парагвае могли бы найти русскую супругу и вновь стать офицером.
Мы помолчали.
- Вы были капитаном кавалерии. Теперь министр предлагает звание майора с доплатами на время военных действий, а также место службы по Вашему усмотрению. Вот письмо и подписанный приказ. Не хватает только Вашей подписи.
Я прочитал и задумался.
- Уже вечер. Переночуете у меня?
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
Василий Орефьев-Серебряков, казак станицы Арчадинская Войска Донского. Германский фронт, есаул... В гражданскую войну офицер Вооруженных Сил Юга России. Эвакуирован в Турцию в 1920-м. Белград. В Парагвае с 1924-го. До войны с Боливией работал инженером. Записался добровольцем на чакский фронт. Капитан, командир эскадрона. Участник экспедиции к Питиантуте! Если он – шпион, то боливийцы знали бы про озеро. Стоп! Не дошёл до озера! Цинга. Подозревать?
Александр фон Экштейн-Дмитриев. В 14 лет поступил на военную службу кадетом в Конно-егерский полк Северо-западной армии генерал-лейтенанта Юденича. Отец - инженер-кораблестроитель, расстрелян большевиками в Гельсингфорсе. После гражданской уехал в Эстонию. Служил в 1-м Ревельском русском отряде бой-скаутов. Прага, учёба в университете, футбол... Футбол?! Капитан команды... Париж. Поехал в Монтевидео на первый чемпионат мира по футболу. Прибыл в Парагвай в 1930-м по приглашению генерала Беляева. Кавалерист в эскадроне Касьянова. Участник экспедиции к Питиантуте... Дошёл до озера! Если он шпион, то боливийцы точно знали бы про озеро, а не посылали разведывательный самолёт. Возвращаю дело.
Декабрь 1930 г. – май 1931 г. Чако.
Самой продолжительной и изнуряющей оказалась экспедиция, начатая в декабре 1930-го. В Министерстве обороны Ивану Тимофеевичу вручили послание вождя чимакоков Тувиги:
‘Тувига приветствует Алебука! Мы видели десять боливийцев на мулах. Прошли в сторону Питиантуты. Если не придёшь немедленно, займут озеро. Со слов Тувиги записал капитан Гарсиа. Форт Пуэрто Састере.’
Беляев начал готовиться к очередной экспедиции. Как и прежде, попросил индейцев чимакоко быть проводниками. Группа набралась небольшая - Орефьев-Серебряков, Экштейн-Дмитриев и три парагвайских солдата. Взяли четыре чемодана с топографическим оборудованием, два бурдюка воды и ящики с провизией. Для охраны из форта Хенераль Диас направлялся отряд солдат.
Пароходом отправились на север по реке Парагвай. Проплыв семьсот километров, добрались до городка Пуэрто Касадо, пересели на поезд и по узкоколейной дороге доехали до 145-го километра. Там с лошадьми и мулами их ждал отряд лейтенанта Эрмеса Сагьера. Отправились далее на северо-запад в поисках озера.
Продвигались медленно. Сельва становилась всё гуще, а невероятная жара и запредельная влажность уже к полудню лишали сил. Густой лес окутывал многослойным зелёным одеялом из травы, кустарников и разноярусных деревьев, покрытых мхом и украшенных яркими цветами. Лианы толщиной в руку и ползучие колючки опутывали стволы, поднимаясь до самых крон. Идти было тяжёло ещё и от того, что почва представляла собой многослойный пирог из опавших листьев, отмерших веток и сгнивших стволов поваленных деревьев. Лишайники, грибы и мох под ногами, как японский бонсай, создавали ещё одну, миниатюрную сельву, видимую во всём многообразии красок и форм только в лучах солнца, редко пробивавшихся до самой земли. Золотисто-белые штрихи на мгновение ослепляли и отвлекали от необходимости постоянно смотреть перед собой, чтобы не зацепиться за лианы, не споткнуться о торчащий из земли корень и не столкнуться с удавом, свисающим с ветвей. Весь этот немой растительный мир озвучивался криками обезьян, мяуканием пум, шипением удавов, рычанием ягуаров и щебетанием десятков видов птиц. А пархающие бабочки, куда-то спешащие жуки и застывшие на струнах пауки создавали иллюзию гигантского инсектария, в котором люди были совершенно чужими существами.
С каждым днём экспедиция проходила всё меньшее расстояние. Воду в бурдюках берегли на крайний случай, а жажду утоляли мясистыми корневищами иби-а и длинными колючими листьями карагуаты. В них после дождей скапливалась вода.
Первая ночь запомнилась навсегда. На смоляном безлунном небе звёзды мерцали ярко, как алмазы на чёрном бархате. Казались такими близкими, что можно рукой достать, но совершенно не освещали окрестность. Темнота была такая, что не разглядеть руку, протянутую к звёздам. Но для индейцев это была привычная среда – они ориентировались по звукам и запахам.
Русские и парагвайцы долго не могли заснуть: ухали совы, оркестром стрекотали насекомые, светились глаза хищников. Вокруг постоянно что-то двигалось, ползало, шуршало и рычало. Даже ночью сельва продолжала жить своей дикой жизнью. Но главной опасностью были канибалы морос, кочевавшие в этих местах. К счастью, пока не было признаков их присутствия.
Вечером у костра Беляев и Экштейн-Дмитриев пели русские народные песни, а Орефьев-Серебряков исполнял арии из опер. Однажды решил спать подальше от лагеря. Индейцы предупредили, что это опасно – могли напасть ягуары. Но гордый казак только отмахнулся. А утром, увидев под гамаком следы хищников, испугался и более не испытывал судьбу.
Следующей ночью проснулись от диких криков индейцев. Вокруг лагеря горели кусты. Со всех сторон надвигался красно-чёрный ковёр из пламени и дыма, непрерывно издавая сводящий с ума чавкающий звук, как будто исполинский кабан надвигался из чащи, предвкушая обильную добычу. Это тысячи гигантских чёрных муравьёв спасались от огня, сметая всё на своём пути. Чимакоко заставили всех забраться на деревья, а полчища муравьёв уничтожили даже костёр. Утром индейцы сказали, что Питиантута переводится как ‘озеро покинутого муравейника’.
Через месяц стала заканчиваться провизия и совсем не осталось спичек. Огонь пришлось добывать с помощью увеличительного стекла. Непроходимая сельва сменилась саванной, но идти легче не стало – густая трава росла по пояс кишела змеями. Орефьев-Серебряков подстрелил метрового каскабеля, но Сагьер запретил приближаться к трупу. Сам отрубил голову и закопал - яд даже мёртвого каскабеля был смертельно опасен.
К концу февраля осталось только два килограмма сухого мяса, мука, восемь килограмм сахара, десять банок сгущёнки, сто двадцать галет, чай йерба-мате и последний пакет какао. А чтобы добраться до озера предстояло преодолеть горную цепь шириной в двадцать километров. Начали охотиться и питаться молодыми побегами пальм, напоминавшими по вкусу капусту. По пути попадались деревья кебрачо, в дуплах которых находили дикий мёд. Но тут обнаружилась новая беда: русские и парагвайцы не брились уже два месяца и обросли бородами, на которых мёд затвердевал как камень, привлекая мух, а лишней воды, чтобы помыться, не было. Только через два дня вышли к лагуне размером с огромную лужу и промыли бороды.
Экспедицию догнали давние друзья Беляева - двадцать чимакоков с вождём Шиди. Бронзовокожие, почти обнажённые, с раскрашенными телами и лицами. Шиди поспешил на помощь, как только узнал, что генерал нанял проводников из его племени. Экспедиция стала продвигаться быстрее и вскоре добрались до лагуны Орнамета.
До Питиантуты оставалось всего лишь несколько дней пути, но тут у Орефьева-Серебрякова обнаружились признаки цинги: хроническая усталость, боль в ногах, закровоточили дёсна. Чимакоко тоже начали уставать, так как всё время шли пешком и отказывались садиться на мулов, считая их своими друзьями. Беляев решил отправить больного обратно вместе с парагвайцами и чимакоко и продвигаться дальше малой группой - меньше шансов быть обнаруженными морос. Экспедицию продолжили только шестеро: сам генерал, Экштейн-Дмитриев и три индейца с вождём Шиди.
Снова началась сельва. Шиди залазил на самое высокое дерево и указывал путь. Воин Гарига собирал съедобные растения и охотился. А воин Кимаха, совсем ещё ребёнок, помогал ему: лазил по деревьям, доставал яйца из гнёзд, мёд и фрукты. Воин Турго собирал сухие ветки, разжигал костёр и готовил пищу.
В воздухе повеяло прохладой и влагой. Шиди сказал, что озеро уже близко. Прямо из сельвы вышли на берег Питиантуты и долго любовались синевой в обрамлении изумрудной сельвы. Сфотографировались на берегу, искупались и пошли на охоту. После первого выстрела в небо разом взлетели тысячи птиц, заслонив солнце и оглушив криками и хлопаньем крыльев. Кимаха нашёл старый колодец и все вдоволь напились чистой воды. Разбили лагерь.
На следующий день занимались топографической съёмкой. Для безводного Чако озеро оказалось огромным – два на пять километров. На восточном берегу обнаружили питавшие его ключи и Беляев на карте сделал пометку для постройки форта. А Шиди нюхал воздух и пристально вглядывался в сельву.
- Алебук! За нами наблюдают морос!
Вождь посоветовал развесить на ветках бусы и осколки цветного стекла. К вечеру они исчезли. Чимакоки испугались и отказывались идти в сельву - в прошлом году морос напали на них, истребив половину племени.
Беляев принял решение закончить экспедицию и идти на север в форт Байя Негра. Шли быстро, переходя в брод мелкие лагуны и грязные ручьи. Постоянно петляли. Генерал продолжал развешивать бусы и стёкла, а они продолжали исчезать. Вечером вокруг лагеря сооружали ‘предупредительную линию’, обвязывая кусты верёвками, одеждой и упряжью. Подвешивали всё, что могло греметь: миски, ложки и пустые консервные банки.
В полночь Беляев проснулся от едва слышного стука оловянной миски. Открыл глаза и, как всегда в последние месяцы, увидел перед собой непроглядную темноту неба, сверкающего сотнями серебряных звёзд. На фоне звёзд увидел себя на вступительных экзаменах в кадетском корпусе. Преподаватели восхищаются его оценками, но недовольны результатами медицинской комиссии – Ваня безнадёжно близорук. Плачет в коридоре, а за стеной тётя Генриетта Ивановна беспардонно отчитывает генерала Махотина:
- Как Вы можете отказать? У нас в роду все мужчины – военные! Его братья учатся тут! Мальчик хочет на штыках умереть за Отечество!
Ваня вновь проходит проверку на зрение и сам начальник училища генерал Демьяненков шёпотом подсказывает ему буквы. Вот он, уже кадет, сидит за партой на уроке математики. Преподаватель объясняет теорию бесконечно малых величин. Вдруг цифры на доске превращаются в индейские луки и стрелы, а портреты великих математиков становятся портретами индейских вождей.
- Кадет Беляев! – обращается к нему преподаватель. - Можно ли с помощью сей теории рассчитать площадь пространства, занимаемого индейцами Чако?
Ваня вскакивает с парты и почти криком, не задумываясь, отвечает:
- Никак нет! Нужна формула Питиантуты!
- Не кричи, Ваня, - кто-то шепчет ему на ухо. – Сам Император идёт.
Вдруг он понимает, что ему всего лишь три года и он находится в Летнем саду в Санкт-Петербурге. Поворачивает голову и видит свою няню и брата Володю. Няня снимает с них кепи, а император Александр Третий отвечает едва заметным кивком головы. Поправив ленту с орденами, торжественно следует далее по дорожке сада. Между двумя раскидистыми, вековыми дубами сами открываются огромные позолоченные двери и император величественно входит в зал. Вдруг Александр Третий превращается в своего наследника Николая Второго и Беляев понимает, что это последний императорский бал в Зимнем дворце перед началом войны с Японией. В огромном камине языки пламени высвечивают дату ’12 января 1904’.
В ротонде, в круглом зале и на входе во фрейлинский двор стоят огромные столы с угощениями. Лакеи на золотых подносах разносят шампанское. Оркестр из пятисот струнных инструментов играет полонез из оперы Глинки ‘Жизнь за царя’. К Николаю Александровичу присоединяется супруга Мария Фёдоровна в сверкающей алмазной диадеме. За ними следует его мать - вдовствующая императрица - с великим князем Владимиром и великой княгиней Марией Павловной. Гости начинают рассаживаться за бесконечно длинными столами.
- Мадам, не обрежтесь о мои звёзды! –столкнувшись с пышной дамой, предупреждает генерал, весь увешанный орденами.
Император ждёт пока все займут свои места. Перед каждым гостем расставлены шедевры поставщиков Двора Его Императорского Величества: фарфоровая посуда Губкина, золотые приборы и серебряные вазы Абросимова с шоколадными конфетами Эйнема. Японскому атташе отведено место в самом конце стола у пылающего камина - указание на Высочайшую немилость.
- Штабс-капитан Беляев! – голос императора раздаётся эхом во всех залах и коридорах. – Почему без супруги? Не боитесь тоже впасть в немилость? Ах да, Вы обвенчаетесь только через год, причём тайно. Мужайтесь, голубчик!
- Почему, Ваше Величество? – спрашивает Беляев, от испуга забыв встать.
Гости, возмущённые подобной дерзостью, смотрят на него с укором и от этого Беляев совсем теряется, пытается встать, но не в силах отодвинуть тяжёлый стул. А император, высоко подняв голову, тем же строгим тоном произносит:
- Потом идите на почтамт! Там девица Сашенька сортирует письма. Отсортирует и Вашу судьбу. И не забудьте про египетскую Александрию.
В 1905-м дворянин и гвардейский офицер Беляев, несмотря на запрет командования, тайно обвенчался в деревенской церкви с дочерью лесничего Марусей. Но не прожив и двух лет в браке, потерял её навсегда. Маруся умерла... Через пять лет он встретил новую любовь – Сашу Захарову. Она работала на почтамте в Санкт-Петербурге. В годы гражданской войны супруги потерялись. Беляев нашёл Сашеньку только через год в Египте.
В Чако наступала осень. Ночи становились холодными. Костёр согревал только руки и лицо, а спина мёрзла от леденящего ветра с Южного полюса. Провизия закончилась, остался только чай йерба-мате. Утром Шиди кричал:
- Алебук, ичико мате!
Путешественники подползали к костру. Сонные, обросшие, в лохмотьях.
Стали охотиться на броненосцев, лягушек, ящериц и цапель. Индейцы поймали огромного удава и предложили съесть сырым. Беляев и Экштейн-Дмитриев отказались. Тогда чимакоки зажарили его на костре, но русские всё равно отказались, оставшись голодными. Гарига специально для них пошёл на охоту и подстрелил тапира. Его мясом наслаждались как деликатесом.
Через две недели от голода и усталости пали обе лошади. Остались только мулы. Пришлось идти пешком. На следующий день Иван Тимофеевич повредил ногу, споткнувшись о корень дерева, и с трудом мог идти. Экштейн-Дмитриев предложил опираться на него, но генерал отказался – это значило потерять уважение в глазах чимакоко. Они презирали беспомощных и слабых. Охота не ладилась и тогда Экштейн-Дмитриев предложил съесть мула, но Беляев запретил, напомнив, что индейцы считали их своими друзьями.
У Экштейн-Дмитриева от голода и хронической усталости кружилась голова. Он отставал от группы. Не мог отделаться от навязчивой мысли, что кроме саванны и сельвы нет другого мира и нет другого цвета - только зелёный. Даже небо стало казаться зелёным. Вдруг он увидел себя 14-летним кадетом в Конно-егерском полку в армии генерала Юденича. На белом коне Арыме, гордо подняв голову, с 1-м эскадроном въезжает в только что отбитый у большевиков Псков. Впереди на вороном жеребце командир эскадрона барон фон Грюнвальд, за ним поручик Бенкендорф и ротмистр барон фон Тайбе. Эскадрон сборный, из лучших кавалеристов других полков. Офицеры в основном кавалергарды из прибалтийских немцев, рядовые - казанские и крымские татары из Татарского уланского полка и русские из гусарских и драгунских полков.
Горожане приветствуют освободителей, дамы бросают цветы и посылают воздушные поцелуи. Букет попадает Саше прямо в лицо и он замечает маму, одиноко стоящую на углу улицы, грустную, в чёрной шали. Мама смотрит на него глазами полными слёз.
- Не плачь! – кричит ей Саша. – Мы победили!
Она качает головой и шепчет:
- Ты уедешь, сынок. Будешь странствовать. Я буду молиться о тебе.
Саша не понимает как он мог расслышать её шёпот среди криков толпы. Пытается остановить коня, но тот не слушается и продолжает вместе с эскадроном двигаться вперёд, на парад на главной площади. Но парад промелькнул в одно мгновение, как будто кто-то выдернул плёнку из синематографического аппарата. Саша испуганно оглядывается и кричит изо всех сил:
- Где генерал Беляев?!
- Не отвлекайте меня, юноша! - слышится голос Ивана Тимофеевича.
...Вокзал во Пскове. На перроне солдаты окружили генерала. Унтер-офицер по-хамски кричит ему в лицо:
- Снимай погоны, Ваше благородие! Нет больше ни императора, ни генералов, ни войны!
- Дорогой мой, - невозмутимо отвечает Беляев, - я не только погоны, я и штаны сниму, если вернётесь со мной на фронт бить немцев!
Унтер-офицер, не ожидав такого ответа, молчит, а солдаты расступаются.
- Пришпорьте коня, кадет! – не поворачивая головы произносит Беляев и Саша галопом пускает Арыма между солдат. Короткий перрон заканчивается широким полем.
- Не отставай, Экштейн! – бросает ему ротмистр фон Тайбе.
Где-то под городом Гдов на севере Псковской губернии под проливным дождём их эскадрон идёт за британскими танками. Кони вязнут в грязи, копыта скользят в чёрных лужах, о танки плющатся пули. Эскадрон врывается в деревню и атакует красноармейскую конницу. Но как только белогвардейцы направляются в их сторону, красные кавалеристы начинают умирать вместе с лошадьми. Падают в лужи, в грязь, на дорогу, на обочины. Все улицы завалены трупами. Крестьяне выходят из дворов, угощают освободителей хлебом и молоком. Мокнут насквозь, а Сашина шинель почему-то сухая. Он вдруг замечает, что над ним дождь не идёт. Наклоняется, чтобы взять крынку молока у девушки с русой косой на груди, и дождь тут же прекращается точно над его рукой. Но лица девушки не разглядеть за стеной ливня.
- Почему так? – спрашивает он.
- Кто сухой – выживет, кто мокрый - скоро умрёт, - отвечает она.
- И ты умрёшь?
- Сегодня твой день рождения, - вместо ответа напомнила девушка.
- И правда! Мне уже пятнадцать. Господи, спаси всех мокрых!
- Александр! – тряс его за плечо Беляев. – Вы бледны! У Вас тоже галлюцинации?
Чтобы сбить морос со следа, группа двинулась на восток. Набрели на озеро полное рыбы. Устроили пир, забыв про все предосторожности. Но к счастью, и в этот раз морос не напали. Отдохнув два дня и накоптив рыбы в дорогу, продолжили путь.
Экшнейн-Дмитриев не находил себе места. Широкая, ровная саванна превратилась в тюремную камеру. Он залазил на кебрачо, смотрел вдаль, но видел одно и то же – ровный малахитовый ковёр с редкими деревьями. В приступе отчаяния стучал кулаком по стволу и ругался последними словами.
Беляев понял, что не хватит сил дойти до Байя Негра – слишком далеко повернули на восток, спасаясь от морос. На следующий день наткнулись на индейскую тропу. По ней вышли к заброшенной хижине. Чимакоки сказали это хижина морос, покинутая примерно месяц назад.
В начале мая вышли на болота. Шли по колено в жиже, вдыхая гнилые испарения. Беляев упал и не мог подняться. Тогда Экштейн-Дмитриев, не обращая внимания на его протесты, взвалил себе на спину и понёс. Чимакоки в знак восхищения щёлкнули языками.
Последние дни и ночи были адом. Кончился чай. Стали заваривать пальмовые листья. Но вскоре болота превратились в бесконечную смердящую топь. Не было сухого места, чтобы развести костёр. Снова пришлось питаться молодыми побегами пальм. Две ночи подряд спали, сидя на остроконечных термитниках тукуру. Постоянно просыпались от страха свалиться в болото. У всех начались приступы малярии.
В полдень услышали лай собаки. Беляев выстрелил в воздух, едва не упав от отдачи. Издалека раздался ответный выстрел. Из последних сил, измождённые до предела, вышли на парагвайский патруль. Солдаты долго держали под прицелом исхудавших бородачей в лохмотьях. Тяжело дыша, Беляев объяснил кто они. Солдаты не поверили. Оказалось, в газетах опубликовали статью, что экспедиция потерялась, а боливийцы нашли труп генерала.
Гарига и Кимаха отправились к своему племени, а Шиди с Турго решили сопровождать русских. Вместе с патрулём добрались до Байя Негра и на пароходе поплыли в Хенераль Диас. Там их напоили горячим молоком, накормили галетами, дали помыться, побриться и переодеться. На следующий день по реке Парагвай отправились в форт Олимпо в сопровождении сержанта. Весть о возвращении экспедиции мгновенно разлетелась по округе. Каноэ выплывали на середину реки, люди кричали ‘Вива хенераль Белиаефф!’
В форте их повезли на лодке по улицам-каналам. Жители приветствовали радостными криками, хлопали в ладоши и стучали в барабаны. Перед отелем в их честь духовой оркестр исполнил ‘Боже, царя храни!’ и парагвайскую польку. Были произнесены приветственные речи, сотни раз пожаты руки и похлопаны спины.
- Иван Тимофеевич, у Вас тоже онемела кисть и болит спина? - вполголоса спросил Экштейн-Дмитриев.
- Ради такого приёма стоило пострадать пять месяцев! – улыбаясь, ответил Беляев.
В отеле устроили роскошный обед из ухи пира кальдо, обжаренного в сухарях мясного филе миланеса, подали десерт косерева из апельсиновой кожуры и чёрной патоки и канью из сока сахарного тростника. Беляев надел парадную форму генерала, офицеры были в тропических костюмах цвета хаки и английских шлемах из пробки, а дамы в ярких, разноцветных платьях. На террасе солдаты занимались асадой: грилили мясо и кровяную колбасу, приправляли соусом чимичурри, резали хлеб, готовили салаты и разливали красное вино. На десерт подали сыр с айвовым вареньем. А затем все танцевали вальс.
В Пуэрто Касадо Беляев и Экштейн-Дмитриев встретились с Орефьевым-Серебряковым и лейтенантом Сагьером. Прибыв в столицу, Беляев доложил министру о результатах экспедиции и получил благодарность. Шенони признался, что уже не надеялся увидеть его живым - за голову генерала боливийцы назначили награду в 400 000 боливиано. Позже Иван Тимофеевич узнал, что Гарига и Кимаха так и не добрались до своего племени. Их выследили и убили морос.
Февраль 1923 г. Буэнос-Айрес.
Как только супруги Беляевы приехали в Буэнос-Айрес, Иван Тимофеевич решил немедленно взяться за создание ‘Русского очага’ – общины соотечественников, объединённых идеей сохранения традиций, быта и духа Российской Империи. Но правительство Аргентины ответило отказом. Беляев был в отчаянии – рушилась мечта, захватившая все его мысли ещё в Турции. Но однажды в дверь их комнаты в ‘Доме иммигрантов’ постучала миниатюрная, неряшливо одетая женщина. Дверь открыл Иван Тимофеевич.
- Вы говорите по-французски? – не здороваясь, затараторила незнакомка. - Да? Меня интересуют условия Вашего проживания! Давно здесь? К Вам хорошо относятся? Получаете всё необходимое?
- Не смею жаловаться, мадам. Кормят прекрасно. По утрам дают косидо мадриленьо, днём сытный обед, а вечером ужин из пяти блюд. Вам негде остановиться? – поинтересовался Беляев. - Я могу ночевать в столовой, а Вы расположитесь здесь с моей супругой.
- Ах, Вы с женой! – обрадовалась француженка. - Можно познакомиться? Но я не нуждаюсь в жилье. В ‘Ла Насьон’ прочла интервью. Ваше фото очаровало меня до крайности и – вуаля! - решила познакомиться. Вот мой адрес.
Женщина протянула визитку: ‘Баронесса Жессe де Лёва. Отель Кристал Палас’.
- В пятницу приходите с супругой отобедать. Я предупрежу швейцара.
В назначенный день в вестибюле роскошного отеля на Дворцовой площади в окружении зеркал, электрического света, позолоты, шёлка и бархата супруги ожидали аудиенцию. Швейцар пригласил в лифт и указал на дверь самого дорогого номера с балконом на площадь. Открыла сама баронесса. Её было не узнать: элегантный пеньюар, изящно уложенные волосы и пушистая кошечка в руках. От прежней неряшливости и неухоженности не осталось и следа. Перед Беляевыми стояла светская дама, избалованная, игривая и знающая своё высокое положение в обществе.
- Проходите! – не здороваясь сказала она по-французски. - Садитесь, сейчас подадут обед. На меня не обращайте внимания - я почти ничего не ем. Всё достаётся Принцессе. Правда, Принцесса?
Кошечка ответила ‘мяу!’
- Я так очарована чудной статьёй о Вас! – баронесса перешла на испанский. - Но скажите, почему никто во всей богатой, прекрасной русской общине не обратил на Вас внимания? Почему Вам не помогают? Хотя бы падре Изразцофф!
- Здесь все живут своей собственной жизнью, каждый для себя, - грустно ответил Беляев.
- Поступим так. Я буду говорить, что была близко знакома с Вашим отцом в Санкт-Петербурге, когда мой покойный муж был там посланником. И мой Вам совет! Здесь непременно нужно одеваться со вкусом, по последней моде. Без этого вам не попасть в приличное общество. Ваша шляпка, мадам... Ах! Надо сменить! И запомните: носят теперь надвинув на глаза. При этом нос надо держать кверху, а глаза опускать вниз. Не обижайтесь! – жеманно улыбнулась баронесса. - Я сама займусь Вашим гардеробом.
На следующий день швейцар принёс несколько коробок с одеждой из бутиков. По рекомендации баронессы Иван Тимофеевич был принят в колледж преподавателем немецкого и французского языков. По её же рекомендации супругов пригласил на ужин протопресвитер Свято-Троицкого храма Константин Гаврилович Изразцов и Беляевы поняли, что в русской общине Буэнос-Айреса отношение к новым иммигрантам уже давно сформировалось и, к сожалению, оказалось до крайности испорченным. Два года назад отец Константин приютил трёх белогвардейцев из Крыма. Они вели себя вызывающе. Однажды швырнули в лицо надоевшие им котлеты и, пользуясь его отсутствием, уговорили младшего сына продать ковёр, а деньги потратили в доме терпимости.
- Батюшка! – обратилась к священнику одна из прихожанок, присутствовавшая на ужине. – Иван Тимофеевич сказал, к нам из Крыма едут тридцать тысяч белогвардейцев. Что же будет? Снова явятся в лохмотьях, обмотках, злые, будут требовать приютить и накормить! Разве можно такое допустить?!
В следующий раз отец Константин признался Беляеву:
- Третьего дня прочитал в газете - две тысячи беженцев плывут из Варны. Тотчас надел лиловую рясу и поехал к президенту. Консул уже уволен, визы аннулированы.
- Вот, смотрите, - баронесса де Лёва показала газету. - Они везут нам заразу. Большевики их специально сюда отправили.
Позже Беляев узнал, что пароход был вынужден развернуться и взять курс на Одессу. Большевики расстреляли всех пассажиров.
В Буэнос-Айресе наиболее влиятельные личности русской общины во главе с генерал-майором Бобровским объединились против Ивана Тимофеевича и ‘Русского очага’. Тогда Беляев записался на приём в посольство Парагвая. Там к его проекту отнеслись настороженно, сказали, что в стране недавно закончилась гражданская война и надо дождаться приезда военного атташе. Вскоре приехали бывший президент Мануэль Гондра и военный атташе Санчес. Беляев рассказал о своём плане переезда русских иммигрантов из Европы в Южную Америку и об исключительно гражданском характере будущей общины: никакой политики и военных союзов, только сохранение традиций и культуры. Гондре и Санчесу проект понравился. Они обещали всемерную поддержку и ‘блестящее будущее для всех русских иммигрантов’. Однако финансовая помощь могла быть оказана только в ограниченном объёме - Парагвай, как и Россия, был опустошён гражданской войной.
- Куда вы? В Парагвай? Охотиться на обезьянок? – возмутился отец Константин. - Посмотрите, что пишет полковник Щёкин:
‘Сейчас русских здесь нет. Были проездом два инженера, но ничего не нашли и уехали. А тот молодой офицер, что жил у Вас, после гражданской войны перебрался в Бразилию. Я сам перебиваюсь посредником на мелкой торговле’.
- Но здесь, в Аргентине, мне делать нечего, - ответил Беляев. - Не вижу перспектив ни для себя, ни для обездоленных соотечественников. А там нам будут рады.
- Давайте я найду квартиру на четыре-пять комнат. Будете размещать приезжающих, - не унимался отец Константин.
- Спасибо, батюшка, но я уже принял приглашение Гондры. Поеду один и при первой же возможности приглашу супругу.
Младший брат Беляева, Николай Тимофеевич, член правления Русского экономического общества в Лондоне, прислал на дорогу 100 фунтов. Иван Тимофеевич попрощался с женой и 1-го марта 1924-го на пароходе ‘Берна’ отправился в Парагвай.
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
Бобровский Сергей Павлович. Отец - генерал инфантерии, ректор Военно-юридической академии, сенатор. В 1878-м Бобровский зачислен в пажи-кандидаты Высочайшего Двора. Обучался в Николаевском кадетском корпусе. В 1886-м в звании подпоручика поступил на службу в 7-й лейб-гвардии сапёрный батальон. Закончил Николаевскую инженерную академию по 1-му разряду, определён на службу в Главное инженерное управление с присвоением звания капитана. Переведён на преподавательскую работу в военное училище и академию. В 1910-м присвоено звание полковника.
На германском фронте - в управлении инженерных снабжений Северо-западного и Западного фронтов. С октября 1916-го выезжал в служебные командировки в Англию, Францию и Италию. Награждён орденами Святого Станислава, Владимира и Анны. В 1916-м ‘оказано Высочайшее благоволение за отлично-ревностную службу и особые труды, вызванные обстоятельствами текущей войны’.
Ну что сказать? Блестящее происхождение, образование и карьера! Но командировки заграницу – вероятность вербовки. Впрочем, откуда там боливийцы? А американцы?..
21-го ноября 1917-го присвоено звание генерал-майора. Эмигрировал в Англию, но в 1919-м ‘в патриотическом порыве спасти Отечество от большевиков’ (так сам пишет в автобиографии) отправился во Владивосток к адмиралу Колчаку, но опоздал: армия уже разгромлена, Колчак расстрелян по приказу Ленина. Бежал во Владивосток, затем в Японию и Аргентину. Принят в Департамент национальных дорог инженером-строителем... Отменно!
В 1925-м по специальному распоряжению правительства приглашён в Парагвай. Основал ‘Союз русских инженеров и техников’, Национальный департамент общественных работ, физико-математический факультет Национального университета Асунсьона... Достойный конкурент генерала Беляева! Интеллектуал и профессионал! Слишком хорошо устроился, чтобы становиться шпионом и рисковать положением! Единственный мотив передать карты противнику – месть Беляеву. Возможно, именно поэтому на картах написано ‘Beliaev’. Но Бобровский в совершенстве владеет испанским! Вряд ли допустил бы такую ошибку.
Из книги Валери Проскуренсо ‘Сто тысяч жизней за чёрный призрак’. Глава ‘Питиантута-Чукисака’. Издательство ‘Паллаз Эджитора’. Сан Паулу. Бразилия. 1940 г.
В октябре 1931-го боливийский военный атташе в Аргентине подполковник Бернандино Бильбао Риоха выехал в Ла-Пас с остановкой в Асунсьоне. Встретился с агентом и получил информацию об экспедиции Беляева к Питиантуте, о чём доложил генералу Осорио. Генерал сначала не придал этому значения. Но в марте 1932-го Генеральный штаб начал разрабатывать план захвата Чако и Осорио приказал найти озеро.
25-го апреля майоры Хордан и Москосо на разведывательном самолете вылетели в Чако и обнаружили Питиантуту. Обозначили на карте как озеро Чукисака. После второго облёта заметили три хижины на восточном берегу - парагвайский форт Лопес. Генерал Осорио переслал карту в Камачо в штаб 4-й дивизии полковнику Пеняранда. Полковник сразу оценил стратегическое значение озера и предложил немедленно захватить форт. Президент Даниэль Доминго Саламанка Урей согласился.
11-го мая отряд лейтенанта Устареса отправился из Камачо к Питиантуте. Но на карте Хордана и Москосо озеро было нанесено восточнее, чем на самом деле, и после двух недель поисков Устарес вернулся обратно, так и не найдя Питиантуту-Чукисаку.
К озеру отправился сам майор Москосо с 3 офицерами и 25 солдатами 5-го кавалерийского полка. Пройдя 170 километров, 14-го июня отряд вышел к Питиантуте в двух километрах от Лопеса и атаковал гарнизон форта – четверых солдат и капрала Либорио Талавера. Капрал был убит, а солдаты убежали в сельву. Москосо разбил лагерь на северо-восточном берегу в полутора километрах от Лопеса, занял оборону и приказал начать строительство аэродрома на северном берегу.
Парагвайские солдаты, без воды и еды, четыре дня пробирались к своим на восток. У деревни Касанильо были обнаружены патрулём 1-й дивизии подполковника Эстигаррибиа. Подполковник немедленно доложил президенту. Возмущённый, Гуджари приказал вернуть форт и Эстигаррибиа отправил туда два взвода пехоты и эскадрон кавалерии старшего лейтенанта Эрнесто Скароне. В полдень 29-го июня парагвайцы уничтожили передовой пост Москосо на южном берегу и атаковали Лопес, но, потеряв пять человек убитыми, отступили.
Через две недели из Касанильо подошла помощь – сводный отряд капитана Абдона Паласиоса: батальон пехоты, взвод кавалерии, пулемётчики и миномётный расчёт. Проводником был сам генерал Беляев. Получив от чимакоко сведения о противнике, Беляев убедил Паласиоса и Скароне немедленно атаковать. Утром взвод лейтенанта Телеса выдвинулся к северному берегу Питиантуты и обстрелял боливийских солдат, строивших аэродром. А Скароне с пехотинцами обошёл брошенный форт, но неожиданно наткнулся на замаскированные окопы боливийцев и был отброшен.
Парагвайцы начали обстреливать противника из миномёта. Незнакомые с таким оружием и ни разу не услышав выстрелов орудий, боливийцы решили, что противник подтянул дальнобойную артиллерию, и в панике бежали. Беляев приказал организовать оборону на случай контратаки. Но боливийские солдаты были больны малярией и заразили весь парагвайский отряд. Медикаменты отсутствовали. Солдаты просто ждали когда болезнь отступит или они умрут. В охранение шли те, у кого в тот момент не было приступов.
Беляев верхом, с четырьмя чимакоко, за пять дней сумел добраться до железной дороги Касадо. Командир сапёрного батальона капитан Ингрос вручил ему два ящика хинины. Один ящик генерал оставил себе, другой с индейцами отправил обратно в Лопес. По железной дороге добрался до Пуэрто Касадо, где его встретил старый друг и самый богатый человек в Парагвае, владелец порта и железной дороги Карлос Касадо. Его личный врач лечил Беляева восемь дней, после чего генерал с отрядом солдат вновь собрался в форт Лопес, но получил назначение главным инспектором артиллерии и приказ немедленно отправиться в Исла Пой, где формировался 1-й корпус под командованием подполковника Эстигаррибиа.
Март 1924 г. Асунсьон.
8-го марта 1924-го Иван Тимофеевич Беляев прибыл в столицу Парагвая Асунсьон и, в отличие от других русских иммигрантов, сразу почувствовал себя на родной земле. Своей патриархальностью Парагвай напомнил ему провинциальную Россию начала века: то же радушие к иностранцам, простота жизненного уклада и отсутствие изящности европейского быта. Но в то же время жизнь своеобразная, колоритная и полная своих прелестей.
Асунсьон с населением менее ста тысяч напомнил ему Владикавказ, а провинциальные Энкарнасьон и Консепсьон - захудалые уездные города. Столица утопала в садах, на лицах горожан сияли улыбки, а базары пестрели лоскутным одеялом экзотических манго, помело, мамона, маниоки и пататы. На весь город было всего пять автомобилей: президента, министра обороны и три такси. В районе железнодорожного вокзала только одна улица, ближайшая к речному порту, была вымощена булыжником. Остальные - грунтовые. И всего лишь три крупных здания - дворец президента, мэрия и суд. Почти все дома были одноэтажные, сколоченные из досок и тонких брёвен. Крыши покрыты камышом, а в окнах вместо стёкол противомоскитные сетки. Ближе к центру виднелись двухэтажные кирпичные строения с крышами из черепицы и застеклёнными окнами.
Полуголые детишки сидели на обочинах рядом с тощими бездомными собаками и глазели на прохожих. Полицейские ходили босиком, повесив ботинки через плечо, а женщины прямо перед домом натягивали чулки, чтобы появиться в городе ‘в приличном виде’ - длинных юбках, белых блузках, с яркими разноцветными зонтиками и обязательно в чулках. Большинство мужчин были одеты в домашнее, неглаженное и довольно грязное. Но некоторые, высоко подняв голову, шиковали в ботинках, костюмах и галстуках.
- Государственные чиновники и служащие банков, - решил Беляев.
Генерал вышел на широкую улицу. По ней со скрипом медленно полз старый деревянный трамвай, набитый пассажирами. Здесь начинался исторический центр Асунсьона со старинными домами в колониальном стиле. В глаза бросились вывески банков, витрины магазинов и контор. Но фасады были неухоженные, давно некрашеные, двери определённо не ремонтировались в течение многих лет, а мраморные ступеньки покрыты пылью.
С 11 утра до 4 все магазины и учреждения закрывались из-за жары. Горожане отправлялись на сиесту, а попросту говоря спали. Но к вечеру город вновь оживал. Незатейливые кафе наполнялилсь посетителями, на улицу выносились скамейки и стулья, слышался смех и звуки гитары.
Воровство присутствовало повсеместно, но отличалось весьма самобытным колоритом, подчиняясь странному кодексу этики. Забравшись в дом, воры уносили ненужную мелочь и старые вещи, оставляя нетронутым всё ценное и необходимое. А обнаружив бумажник, брали только малую часть денег. Если крали корову, то исключительно ради мяса, а шкуру возвращали, тайком вешая на забор. Если крали лошадь, то только для того, чтобы куда-то доехать. Потом отпускали и она сама возвращалась домой.
Вся эта неухоженность и неопрятность трогали сердце генерала Беляева, с детства влюблённого в Парагвай, и заставляли думать, что теперь в его силах сделать эту страну лучше. Его сразу же приняли в военное училище преподавателем фортификации и французского языка. На первой лекции по фортификации присутствовал министр обороны Риарт и высшие офицеры Генерального штаба. Через два месяца его знания и превосходное владение испанским языком были оценены лично президентом страны – Беляеву присвоили звание полковника парагвайской армии и назначили начальником картографического отдела Генерального штаба. Вдохновлённый успехом, он подал в министерство два проекта: исследование Чако и ‘Русский очаг’. К нему, наконец, приехала жена. Ожидая прибытия поезда, Беляев поразился сходству вокзала Асунсьона с вокзалом в Царском Селе, где в 1915-м он лечился после ранения.
1915 г. Царское Село. Россия.
В 1915-м на германском фронте под городом Станислав Иван Тимофеевич был ранен в руку и в живот. Его отправили в Царское Село под Санкт-Петербургом в госпиталь Её Величества Императрицы Александры Фёдоровны, расположенный в Александровском дворце. За ранеными ухаживали лучшие врачи и сёстры милосердия, включая саму императрицу и дочерей. В госпитале все были равны. Офицеры лежали рядом с солдатами, а великие княжны и Александра Фёдоровна ничем не отличались от других сестёр милосердия, выполняя ту же работу. Вдохновлённый, Беляев начал писать армейские стихи:
Под покровом тёмной ночи
Выступает наш отряд,
Ветер дует, дождик хлещет,
Листья жёлтые летят.
Где-то слышен свист шрапнели,
Развернулась цепь стрелков
И плетётся еле-еле
Взвод конвойных казаков.
Подлечившись, играл в крокет с наследником престола Алексеем и музыцировал на рояле. 6-го июня в день рождения императрицы должен был преподнести ей цветы. Парадную форму собирали всем госпиталем, у кого что осталось. Прапорщик 13-го лейб-гренадёрского Эриванского Его Величества полка Шахбагов вручил свою саблю, непомерно длинную для невысокого Беляева. Сабля волочилась по полу, отчего Иван Тимофеевич ещё более конфузился и нервничал.
Императрица - немка по происхождению, урождённая Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадтская, четвёртая дочь великого герцога Гессенского и Рейнского Людвига Четвёртого и герцогини Алисы, дочери британской королевы Виктории - приняла цветы и поздравления. Стала расспрашивать Беляева про братьев на фронте. Узнав, что один из них находится в плену под Фрайбургом и к нему хорошо относятся, Александра Фёдоровна искренне обрадовалась. А Беляев, зная, что ей, немке, нелегко быть по другую сторону фронта, решил поддержать:
- Видимо, Вас там ещё не забыли, Ваше Величество! – но тут же осознал, что сказал глупость.
Императрица выдержала паузу и постаралась взять себя в руки. Но однажды не сдержалась. Раненый в обе ноги солдат рассказал о бое с гессенцами.
- Как же закончилось сражение? – спросила Александра Фёдоровна, сама родом из Гессена.
- Они бежали!
- Не может быть! – воскликнула она. – Гессенцы никогда не бегали от врагов!
Император Николай Второй часто посещал госпиталь. Однажды долго сидел у кровати тяжело раненого подпоручика 22-го Сибирского пехотного полка, слушал рассказы о фронте. Ушёл в слезах.
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
Кривошеин Николай Григорьевич, родом из Санкт-Петербурга. В 1918-м закончил Тенишевское училище и Институт инженеров путей сообщения. Старший преподаватель на кафедре гидравлики. Работал на строительстве Волховской гидроэлектростанции и в аэродинамической лаборатории... Знаком с Циолковским! Отменно!.. В 1921-м эмигрировал в Чехословакию, преподавал в университете, защитил диссертацию. Проектировал строительство автомобильного завода ‘Шкода’ и гидроэлектростанцию на реке Ваг. В 1929-м с женой и дочерью переехал в Аргентину. В Парагвае с 1930-го. Один из основателей физико-математического и инженерного факультетов в Национальном университете Асунсьона. Профессор.
Инженер, учёный, но никак не шпион! Возвращаю дело.
Башмаков Владимир Александрович, инженер. Приехал в Парагвай в 1925-м по приглашению Бобровского. Работает в Национальном департаменте общественных работ, состоит в ‘Союзе русских техников’. Записался добровольцем на чакский фронт. Капитан сапёрных войск, строит каньяды - прифронтовые дороги... Дальше читать? Не стоит. Возвращаю дело.
Князь Туманов Язон Константинович, капитан 1-го ранга Императорского флота России. В гражданскую командовал Волжско-Каспийской флотилией в белогвардейской Астраханской армии. Флаг-капитан дивизиона Речного флота Юга России, штаб-офицер начальника штаба управления Черноморским флотом. С июня 1919-го начальник отдела морской контрразведки Вооружённых Сил Юга России... Контрразведка! Коллега... В парагвайском флоте с 1925-го. Преподавал в училище, начальник гидрографического управления. Назначен начальником отдела личного состава флота и советником командующего речными силами. Произведён в капитаны 2-го ранга.
Прямой доступ к картам! Внести в список подозреваемых.
1 августа 1932 г. Асунсьон.
Я вышёл из вагона на грязный перрон вокзала. Осмотрелся. За девять лет ничего не изменилось, даже здание вокзала не освежили краской.
- Видимо и в остальном Парагвай не стал хуже, - саркастически подумал я.
- Господин Истомин! – раздался голос за спиной.
Я повернулся и увидел перед собой молодого мужчину лет двадцати пяти, в офицерской форме, подтянутого, с короткой стрижкой изящно уложенных волос.
- Разрешите представиться - Борис Эрн, бывший вахмистр 1-го эскадрона 3-го выпуска Николаевского кавалерийского училища. Добро пожаловать в Асунсьон! – во всех подробностях представился молодой человек.
- Рад знакомству, Борис! - мы пожали руки. – Но позвольте, я тоже учился в Николаевском и определённо раньше Вас. Так что Ваш выпуск не может быть третьим.
- В 1920-м училище эвакуировали в Сербию. Выпуски начали отсчитывать заново. Мне поручено Вас встретить и проводить на квартиру. Министерство обороны сняло отличную комнату с мебелью, почти в центре. Позвольте помогу с багажом.
Мы пересекли привокзальную площадь и направились в центр города. Прошли мимо Президентского дворца с жёлтыми арками и колоннами. Прямо перед мраморной лестницей в тени пальм паслись коровы и козы. На углу улиц Чили и Пальма возвышалось до сих пор недостроенное здание Пантеона национальных героев. На улице Пальма располагались здания банков: двухэтажный ‘Английский’ с медной аркой и разбитыми мраморными ступеньками, ‘Лондонский’ с давно немытыми окнами и покрытыми пылью решётками и ‘Банк Меркантиль’ с двумя колоннами и сломанными часами. Мы повернули на улицу Перу, прошли мимо Национальной библиотеки. Здесь со скрипом ползли два стареньких деревянных трамвая. Далее наш путь лежал через парк, заросший сорняком.
- Скучно и уныло, - пронеслось в голове. - Не вернуться ли в Рио?
- Вы голодны? Отобедаем? – голос Бориса прервал мои печальные размышления.
Он глазами показал на вывеску ‘Ресторан Парагвайский мачо’. На чёрном панно широкой кистью были нарисованы дымящиеся тарелки, булки и грилль. В тёмном помещении с низким потолком и грязным полом за длинными некрашеными столами сидели босые мужчины, медленно поглощавшие какую-то похлёбку. Из двери пахло кислым тестом.
- Давайте выберем что-то иное, - предложил я.
- Согласен! –понимающе улыбнулся Борис.
Пройдя ещё квартал, мы увидели намного более опрятную вывеску ‘Ресторан Новый Париж’. Без слов поняли друг друга и зашли в пустой зал со столами, покрытыми белоснежными скатертями, и стенами, увешанными фотографиями французской столицы. Сели за столик у окна с прекрасным видом на реку Парагвай. К нам подошёл господин лет пятидесяти, с густой седой шевелюрой и бородой, в белоснежных брюках и рубашке. Общий вид элегантного европейца дополняла миниатюрная чёрная бабочка.
- Настоящий художник с Монмартра, - подумал я.
- Приветствую господ в моём ресторане, - поздоровался он по-испански с сильным французским акцентом. – Позвольте представиться. Жан-Пьер Шартран, владелец сего заведения.
- Очень приятно, месье Шартран, - ответил я по-французски. – По-моему, Ваш ресторан лучший в городе!
- О! Господа говорят на моём родном языке! Весьма польщён! Очевидно, господа из Европы.
- Из Европы, - ответил Борис.
- Господа желают отобедать? Распоряжусь принести меню.
- Не стоит, - ответил я. – Полагаемся на Ваш отменный парижский вкус.
- Благодарю! Обед будет подан через двадцать минут. А пока господам принесут кофе и булочки со сливочным маслом.
- Вы давно в Парагвае? – спросил я Бориса.
- Всего лишь месяц. Переехал с супругой к родителям. Они здесь уже семь лет. Отец -генерал, преподаёт в училище. Мой дядя – военный инженер. Говорят, Вы здесь участвовали в гражданской войне, стали командиром эскольты.
- Участвовал, стал, но затем перебрался в Бразилию.
- Значит Вы и есть тот самый Русо Бланко!
- Есть или был... Не знаю! - меня по-прежнему терзали сомнения насчёт возвращения в Парагвай.
Нам подали луковый суп с хлебцами и филе миньон с картофелем и салатом. На десерт принесли полусладкое ‘Мерло’ с нарезкой из шести сортов сыра.
Я достал портмоне.
- Увольте, - остановил меня Борис. – Генерал Беляев выдал некоторую сумму, чтобы встретить Вас достойно. Так сказать, бьен вёню о Парагвай.
Моё жилище располагалось на тихой узкой улочке в доме из красных кирпичей. Оба окна выходили на глухую стену двухэтажного здания. Солнечный свет здесь был определённо редким гостем. Зато окна остеклены, а по углам со вкусом расставлены шкаф, кровать и старинное кресло в колониальном стиле. У окна стоял маленький столик с изящно изогнутыми ножками и потёртой столешницей. Картину уюта и уединения дополняли массивный стул с высокой спинкой и огромное зеркало у стены напротив.
- Лучшее, что смогли найти, - несколько извиняясь, произнёс Борис.
- Ну что Вы! Для Парагвая отнюдь недурно.
- Завтра с паспортом зайдите в министерство иностранных дел. Оформите долгосрочную визу. Потом в мобилизационное управление министерства обороны за военным билетом. Вот адрес.
- У меня сохранился парагвайский паспорт. Военный билет тоже. Так что просто обновлю.
- Тем лучше. Да, едва не забыл! Ваши соседи... Две комнаты снимают генерал-майор Пестровский Сергей Николаевич с дочерью Верой. Надеюсь, это скрасит Ваш быт, - улыбнулся Эрн.
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
Братья Оранжереевы, артиллеристы. Старший, Игорь, капитан Императорской армии России. Лев - поручик. Прибыли в Парагвай в 1924-м. Служили в арсенале, изготавливали боеприпасы. Преподавали в артиллерийской школе и на курсах пулемётчиков. Из курсантов сформировали два батальона 6-го пехотного полка... Прекрасно помню их под Бокероном! Храбрецы и отменные офицеры! Курсанты всему корпусу с гордостью рассказывали как братья водили их в штыковые атаки. После Бокерона Игорь получил звание майора, Лев - старшего лейтенанта. Определённо не шпионы. Стоп! Были с Беляевым в экспедициях в Чако... Но не в той, когда генерал открыл озеро Питиантута. Раньше. А боливийцы так и не получили карту! Пришлось посылать разведывательный самолёт. Подозреваемые? Нет! После Бокерона не могу представить их шпионами! Возвращаю дела.
Шмагайлов Георгий Леонидович, родом из Саратовской губернии, дворянин. В 1903-м закончил Петровский Полтавский кадетский корпус, выпущен вице-унтер-офицером. В 1906-м закончил Михайловское артиллерийское училище с присвоением звания подпоручика, направлен в 6-ю резервную артиллерийскую бригаду. В 1911-м закончил Николаевскую инженерную академию. Высшая премия за лучший строительный проект! Отменно!
Германский фронт, начальник 2-го инженерного отдела. Строит укрепления в Царстве Польском. Награждён орденами Святой Анны, Станислава и Владимира... Исключительный специалист! Далее... Начальник Военно-инспекторского отделения Управления фортификаций 2-го участка Западного фронта... И снова награда! Мечи и бант к ордену Святого Станислава!
Гражданская война в России. Кавказ. Взорвал Дзегвинский мост через реку Кура. В декабре 1918-го арестован и приговорён к расстрелу, но спасён британскими союзниками. Турция, Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, Парагвай. 2-го мая 1925-го принят на военную службу техником, затем... профессор Национального университета Асунсьона! Безвозмездно построил русскую церковь Покрова Пресвятой Богородицы! С 1928-го возглавлял дирекцию технических работ Министерства обороны. Присвоено звание полковника инженерных войск. В октябре 1931-го назначен техническим директором отдела муниципальных работ Асунсьона.
Технические работы в министерстве – доступ к картам! И странный перевод на гражданскую должность за полгода до начала войны. Внести в список подозреваемых.
2 августа 1932 г. Асунсьон.
Я раскладывал вещи в своей комнате когда в дверь постучали. На пороге стоял пожилой господин с восточными глазами, густыми усами и высоким лбом.
- Добрый вечер! Господин Истомин? Давайте знакомиться. Генерал-майор инфантерии Пестровский Сергей Николаевич, - господин протянул руку.
- Рад знакомству, Ваше превосходительство! Штабс-капитан Истомин. Впрочем, уже майор.
– Пожалуйте к нам на ужин. Дочь приготовила отменные щи и кулебяку.
- Почту за честь, господин генерал.
- Лучше по имени-отчеству.
Дочь генерала Вера и вправду приготовила превосходный суп.
- Значит, Вы уже получили назначение на службу. Так быстро! – поинтересовался Сергей Николаевич.
- Да, меня пригласил Шенони. Мы давние знакомые. Я служил в парагвайской кавалерии десять лет назад.
- Удивительно! Я думал, вся наша иммиграция перебралась сюда исключительно стараниями генерала Беляева.
- Я уехал за год до его прибытия и вот снова здесь. Придётся вновь защищать Парагвай.
- А прежде от кого защищали? – спросила Вера.
- От мятежников. Участвовал в гражданской войне, потом служил в эскольте.
Вера едва улыбнулась и одарила меня взглядом, тронувшим до самой глубины души. Наши глаза встретились и я смутился, как последний корнет. Её высокий лоб, как у отца, прямые русые волосы, заплетённые в тугую косу, и глаза - огромные, лазуритовые. Моё сердце безнадёжно утонуло в них.
- А Верочка записалась на курсы сестёр милосердия, - голос генерала вернул меня к реальности.
- Превосходно! – смущённый, слишком громко произнёс я. – Желаете попасть во фронтовой госпиталь?
- О нет! – возразил Сергей Николаевич. – Только здесь, в Асунсьоне!
- Давно в Парагвае?
- Семь лет, - ответила Вера. – Я преподаю музыку и литературу в приходской школе, а папа помогает Ивану Тимофеевичу с ‘Русским очагом’ и Николаю Францевичу с ‘Русским союзом’, а ещё даёт частные уроки. Папенька у меня молодец, - Вера взяла отца за руку. – Заботится о нас.
- Пойдёте добровольцем на фронт?
- Увы, возраст не позволяет. Мне уже шестьдесят пять!
- А мне дали батальон пехоты, хотя я кавалерист, - пожаловался я. – Через неделю принимаю командование. Через две - на фронт.
Вера вздрогнула.
- А я, признаться, скучаю по родной пехоте, - вздохнул Сергей Николаевич.
- Папенька закончил Николаевскую академию по 1-му разряду! – с гордостью объявила Вера. – Командовал батальоном! Вон они! - показала на фото в массивной рамке. - Там папенька штабс-капитан! Посмотрите какой красавец!
- Командовал, - вздохнул генерал. – Но потом перешёл на инспекторскую службу в военных училищах.
- Мы жили в Москве, во Владимире и в Петрограде. А потом в Праге! Мне так нравилось в Праге! Папа, ну почему ты увёз меня в эту глушь?
- Ты же знаешь, появилась газета Ивана Тимофеевича и я решил помочь создать русскую общину.
- Да, но лучше нам тут не стало!
– Верочка, - терпеливо объяснял отец. – Я же тебе говорил. Прага слишком близко от Советской России. Европа признала власть большевиков и со временем согласились бы выдать нас, царских офицеров.
- А я там училась в музыкальном училище, посещала поэтические кружки. А здесь даже поговорить не с кем! Ни о музыке, ни о литературе. Слава Богу, есть Анна, Надин и Агриппина!
- Играете на фортепиано? – спросил я.
- Как Вы догадались?
Я показал на фортепиано в углу комнаты и улыбнулся.
- Кто же Ваш любимый композитор? Наверно, Шопен?
- О нет! Всё известное и часто исполняемое, увы, давно не оригинально. Люблю современных европейских композиторов. Вы слышали ‘Сюиту для фортепиано’ Арнольда Шёнберга?
Я покачал головой.
- А ‘Три пьесы для фортепиано’?
- Увы...
Вера села за инструмент и комната наполнилась непривычной музыкой без ярко выраженной мелодии. Звуки то замедлялись и пропадали в коротких паузах, то мгновенно ускорялись взрывными аккордами, вызывая два противоположных чувства – предельное напряжение и апатию. Мне пришлось крепко задуматься, чтобы понять смысл необычного произведения.
- Как Вам? – с надежной посмотрела на меня Вера.
- Заставляет погрузиться в мысли, - признался я. - С классиками легче.
- Вот видишь, папа! Я тебе столько лет твержу, а Станислав сразу понял! Это музыка экспрессионизма. Через экспрессию заставляет именно задуматься, вспомнить свои чувства, самые сокровенные переживания. Даёт только намёки на понимание, а не раскрывает тему целиком, как классика! Там всё понятно с первого исполнения, а тут нужно вдумываться! Знаете почему? Шёнберг отказался от тональности и усилил разнообразие мотивов, ритмов и темпов! Так лучше передаётся внутреннее состояние композитора и музыканта. Такая музыка не говорит сама за себя. Музыкант тут не просто исполнитель, а тоже творец.
- И вот с этим я живу уже много лет! – вздохнул отец.
- Эта музыка мне напоминает поэзию Марины Цветаевой, - вдохновлённо продолжала Вера. - Я слушала её стихи в Праге. Хотите прочту?
Но тут дверь распахнулась и вбежал кокер-спаниель.
- А вот и наш Леон! – обрадовалась Вера. – Нагулялся, проказник? Познакомьтесь, Станислав, и не поддавайтесь на его дружелюбие – он готов на всё ради кусочка рафинада.
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
Всеволод Канонников, лейтенант Императорского флота России. В 1920-м с супругой эвакуирован из Крыма в Турцию. Приехал в Парагвай с Эрном, Тумановым, Ефремовым и Сахаровым. Монтевидео, Асунсьон... В 1926-м зарегистрировал частную пароходную компанию, собирал средства, приобрёл катер... Надо проверить откуда поступили деньги... В 1928-м правительство изъяло судно для военных нужд. Канонников поступает на службу в военный флот... Не удивлюсь, если плавал на собственном катере. Старший лейтенант. Занимается ремонтом и вооружением кораблей.
Мог иметь доступ к картам?
Николай Корсаков, родом из Тверской губернии. Поручик Смоленского 3-го уланского полка. Три года на германском фронте. Гражданская война, ротмистр Сводного уланского полка Вооруженных Сил Юга России. На чакском фронте командир эскадрона кавалерийской пехоты, капитан. После первых неудачных боёв потребовал расформировать эскадрон, сам набрал и обучил новобранцев... Шпион поступил бы наоборот!
Характеристика от командира полка: беспредельно храбр и силён (2-х метрового роста), презирает смерть, вместо сабель вооружил эскадрон огромными мачете, от которых противник приходит в ужас и бежит, увидев его впереди эскадрона; для поднятия воинского духа попросил перевести на испанский песни русской кавалерии и заставил кавалеристов выучить... Ха-ха-ха! Отменно! Что ещё?
Отзыв командира 1-й дивизии подполковника Фернандеса: превосходный офицер, распорядительный командир, достоин звания майора, за гвардейский шик русские офицеры называют его ‘тверской барин’ (не знаю что это значит), плохо говорит по-испански.
Не тот, кого ищу! Его стихия – поле боя и кавалерийская атака. Возвращаю дело в архив. Хотя... плохо говорит по-испански... Может, именно поэтому написал Беляев через ‘v’, а Чако через ‘к’? Но как смог получить доступ к картам?
Борис Касьянов, из Санкт-Петербурга. Учился в Московском университете. Пошёл добровольцем на германский фронт, ротмистр 2-го драгунского полка, воевал под Псковом. В гражданскую в армии генерала Корнилова. Чехословакия. В 1927-м закончил инженерный факультет Пражского университета. В Парагвае работал инженером, строил мост в Ягуароне. На чакском фронте командир эскадрона кавалерии, капитан.
Характеристка от командира полка: спокойный, выдержанный, деликатен в общении, образован, постоянно обучает солдат и офицеров основам фортификации, заботится об обмундировании и продовольствии, солдаты называют его Нене - дедуля.
Помню, в августе встретил его в новой офицерской форме. Спешил в эскадрон для отправки на фронт.
- Мосты закончились! - сказал Борис. – Теперь долг велит защищать второе отечество.
Возвращаю дело.
Бутлеров Георгий Михайлович, из дворян. Закончил Московскую сельскохозяйственную академию. В 1914-м пошёл добровольцем на германский фронт. Поручик лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады, награждён Георгиевским крестом. Командир артиллерийского полка, капитан.
В 1918-м состоял в подпольной офицерской организации в Кисловодске и Ессентуках. Связной генерала Шкуро. Несколько раз спасал ему жизнь, арестовал несколько большевистских шпионов... Определённо кандидат в подозреваемые!.. Штабс-капитан Добровольческой армии генерала Деникина, ранен. Крым. Русская армия Врангеля, командир дивизиона 8-го кавалерийского полка в дивизии генерал-лейтенанта Слащёва... Элитная дивизия, помню! Но Слащёв потом перешёл на сторону большевиков.
С супругой и дочерью эвакуирован из Ялты в Турцию. Супруга умерла... Прискорбно... В 1930-м переехал во Францию, служил в Иностранном легионе. Приехал в Парагвай с подпоручиком Унгерн фон Штернбергом. До августа 1932-го работал агрономом. На чакском фронте командир эскадрона кавалерии, капитан.
Итак, разведчик и контрразведчик! Но до войны не пытался подобраться к военному архиву. Может ли агроном получить доступ к картам Чако? Никоим образом. Там дикие места. А что если действовал хитрее? Всё-таки бывший подпольщик и связной! Служил в Иностранном легионе... Завербован французами и через них передаёт донесения боливийцам? Нет, французы – союзники парагвайцев. Здесь даже работала военная миссия, а генерал Беляев преподавал французский язык в военном училище.
Характеристика от командира полка: великолепно ориентируется на местности и в бою, хладнокровен, рассудителен, рассчётлив, плохо говорит по-испански, общается с солдатами через ординарца, но солдаты ему верят, за храбрость и силу прозвали львом.
Плохо говорит по-испански. Снова ‘v’ и ‘к’...
Барон Константин Унгерн фон Штернберг. В июне 1918-го 18-летним юнкером вступил в Добровольческую Армию. Артиллерист 1-й конно-горной батареи стрелковой дивизии генерала Дроздовского... Помню, дивизия Дроздовского была ‘цветной’, элитной. Офицеры и нижние чины носили малиновые фуражки с белым околышем и малиновые с белой окантовкой погоны с жёлтой литерой ‘Д’. Служить под командованием Дроздовского было мечтой каждого белого офицера.
8-го сентября 1920-го прибыл в Крым на пароходе ‘Владимир’. Эвакуирован в Турцию, затем в Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев. Теперь служит лейтенантом в парагвайской армии.
‘Дроздовец’ – шпион? Не верю. Возвращаю дело.
4 августа 1932 г. Асунсьон.
Я пришёл домой из интендантского склада. Разложил на кровати новую офицерскую форму с погонами майора. Превосходно! Я снова офицер!
В дверь постучали.
- Наконец-то застал! – почти в отчаянии произнёс Борис Эрн. – Все наши собираются у Канонникова. Идёмте!
На улице Исабель Ла Католика в доме лейтенанта Канонникова собрались русские офицеры.
- Господа офицеры! – обратился хозяин дома. - Я пригласил вас по поручению генералов Беляева и Эрна. Президент и правительство просят нас вступить в ряды парагвайской армии и защитить наше новое отечество. Предлагаю вместе определиться с решением. Прошу Вас, ротмистр!
Поднялся Корсаков.
- Господа офицеры! Вот уже двенадцать лет как мы потеряли Россию и не нюхали пороха. Парагвай принял нас с теплотой и любовью, но сегодня для него наступили трудные дни. Чего же мы ждём, господа?! Идёт всеобщая мобилизация, созданы новые полки, которым нужны офицеры. Никто в Парагвае не умеет воевать лучше нас! Министр обороны заверил генерала Беляева, нам будут сохранены прежние воинские звания. Предлагаю завтра же записаться добровольцами и в бой!
- Согласен!– раздался голос Касьянова. - Но мы даже не знаем устава парагвайской армии!
- Нет времени учить устав! На месте разберёмся! - ответил Оранжереев-старший.
- Предлагаю поддержать предложение Канонникова, - подвёл итог Бутлеров. – Где оформить документы?
- В Министерстве иностранных дел сделают заверенный перевод офицерского удостоверения, а в мобилизационном управлении министерства обороны выдадут военный билет. Потом самая приятная процедура, господа! Офицерская форма с интендантского склада! - широко улыбнулся Канонников. – Поздравляю, мы снова на службе Отечеству!
Все захлопали в ладоши.
- Господа офицеры! – слово взял Борис Эрн. - Позвольте представить – штабс-капитан Истомин. Прибыл из Рио-де-Жанейро. Тот самый Русо Бланко.
- Теперь уже майор, - поправил я.
Август 1932 г. Асунсьон.
Рано утром я надел форму, оправился перед зеркалом и пешком отправился на окраину Асунсьона, где располагался мой батальон.
- Пехота, – уже в который раз с грустью думал я. – С коня да на земля!
В мобилизационном управлении, как и обещал Шенони, мне присвоили звание майора кавалерии, но в Генеральном штабе отказали в назначении командиром эскадрона - все должности уже были распределены, остались только пехотные батальоны из новобранцев и я, volens nolens, согласился.
- Станислав! Постойте! – раздался женский голос за спиной.
- Вера?..
Дочь генерала подбежала ко мне.
- Вот, возьмите! - протянула узелок. – Подумала, вдруг Вас ещё не поставили на довольствие.
- Благодарю, - нерешительно произнёс я.
- Значит, Вас отправят на фронт через две недели?
- Да, ровно через две.
- Я приду провожать. Если можно...
- Конечно!
Озадаченный и счастливый, я направился к заброшенной товарной станции. Более часа блуждал по колючим кустарникам и ржавым рельсам в сухой траве пока, наконец, нашёл старое депо. У ворот стоял часовой - босой солдат с винтовкой, в новенькой форме на два размера больше нужного. Увидев меня, неумело отдал честь.
- Солдат, - обратился я к нему на гуарани, - позовите дежурного офицера.
Через пару минут из депо выбежал молодой человек лет двадцати с короткой стрижкой смоляных волос, орлиным носом и тонким волевым ртом.
- Лейтенант Веласкес. Приветствую Вас, мой майор!
- Рад знакомству, лейтенант. Я назначен командиром батальона. Проводите в расположение части.
- Слушаюсь, мой майор!
Стены депо были сплошь увешаны гамаками, а пол покрыт окурками и плевками. В нос ударил горьковато-кислый запах дешёвых сигар. В самом центре на деревянном ящике сидел капитан, что-то писал коротким карандашом в блокноте. Увидев меня, вскочил, вытянулся по струнке, отдал честь, эффектно щёлкнув сапогами, и громко произнёс:
- Приветствую Вас, майор Истомин. Ваш заместитель капитан Родригес!
- Вольно капитан! - скомандовал я по-испански и пожал ему руку.
- Скоро обед, присоединяйтесь к нам, мой майор.
- С удовольствием, но сначала посмотрю личный состав.
- Слушаюсь! Пройдёмте во двор, мой майор.
Двор представлял собой земляную площадку, покрытую всё той же сухой травой и колючим кустарником. Везде валялись ржавые куски железа, детали от паровозов и вагонов. На вытоптанных полянках солдаты занимались строевой подготовкой.
- Лейтенанты Моралес, Эстебан и Риверо – ко мне! – скомандовал Родригес.
Подбежали три лейтенанта и чётко выстроились в шеренгу.
- Мой майор, командиры рот нашего батальона. Досрочно выпущены из училища.
- Приветствую вас! Поздравляю с получением офицерского звания и назначением в наш батальон!
- Вива Парагвай! – дружно прокричали юнцы.
- Мой первый приказ! С сегодняшнего дня полностью отменяется строевая подготовка. Будем обучать солдат стрельбе и тактике боя. Скоро на фронт!
- Так точно, мой майор! – бойко прокричали лейтенанты.
Батальон представлял собой сборище босоногих крестьян, половина из которых были одеты в новую военную форму, а другая половина так и осталась в крестьянских шляпах, рубахах и широченных штанах. Формы на всех не хватило. Зато по парагвайской традиции у каждого на поясе висел мачете. Половина солдат были неграмотны, а треть не понимали по-испански, только по-гуарани. Первым делом я приказал вычистить склад и двор, сдать сигары и полностью запретил курение, чему солдаты и офицеры крайне удивились.
- Вашим лёгким придётся как следует поработать на маршах и в атаках! – строго объявил я на общем построении. - И здесь тоже! Завтра приступаем к огневой и физической подготовке. Также запрещаю носить мачете. Только во время занятий по бою на ножах.
Я знал какую волну невидимого мне возмущения вызвали мои запреты и решил командирскую строгость подкрепить военным искусством – разыграл пьесу в трёх актах. На стрельбах первым взял винтовку и с пятидесяти шагов поразил все пять мишеней. Затем достал револьвер и боком навскидку с двадцати шагов разрядил весь барабан, не глядя на мишень. И наконец, кульминация! С завязанными глазами с пятнадцати шагов кучно уложил все семь пуль. Но на этом не остановился! На следующий день во время утренней гимнастики вызвал лейтенантов и заставил отжаться. Затем сам отжался больше, чем они вместе. Как и ожидал, результат оказался самый положительный: солдаты стали смотреть на меня с восхищением, никто не жаловался на отсутствие сигар и мачете, а приказы выполнялись охотно и быстро.
- Капитан Родригес, - спросил я у своего заместителя, глядя на наших солдат. – Всеобщая мобилизация относится только к мужчинам от 18-ти до 50-ти лет, а у нас в батальоне мальчишки и старики. Вы проверяли документы?
- Конечно, но многие крестьяне не имеют метрики и даже не знают свой точный возраст. Думаю, на призывных пунктах указали нужный.
- Тогда сформируем два отдельных взвода и будем держать в резерве, - решил я.
Через две недели с винтовками на плечах мы торжественно прошли по центральным улицам Асунсьона. Горожане приветствовали криками ‘Bива Парагвай!’, хлопали в ладоши и били в барабаны. В порту ждала канонерка ‘Умайта’ князя Туманова.
- Станислав! – раздался голос из толпы.
- Вера?..
Она подбежала ко мне, волнуясь. Хотела сказать то, что, наверное, готовила все две недели, но волнение так сильно охватило её, что слова мгновенно забылись.
- Станислав... Вы... Вы вернётесь? Обещаете?
- Обещаю. Победим и сразу вернусь.
- Но война может затянуться. Вы всё равно вернётесь?
У меня навернулись слёзы.
- Непременно!
- В свою комнату?
- Да.
- Я буду ждать. А пока – вот!
- Что это?
- Хотела рассказать о себе, чтобы Вы знали. И стихи Марины Цветаевой. Прощайте! Нет, до встречи!
- До встречи, Вера!
Вечером, уединившись на носу канонерки, я принялся изучать карту Боливии и где-то в душе сочувствовал боливийским солдатам. Чтобы достичь фронта, их полки должны были по железной дороге спуститься с гор в южные долины до Вильясона в департаменте Потоси, затем на грузовиках следовать до городка Энтре Риос, потом в Вилья Монтес и оттуда маршем по просекам в сельве. Таким образом, чтобы попасть на фронт, боливийский солдат должен был преодолеть более двух тысяч километров, в том числе пройти пешком около 800! Но главные трудности ожидали здесь, в Чако. Засушливая, низменная саванна, непроходимая сельва с запредельной влажностью и жёлто-коричневые лагуны с солёной водой, а ещё болота с тучами комаров. Печально, господа, но на войне как на войне!
Вера! Как я мог забыть?!
Дневник Веры
Станислав, мне кажется, в Вас я нашла родственную душу и не хочу её потерять. Семь лет в Парагвае живу почти в полном одиночестве. Слава Богу, есть три подруги – Анна, Надин и Агриппина. С ними можно поговорить о музыке, поэзии, литературе, вдохновиться и просто поболтать!
Я выросла с папой. Мама умерла, когда мне было четыре года. Я её совсем не помню, что больно и обидно. Пока папа был на службе, я оставалась с няней мадам Дежу. Мы катались на качелях, собирали листья в парке, музыцировали и читали французские романы. Из-за папиной службы переезжали три раза. Я училась в трёх гимназиях, поэтому так и не смогла найти подруг.
После революции продали всё, что имели, чтобы не умереть с голода. Потом папу приняли преподавателем на пехотные курсы, но вскоре уволили как царского генерала. Мы уехали в Прагу. Мне было 18. Там меня приняли в музыкальное училище. Три года я училась у наших замечательных композиторов Александра Андреевича Архангельского и Сергея Александровича Траилина.
В первые месяцы папа соглашался на любую, даже самую грязную работу, чтобы прокормить нас. Но затем в Карловом университете открыли отделение для русских студентов, появился Русский педагогический университет, Народный и гимназии. Папа преподавал географию и заведовал учебной частью. Мы зажили лучше.
До полудня у меня были занятия в училище, потом готовилась дома. А вечером ходила на литературные и музыкальные встречи. Вы знаете, в Прагу тогда переехали лучшие люди России! Писатели, поэты, музыканты, профессоры. Столько талантливых, творческих личностей, что у меня закружилась голова! Представьте себе Марина Цветаева, Аркадий Аверченко, Василий Немирович-Данченко, Константин Бальмонт! Из Парижа приезжали Владислав Ходасевич, Иван Бунин, Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус, Иван Шмелев и даже Александр Куприн! Мы собирались в ‘Воли России’, ‘Ковчеге’, в кафе ‘Далиборка’ и ‘Славия’. Они читали свои произведения, а я мечтала стать поэтессой как Марина Цветаева. Даже записалась в клуб ‘Скит поэтов’. Но мои стихи так и не напечатали. Я не сержусь. Наверное, моё призвание – музыка.
- Уже начали писать дневник войны? – раздался голос за спиной.
- Язон Константинович, Вы?! – я поспешно убрал блокнот в планшет.
- Я тоже начинал. Лет пять назад! Думал, война начинается. А вот видите, только сейчас.
Наш корабль напористо шёл против течения, разрезая синеву реки строго пополам и оставляя за собой треугольник волн и пенный след от винта. Мы проплывали между пожелтевших долин и вечнозелёных лесов. Солнце стремительно клонилось к горизонту, унося с собой незамысловатый триколор пейзажа.
- Какие дикие места!
- Ну что Вы, майор! Рай по сравнению с тем, что увидите завтра.
- Давно плаваете по Парагваю?
Князь Туманов от души рассмеялся.
- Сразу видно, Вы не моряк. Плавать тут опасно из-за пираней и крокодилов. Съедят в воде любого. У вот ходить на пароходе вполне приемлемо.
- Значит, пароход ходит, а человек плавает?
- Так точно! Самое дикое, что я видел в Чако – Рио Верде. Там до меня даже индейцы не появлялись. Зато крокодилов столько, что катер приходилось останавливать.
- Давно в Парагвае?
- С 1925-го.
- По программе генерала Беляева?
- Так точно! Сразу получил назначение в речной флот и приличное жалование. Жена работает в общине, открыла школу пения.
- Добирались через Европу?
- Как все. Генерал Врангель послал нас с Эрном в Бразилию к полковнику Жилинскому, но мы застряли в Монтевидео. Пошли батрачить на кукурузных полях. Но налетела саранча и потеряли работу. Представляете моё состояние! Супруга с дочкой в Белграде, перебиваются частными уроками, дочка заканчивает музыкальный институт, а я нищий на другом континенте! Устроились в порт грузчиками. Кое-как смог перевезти семью.
- Давно на флоте?
- Всю жизнь. Кругосветное плавание, Каспий, Балтика, Чёрное море... Теперь вот на реке, - вздохнул князь. - Жаль не успел закончить академию. Впрочем, она здесь не нужна. Весь флот – десяток ржавых посудин. Хорошо, перед войной купили две канонерки у итальянцев. Остальное - сборные посудины, но зато отремонтированные, с вооружением. С Канонниковым два года мудрили в Сахонии. Даже печи построили для отливки. Теперь одиннадцать боевых судов, а было только три! Ещё два гидроплана.
- В гражданскую воевали?
- С первого до последнего дня. Эвакуировал армию Врангеля. А вот брата, Владимира, не успел. Его тральщик большевики расстреляли под Таганрогом.
- Мои соболезнования.
- Благодарю.
- Как думаете, устоит Ваш речной флот?
- Непременно! Уже показали себя в бою. Месяц назад боливийцы захватили Байя Негра, начали строить железную дорогу. Хотели перебросить флот из Рио Негро. Но я пошёл туда, дал пять залпов, высадил десант. Тут же убрались. А насчёт дневника, это правильно. Интересно будет потом перечитывать. Я свой назвал ‘Дневник весёлой войны’. Выбросить хотел, но забыл.
- Отчего же?
- Прочтёте – поймёте. Если желаете, конечно.
- С удовольствием.
- Заодно время скоротаете. Плыть ещё сутки.
Туманов поднялся и, издав лёгкий стон, схватился рукой за спину.
- Японцы в молодости зацепили...
27 мая 1905 г. Цусимский пролив. Япония.
Несмотря на четырёхкратное превосходство противника 2-я Тихоокеанская эскадра приняла бой с Императорским флотом Японии. Вахтенный офицер Туманов командовал левой средней противоминной батареей на эскадренном броненосце ‘Орёл’. Японская артиллерия 140 раз поразила корабль. Раненого Туманова принесли в санитарную часть с тридцатью осколками в теле.
- Орудие номер шесть вышло из строя. Двое убиты. Командование батареей передал мичману Сакеллари. Он тоже ранен, но остался в строю.
- А Вы как? - спросил старший врач.
Туманов посмотрел на искалеченную руку и застонал. Целый месяц не мог двигаться.
Сентябрь 1932 г. Бокерон.
Мы прибыли в Пуэрто Касадо. Оттуда эшелоном до станции Пунта Риелес и маршем по просекам вдоль болот добрались до базы Вилла Милитар у городка Исла Пой. Здесь уже были разбиты сотни палаток, завезены цистерны для воды и бензина, построен аэродром и склады. Командиром корпуса был назначен подполковник Эстигаррибиа.
Мы готовились к сражениям, но прошёл слух, что главнокомандующий генерал Рохас хронически болен и не занимается стратегическим планированием, полагая, что Чако надо сдать без боя и сосредоточиться на обороне трёх южных городов - Асунсьон, Энкарнасьон и Консепсьон. Но президент и Эстигаррибиа категорически отказались отступать. Вечером подполковник собрал нас, офицеров, в штабе.
- Вчера получен приказ президента освободить Бокерон, - Эстигаррибиа, высоко подняв голову, всматривался в глаза каждого из нас. Тонкий рот и широкие скулы добавляли строгости, но мясистый крестьянский нос выдавал наигранность сцены. - Все части уже прибыли на базу. Отсюда начнём общее наступление в Чако. Докладываю, что произошло за первые месяцы военных действий, - - подполковник подошёл к огромной карте. - В июне противник начал масштабное наступление, атаковал форты Бокерон, Корралес, Толедо и Лопес. Корралес пал. Толедо удалось отстоять. Лопес мы уже вернули. Теперь главная задача – вернуть Бокерон, наш главный форт в этом секторе. По данным воздушной разведки противник успел построить фортификации. Кроме того, построены форты поддержки: Юкра на юге, Рамирес на западе, Пуэсто Лара и Кабо Кастильо на юго-западе. Возьмём штурмом. Вопросы? – лицо командующего вновь выражало предельную строгость и решительность. Никто не решился задать вопрос.
Утром бесконечно длинной, сплошной колонной, под палящим солнцем мы выдвинулись в направлении Бокерона. Солдаты натирали ноги, вешали ботинки на плечи и ступали босиком по раскалённой саванне, глотая последние капли воды из фляжек. Продвигались медленно, так как на весь корпус было всего две карты. Офицеры передовых отрядов забирались на деревья, чтобы сориентироваться на местности. Появились первые потери: колонна грузовиков 14-го полка, замыкавшая марш, была атакована из засады и полностью уничтожена вместе с артиллерией. Но меня беспокоило и другое - мы были лёгкой мишенью для боливийских бомбардировщиков.
После семи часов марша подошли к Посо Валенсия и с ходу атаковали. Выстрелив пару раз, гарнизон бежал, а мы заночевали в форте, выставив охранение у единственного колодца. Утром Эстигаррибиа отправил 2-й кавалерийский полк к Юкре, а мы продолжили путь на Бокерон. В полдень над нами пролетел боливийский самолёт-разведчик, а вечером безнаказанно атаковали две эскадрильи бомбардировщиков. Прикрытие с воздуха командование не предусмотрело. Солдаты в панике бросали винтовки и бежали в саванну. За пятнадцать минут мы потеряли более двухсот человек. Появились первые дезертиры. Тем временем в окрестностях Юкры два бомбардировщика атаковали 2-й полк. Несмотря на потери, кавалеристы сразу пошли на штурм, но взять не смогли и началась осада.
Глубокой ночью мы подошли к Бокерону. На рассвете я осмотрел форт в бинокль. С востока и с севера пальмовые рощи. В кронах деревьев оборудованы пулемётные вышки. Вокруг форта вырыты траншеи, установлены проволочные заграждения. На опасных направлениях из стволов кебрачо сооружены бункеры. Всё пространство перед фортом вычищено от кустарников и деревьев. С южной и западной стороны насыпаны дороги.
Ударила наша артиллерия, ни разу не попав в цель, и Эстигаррибиа бросил нас во фронтальную атаку. Плотными цепями, с винтовками наперевес, мы пошли на боливийские укрепления. Подполковник даже не послал сапёров проверить не установлены ли мины и я постоянно ждал взрыва под ногами. Мы молча шли на врага, а боливийские окопы зловеще молчали. Когда до заграждений оставалось метров сто, кто-то из офицеров прокричал ‘Вива Парагвай!’ и мы бросились к позициям противника. Боливийцы открыли шквальный огонь. Раненые пулями из винтовок со стоном падали на землю, хватаясь за алые пятна, а расстрелянные очередью крупнокалиберных пулемётов мгновенно превращались в кровавое месиво, не успев даже вскрикнуть. Цепь остановилась, а огонь продолжался, выкашивая взвод за взводом. Я с ужасом смотрел как мои солдаты, застыв на месте, падали, сражённые пулями. Как будто щелчки гигантского невидимого пальца выбивали оловянных солдатиков с деревянной доски.
- А-а-а-а! – вырвалось из горла и я бросился к ним, сбивая по очереди с ног.
Пули со всех сторон щёлкали кнутом, а я бежал вдоль цепи пока не свалил последнего солдата. Пыльная, выжженная солнцем земля на минуту показалась спасением, но боливийцы взяли прицел ниже. Рядом лежал капитан Родригес.
- Уводите влево к кустам! Я остальных вправо! – прокричал я.
Родригес оказался смельчаком - пополз, увлекая за собой солдат.
После полудня Эстигаррибиа вновь бросил нас в бессмысленную атаку. Только два батальона смогли приблизиться к проволоке, но шквальный огонь пулемётов прижал их к земле. Страх и паника царили в наших рядах. А к осаждённым из Рамиреса пробилась рота пехоты.
У нас появились ещё два врага: жажда и боливийская авиация. Оказалось, что запасы воды крайне скудны. Поротно получили лишь одну канистру на целый день! 18 литров! Командование отправило грузовики в Посо Валенсия, а Эстигаррибиа отдал приказ окружить Бокерон, на что ушло целых три дня! Наконец была одержана первая победа: 2-й кавалерийский полк разгромил боливийский отряд, вышедший из Юкры на помощь. Но отряды других фортов постоянно атаковали наш тыл, а гарнизон Бокерона контратаковал - стремительно и дерзко.
Через неделю мы получили пополнение: прибыли 1-й и 6-й пехотные полки. 6-й под командованием начальника полиции Асунсьона Артура Брея был сформирован из студентов, военной полиции и курсантов военных училищ. Оказался вполне боеспособным. Я успел заметить братьев Оранжереевых. Их сразу же бросили в атаку с северного направления. Командир 1-й роты 2-го батальона был ранен первой же пулемётной очередью и его заменил Игорь. Прорвавшись через проволочные заграждения, в рукопашной схватке его рота выбила боливийцев из траншеи, но Эстигаррибиа приказал отступить, решив, что удержать позиции будет невозможно. А я, признаюсь, завидовал Бутлерову - его назначили командиром эскадрона и поручили ‘свободную охоту’. Вскоре весь корпус говорил о его храбрости, а эскадрон стали называть его именем – ‘Бутлерофф’.
Наконец, наши самолёты начали бомбить Бокерон, но попадали далеко не всегда. Из форта Муньос на помощь к осаждённым прибыл пехотный батальон, эскадрон кавалерии и танк, но Лев Оранжереев выстрелом из орудия превратил его в дымящийся термитник. Два дня мы вели тяжелейшие бои и выстояли. В форт смогли прорваться только двадцать солдат с капитаном.
- Доброе утро, Станислав! – раздался у меня голос за спиной.
Я повернулся и не поверил своим глазам.
- Иван Тимофеевич! Какими судьбами?
- Прибыл командовать артиллерией. Слышал, у вас тут не ладится.
- Просто Аустерлиц! – пожаловался я. – И всё из-за командования! Правда, что Рохас болен, а Эстигаррибиа принимает решения самостоятельно?
- Правда. Позвольте бинокль. Дорогой мой, тут дел всего-то на пару часов! Четырьмя орудиями разнесём в прах. А это что?
- Транспортники! Утром и вечером сбрасывают провизию и боеприпасы. А днём нас атакуют бомбардировщики. Командование не развернуло зенитные орудия!
- Не порядок, - вздохнул генерал. – Вечером приходите в штаб. Собираю всех наших.
- Слушаюсь! – обрадовался я.
Днём я наблюдал как генерал установил два орудия и обстрелял форт четырьмя снарядами. И всё! Странно. Вечером вновь появились боливийские транспортные самолёты, но наши зенитки отогнали их. Лётчики сбросили груз в саванну и всё досталось нам. А вечером в штабе мы пили мате вокруг керосиновой лампы и жаловались на командование.
- Эстигаррибиа не хочет слушать меня, но кое-что уже сделано, господа офицеры! – не унывал Иван Тимофеевич. - По периметру установлены зенитки. Прилетит авиация для корректировки артиллерии. На такой ровной местности без хорошей оптики корректировать с земли невозможно. А насчёт воды... Колодцы в Исла Пой пересохли. Остался один в Посо Валенсия, но его хватит только на пару цистерн. Я распорядился насчёт транспортных самолётов. Будут сбрасывать глыбы льда. А боливийцы, право, дерутся как чакские ягуары! Выбили нас из форта Рохас Сильва. Но ничего, справимся!
- Мой эскадрон попал в засаду под Юкрой, - произнёс Орефьев-Серебряков. - Диверсионный отряд. Человек двадцать. Вооружены неизвестными автоматами и пулемётами. Накрыли плотным, прицельным огнём и тут же исчезли как будто и не было.
- Нас так же атаковали, - сказал Бутлеров. – За минуту выкосили два взвода и растворились.
- Подайте мне рапорт! – приказал Иван Тимофеевич.
Самолёты со льдом появились только через неделю. Всё это время мы изнывали от жары и жажды. Солдаты самовольно уходили с позиций и бродили по окрестностям в поисках воды. Некоторые не возвращались. Появились раненые в левую руку. Самострелы, понял я. У противника происходило то же самое. Их и наши дезертиры нападали на обозы и Эстигаррибиа отправил два кавалерийских полка на охрану дорог.
Мы пошли на второй штурм. После артиллерийской подготовки полк Брея должен был начать отвлекающую атаку с юга, а пехота 1-й дивизии нанести главный удар с севера. Но полк был неожиданно атакован подошедшей из Сааведры боливийской колонной. Наши отступили, а грузовики прорвались к осаждённым. Брей смог оттеснить в Юкру только часть колонны. А ночью сквозь бреши в нашем кольце в форт беспрепятственно прошёл отряд из Рамиреса. Второй штурм провалился.
Из Посо Валенсия, наконец, привезли воду - две цистерны. Солдаты бросились обезумевшей толпой и нам, офицерам, пришлось отгонять их выстрелами. Водители сообщили, что из-за жары уровень грунтовых вод резко упал, колодец высох. Провизии также не хватало. Паёк теперь выдавался только один раз в день – тушёнка и галеты, что невозможно было съесть без воды. Боливийцы воспользовались нашей слабостью и пошли на прорыв с юга. Три эскадрона кавалерии и рота пехоты без боя вышли из окружения.
На следующее утро наши позиции опустели - солдаты самовольно отправились на поиски воды. Офицеры были вызваны в штаб и Эстигаррибиа объявил, что осада будет снята в ближайшие два-три дня. Но тут пришло радиосообщение о высланном подкреплении – разведывательный эскадрон капитана Касьянова и батальон ‘Муньос’ с провиантом и водой. Эстигаррибиа приказал вернуть солдат в окопы и готовиться к новому штурму. А боливийцы тем временем предприняли ещё одну попытку прорыва. На сей раз весь гарнизон пошёл в атаку, но мы выстояли.
- Отчего грусть-печаль в глазах, Станислав? – ко мне в окоп пришёл Орефьев-Серебряков.
- А, ты Василий... Обещали назначение в кавалерию, а записали в пехоту! Смотрю на тебя и завидую. Тоже хочется на коня, с казачьим свистом, ветром в ушах и чтоб шашки сверкали!
- С казачьим свистом? Ты казак?
- Астраханского казачьего войска. Из Царицына.
- Значит, земляки. Я из станицы Арчединская, сто вёрст от Царицына. На Волге не встретились, а в Парагвае воюем вместе. Судьба! Но завидовать нечему! Меня из командиров эскадрона перевели в полуэскадрон, а сегодня назначили в пехотный батальон. Их командира увезли в госпиталь с малярией. Говорят, у вас самые большие потери.
- Очень много! Надеюсь, генерал Беляев исправит положение, а то мы весь корпус положим.
- Главное – пулям не кланяться. Они неприятельские, значит - не для нас.
- Этого мало. Командующий должен планировать операцию как следует, а не бросать в лобовые атаки.
Мы с Василием обошли позиции, проверили охранение и на рассвете снова пошли в атаку.
- Мой капитан! – обратился к нему командир роты лейтенант Катальди. – Вы безрассудны! Ходите по брустверу! Так легко получить пулю от снайпера или шальную! Вам уже прострелили фуражку и сапог!
- Лейтенант, говорите медленнее. Мой испанский не так хорош.
Я перевёл.
- Не беспокойтесь! – ухмыльнулся Василий. - Сегодня не тот день, чтобы умереть! Нечего кланяться пулям. Они неприятельские, значит - не для нас.
Полк Брея блокировал дорогу на Юкру, а 1-я дивизия готовилась к штурму. Артиллерия обстреляла форт, но ни один снаряд не попал в цель. Эстигаррибиа так и не вызвал авиацию для корректировки артиллерии. Боливийцы вновь встретили нас плотным огнём и мы отступили, не дойдя до заграждений пятьдесят метров. Только батальон Орефьева-Серебрякова сумел закрепиться прямо перед траншеей. Туда доставили восемь станковых пулемётов и начался расстрел форта в упор. Однако наше командование почему-то забыло о боеприпасах и, расстреляв все патроны, Василий отдал приказ отступить.
Подсчитав потери, Эстигаррибиа был вне себя, но не мог признать фиаско и готовил новый штурм. Я понял, что завтра наш корпус перестанет существовать, если только у боливийцев не кончатся патроны.
Утром Василий получил приказ атаковать в секторе напротив флагштока форта. Командиру 1-й дивизии подполковнику Фернандесу позвонил офицер штаба 6-го пехотного полка: в их секторе находился батальон Орефьева-Серебрякова. Фернандес срочно выехал туда.
- Почему Вы увели батальон в чужой сектор? – строго спросил он.
- Мой майор! – почти закричал Василий, едва сдерживая переполнявшую его злость. - Я - русский офицер! Прошёл всю германскую! Привык выполнять чёткие и ясные приказы. Почему майор Вера Роса смеётся над моим испанским? Да, я плохо говорю на вашем языке, но я хороший офицер и выполню любой приказ, даже если придётся умереть. Зачем специально строчить как боливийский пулемёт, а потом обвинять меня в трусости?! Дайте чёткий, ясный, понятный приказ и я – слово русского офицера! – выполню его!
Фернандес внимательно посмотрел на Василия.
- Верю. Атакуйте напротив флагштока.
Наш штурм был отбит. Полки вернулись на исходные позиции и вели скучную перестрелку с противником. Вдруг я заметил как на бруствер окопа с саблей наголо поднялся Василий. За ним последовал батальон, выстроившись в ровную цепь.
- Примкнуть штыки! За мной! К форту! Цепью!
Мы все высунулись из окопов.
- Что он делает? – спросил капитан Родригес.
- Психическая атака. Или фатализм. Читали Лермонтова ‘Герой нашего времени’?
- Что за герой Лермонтофф? – не понял Родригес.
Я не ответил. Продолжал наблюдать за атакой, так напоминавшей гражданскую войну на юге России. На жёлто-коричневом поле цепь казалась почти непрерывной тёмно-зелёной линией, сверкавшей серебряными бликами штыков. Линия медленно приближалась к другой – тёмно-коричневой траншее противника. В какой-то момент они должны были слиться и окраситься алыми точками. Василий шёл почти строевым шагом, солдаты следовали за ним. Над полем боя стояла тревожная тишина. Кажется, я прав - должно произойти что-то фатальное.
- Потерял Родину - да, но честь – никогда! Вот так бы освободить Арчединскую.
...Раннее утро. Золотыми бликами играют кресты на Успенской церкви. Ветряные мельницы разгоняют тучи. В станичное правление заходит атаман дед Никита Богатов. Приходская школа... Баба Матрёна не знает, что сегодня он пропустит уроки и убежит на речку. Там казаки купают коней. Он всю неделю пил чай без сахара, пряча куски в карман. Для коней это первое лакомство. Портфель, одежду – в песок. С разбегу в воду, к коням.
- Есаул, держись! – хрипит ротмистр Обрушников, на своей шинели вытаскивая его, раненого, из-под обстрела немецких гаубиц. – Ты же казак!
- Даст Бог, ещё увидим родную землю! – заканчивает речь генерал Врангель в последний день эвакуации.
Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев... Он - простой рабочий на заводе в Белграде. Обрушников приносит газету со статьёй генерала Беляева ‘Парагвай - страна будущего!’
- Потерял Родину, но честь – никогда!
До траншеи остаётся метров двадцать. Уже видны испуганные лица боливийских солдат, сжатые в руках винтовки и десятки глаз, смотрящих на него через прицелы.
- За Парагвай!
Через секунду будто шпагой дважды пронзили грудь. Он упал на спину, попытался подняться, не выпуская саблю из слабеющей ладони, но солдаты прикрыли, не дали встать. А он ещё хотел крикнуть ‘И за Россию!’, но получился стон с кровью во рту.
В полевой госпиталь пришёл Фернандес.
- Я выполнил приказ, мой майор, но не смог взять форт. Не судьба.
- Форт будет наш! Непременно! Вам присвоено звание майора.
Василий прошептал:
- Lindo dia para morir. Прекрасный день, чтобы умереть.
На следующий день на флагштоке боливийский красно-жёлто-зелёный флаг сменился белым. Брей принял капитуляцию у подполковника Марсаны. А мы с воинскими почестями похоронили Василия в Исла Пой. Через неделю приехал президент Айяла с аргентинским полковником Швайцером. Поздравил нас с победой, присвоил Беляеву звание дивизионного генерала, а Эстигаррибиа - полковника. А я бы, право, разжаловал его в корнеты и вернул в училище!
‘Дневник весёлой войны’ князя Туманова.
10 декабря 1928
Уже собирался идти домой, но тут капитан Апонте - командующий нашим флотом из трёх ржавых посудин и пары деревянных калош без вооружения - объявил, что хочет послать меня в Байя Негра советником при Онорио Бетинесе, новом начальнике флота в верховьях реки Парагвай. Просил помочь с командованием, потому как Бетинес на флоте никогда не служил. Я согласился, но при условии полной свободы действий. Апонте приказал написать документ с указанием моих полномочий. Долго не мог понять зачем я включил третий параграф со ссылкой на Генеральный штаб армии. Сказал, что ему плевать на штаб, сухопутное начальство не указ флоту. Я ответил, что такое двоевластие недопустимо, особенно накануне ожидаемой войны. В гражданскую в России мы из-за этого потерпели ряд досадных поражений. Но Апонте закричал, что в штабе сидят дармоеды и если им подчиняться, то погубят флот в первые же дни войны. Приказал зайти на ужин и ещё раз обсудить список моих полномочий, но остался верен своему парагвайскому характеру: поужинал один и заснул прямо в кабинете. Я разбудил его. Он пробормотал что-то вроде ‘обсудим завтра’ и предложил отвезти меня домой на автомобиле. Я отказался. Пошёл на последний трамвай.
11 декабря 1928
Пришёл в штаб и сразу заявил Апонте, что считаю недопустимым ехать в зону военных действий в пиджаке и соломенной шляпе. Просил, наконец, выдать форму. Напомнил, что жду уже три года. Апонте каракулями набросал что-то вроде приказа и отправил меня в интендантское управление. Но у них не оказалось ни одного метра хаки. Предложили сшить из солдатского сине-серого сукна. Я отказался. Заказ на сапоги не приняли. Сапожники завалены работой.
Поехал к Соломону Фишеру покупать материал. Он сразу же спросил будет ли война? Я ответил, что он и его собратья всегда осведомлены лучше командования. Соломон ответил, что будет.
Вернулся к Апонте взять денег на пошив. Он показал мне пустой сейф. Тогда я отказался ехать в гражданском. Апонте ответил, что сам закажет форму у интенданта, вышлет потом и что канонерская лодка ‘Адольфо Рекелме’ уже там, на севере, а меня доставят на пассажирском пароходе. Просил рассчитать стоимость конструирования мин для заграждения реки. Я пошёл по магазинам. Не нашёл даже гальванометр! И это столица! Но радовало, что в городе пока спокойно, а на севере ещё нет военных действий. Если завтра будет также, то, уверен, в четверг тоже не уеду. И слава Богу! Спешить некуда. Тем более в соломенной шляпе!
12 декабря 1928
Всё утро проверял экзаменационные работы кадетов. Потом пошёл к Апонте. Он, конечно, форму не заказал. Тогда я занял денег у друга, купил материал у Фишера и отнёс интенданту. Решил больше не обращаться к Апонте.
Сентябрь 1932 г. Бокерон.
Я сидел в штабе боливийского гарнизона, читал блокнот Марсаны, который он почему-то забыл уничтожить.
11 сентября. Радиограмма начальника Генерального штаба ‘Президент приказывает, а Родина просит, ни в коем случае не оставлять Бокерон. Лучше умереть, чем сдаться.’ Я приказал экономить патроны.
12 cентября. Погиб Виктор Устарес Арсе – наш единственный разведчик в Чако. И проводник Кабо Хуан из племени матако.
17 сентября. Приказ продержаться ещё 10 дней. Готовится прорыв блокады. Провизии осталось на два дня. Солдаты копают колодец. Расстелили брезент с надписью ‘Воды!’ Но транспортников нет. Парагвайцы установили зенитки. Солдаты сливают воду из пулемётов.
20 сентября. Варим ремни и сапоги.
23 сентября. Ночью проверял посты. На северном направлении солдаты охранения сидели у костра с дымящимся котелком. Выкопали кости животных, варили похлёбку.
25 сентября. Нет больше сил сражаться. Надежда только на Буша. Он - единственный, кто может нас спасти.
- Знакомитесь со штабной документацией противника? – вошёл генерал Беляев.
- Да. Трудно им пришлось, но дрались достойно. Вы не знаете, кто такой Буш?
- Увы, нет. Посмотрите, что я нашёл, - Иван Тимофеевич протянул обгоревший обрывок карты с двумя словами, написанными от руки ‘Chaкo Beliaev’. – Что скажете?
- Писал правша левой рукой, чтобы скрыть настоящий почерк. Русский или тот, у кого родной язык на кириллице.
- Превосходно, майор! Как догадались?
- Буквы пляшут, ‘к’ написана с низкой вертикальной чертой как в кириллице, а последняя буква в Вашей фамилии ‘v’. Иностранец написал бы ‘ff’. Кстати, по-испански Чако пишется через ‘с’. Так что писал точно русский.
Генерал прищурился и внимательно посмотрел на меня через пенсне.
- Значит, десять лет назад полковник Чирифе был прав, подозревая, что Вы служили в российской контрразведке? Я ещё раз посмотрел архивы.
От неожиданности я не знал, что ответить.
- Прав, но ничего не успел предпринять. Я действовал на опережение.
- Не волнуйтесь. Если не хотите, чтобы об этом знали, всё останется между нами. Значит, Ваше настоящее имя Валерий Сергеевич Проскурин?
Я кивнул.
- А теперь взгляните на это! – генерал протянул мне почти целую карту с такой же надписью. – Нашёл в форте Лопес. Обе карты составлены мной после экспедиций в Чако. Просил размножить и хранить на случай войны, но сделано не было.
- У нас шпион?
- Именно! Возьмётесь за расследование?
- Пожалуй! Намного интереснее, чем служить в пехоте.
- Знаю, Вам обещали должность по выбору.
- Забудем! По-моему, что-то не так с Эстигаррибиа. Странно командовал операцией.
- На это тоже обратите внимание. Докладывайте только мне.
- Слушаюсь!
- Заметил у Вас сборник стихов. Интересуетесь поэзией?
- Подарок дамы, - смутился я.
- Так и подумал. Поэзия Цветаевой - чисто женская. Могу одолжить сборник Блока.
- С удовольствием! Когда-то впечатлился его ‘Плясками смерти’.
- ‘Ночь, улица, фонарь, аптека, бессмысленный и тусклый свет...’ Это оттуда?
- Да! Гениальное стихотворение!
Я раскрыл тонкую брошюру. На форзаце была надпись ‘Ивану Беляеву, будущему генералу и поэту от автора’.
1916 г. Полесье. Западная Беларусь.
Сестра Ивана Тимофеевича Мария в 1889-м, несмотря на предостережения и уговоры семьи, вышла замуж за профессора Варшавского университета Александра Львовича Блока, человека весьма сложного характера. Как и первая жена Блока, Мария Тимофеевна сбежала от него вместе с дочерью Ангелиной и поселилась у брата Михаила.
Сын профессора поэт Александр Блок-младший познакомился с Ангелиной на похоронах отца в Варшаве. Молодые люди полюбили друг друга, но в начале 1916-го Александра призвали в армию. Ангелина уговорила Ивана Тимофеевича взять его вольноопределяющимся к себе в 13-й отдельный артиллерийский дивизион.
- Знаешь, дядя, он так изнежен! - жаловалась племянница. - Утром не может подняться с постели, не выпив чаю. И боится суровых условий на фронте.
- Я его поберегу. Будет служить у меня в штабе, - успокоил Беляев. - И без чая утром не оставлю.
Однако в июле 1916-го поэта перевели табельщиком в инженерно-строительную дружину ‘Всероссийского союза земств и городов’. Отправили на Пинские болота строить укрепления. Полгода, проведенные там, поэт не мог отделаться от чувства вины перед рабочими - в строительстве фортификаций он ничего не понимал. А фронт приближался каждый день. Больше всего Блок боялся бомбардировок. Аэропланы появлялись неожиданно, оставляя после себя разбитые укрепления и разорванные тела. Радовало только одно – комфортные условия быта в доме князя Друцкого-Любецкого. Супруга князя любила его стихи и просила продолжать писать, несмотря на войну. Но поэт отказывался. Лишь однажды прочитал ей старое стихотворение.
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
Николай Ходолей, поручик лейб-гвардии Литовского полка. В парагвайской армии командир кавалерийского полка, майор.
Характеристика от командира дивизии: смелый, благородный офицер, непобедимый в бою кавалерист... взыскание за действия, не предусмотренные уставом: приказал раздеть и выпороть интенданта за то, что тот отказался выдать провизию посланным им солдатам, и потребовал, чтобы Ходолей пришёл сам; интендант уволился со службы.
Ха-ха-ха! Какой из него шпион! Русский гусар! Возвращаю дело.
Гольдшмидт Николай Иосифович, родом из Москвы. На германском фронте в конной разведке... Так! Уже интересно!
Участник 1-го Кубанского похода Добровольческой армии. Прапорщик в Юнкерском батальоне Офицерского пехотного полка дивизии генерала Маркова... Отменно! Марковец!.. Штабс-капитан конной разведки в Русской армии Врангеля... Снова разведка!.. В 1920-м эвакуирован из Крыма в Турцию.
Войну с Боливией начал командиром эскадрона, капитан. Назначен начальником топографической службы в штабе 1-го корпуса, переведён в Генеральный штаб... Топограф! Очень близко! Когда прибыл в Парагвай? Июнь 1931-го... Нет, слишком поздно для ’моего’ шпиона.
Есть ещё топографы среди наших? Иосиф Пушкаревич - командир эскадрона, теперь полковой топограф, произведён в майоры... Георгий Озоль - командир сапёрной роты на германском фронте. В Чако, как и Пушкаревич, полковой топограф и тоже произведён в майоры! Аверианов - гражданский, геодезист, прибыл в Парагвай в конце 1924-го, начал войну капитаном, недавно произведён... в майоры! И тоже переведён в отдел картографии! Борис Фрей - топограф, капитан, командир эскадрона, переведён в отдел картографии и тоже произведён в майоры!
Шпионская сеть?! Объединяю дела.
Октябрь 1932 г. Асунсьон. Архив Министерства обороны Парагвая.
Я отбыл из Бокерона в Асунсьон. С одобрения Шенони получил полный доступ к архивам министерства. Служащим сказали, что я буду переводить документы русских офицеров и писать циркуляры. Архив находился в подвале. Миниатюрные окна с коваными решётками под низким потолком напомнили о большевистких казематах, где я провёл несколько недель весной 1918-го. Но оставив неприятные воспоминания, принялся за работу.
Не пропала ни одна карта. Уже хорошо! Но боливийские трофеи были нарисованы ничуть не хуже оригиналов. На почти целой копии сохранилась калька с оригинала - ‘обновлённый вариант 5 май 1931’.
Я проверил даты всех тринадцати экспедиций, исследованные районы и сравнил с картами боливийцев. Они относились к экспедициям 1925-го и начала 1930-го. На самой ‘свежей’ карте был изображён район форта Сан Хорхе. Следующая экспедиция Беляева была к озеру Питиантута, закончилась в середине мая 1931-го. Я принялся искать на стелажах донесения парагвайских пограничников. Столкновения, локальные бои вдоль границы... Не то... Вот! В конце апреля 1932-го в районе Питиантуты наблюдали боливийский самолёт, а через месяц форт Лопес был атакован. Значит, шпион точно не имел доступа к картам с начала мая 1931-го и боливийцам пришлось самим искать Питиантуту. Надо искать шпиона среди тех, кто уже находился в Парагвае в 1931-м. Не пойму, зачем кому-то из наших шпионить в пользу Боливии? Может, парагваец неудачно написал ‘k’? Я ещё раз через увеличительное стекло посмотрел на злосчастную букву. Нет, ошибка исключена. Во-первых, Чако по-испански пишется через ‘с’. Во-вторых, вертикальная черта в букве ‘к’ совершенно не превышала верхнюю наклонную. Шпион привык писать именно так. И ‘Beliaev’ через ‘v’!
Я собрал личные дела наших офицеров и написал рапорт Шенони о допуске к архиву министерства иностранных дел – там хранились дела гражданских. Отправил Ивану Тимофеевичу радиограмму с просьбой разрешить ознакомиться с его личным архивом. Через три дня ко мне домой пришла его супруга Александра Александровна и пригласила в гости. Соблюдя правила хорошего тона и примерного гостя, то есть испив чёрного чая с рафинадом и галетами, я оставил её беседовать с Верой, а сам принялся читать архив генерала. Но были нужны и другие источники информации. Я снова подал рапорт Шенони с просьбой послать запросы в военные миссии в Буэнос-Айресе, Монтевидео и в Европе. Просил выслать русские иммигрантские газеты и сделать запросы в министерства обороны союзников. Работа предстояла долгая – слишком мало информации о шпионе.
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
Андрей Брывалин, родом из Москвы, драгун. Работал инженером в городе Вильярика. На чакском фронте командир саперной роты. Уже военный инженер! Капитан. Представлен к званию майора... Определённо не тот, кого ищу! Возвращаю дело.
Алексей Таранченко, унтер-офицер Императорской армии России, кавалерист. На чакском фронте командир взвода, лейтенант. Отзыв командира роты: храбрый, но склонен к авантюризму, во фляжке вместо воды у него всегда канья, я запретил, но он не послушал, постоянно выпивает с лейтенантом Стресснером, учит ненавидеть большевиков, солдаты прозвали его ‘лейтенант Таранканья’.
Определённо не годится в шпионы!
Чиркин Георгий Михайлович, штабс-капитан. В гражданскую комендант штаба Марковской дивизии. Эвакуирован из Крыма в Турцию в конце 1920-го. В Парагвае с 1927-го. На чакском фронте командир эскадрона, капитан. Назначен командиром полка, майор... Нет данных чем занимался до войны. Сделать дополнительный запрос!
Ноябрь 1932 г. Ла-Пас. Боливия.
Парижанин – Центру. Радиосообщение.
В штабе министерства обороны многие офицеры уверены в стране действует широкая сеть парагвайских шпионов. Этим объясняют неудачи на фронте. Президент недоволен командованием. Возможны отставки. Новым командующим должен стать генерал Кундт.
Дневник Веры.
Забыла Вас спросить, Станислав! Вы бывали в Праге? Прекрасный европейский город с готическими замками, средневековыми крепостями, бронзовыми памятниками, каменными мостами, дворцами в стиле Реннесанса, дворянскими домами и вымощенными камнем улицами и площадями! А ещё, спокойная жизнь без войны и революций! Всё это вдохновляло на творчество в духе европейских классиков, но мои друзья создавали что-то новое, не похожее на гениев прошлого века, хотя по-прежнему восхищались Пушкиным, Толстым и Достоевским. Часто вспоминали о довоенной и дореволюционной России.
Помню, Владислав Ходасевич привёз из Парижа несколько книг советских писателей, хотел опубликовать у Марка Слонима, но все запротестовали. А мне очень понравились ‘Алые паруса’ Александра Грина. Там столько романтики, надежды и любви! А ещё понравился роман Константина Федина ‘Города и годы’ про художника Старцова. Но вспоминались разруха, голод и бесконечные митинги на площадях. А папе почему-то понравился ‘Железный поток’ какого-то Серафимовича. Я не читала – отпугнуло название. Что-то подавляющее, какая-то раскалённая вулканическая лава! Поглотит, сожжёт и застынет поверх гранита уродливым памятником с моей плотью внутри. О нет! Такая литература не для меня.
На новой работе папа тоже познакомился с интереснейшими людьми. У нас дома стали бывать профессоры Боголепов, Маклецов, Гарин-Михайловский, Спекторский, Лосский. Я готовила для них ужин и слушала академические беседы.
Увы, здесь в Парагвае вовсем не так. Странно, два похожих по звучанию слова, но такие разные, как ноты в мажорных и минорных тональностях. Прага - в до мажоре. Ми соль до с переходом в тональность выше. А Парагвай в ля миноре - ля фа ре-бимоль. Даже сейчас, семь лет спустя, не могу привыкнуть к пыльным дорогам, некрашеным домам, соломенным крышам и безвкусно одетым женщинам. Неухоженность и неопрятность во всём! Слава Богу, мы здесь не одни и я могу продолжать заниматься музыкой, читать литературу, а не торговать на базаре маниокой.
Ноябрь 1932 г. Асунсьон.
Вера заканчивала курсы сестёр милосердия и готовилась приступить к работе в главном госпитале Асунсьона. Вечером, уставший от рутинной работы и мрачного подвала, я приглашал её на променад по набережной. Сергей Николаевич дипломатично уходил на прогулку с Леоном. А потом мы вместе ужинали дома.
- Значит, Вас вернули с фронта?
- Да, Сергей Николаевич, теперь служу в штабе.
- Насколько я помню, Вы хотели командовать эскадроном кавалерии, не так ли?
- На фронте пока относительное затишье и меня вернули в Асунсьон. Думаю, ненадолго. Готовимся оборонять Нанаву.
- Как хорошо, что мы поселились не там. Почти вся наша иммиграция выбрала именно Нанаву.
- Сейчас оттуда эвакуируют гражданское население.
- Ой! – воскликнула Вера. – Война может придти сюда, в Асунсьон? Как страшно!
- Не переживай! – успокоил я. – В Нанаве строят укрепления. Уверен, выстоим! Сергей Николаевич, Вы хорошо знакомы с генералом Эрном. Кажется, он самый влиятельный человек в общине, но мне никак не удаётся с ним встретиться. Что за человек?
- О! Николай Францевич – интеллектуал высшей пробы! Перехватил у Беляева лидерство, чего и следовало, собственно, ожидать. Иван Тимофеевич постоянно отсутствовал в бесконечных экспедициях в Чако. Занимался индейцами. Они у него в доме жили целыми семьями. Александра Александровна поначалу возмущалась, но потом смирилась с полуголыми гостями, - Сергей Николаевич громко рассмеялся. – Думаю, Беляев не смог оправдать надежд многих из нас. Условия оказались приемлемыми только для специалистов, а крестьяне и казаки недовольны. Земли получили в диких местах. Год, а то и два, уходит на расчистку от пальм и травы в человеческий рост. Многие переехали в Асунсьон. Иван Тимофеевич даже не участвовал в строительстве Покровской церкви! Обиделся. Как прикажете сие понимать?
- Печально. А Эрн?
- Строительство церкви - его инициатива! Привлёк наших архитекторов, строителей, инженеров. Бобровский попросил благословления у отца Константина в Буэнос-Айресе и за два года построили храм по Божьей милости, - Сергей Николаевич перекрестился. - Николай Францевич необычайно религиозен. Как-то обмолвился, на пенсии хочет заняться православной мистикой, собирает библиотеку. Недалеко от Асунсьона со священником Котляревским арендовал имение, открыл обитель с пасекой, делают свечи. Приглашали наших пожить там в покое, поработать на земле, помолиться. А ещё создал братство Святого Иоанна Богослова. Печатают книги отцов церкви.
- Вы помогали?
- Помогал. Но сейчас ему не до этого. Война!
- Мы с папой всё лето провели в обители, - добавила Вера. – Для Леона там было раздолье.
Декабрь 1932 г. Асунсьон.
Я продолжал работать в архиве, читал служебные дела наших офицеров, инженеров и профессоров. Военные миссии присылали донесения, газеты и журналы. Работы прибавилось. Заодно переводил документацию, изучал карты Чако, личный архив Ивана Тимофеевича и писал циркуляры для офицеров на фронте. Удивительно, ехал на войну, а попал в архив! Право, каламбур, господа!
Ко мне зашёл генерал Беляев.
- Иван Тимофеевич! – обрадовался я. – Какими судьбами из Чако? Отпуск или новое назначение?
- Здравствуйте, Станислав! Получил назначение начальником Генерального штаба.
- Превосходно! Поздравляю!
- Благодарю! Но знаете, штабы везде одинаковы. Интриги и мелкие заговоры. У нас образовались две группировки. Нуньес и Франко считают, что надо перейти к обороне. А я с Кабралом, Бенитесом и Фальконом за решительное наступление. Я всё же отстоял своё мнение. Президент поддержал. Сейчас формируем 2-й корпус. Назначу туда наших офицеров. Все проявили себя более чем достойно.
- Как на фронте?
- После Вашего отъезда захватили Юкру, Кастильо, Рамирес, Техерин и Арсе. Я спланировал наступление на Сааведру и Балливиан, но из-за медлительности Эстигаррибиа потеряли инициативу. После этого у меня с ним совершенно разладились отношения. Фернандес, Дельгадо и Брей тоже недовольны. По моему представлению Брею присвоили звание подполковника. Эстигаррибиа возражал, даже звонил президенту. Не может простить, что Брей, а не он, принял капитуляцию Бокерона. Как Ваше расследование?
Я показал на три стола, заваленных бумагами, и огромную карту на стене. Иван Тимофеевич покачал головой.
- Карту Вы рисовали? – в голосе генерала послышался лёгкий сарказм.
- Мой первый опыт топографа в крупном масштабе.
- Смотрели моё личное дело? – иронично улыбнулся генерал.
- Конечно. В первую очередь. Вы - вне подозрений.
Мы рассмеялись.
- Иван Тимофеевич, меня всё больше беспокоят неадекватные действия Эстигаррибиа.
- Меня тоже.
- Может, он тот, кого я ищу?
- А как же буквы ‘к’ и ‘v’?
- Для маскировки на случай обнаружения карт. Переключает внимание на нас, русских.
Генерал задумался.
- На мой взгляд, Эстигаррибиа не настолько хитёр. А получить доступ к его личному делу не так просто – всё-таки командующий войсками в Чако. И близкий друг президента. Я знаю, что он закончил военное училище во Франции и академию в Чили. Кстати, лучшая в Южной Америке. Вот, собственно и всё! Попробуйте что-то иное.
- Я слышал, в Парагвае есть иммигранты из Сербии. Они тоже пишут кириллицей.
- Есть, но ни одного военного или гражданского специалиста на более-менее значимом посту. К Вашему сведению, в командовании боливийской армии большие перемены. Смещены с постов высшие офицеры. Главнокомандующим назначен генерал Кундт.
- Немец?
- Да. Начальником Генерального штаба стал тоже немец - генерал фон Клюг. Командиром корпуса - полковник Кайзер, а командующий танковыми войсками теперь полковник Ахим фон Крис. Заместитель - капитан Брандт. Все воевали против нас в Европе. Опытные офицеры.
- Откуда такие подробности?
- У нас отменная разведка.
- Разве она есть? Никогда не слышал.
- Есть, но...
- Незаметна даже из министерства обороны!
- Именно!
- Значит, мы снова на русско-германском фронте? – сменил тему я, поняв, что не получу ответа.
- В некотором смысле. Кундт подготовил наступление на Асунсьон. Думаю, атакует в ближайшие недели.
- Мы готовы?
- Более чем! Я обследовал окрестности Нанавы ещё в 1925-м. Сергей Францевич готовит форт к обороне.
- Позвольте участвовать в сражении!
- Не горячитесь, мой дорогой! Вам надо как можно скорее найти шпиона. Вот ещё чем займитесь. Помните, в Бокероне Бутлеров сообщил о диверсионном отряде?
- Орефьев-Серебряков тоже!
- А буквально вчера таким же образом атакован штаб 7-го пехотного полка.
- Там служат аргентинские добровольцы?
- Именно! Все офицеры, включая командира полка Санчеса расстреляны из автоматов, семь грузовиков уничтожены гранатами. С Санчесом я познакомился ещё в Буэнос-Айресе. Он очень помог нашей иммиграции. А три недели назад были уничтожены ‘Герильерос де ла муэрте’.
- ‘Партизаны смерти’? Кто это?
- Мой диверсионный отряд из индейцев. Вождь Шиди погиб.
- По дороге в Бокерон, - вспомнил я, - ‘хвост’ нашей колонны был из засады уничтожен пулемётным огнём. В стволы орудий бросили гранаты. Нападавших обнаружить не удалось.
- Ходолей и Гольдшмидт едва не погибли при похожих обстоятельствах у форта Плантанильос. Это уже серьёзно!
- Майор Марсана, комендант Бокерона, что-то писал о ‘спасителе Буше’. Может, есть связь?
- Видите, сколько вопросов, а Вы рвётесь на фронт! Оставайтесь в министерстве!
Генерал направился к двери.
- Вы служили у генерала Врангеля, не так ли?
- Служил.
- Помните его излюбленный манёвр?
- Выманить противника из укрепления и разбить в чистом поле?
- Подумайте над этим! Кстати, Ходолей сейчас в Асунсьоне. Расспросите о том бое.
1919 г. Село Константиновка. Кубань.
В отбитом у Красной Армии селе садились ужинать генералы Врангель, Беляев, Соколовский, барон Меллер-Закомельский, поручик князь Голицын и корнет князь Оболенский. Главным угощением была кулебяка с курицей, яйцами и рисом, приготовленная хозяйкой для освободителей. Гости засиделись допоздна. Рано утром были разбужены выстрелами. Большевики атаковали село. Но обозы уже были готовы к выступлению в Петровское, кони запряжены, казаки в седле. Отряд быстро отступал, но красным удалось захватить обозы двух полков и вестовых.
Генерал Беляев выскочил во двор в исподнем, запрыгнул на коня и поскакал к батарее. Вспомнив, что в доме осталась радиостанция, приказал развернуть орудия и двумя залпами заставил противника отступить. Бросился в дом, схватил аппарат и миниатюрную шкатулку под кроватью Врангеля. Приказал казакам отступать.
В Петровском вручил генералу шкатулку. Врангель просиял и обнял его.
- Вы не представляете, как я Вам благодарен! Этим запонкам пятьсот лет!
- Как пятьсот? – удивился Беляев.
- Я барон в 23-м поколении.
Врангель скончался 25-го апреля 1928-го в Брюсселе. Большевистский агент, брат слуги барона, заразил его тяжёлой формой туберкулёза.
Октябрь 1932 г. Плантанильос.
После поражения под Бокероном часть боливийских войск переместилась в форт Плантанильос. Наше командование не имело информации о численности гарнизона, коммуникациях и укреплениях, но по перехваченным радиосообщениям стало понятно, что противник прорубил тайные просеки, соединявшие Плантанильос с фортами Камачо, Боливар, Лоа и Аюкуба. Полковник Эстигаррибиа приказал Ходолею и Гольдшмидту провести топографическую разведку со взводом кавалерии.
На рассвете 26-го октября эскадрон выдвинулся из форта Корралес. После тринадцатичасового перехода вышли на просеку между Плантанильос и Аюкуба. Обнаружили телефонный провод, подключились, стали прослушивать переговоры. Но все телефонисты в боливийской армии были индейцами кечуа. Наконец, послышалась испанская речь. Офицер сообщал, что из Аюкуба в Плантанильос направлялось подкрепление – колонна грузовиков с пехотинцами. Ходолей приказал организовать три засады. Послышался звук моторов. Из-за поворота показался фургон. Первый пост обстрелял его, но грузовик прорвался ко второму, где находился Ходолей. Майор разрядил в него весь барабан, застрелив водителя. Фургон врезался в дерево и загорелся. Из-за поворота показался второй грузовик - бортовой, полный пехотинцев. За ним третий, четвёртый...
- Семь! – прошептал Ходолей.
Боливийцы быстро заняли выгодную позицию с противоположной стороны дороги. Когда взвод расстрелял весь боезапас, Ходолей приказал отступить. Но вдруг сзади раздались автоматные и пулемётные очереди.
- Расстреляют как раненых куропаток! - понял Ходолей.
Но тут подполз Гольдшмидт.
- Давайте за мной! Тут индейская тропа.
Декабрь 1932 г. Архив Министерства обороны Парагвая.
В архиве ничего не было на Германа Буша и я послал запрос в бюро военной статистики. Через два дня получил папку.
Герман Буш Бесерра. Родился 23-го апреля 1904-го в Сан Хавьере, провинция Нуфло де Чавес, департамент Санта Крус. Наполовину немец. В 1922-м закончил военное училище. Адъютант при Генеральном штабе. В январе 1932-го в звании лейтенанта переведён в 6-й кавалерийский эскадрон. Сделал его лучшим в армии. В августе попросил разрешение на проведение диверсионных операций. Прозвище - ‘корсар сельвы’. 22-го сентября ‘за героические действия у форта Бокерон присвоено звание капитана’... Значит, именно он руководит диверсионным отрядом! Но откуда у нас такое подробное досье на него? Совершенно свежее.
Декабрь 1932 г. Ла-Пас. Боливия.
Парижанин – Центру. Радиосообщение.
На Пласа Мурильо прошёл парад. Новый корпус. Впереди воинских частей шли немецкие офицеры. На трибуне рядом с президентом стоял немецкий генерал Кундт. Офицеры говорят, что корпус отправляется под Асунсьон. Война будет выиграна за 2 месяца.
Из книги Валери Проскуренсо ‘Сто тысяч жизней за чёрный призрак’. Глава ‘Русских мы сожрём!’ Издательство ‘Паллаз Эджитора’. Сан Паулу. Бразилия. 1940 г.
Стратегический план боливийского командования рухнул - войну не удалось выиграть за первые три месяца. В октябре 1932-го президент Саламанка вызвал ‘старого друга Боливии’ генерал-майора Ганса Кундта.
С начала века боливийская армия формировалась по германскому образцу. С 1911-го в составе постоянной военной миссии в стране работали советники из Германии во главе с майором Гансом Кундтом, по-немецки пунктуальным и склонным к жёсткой дисциплине. Он любил повторять:
- Тот, кто приходит раньше времени - плохой военный. Тот, кто опаздывает - совсем не военный. Военный лишь тот, кто приходит вовремя!
В 1899-м Кундт закончил Академию Генерального штаба, где изучал и русский язык. С началом войны в Европе в 1914-м командовал полком и бригадой на польском и галицийском фронтах. После поражения Германии в 1918-м миссия в Боливии была закрыта, но в марте 1920-го Кундт вернулся после участия в неудачном путче генералов против Веймарской Республики. Получил гражданство и должность начальника Генерального штаба. Через три года стал генерал-майором и был назначен министром обороны. Вслед за Кундтом из Германии приехали 120 кадровых офицеров, в том числе военный советник Эрнст Рём. Но в 1931-м он отбыл в Германию по приказу Адольфа Гитлера.
В январе 1929-го в аргентинском порту Росарио было задержано немецкое судно ‘Шенваль’ с контрабандным оружием для Боливии. Парламент обвинил Кундта в незаконных тратах государственной казны. Было начато расследование. Но об этом быстро забыли, так как в стране произошёл очередной государственный переворот: генералы свергли президента Силеса Рейеса. Временным президентом стал генерал Карлос Бланко Галиндо. Но Кундт поддержал сбежавшего Рейеса и пытался подавить восстание в департаменте Санта Крус. Потерпев поражение, был вынужден скрываться в германском консульстве в Ла-Пасе.
В 1931-м президентские выборы выиграл кандидат от ‘Либерально-республиканской коалиции’, бывший министр финансов и профессор права Даниэль Доминго Саламанка Урей. 6-го декабря 1932-го он назначил Кундта главнокомандующим с жалованием в 600 000 золотых марок и полномочиями более широкими, чем у его предшественников генералов Ланса и Кинтанилья.
На главной площади Ла-Паса Пласа Мурильо провожая в Чако 6-тысячный корпус, стройными рядами чеканивший прусский шаг, и восхищаясь офицерами в блестящих касках времён кайзера Вильгельма Второго, Саламанка не жалел о своём выборе.
- Теперь мы точно сможем разделаться с парагвайцами! Но кажется, у Вас, генерал, появился достойный противник. Наш агент в Асунсьоне сообщил, их министр обороны призвал в армию сорок русских офицеров.
Кундт, как всегда, ответил по-армейски:
- Парагвайский солдат – совсем не солдат. Даже с половиной этого корпуса я запросто возьму их столицу. А русских мы сожрём! Молниеносно!
Кундт прибыл на фронт под Рождество.
Из книги Валери Проскуренсо ‘Сто тысяч жизней за чёрный призрак’. Глава ‘Нанава’. Издательство ‘Паллаз Эджитора’. Сан Паулу. Бразилия. 1940 г.
Боливийское командование решило захватить Асунсьон к началу 1933-го года. Главное сражение Чакской войны должно было состояться на западном берегу реки Парагвай под Нанавой, пригородом Асунсьона. В ноябре 1932-го под руководством русского инженера Сергея Эрна были построены укрепления и ложные позиции пехоты и артиллерии, установлены мины. На флангах построены форты поддержки Марискаль Дуарте и Марискаль Лопес. Позиции заняла 5-я пехотная дивизия майора Иррасабаля, усиленная 13-м пехотным полком капитана Андино, артиллерией и двумя эскадронами кавалерии.
8-го декабря боливийская пехота пошла на штурм, но парагвайские бомбардировщики рассеяли цепи. На следующий день повторилось то же самое. Две недели противники вели окопную перестрелку. 25-го заключили Рождественское перемирие. Русский генерал Беляев предложил три дня мира, но Кундт согласился только на один.
Под прикрытием истребителей три эскадрильи боливийских бомбардировщиков разрушили ложные укрепления Эрна, так и не поняв, что бомбили муляжи. В атаку пошла пехота. Гарнизон Марискаля Дуарте отступил к основным позициям, а Марискаль Лопес держался двадцать дней.
2-го января две эскадрильи, по шесть самолётов каждая, вновь бомбили ложные укрепления и дорогу Посо Колорадо – Консепсьон, по которой осуществлялось снабжение форта. Артиллерия также нанесла удары по муляжам. В атаку пошли танки с огнемётчиками и пехотой. К вечеру отступили, так и не сумев укрепиться перед настоящей линией обороны. Чтобы не допустить окружения Нанавы, генерал Беляев перебросил 4-ю пехотную дивизию из Кампо Хордан в форт Гондра.
Третий штурм прошёл по тому же сценарию. Затем десять дней шла окопная война. Генерал Кундт, так и не осознав свои ошибки и просчёты, бросил весь корпус на решительный штурм, пытаясь окружить форт. Но накануне ночью прошёл сильнейший ливень и земля превратились в сплошное болото из глинистых луж. Но Кундт не отменил штурм и вновь потерпел фиаско – его пехота была расстреляна парагвайскими пулемётными ротами и шрапнелью. Солдаты умирали в грязи. Тогда немецкий генерал приказал два дня бомбить форт. После артобстрелов бросил в атаку три резервных полка. Но Нанава устояла и в этот раз.
У парагвайцев закончились боеприпасы, а обозы застряли на размокших дорогах. Иррасабаль просил штаб разрешить оставить форт, но получил категорический отказ. Четыре транспортных самолета из Исла Пой срочно доставили боеприпасы. Тем временем боливийский эскадрон перекрыл дорогу на Гондру, пытаясь взять форт в кольцо. Иррасабаль запаниковал и снова просил разрешение отступить. Но штаб повторил приказ: ‘Удерживать до последнего солдата!’
В конце января Кундт начал новый штурм. Пехотный полк прорвал северную линию обороны и занял дорогу на Сухин. Иррасабаль бросил в бой резерв – эскадрон 5-го кавалерийского полка и пехоту. Дорога была освобождена, а форт спасён от окружения. Но Кундт тут же начал атаку по центру. Артиллерия выпустила 200 снарядов по передовым позициям парагвайцев и два пехотных полка ворвались в траншеи. Начался штыковой бой. К полудню боливийская пехота полностью овладела траншеями. Но Иррасабаль бросил в контратаку 7-й пехотный полк и противник был выбит.
Три дня на поле боя стояла тишина. Парагвайское командование перебросило подкрепление, а 28-го января после артиллерийской подготовки боливийцы вновь пошли на штурм, но отступили под огнём парагвайских миномётов. Началось многонедельное окопное противостояние.
Январь 1933 г. Ла-Пас. Боливия.
Парижанин – Центру. Радиосообщение.
Одновременно со штурмом Нанавы боливийские войска начнут наступление на севере Чако. К форту Эррера выдвигается 2-й корпус.
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
Николай Ширков, родом из Архангельска. Поручик уланского полка, три года на германском фронте. Во время гражданской войны штабс-капитан в Марковской дивизии. В 1920-м эвакуирован из Крыма в Турцию. На чакском фронте командир разведывательного эскадрона кавалерии, майор.
Характеристика от командира полка: заботится о солдатах, даёт чёткие тактические установки, предпочитает дерзкие, неожиданные рейды в тыл противника, заядлый курильщик, но отдаёт солдатам последний табак.
Итак, служил в штабе дивизии. Значит, знает как получить доступ к информации. Нет сведений кем работал в Парагвае до войны, в каком году приехал. Придётся искать.
Василий Малютин, родом из Кубани. Сотник Кубанского казачьего войска. Германский фронт, гражданская война... На чакском фронте командир эскадрона... Кубанский сотник - боливийский шпион? Звучит странно. Нет сведений кем работал в Парагвае до войны, в каком году приехал. Придётся искать.
Февраль 1933 г. Пуэсто Навидад.
В конце января наша служба радиоперехвата сообщила о выдвижении крупного отряда боливийцев из форта Сааведра. А в начале февраля агент передал донесение, что отряд должен был окружить форт Алиуата, вокруг которого полк майора Ширкова уже строил укрепления. Ночью Ширков отвёл полк в форт Пуэсто Навидад и отправил в разведку эскадрон капитана Касьянова с лейтенантом Экштейн-Дмитриевым и командиром разведроты Малютиным. Поздно вечером Касьянов обнаружил противника в заброшенном индейском поселении. Вокруг двух старых хижин расположился целый полк. Часовые грелись у костра. Остальные спали прямо на земле под противомоскитными сетками.
На рассвете Касьянов атаковал полк. Сонные боливийцы в панике путались в сетках, метались между лачугами и падали, сражённые пулями. Выжившие поднимали руки и просили о пощаде. Касьянов приготовился брать пленных, но в этот момент с флангов ударили два пулемёта. Эскадрон залёг. Боливийские солдаты поползли в лес, а парагвайцы погибали один за другим. Касьянов приказал Экштейн-Дмитриеву и Малютину отходить обратно в лес, а сам пополз к пулемёту с гранатой. Куст разлетелся в стороны, но последняя очередь изрешетила Касьянову грудь. Он так и остался лежать на поле боя.
Малютин и раненый в руку Экштейн-Дмитриев увели эскадрон обратно в Пуэсто Навидад. Пуля задела кость. Требовалась срочная операция. В палатку в трубкой в зубах вошёл подполковник медицинской службы Евгений Тимченко.
- Как же Вас так, милый мой? – сочувственно произнёс хирург, пуская дым в потолок. – Будем немедленно оперировать, иначе останетесь инвалидом.
Едва началась операция, начали рваться авиабомбы.
- Мерзавцы, - невозмутимым голосом произнёс Тимченко, не выпуская трубку изо рта. – Видят же красные кресты и всё равно бомбят! Уходите в укрытие.
- А Вы? – спросил санитар Лоренсо.
- Не видите? Я оперирую!
- Он сумашедший? – в окопе, прикрывая голову руками, спросил Лоренсо у сержанта охраны Хименеса.
- Нет, он – русский!
После операции Экштейн-Дмитриев под действием морфина проспал почти двое суток. Проснулся от того, что кто-то грубо тряс его за плечо и кричал в оба уха. Открыл глаза. Над ним склонились два парагвайских лейтенанта с револьверами. Один кричал по-испански, другой по-немецки.
- Вы кто? – прошептал Александр по-русски.
Но лейтенанты продолжали кричать, требуя рассказать о планах генерала Кундта.
- Идите вон! – собрав все силы заорал Экштейн-Дмитриев и выругался на испанском и немецком.
- Точно адъютант Кундта! – обрадовался один из лейтенантов.
- Допрашивай на немецком! – приказал другой.
- Какой ещё адъютант! – снова во весь голос заорал Экштейн-Дмитриев и выдал следующую порцию ругательств. – Застрелю обоих!
- Отставить! – раздался голос из глубины палатки. – Дальше я сам!
Лейтенанты на мгновение приняли стойку ‘смирно’ и вышли. Только сейчас Александр заметил, что на нём была боливийская форма. К нему, улыбаясь, подошёл Малютин.
- Я думал, ты проспишь целую неделю! Решил по-быстрому вернуть тебя к жизни. Форма была в крови. Смогли найти только боливийскую из захваченного обоза. Я сказал Сото, что ты адъютант самого Кундта. Он позвал переводчика и... Как старший по званию объявляю благодарность за храбрость!
Экштейн-Дмитриев откинул голову на подушку и с облегчением вздохнул.
- Из штаба едет Истомин. Хочет осмотреть место боя. Заберём тело Бориса. А тебя Парфёненко доставит в госпиталь в Асунсьон.
- Они точно сумашедшие! – подумал санитар Лоренсо, подглядывая в окно.
Февраль 1933 г. Пуэсто Навидад.
Я направился к кабинету Ивана Тимофеевича. Прождав полчаса, был принят. Доложил о скромных результатах расследования по шпиону и представил соображения по диверсионной группе.
- Значит, хотите осмотреть место гибели Касьянова, - задумался генерал. – Возьмите грузовик поновее, побольше бензина и воды. Всё-таки триста километров. В Пуэсто Навидад Вас встретят Ширков и Малютин.
- Подозреваю, это Буш. Он наполовину немец. Возможно, собрал отряд немецких офицеров.
- По данным радиоперехватов он командует кавалерийским полком, - возразил генерал.
- Попробую разобраться на месте. В любом случае, группу надо уничтожить. Уверен, у них есть радиостанция. Можно запеленговать?
Генерал задумался.
- Видите ли, Станислав, отдел разведки мне не подчиняется.
- Но Вы же начальник Генерального штаба! – удивился я.
- Дело не в этом. Интриги и личные антипатии! С начальником разведки у меня... весьма неудобные отношения. Скажем так. Именно поэтому я просил Вас заняться расследованием.
Слова Ивана Тимофеевича заставили меня задуматься.
Пока готовили грузовик, я успел заскочить в госпиталь попрощаться с Верой и Сергеем Николаевичем. Он теперь работал помощником санитара.
Шесть часов в грузовике по каньядам. Пыль, тряска, пекло и беспощадное летнее солнце над кабиной. Увидев наш ‘Форд’, на дорогу выбегали ламы, пумы и тапиры, привыкшие, что из цистерн проливается спасительная влага. Пейзаж вновь напомнил родные южнороссийские степи. Та же сухая трава на бескрайней равнине, ослепляющий солнечный свет, безоблачное, почти бесцветное небо и духота. Ах, Колька Букатин, как же ты изменил мою жизнь!
Меня встретил майор Ширков – невысокий, крепкий гусар с самокруткой в зубах. С Малютиным и кавалеристами я немедленно отправился к месту боя. Индейское поселение представляло собой унылое зрелище - три хижины без дверей с пальмовыми листьями вместо крыши. На земле валялись окровавленные москитные сетки, пустые консервные банки и гильзы. Лучи солнца падали прямо в дверные проёмы и, повторяя траекторию пуль, возвращались через отверстия в стенах. Между рощей и поселением лежали трупы парагвайских кавалеристов. Впереди, лицом вниз, с раскинутыми руками - тело Касьянова. На спине виделись крупные раны от пулемётной очереди, по всему телу мелкие отверстия от автоматных пуль. Видимо, добивали умирающего в упор.
- Отомщу! Жестоко отомщу! – процедил сквозь зубы Малютин.
Я направился к кусту, откуда стрелял пулемёт, но ничего кроме гильз и пустой ленты не нашёл. Расширил радиус поиска. Вот он! Клочок коричневой материи от формы пулемётчика. Рядом валялась нарукавная повязка красного цвета с чёрной окантовкой. В центре на фоне белого круга был изображён странный крест с наклоном вправо. От каждого конца в правую сторону нарисованы перпендикулярные линии. Поблизости в кустах и на траве валялись гильзы от автоматов. Более ничего. Группа действовала профессионально, не оставляя следов. Но всего не предусмотришь. Теперь определить куда ушли! С полком или отдельно. Лучше если отдельно - можно выйти на базу. Беспорядочные следы от ботинок и сапог покрывали всю территорию. Но мне повезло - солдаты предсказуемо уехали в грузовиках, а группа ушла пешком. Человек десять, все обуты в сапоги. Но наши говорили о двадцати... Рисунок подошвы мне был незнаком. Носик укреплён металлической пластиной, прибит пятью мелкими гвоздями с круглыми шляпками. Средняя часть обита гвоздями покрупнее, с восьмиугольными шляпками. Штук двадцать. Каблук подкован, прибит десятью гвоздями, такими же как на носике. Я сидел и размышлял над странными следами.
- Немцы, - презрительно сказал Малютин. – Видел такие в германскую.
Следы вели в рощу в километре от поселения. Я приказал кавалеристам отвезти трупы в Пуэсто Навидад, а сам с Малютиным направился в рощу. На опушке следы ‘нашей’ группы соединились со следами точно таких же сапог. Подошла вторая, с другого фланга. Здесь их ждали лошади. Мы с Василием принялись осматривать рощу. Солдаты, охранявшие лошадей, должны были оставить хоть что-то. Окурки, пустую пачку сигарет, пакет от солдатского пайка. Мы прошли рощу дважды. Ничего! Только чёткий след сапога у родника. Решили осматривать кусты. Есть! На широком листе лежала едва начатая сигарета. Охранник заметил возвращавшийся отряд и отбросил подальше. Окурок прожёг лист, но не упал. ‘Lande Mokri Superb’ с золотым ободком.
- Немецкие, - подтвердил мои мысли Малютин.
- Значит, отряд полностью из немцев. Если бы были боливийцы, то в охранении точно оставили бы их. Но что за странная повязка с уродливым крестом? Почему не орёл?
- Не знаю, - задумчиво произнёс Малютин. – Раньше у немцев такого не было. Давай осмотрим деревья.
- Зачем? - не понял я.
- След от провода.
- Какого провода?
- Радиостанция!
Как же он прав! Конечно, выполнили задание, сообщили и получили координаты для следующего или приказ возвращаться на базу. Хотя нет! У них убитый пулемётчик. Везут в часть, не на базу. Если она у них вообще есть! Мы вновь углубились в рощу.
- Вот он! – воскликнул Малютин.
На ветке на высоте трёх метров белела тонкая линия. Радист поленился залезть на дерево и сдёрнул провод, содрав кору. Из Пуэсто Навидад я отправил радиограмму генералу Беляеву, просил разрешения остаться в полку Ширкова. Насколько легче было бы найти отряд, если запеленговать передатчик!
Февраль 1933 г. Ла-Пас. Боливия.
Парижанин – Центру. Радиосообщение.
Кундт приказал захватить Толедо, оттуда начать наступление на Исла Пой, выйти к железной дороге у Пуэрто Касадо.
Из книги Валери Проскуренсо ‘Сто тысяч жизней за чёрный призрак’. Глава ‘Тучи над Беляевым’. Издательство ‘Паллаз Эджитора’. Сан Паулу. Бразилия. 1940 г.
Парагвайский полк кавалерии ‘Сан Мартин’ был укомплектован аргентинскими добровольцами. Аргентинцы оказались недисциплинированными и небоеспособными. После боев у Толедо полк был расформирован. Командир эскадрона русский полковник артиллерии Сергей Щёкин подал рапорт об отставке. Беляев уговаривал остаться, обещал пристроить в артиллерию, но удалось назначить полковника только командиром артиллерийского взвода. Возмущённый, Щёкин уехал в Бразилию. Беляев выдал 20 000 песо и использовал увольнение в своих целях: убедил Рохаса не принимать на службу иностранцев, кроме русских. Рохас поручил пригласить ещё русских офицеров из Европы. Об этом стало известно полковнику Швайцеру. Он воспринял поступок Беляева как личное оскорбление. Его поддержал генерал Эрн. Эстигаррибиа был также недоволен Беляевым – русский генерал отменил несколько его приказов. Эстигаррибиа убедил президента отправить больного Рохаса на пенсию и рекомендовать Генеральному штабу не вмешиваться в дела корпуса. Также потребовал отозвать с фронта друга Беляева Фернандеса, дивизия которого едва не погибла по вине самого Эстигаррибиа. Фернандес был отправлен в тыл и назначен начальником военного училища.
‘Дневник весёлой войны’ князя Туманова.
13 декабря 1928
До обеда в кабинете читал утренние газеты. Похоже, Боливия всерьёз собирается воевать. У них за спиной могучий покровитель.
Подумал, раз Апонте ко мне так наплевательски относится, пойду домой. Но на ступеньках встретил его. Шёл на службу. В час пополудни! Долго тряс мне руку, как бы извиняясь за своё разгильдяйство. Сказал, что моя командировка утверждена министром, деньги на амуницию получены. Пришлось вернуться.
К концу дня Апонте послал адъютанта купить материалы для мин. Я сказал, что в Асунсьоне есть русский специалист по минам Исаков. Апонте приказал немедленно пригласить.
Вечером испытывали запал из нитей электрической лампочки. Завтра решили провести испытания с авиационным магнето. Но деньги Апонте так и не выдал. Одно слово – парагваец!
14 декабря 1928
За целый день никаких событий на службе. Тишина и спокойствие. Читал ‘Борьбу на реках’ Шильбаха и ‘Форсирование рек по опыту гражданской войны в России’ Розе.
15 декабря 1928
Бегал по магазинам с аспирантом, покупали материалы для опытов с запалами. Вечером с Апонте на автомобиле поехали в Пуэрто Сахония за авиационным магнето. Потом присутствовали на спуске на воду ‘Коронель Мартинес’. Подводную часть окрасили в морском арсенале. Вечером пошёл в церковь. Провожали Николая Францевича, но пароход не пришёл. Парагвай!
16 декабря 1928
Несмотря на воскресенье, утром пошёл на службу. С Исаковым проводили опыты с магнето и запалами. Около 10 утра по радио сообщили, что боливийцы атакуют вдоль реки Пилькомайо, заняли два форта. В вечерней газете прочитал на Байя Негра был авианалёт. Сбросили 4 бомбы, ни одна не взорвалась. Похоже, у них тоже не хватает специалистов. Показал газету Апонте, сказав, что надо ввести военную цензуру, иначе в следующий раз бомбы точно взорвутся. Хотя зря! Надо было сразу идти к Николаю Францевичу.
Заметка Проскурина: Почему именно к Николаю Францевичу?
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
Исаков Иван Иванович. Закончил 1-й кадетский корпус. Произведён в офицеры в 1902-м. Германский фронт, военный инженер, подполковник. Строительные работы в морской крепости Императора Петра Великого. Полковник Корпуса инженеров и техников морской строительной части.
Далее... Гражданская война, Отдельный Псковский добровольческий корпус Северной армии. Эмиграция в Эстонию. Командир полка в Северном корпусе, отдел связи Северо-западной армии генерала Юденича. После расформирования остался в Таллине. Член ‘Союза русских инженеров’. В резерве Эстонской Народной армии в звании полковника. Состоял в Кассе взаимопомощи бывших русских моряков.
Бразилия, Парагвай 1927-й. Туманов рекомендует его техническим специалистом в военный флот... Кажется, ничего подозрительного. Но служба на флоте даёт допуск к картам. Проверить чем занимался после 1928-го.
Март 1933 г. Алиуата.
Я опросил кавалеристов Ширкова и Малютина. Показывал гильзы, коричневый материал и повязку со странным крестом. Но никто ничего подобного на фронте не видел. Я сидел в штабе, изучал карту окрестностей, пытался найти удобное место для базы, но местность была удивительно однообразной. База могла находиться где угодно. А может, её и не было. Нанёс на карту места, где были похожие нападения: на нашу колонну под Бокероном, Юкра, Плантанильос. Сопоставил с действиями 5-го кавалериского полка Буша. Синхронизация не прослеживалась. Но в последние недели и Буш, и диверсионный отряд находились именно здесь. Скорее всего я на правильном пути, но ещё много неясного. Вот если бы получить доступ к радиоперехватам! Стоп! А что если группа действует по донесениям ‘моего’ шпиона?! Надо сравнить перемещение наших частей и действия диверсантов. Насколько они синхронизированы. Как много работы!
Ещё до рассвета с эскандроном Малютина мы выдвинулись в поисках боливийских отрядов, отправленных на окружение Алиуаты. Предутренняя саванна встречала прохладой и тишиной. Лениво фыркали кони, позвякивали уздечки и мерно качались сабли. При полной Луне, без звёзд, саванна и её обитатели хранили молчание до первых проблесков солнца. Одинокие кебрачо, как сторожевые башни, возвышались над равниной, отсчитывая нам вёрсты.
- Прямо кубанская степь! – грустно произнёс Малютин. – Сердце щемит от тоски! Вернусь когда-нибудь?
- Как сказал генерал Врангель, даст Бог, увидим родную землю, - ответил я, испытывая те же чувства.
- Не увидим. Большевики крепко засели. Ни Врангель, ни РОВС не сдвинут. Лежать нам в чужой земле! Своя не примет! Иногда думаю, лучше погибнуть на этой войне, чем всю жизнь вот так томиться.
- Не спеши умирать! Прожить надо всё, что отмерено. И прожить достойно!
Малютин посмотрел на Луну.
- Иногда чувствую себя так одиноко, как будто судьба забросила туда.
- Гони от себя эти мысли! Есть соотечественники, есть община и наше общее дело – выиграть войну, ещё раз разбить немцев.
- И правда, вижу их прусский почерк в каждой атаке.
- Их больше сотни.
- Тем лучше! – обрадовался Василий. – Значит, мы снова на германском фронте и нет революционеров – агитаторов за братание с врагом. Эскадро-о-он! Галопом марш-марш!
На рассвете показался Посо Чарата – четыре индейские хижины вокруг старого колодца. В стороне паслись несколько сотен лошадей. Боливийские кавалеристы спали на земле.
- Вот и ‘наш’ отряд! – произнёс Малютин, рассматривая противника в бинокль. – Два полка. Не меньше. Возвращаемся.
Ширков получил от Фернандеса приказ вернуться в Алиуату и удерживать форт, чтобы не допустить окружение всей дивизии. Два дня мы готовились к обороне. Копали окопы, ставили проволочные заграждения, вкапывали колья и учили парагвайцев делать ‘чеснок’ – из двух кусков толстой проволоки скручивали треногу с направленной вверх спицей. Около полудня появились боливийские полки. Видимо, уже хорошо изучили местность и сразу взяли нас в кольцо. Кавалерийская атака началась организованно, со всех сторон. Но Ширков приказал не стрелять, надеясь на пассивную оборону. И оказался прав! Кони падали на полном скаку, неистово ржали от боли, сбрасывая наездников. Кавалеристы вылетали из сёдел, накалываясь на наши колья и спицы. За несколько минут всё пространство вокруг форта превратилось в гладиаторскую арену, наполненную искалеченными людьми и животными. Лишь несколько всадников смогли доскакать до проволочных заграждений, но тут же были уничтожены нашими снайперами.
К вечеру появились пластуны. Выдёргивали колья и собирали ‘чеснок’. Ширков приказал вести прицельный огонь. Но пластунов скрывала высокая трава и к вечеру они смогли расчистить всё поле. Теперь у нас оставались только две линии обороны – проволока и окопы.
- Против двух полков устоим, но если подтянут ещё, придётся туго, - оценил обстановку Малютин. – Но Ширков что-нибудь придумает. У него ум генеральский!
- Может, и ты станешь генералом! – ответил я.
- Не стану, Станислав! Не стану! Если не погибну, уеду после войны к тебе в Бразилию на океан. Примешь?
- Конечно! Откроем конную школу по системе Филлиса.
- А давай! Надоело жариться в этом пекле и промокать до костей под ливнями! Бразилия, тёплый океан... – задумался Василий. – Нет, чужое! Хочу домой, на Кубань! К Чёрному морю!
На рассвете вновь появились пластуны, перерезали проволочные заграждения. Ширков приказал стрелять. Пластуны отползли. Но уже в полдень боливийцы цепями пошли в атаку. Наше положение осложняло отсутствие пулемётов. Но ружейного огня в этот раз хватило. Вечером к нашим окопам понеслась кавалерия. Дойдя до заграждений, принялись рубить проволоку. Мы, как всегда, ответили оружейным огнём. Боливийцы отступили.
Я спросил у Ширкова будем ли держать оборону до конца или прорываться. Но приказа от Фернандеса не было - радиостанция не работала, сгорел генератор. Ещё прощлой ночью Ширков послал двух вестовых, но похоже, они не добрались до штаба.
Утром в атаку снова пошла пехота. На сей раз не цепью, а перебежками. Мы подпустили поближе и встрелили беглым огнём. Но они смогли прорваться сквозь бреши в заграждении. Мы приняли рукопашный бой. Отбились и оттащили трупы в поле. Боливийцы уносили павших. Наши винтовки молчали.
Вечером втроём решали как быть дальше.
- Вестовые не вернулись, - задумчиво произнёс Ширков, попыхивая самокруткой. – Связи нет. Приказа оставить форт не было. Патронов осталось на пару дней. А против нас уже четыре полка. Ещё одну рукопашную не выдержим.
- Я пойду вестовым, - предложил я.
- Как? Всадника быстро заметят, перехватят.
- Выйду из форта, захвачу коня, доберусь до штаба.
- Нет. Действовать будем так. Пошлю индейцев искать брешь. Ночью выйдем из окружения. Напишем приказ, якобы из штаба дивизии, что рядом стоят пять полков и мы пошли на соединение. Положим приказ в планшет убитого. Наденем на него форму моего адъютанта. Для правдоподобности придётся взорвать укрепления. Так выиграем пару дней. Потом вернёмся в форт.
- Я напишу приказ, - предложил я.
- Так хорошо владеешь испанским?
- Достаточно. В приказах точно разбираюсь. Сомневаться в подлинности не будут.
Вот и пригодился мой архив, обрадовался я.
Ночью мы оставили форт и устроили базу в семи километрах в пальмовой роще. Шикров приказал не жечь костры. Послал ещё одного вестового в штаб. На следующий день наблюдатели доложили, что боливийцы вошли в Алиуату и отступили на запад. Ночью мы вернулись в форт и начали восстанавливать укрепления. Снова делали ‘чеснок’ и вкапывали колья. На заграждения проволоки не хватило.
Через два дня боливийцы поняли, что мы снова в форте и взяли в кольцо. В полдень в атаку бросилась кавалерия. Мы вновь надеялись на пассивную защиту и не ошиблись. Снова появились пластуны. А утром мы обнаружили, что противник окопался в ста метрах от наших траншей.
Я пошёл к Ширкову и вновь предложил себя вестовым. На сей раз майор согласился. Я взял два револьвера, патронташ, нож и как только стемнело, пополз из форта. Ползал по передовой не меньше двух часов, пока нашёл брешь. Теперь надо было незаметно увести коня. Пригнувшись, побежал по высокой траве к ближайшей роще. Там находился целый батальон кавалерии. Охранение было приличным. Надо искать батальон похуже. На горизонте виднелись ещё две рощи. Я выбрал ту, что дальше – самый слабый эскадрон должны держать в глубоком резерве. Пригибаясь, побежал туда. Лёг отдохнуть. Спина ныла и я растянулся на земле, переводя дыхание. Смотрел на Луну и вспоминал разговор с Малютиным. Одиноко, как на Луне... Пора бежать дальше. Но вдруг в двух метрах от меня бесшумно проскользила тень. Вторая, третья... От неожиданности я едва не вскрикнул. Тени бесшумно двигались в сторону Алиуаты. Замаскированные травой и ветками каски со спуском до плеч, широкие спины солдат, автоматы на груди и пулемёты на плечах. Вот они! Девятнадцать отборных диверсантов! Как действовать? Увести коня или атаковать? Один против девятнадцати! Ширков, Малютин...
Пригнувшись, я двинулся за группой, уходя немного в сторону. Выбирал позицию для стрельбы. Попались два куста. Пройдя ещё метров двадцать, выхватил револьверы, разрядил оба барабана и упал на землю. Только бы не заметили мою позицию! Раздались крики, стоны, ругательства и автоматные очереди. А я тем временем перезаряжал. Как только стрельба прекратилась, снова встал в полный рост и пока диверсанты меняли магазины снова разрядил оба барабана. Во весь рост побежал в сторону ближайшего куста, упал в траву и быстро пополз в обратном направлении. Диверсанты открыли шквальный огонь по кусту. Теперь можно было с пользой для дела избавиться от бесполезных револьверов – патроны кончились. Первый я бросил в ближний куст. Его снова накрыли огнём. Выждав минуту, кинул второй револьвер в дальний куст. Туда полетели гранаты. А я тем временем отползал от места боя. Лёг на спину, достал нож. Где-то вдалеке глухо щёлкнули затворы пулемётов. Раздались длинные очереди. Снова взрывы гранат. Я лежал и ждал. Если найдут, приму бой и дорого отдам жизнь. Нет, не правильно! Надо настраиваться на победу. Только так можно выиграть и выжить. Как учил Грейси, представил себе бой с оставшимися диверсантами. Рывком сократить дистанцию. Один удар ножом – одна смерть! Бить только в горло. Так нож не застрянет в теле, не наткнётся на портсигар в нагрудном кармане, на автомат на груди. Верная смерть!
Я лежал, прислушиваясь к каждому шороху. Сердце, как поршень старого парагвайского самолёта, громко билось в груди, мешая слушать тишину. Ждать как можно дольше. Опытные солдаты! Могли залечь и поджидать меня, как и я их. Выиграет тот, у кого больше терпения. Я дал себе час. Но смотреть на часы не решался – блик циферблата в лунном свете тут же выдаст. Тишина. Тишина.. Тишина...
Пора! Я осторожно посмотрел поверх травы. Никого. Пригнувшись двинулся к месту боя. Теперь медленно ползком. Наткнулся на труп. Коричневая форма, повязка с уродливым крестом, тонкий прямой магазин автомата. Я медленно поднялся во весь рост. Один, два, три... одиннадцать трупов. На двадцать восемь выстрелов! Неплохо, но можно и лучше. Значит, осталось восемь. Главное, что их операция сорвана. Возвращаются. Что теперь? Пока темно, постараюсь увести коня и в штаб! Пригнувшись, побежал к дальней роще. Но в то же мгновение справа из травы поднялась тень. Я машинально выпрямился и тут же раздался выстрел из браунинга. Правое плечо обожгло ударом пули. Невольно вскрикнул и согнулся, схватившись за плечо, что спасло мне жизнь. Стрелок тут же разрядил всю обойму над головой. Я лёг и боком пополз в сторону. Вытащил нож. Снова ждать! Повезло, что ранение в правую руку – я левша. Стрелок не появлялся. Прошло не менее получаса. Под осторожными, медленными шагами тихо ломалась сухая трава. У него, как минимум, запасная обойма. Значит, у меня только один шанс и пара секунд. Дождавшись очередного хруста, я приподнялся и метнул нож в тень. Послышался стон, раздались три выстрела. Теперь я безоружен. Хватит дразнить судьбу. Надо уходить. Ползком, бегом и не забывать петлять! Не останавливаясь, снял гимнастёрку, перетянул рану. Только бы не потерять сознание!
Небо уже серело. Со стороны форта раздались выстрелы – новая атака. Куда я бегу? Вдруг на горизонте, сверкая саблями, показались сотни всадников. Океанской волной накрыли рощи. Боливийцы седлали коней, но не сумев выстроиться в цепи, падали, зарубленные беспощадным противником. Атакой в аръергарде руководил офицер. Я узнал Фернандеса и потерял сознание.
Апрель 1933 г. Ла-Пас. Боливия.
Парижанин – Центру. Радиосообщение.
Планируется наступление на форт Гондра. Туда перебрасывается 8-я дивизия.
Дневник Веры.
Папа редко оставался дома по выходным - встречался с друзьями из Парижа, Берлина, Варшавы. И вот однажды я уговорила его оставить друзей и повела по Праге, по местам цветаевской поэзии. Сначала на Петршинский холм на левом берегу Влтавы. В древние времена там славяне поклонялись Перуну. По преданиям именно там, на холме, великая княгиня Либуше предсказала, что будет воздвигнут прекрасный город. А король Карл Четвёртый построил крепость.
Представляете, Марина написала целую поэму, где герои не люди, а город и Петршинский холм! Послушайте:
Та гора была, как грудь
Рекрута, снарядом сваленного.
Та гора хотела губ
Девственных, обряда свадебного
Требовала та гора.
Океан в ушную раковину
Вдруг ворвавшимся ура!
Та гора гнала и ратовала...
Та гора была – миры!
Бог за мир взымает дорого!
Горе началось с горы.
Та гора была над городом.
Я прочитала стихотворение папе и повела к Влтаве. Для Марины она была мифологической рекой времени Лета. Возле Карлова моста я показала папе каменную статую рыцаря Брунцвика с волшебным золотым мечом. У ног его лежит лев, верный друг и слуга. После смерти Брунцвика лев умер на его могиле. А меч, по преданию, был замурован в основании моста. Но в смертельный час он вырвется из каменного плена и спасёт город от врагов. Марина о нём написала стихотворение. Я прочитала папе, но получилось, конечно, не так эмоционально, как у неё.
Бледнолицый
Страж над плеском века
Рыцарь, рыцарь,
Стерегущий реку.
(О найду ль в ней
Мир от губ и рук?!)
Караульный
На посту разлук.
Сласть ли, грусть ли
В ней тебе видней,
Рыцарь, стерегущий
Реку дней.
По Карлову мосту мы пошли к Староместской площади в редакцию ‘Воли России’.
- Папа, здесь я провожу лучшие часы моей жизни! – гордо объявила я.
Он обнял меня, поцеловал и сказал:
- Доченька, ты стала совсем взрослой.
Никогда не забуду слёзы в его глазах...
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
Салазкин Сергей Сергеевич. В 1914-м закончил Елисаветградское кавалерийское училище. Германский фронт, гражданская война, офицер в Текинском конном полку личной охраны генерала Корнилова. Ротмистр в Добровольческой армии. Эвакуирован из Крыма в Турцию в ноябре 1920-го.
Отец также Сергей Сергеевич. Биохимик, профессор, министр просвещения Временного правительства. Арестован во время октябрьского переворота, помещён в Петропавловскую крепость. Освобождён, уехал в Крым к сыну. Преподавал в Таврическом университете в Симферополе. От эвакуации отказался... Почему? С тех пор о нём ничего не известно... Почему не эвакуировался с сыном?
Далее... Из Турции уехал в Чехословакию, закончил политехнический институт в Праге, инженер лесного хозяйства. Состоял в ‘Обществе галлиполийцев в Чехословакии’. В Парагвай прибыл в 1928-м. Работал инженером лесного хозяйства. Теперь на чакском фронте, капитан. Уже майор! Командует 2-м кавалерийским полком в дивизии Фернандеса, защищает Нанаву. Характеристика от Фернандеса: физически крепкий, несколько замкнутый, смелый до безрассудства.
До войны в лесном хозяйстве... Мог ли иметь доступ к картам?
Из книги Валери Проскуренсо ‘Сто тысяч жизней за чёрный призрак’. Глава ‘Нанава. Второе сражение.’ Издательство ‘Паллаз Эджитора’. Сан Паулу. Бразилия. 1940 г.
В Нанаве по-прежнему дислоцировалась 5-я пехотная дивизия. Командиром был назначен полковник Брисуэлло. Северный фланг прикрывала 4-я пехотная дивизия Артура Брея. Южный - 2-я кавалерийская майора Мендоса. Три дивизии были объединены в 3-й корпус. Командующим назначен полковник Луис Иррасабаль. Русский полковник Сергей Эрн строил новые фортификации. Теперь оборонительная линия представляла собой замкнутое кольцо из траншей, бункеров, проволочных заграждений и пулемётных гнёзд. На западном направлении ожидали атаки бронетехники и разместили артиллерийские батареи. Солдатам раздали противотанковые гранаты и бронебойные патроны для обстрела броневиков и танкеток. Вновь были сооружены ложные батареи и окопы.
Кундт не предпринимал активных боевых действий. Но парагвайская разведка сообщила, что в июне противник подтянул резервы и получил боеприпасы. 4-го июля боливийцы начали обстреливать форт изо всех орудий. Бомбардировщики сбросили 90-килограммовые бомбы, после чего перед траншеями 7-го пехотного полка майора Муньоса раздался сильнейший взрыв – боливийские сапёры прокопали минную галерею, но ошиблись в рассчётах, недокопав 50 метров. Образовалась воронка диаметром в 30 метров. Пехотинцы Муньоса бежали в тыл. На горизонте появились танки и штурмовые цепи. Из-за бегства 7-го полка боливийская пехота прошла нейтральную полосу и заняла передовую траншею. Но Муньос с револьвером в руках сумел собрать полк и занял круговую оборону. Парагвайская артиллерия подбила два шеститонных танка ‘Виккерс’ и Брисуэлло бросил в контратаку всю дивизию.
5-го июля в шесть утра парагвайская артиллерия обстреляла боливийские позиции. В атаку пошёл эскадрон кавалерии и батальон пехоты. После трёхчасового боя боливийцы отступили, но офицеры смогли заставить солдат снова подняться в атаку. Весь день 7 боливийских самолётов не прекращали облёты форта, координируя действия наземных войск и сбрасывая бомбы. Но защитники форта отразили все 14 атак.
На следующий день Кундт 8 раз бросал корпус на штурм. Полдня шёл бой за подбитый ‘Виккерс’. Боливийская пехота ворвалась в траншеи Бутлерова и Салазкина. Но Иррасабаль успел перебросить три резервных батальона и противник был выбит обратно в поле.
14-го июля, отбив ещё 8 атак, парагвайские дивизии перешли в наступление. Второй штурм Нанавы провалился.
‘Дневник весёлой войны’ князя Туманова.
23 декабря 1928
10 утра. Пришли в Байя Негра. Взяли на борт офицеров пехоты. Здесь, оказывается, никто не слышал о боях на Пилькомайо – последнюю телеграмму получили 16 декабря. Радиостанция не работает.
За мной пришёл моторный катер с мичманом Оруе. Бетинес ознакомил с обстановкой. Боливийцы перебросили 5000 солдат с орудиями и пулемётами. У нас 1200 пехотинцев, 4 горных пушки и 30 пулемётов. 3 наших форта вдоль реки Рио Негро решено не защищать – в каждом всего лишь 50 солдат. Отойдут на подготовленные позиции - окопы и проволочные заграждения вдоль речки, впадающей в Рио Негро. Правый фланг защищён речкой и кораблём, левый – болотами и лесом. Кроме ‘Адольфо Рекелме’ у нас есть пароходик ‘Матильде’ и моторный катер. Оба без вооружения. Ещё баржа для десанта.
После обеда с Бетинесом сидели на палубе, ловили рыбу, болтали. Под вечер приехал доктор Диас Леон. Втроём отправились к майору Франко, командиру 5 пехотного полка в Байя Негра. Франко отсутствовал. Посидели перед штабом – хижина из кебрачо. По дороге обратно встретились с ним и поехали ужинать на ‘Адольфо Рекелме’. Я постелил на юте и тут же заснул.
24 декабря 1928
Затемно снялись с якоря, пошли вверх по реке. Искали места для установки мин.
25 декабря 1928
Утром поехал к Франко осматривать позиции пехоты. На автомобиле заехали за капитаном Мориниго. Дорога широкая – просека в пальмовом лесу. Тучи комаров. На опушке перед окопами глубокий ручей Пасо Пэ и поле в два километра. В просеке оставили стволы пальм, чтобы потом обтянуть проволокой. Правый фланг упирается в Рио Негро, левый - в лес с болотами. Я указал, что окопы выкопали мелкие, только по грудь. Углубить пока невозможно - залиты дождём. Грунт скверный, вода не просачивается. Поднялся на наблюдательный пункт. Оттуда видна река Парагвай и бразильский берег с хижинами.
Поехали в Пуэрто Кабальо. Посмотрели трофеи - боливийские велосипеды, сапоги и зеркало из отшлифованного металла.
Из книги Валери Проскуренсо ‘Сто тысяч жизней за чёрный призрак’. Глава ‘Генерал Эстигаррибиа. Эпидемии.’ Издательство ‘Паллаз Эджитора’. Сан Паулу. Бразилия. 1940 г.
С 31-го августа по 2-е сентября 1933-го президент Айяла находился в Исла Пой, инспектируя воинские части. Эстигаррибиа представил план наступления. В командовании сложилось два противоположных мнения о кампании в ближайшие месяцы. Эстигаррибиа, Эрн, Швайцер и министр иностранных дел Зубизаретта считали, что наступать нужно немедленно. Другая группа – Беляев, Хосе Айяла и Иррасабаль - доказывали, что для наступления недостаточно боеприпасов и резервов. Беляев подал президенту доклад, указывая, что войска имеют боеприпасов только на два-три интенсивных боя. Однако Совет Обороны и президент одобрили план наступления. Беляев подал в отставку. Айяла назначил его своим военным советником и консультантом комиссии Лиги Наций, которая должна была прибыть в Асуньсьон 18-го ноября. Начальником Генерального штаба стал подполковник Бенитес.
Парагвайские сапёры начали прорубать просеки в тыл противника, оставляя нетронутыми кроны деревьев для маскировки от самолётов-разведчиков. Но боливийский лазутчик-индеец их обнаружил. Однако начальник штаба 9-й дивизии ему не поверил, обозвав дармоедом.
8-го сентября сводный отряд полковника Гаррая вышел в тыл противника и у Кампо Гранде атаковал три боливийских полка - пехотный и два кавалерийских. Бои шли целую неделю и, не имея запасов воды, подполковник Хосе Каприлес поднял белый флаг. На следующий день Гаррай захватил форт Посо Фаворито. Но Эстигаррибиа присвоил лавры победителя себе и получил от президента звание генерала, хотя обе победы не имели стратегического значения. Боливийцы ответили атаками по всему фронту, сорвав общее наступление. Тогда Эстигаррибиа призвал в действующую армию всех полицейских и чиновников Асунсьона и начал наступление в направлении Алиуаты. Но боливийцы хорошо подготовились и оказали достойное сопротивление. Тогда Эстигаррибиа нанёс отвлекающий удар на юге, под Нанавой. В наступление пошли три эскадрона кавалерии и два батальона пехоты под командованием майора Салазкина. Без артиллерийской подготовки он неожиданно атаковал позиции противника. Боливийцы, застигнутые врасплох, без боя отступили. Но атаку остановила танкетка, открывшая пулемётный огонь с фланга. Утром прибыл бронеавтомобиль. Майор Салазкин погиб.
18-го ноября в Асунсьон прибыла комиссия Лиги Наций: испанский и итальянский дипломаты дель Вайо и Альдрованди, британский генерал Робертсон и командующий мексиканской армией генерал Ривера Фландеро. Айяла и Беляев провели переговоры, показали военные госпитали и лагеря пленных. 5-го декабря комиссия уехала в Ла-Пас, а парагвайское наступление в северо-западном Чако продолжилось.
В конце ноября парагвайские радисты перехватили радиограммы полковника Банцера. Он сообщал в штаб 1-го корпуса о тяжёлом положении с боеприпасами. Эстигаррибиа отдал приказ о немедленном наступлении на Алиуату. Были разгромлены два полка противника и занята дорога Арсе - Гондра. Айяла подписал директиву о новом наступлении. Но в армии уже месяц продолжалась эпидемия малярии и гриппа. Русские врачи и санитары были командированы в Чако.
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
А что если шпион не офицер, не профессор, не инженер, а... военный врач! Беседует с ранеными, больными... Где дела врачей?
Дзирне Иван Христианович (Иоганнес-Карл-Христиан), латыш. Майор медицинской службы парагвайской армии. Закончил медицинский факультет Дерптского университета, практиковал в Санкт-Петербурге. В 1892-м открыл собственную клинику в Ревеле. В 1895-м переехал в Самару. Главный врач земской больницы.
В 1900-м главный врач плавучего госпиталя ‘Царица’ Красного Креста. В 1901-м вернулся в Самару в земскую больницу. Военный врач в русско-японской войне. В 1906-м переехал в Москву, преподавал на медицинском факультете Московского университета. В 1911-м получил звание экстраординарного профессора, назначен директором клиники при факультете.
Германский фронт. Главный врач в госпитале в Царстве Польском. После февральской революции переехал в Крым, затем в Батум... Зачем в Батум?.. Константинополь, Варна, София, снова Константинополь, Берлин, Каунас... Каунас?! Ах, да! Вернулся на Родину!
1923-й... Эфиопия!!! Лейб-медик императрицы Заудиту и наследника трона Раса Тафари Макконена. 1924-й Париж! 1925-й Лиепая! Заведующий хирургическим отделением... Снова домой в Латвию! Сколько переездов! Агент внешней разведки? Нелегал?.. 1929-й Багдад! Лейб-медик Реза-шаха Пехлеви... Кажется, нашёлся мой шпион! Впрочем, нет... Прибыл в Парагвай только два месяца назад! 73 года! Возвращаю дело.
Кто ещё из наших военный врач? Целая полка служебных дел! Работы не становится меньше. Начинаю сомневаться, что смогу найти шпиона.
Генерал медицинской службы Евгений Тимченко. В Парагвае с 1924-го.
Майоры медицинской службы Константин Граматчиков, Митрофан Ретивов, Николай Буткевич.
Капитаны медицинской службы Сергей Беловский, Николай Попов, Александр Гайдуков.
Старшие лейтенанты Григорий Попов, Владимир Садов, Вера Ретивова, Варвара Садова. Женщины. Исключить из списка? Посмотрю в последнюю очередь.
Лейтенант Латковский... Работы прибавилось на месяц!
Сентябрь 1933 г. Асунсьон.
Я два месяца провёл в госпитале. Ещё два месяца пришлось ходить на процедуры, восстанавливать двигательные навыки. Вернулся в архив с повязкой. Зато все эти месяцы провёл с Верой и Сергеем Николаевичем! И дома, и в госпитале. Заодно вспомнил, что я всё-таки левша и стал писать левой рукой, а не правой, как заставляли в Александровской гимназии.
В августе в штабе был подготовлен приказ о присвоении Василию Малютину звания майора и назначении командиром эскадрона 9-го кавалерийского полка. Я радовался за друга, но 22-го сентября пришла трагическая весть – Василий погиб. Преследуя боливийский корпус под Нанавой, его полк атаковал Посо Фаворито. Из засады ударил пулемёт. Малютин уничтожил его гранатой, но, как и Касьянов, получил в грудь последнюю очередь. Умирая, смог допозти до пулемёта и накрыл свои телом... Он предчувствовал смерть. Похоже, это ‘мои’ диверсанты! Отомщу! Жестоко отомщу, как сказал Василий.
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
Вейс Артур Фёдорович, полковник медицинской службы, хирург, начальник санитарной части в Кавказском военном округе.
После большевистского переворота в Добровольческой Армии и в Вооружённых Силах Юга России. 1-го октября 1918-го получил назначение заведующим делопроизводством санитарных частей военно-морского отдела. С 4-го января 1919-го начальник санитарной части. С весны военный врач Крымско-Азовского корпуса генерала Слащёва... Слашёв теперь служит большевикам!.. С октября начальник санитарной части войск Новороссийской губернии.
На чакском фронте с августа 1932-го. Помощник начальника военно-санитарной части. Характеристика: за три недели наладил снабжение фронтовых госпиталей медикаментами, подготовил персонал, провёл десятки хирургических операций в полевых условиях... парагвайские врачи восхищены его знаниями... ассистируют сёстры милосердия Наталья Щетинина, София Дедова и Надежда Конради.
Щетинина... Где-то мне уже встречалась эта фамилия.
Что это? Статья из русской газеты ‘Общее дело’, Париж. Воспоминания некоего Якова Рецкера.
‘В воскресенье 29-го октября 1917-го, через четыре дня после большевистской революции, мне исполнилось 20 лет. Через две недели нас должны были произвести в офицеры и отправить на германский фронт. Я получил назначение в 69-й мортирный дивизион под командованием генерал-лейтенанта Челюскина. У самого лучшего портного в Петрограде для меня было заказано обмундирование, а тётя приготовила дюжину егерского белья из тонкой немецкой шерсти.
Отправился в мобилизационный штаб, но там вместо офицера сидел какой-то большевик с цигаркой.
- Забудь про империалистическую войну, - произнёс он, передвигая цигарку в другой угол рта. – Фронт отменяется!
В городской думе сидели бывшие депутаты Государственной Думы и Учредительного Собрания. Мне выдали предписание: ‘Прапорщик Рецкер направляется в распоряжение Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России’. То есть за меня решили, что я буду сражаться против большевиков. Я попросился в родной Таганрог. Приехав, порвал предписание, потому как не имел ни малейшего желания служить ни у белых, ни у красных.
Через месяц город захватили большевики. Меня по доносу арестовали и повели на расстрел. Но комендант города Зайцев, которого в 1905-м от полиции укрывал мой отец, отпустил, взяв слово, что я в тот же день уеду в Харьков.
В декабре 1918-го город был взят войсками Деникина и я вернулся. В нашем доме решили разместить штаб. У моего отца, богатого купца и человека влиятельного в местной еврейской общине, их было три. Мы переехали без труда. Но тут появилась новая опасность - Деникин объявил призыв в нашем городе. Всей семьёй думали как мне этого избежать. И тут позвонил мой дядя – миллионщик из Ростова, у которого гостил военный врач Артур Фёдорович Вейс.
- Тебе будет тяжело у белогвардейцев. Не любят евреев. Оформлю своим личным переводчиком. Скоро в Новороссийск прибудет британский Красный Крест. Владеешь английским? Впрочем, не важно.’
Вейс... Пока внесу в список подозреваемых.
Сентябрь 1933 г. Асунсьон. Архив Министерства обороны Парагвая.
В архиве спиной к двери сидел господин в чёрном костюме. Услышал мои шаги, но не повернулся. Я сел за стол напротив, но он продолжал смотреть не на меня, а на крышку стола.
- Майор, меня давно интересует, почему Вы, кадровый кавалерист, столько месяцев сидите в архиве? – спросил строгим голосом, не поднимая глаз.
- С кем имею честь?
- Эрн Николай Францевич, - поднял глаза, явно ожидая увидеть какое впечатление на меня произвело его имя.
- Не могу ответить. Подчиняюсь исключительно генералу Беляеву.
- Иван Тимофеевич более не работает в штабе. Подал в отставку, - Эрн для солидности сделал паузу. – Окончательно рассорился с Эстигаррибиа и Швайцером. Президент поддержал старого друга и влиятельного союзника. Теперь у него весьма номинальная должность. Прискорбно, не правда ли? – в глазах Эрна не было и тени сожаления. – Выиграем войну и снова вернётся к своим индейцам. Этнограф, одним словом.
- Не знал, - ответил я.
- Оставим! Пустое. Итак, я должен знать, чем Вы здесь занимаетесь.
- Боюсь, это не в Вашей компетенции. Насколько я осведомлён, Вы преподаёте в военной академии. Я Вам не подчиняюсь.
- Ошибаетесь. Всё это только прикрытие. На самом деле я начальник военной разведки. Так что вся армия в моей компетенции. Каждый солдат и офицер.
Я не смог скрыть удивления. Встал, вытянулся по стойке смирно.
- Присядьте. Мы не в пехоте. Я создал и возглавляю разведку. За определённые успехи получил звание дивизионного генерала. Выкладывайте, какое задание поручил Иван Тимофеевич. Не буду лукавить, отношения у нас с ним не сложились с самого начала.
- Ищу шпиона.
- В нашей армии?
- Так точно.
- Бред! Мы ликвидировали всех ещё до войны, пока Иван Тимофеевич пропадал в Чако. Я их даже шпионами не назову. Так, мелочь. Служба радиоперехвата контролирует весь Чако. Криптографы расшифровывают все сообщения. Абсолютно все! Агенты успешно работают в Боливии. И не только. Поверьте, за эти месяцы Вы принесли бы намного больше пользы на фронте. Ищите призрака, а его, увы, нет!
- Есть основания полагать, он всё-таки существует.
- Поясните.
Я показал генералу боливийские карты и свои записи. Несмотря на показной скепсис, Эрн отнёсся к бумагам крайне серьёзно. Отошёл к окну, заложил руки за спину, посмотрел вверх на едва пробивавшееся солнце.
- Значит, две буквы... Неужели Иван Тимофеевич заметил такую мелочь? Я думал, он способен только на индейские пляски и бесплодные мечты о русском рае в Южной Америке. Но за эти месяцы Вы не приблизились к раскрытию шпиона, не так ли?
- Есть несколько подозреваемых по весьма косвенным фактам.
- Этого мало. Вот что! Мне понравилось, что Вы успели сделать. С этого момента зачисляетесь в отдел контрразведки, иначе будете искать ещё столько же, - генерал снова помолчал, глядя в окно. – Как же он хорошо законспирирован! У нас агентов более чем достаточно, но никто не слышал о Вашем шпионе. Впрочем, наши неудачи на фронте вполне можно объяснить его работой. Но где он? Все офицеры штаба, командиры дивизий и даже полков проверены несколько раз и находятся под нашим наблюдением, - генерал повернулся ко мне лицом. - Завтра утром ждите у меня в приёмной. Познакомитесь с сотрудниками. Брей, Леш, Гольдшмидт, Фрей, Керн, Дедов, Пушкаревич, Озоль, Аверианов, Фрей, Щёкин... Щёкина едва не потеряли из-за глупости Генерального штаба. Я снял его с поезда. Кстати, почему Вы не вступили в РОВС? У нас есть отделение в Бразилии - полковник Жилинский, бывший начальник штаба Донской армии. В Буэнос-Айресе полковник Ефремов. Приехал со мной в Парагвай, но не понравилось. Вернулся в Аргентину. Сергей Павлович Бобровский активно помогает.
- Бобровский? Он же здесь, в Парагвае!
- Уехал обратно в Буэнос-Айрес! Увы... Почему-то стал призывать наших офицеров не воевать за Парагвай. Президенту, конечно, не понравилось. Подождите! – задумался генерал. – Как же Ваш шпион передаёт донесения? В радиоэфире ничего похожего нет.
- Не знаю. Мне нужна помощь и в другом расследовании. Надо запеленговать передатчик диверсионной группы.
- Что за группа?
- Немецкие офицеры.
- У боливийцев их более ста!
- Эти другие. Думаю, прибыли из Германии в самом начале войны.
- Откуда такие предположения?
- Вёл параллельное расследование, осмотрел место диверсии. Даже видел своими глазами.
- И как?
- Отборные диверсанты. Двадцать человек. Пока удалось уничтожить тринадцать.
- Семь человек – мелочь.
- Лучше найти. Действуют дерзко, могли получить пополнение. Уже уничтожили два десятка офицеров. Предполагаю, ими руководит майор Буш.
- Герман Бесерра? Нет. Он в кавалерии. Запеленгуем передатчик, дайте время. Моя разведка лучшая в Южной Америке. После аргентинской. Но это пока. Надеюсь, Вы уже отдохнули, восстановились после ранения, штабс-капитан Проскурин? Или по-прежнему предпочитаете называться Русо Бланко?
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
Керн Сергей Николаевич. Закончил 5-ю Московскую школу прапорщиков. На германском фронте унтер-офицер 25-го пехотного запасного полка. 9-го февраля 1917-го переведён в 239-й пехотный Константиноградский полк, произведён в подпоручики.
Гражданская война. Добровольческая армия, 7-я рота 1-го Офицерского Марковского полка... Марковец! Не удивительно, что Эрн взял его в разведку!... 18-го ноября 1918-го ранен под селом Кононовка. Вооружённые Силы Юга России, Русская армия Врангеля, 2-й Марковский полк. 29-го мая 1920-го присвоено звание капитана. С октября начальник полковой разведки, награждён орденом Святого Николая Чудотворца. Эвакуация из Крыма. Турция, Болгария. В сентябре 1923-го участвовал в подавлении восстания коммунистов и анархистов в Болгарии, командовал взводом марковцев в городе Врац. Двое суток держал оборону. Франция, Парагвай, майор разведки Генерального штаба, заместитель Эрна.
Леонид Леш, родом из Таврической губернии. Закончил Одесский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище. На германском фронте полковник, 3-я гренадёрская артиллерийская бригада. Награждён Георгиевским крестом.
Гражданская война. Добровольческая армия, 1-й дивизион лёгкой артиллерии, артиллерийская бригада полка Маркова... Тоже марковец!.. Вооружённые Силы Юга России, Русская армия Врангеля, Крым. Эвакуирован в Турцию. Болгария, остров Проти.. Где это? В Ионическом море. Греция. Куда судьба завела!.. Прибыл в Парагвай в 1929-м. Капитан, майор. Координирует действия диверсионных групп по уничтожению артиллерии противника.
Борис Фрей. Закончил Суворовский кадетский корпус. Добровольческая армия, Вооружённые Силы Юга России, кавалерийский эскадрон 6-го уланского полка. Парагвай. Майор военной разведки.
Борис Дедов. На германском фронте ротмистр 18-го драгунского полка. Вооружённые Силы Юга России, Русская армия Врангеля. В Парагвае майор военной разведки, советник Эрна. Супруга Софья Дедова – сестра милосердия в полевом госпитале в Чако... Надо рекомендовать перевести супругу в тыловой госпиталь!
Из книги Валери Проскуренсо ‘Сто тысяч жизней за чёрный призрак’. Глава ‘Servicio Secreto Boliviano и богатый аргентинец’’. Издательство ‘Паллаз Эджитора’. Сан Паулу. Бразилия. 1940 г.
После провальных поражений в первый год войны офицеры боливийской армии были уверены, что в стране работает сеть парагвайских шпионов. Командование создало собственную службу безопасности, объединив национальную гвардию и сыскную полицию. Но организация получилась слишком громозкой и непрофессиональной. Тогда в сентябре 1933-го по инициативе генерала Кундта была создана Servicio Secreto Boliviano – Секретная Служба во главе с немецким подполковником Карлом Хеннингом. Заместителями были назначены также немецкие офицеры - Вальтер Масс и Отто Берг. После тшательного отбора в Службу были приняты только 48 человек, в том числе католический священник из Мексики Альфонсо Ивар, офицер пехоты Гастон Веласко, грабитель и взломщик сейфов Карлос Аккерман. ‘Женский отдел’ состоял из трёх сотрудниц во главе с машинисткой из Национального парламента 20-летней Росой Апонте Морено. Все прошли специальную подготовку под руководством немецких офицеров.
В 1931-м в Ла-Пас приехал молодой, общительный, богатый и щедрый аргентинец Сетаро. Быстро завёл друзей в высших эшелонах власти, щедро оплачивал долги высокопоставленных друзей и не скупился на дорогие подарки.
- Не стоит благодарностей, - говорил Сетаро. – У моих родителей в Тукумане земли больше, чем в вашем Санта Крусе.
В начале войны с Парагваем Сетаро попросился на фронт.
‘Боливия стала для меня второй родиной. Мой долг - помочь в момент тяжких испытаний!’ – написал он в заявлении в военный комиссариат.
Друзья помогли получить престижное назначение ординарцем самого Германа Буша. В сентябре 1933-го, узнав о создании Секретной Службы, Сетаро вновь использовал связи, чтобы попасть в штат сотрудников. Но ему всё же отказали.
Октябрь 1933 г. Асунсьон.
Ко мне домой поздно вечером пришёл Иван Тимофеевич, усталый и расстроенный. Но старался выглядеть бодро. От чая отказался. Я решил не расспрашивать, уже зная о причинах.
- Как успехи, Станислав?
- Продолжаю расследования. Теперь легче. Достижения генерала Эрна впечатляют.
- Рад за Вас. Я не мог тогда рассказать про Эрна. Сами понимаете, секретная информация.
- Понимаю.
- Как плечо?
- Благодарю. Зажило. Спасибо Тимченко.
- Слышал про Ваш подвиг в Чако. Один уничтожили двенадцать диверсантов! Шенони не ошибся, позвав Вас на службу. Я подал представление к награде, ‘Чакский крест’. Но Эстигаррибиа отказал. Формальный повод – нет свидетелей. На самом деле, не хочет награждать наших офицеров. Но Ширкову всё-таки вручили. Фернандес добился. И то через угрозы, что доложит Шенони как Эстигаррибиа едва не погубил его дивизию.
- Ширков заслужил награду! Настоящий герой Чако! Рад за него.
- В командовании грандиозные перемены. Эстигаррибиа теперь главнокомандующий. Отправил в тыл Иррасабаля. Ни с кем не желает делить лавры победителя. Штаб корпуса в Чако объединили с генштабом. Начальником назначен полковник Мена. Рохас стал членом Военного Совета, а для меня создали комитет по переселению наших иммигрантов. Так что теперь я совершенно не у дел, - признался Иван Тимофеевич.
- Жаль. Очень жаль. Не уверен, что Эстигаррибиа сможет выиграть войну.
- Поживём – увидим, - вздохнул Иван Тимофеевич. - Вот что, Станислав... Или лучше Валерий?
- Как Вам удобнее.
- Тогда Русо Бланко! – наконец улыбнулся генерал. – Завтра вечером приходите в парадной форме в Ассоциацию патриотов Парагвая. Ожидается присутствие нового министра иностранных дел. Важное событие в жизни нашей общины. И обязательно пригласите Веру с Сергеем Николаевичем!
В Ассоциации патриотов публика была самая интересная - высшие офицеры Генерального штаба, дипломаты и руководство Ассоциации. Официанты разносили шампанское и фрукты. Приглашённые вели светские беседы, слышался звон бокалов и смех. А у меня в голове звучали слова Эрна ‘как же Ваш шпион передаёт донесения? В радиоэфире ничего похожего нет!’ И правда, как? Курьер через Чако? Пароходом? Или гениальный инженер изобрёл новый вид связи? А может, по старинке - голубиной почтой? Один немецкий шпион в Санкт-Петербурге так передавал донесения перед войной, пока мальчишки не украли у него голубей вместе с донесением.
Кажется, в этот вечер здесь присутствовали все значимые личности нашей общины – инженеры, профессоры и офицеры. Я, наконец, имел удовольствие лично, не по служебным делам, познакомиться с инженерами из ‘Союза русских техников’ и составить мнение о каждом. Мысленно представлял себе, кто из них может вести двойную жизнь. Кажется, все достойные люди!
Тут громко постучали ножом по пустому бокалу.
- Господа, прошу занять места в зале! – объявил председатель Ассоциации Рамон Диас Перейра.
Все стали рассаживаться. Перейра произнёс речь о работе Ассоциации и объявил, что сегодня собрание посвящено особым патриотам Парагвая – русской общине. Передал слово министру иностранных дел Эладио Лопесу. Министр рассказал о многолетней работе по иммиграции русских специалистов и крестьян и заслугах генерала Беляева. При содействии парагвайского консула в Париже Хуана Лапьерра был основан ‘Комитет по содействию русской иммиграции в Парагвай’ во главе с донским атаманом Богаевским. Вместе с братом Ивана Тимофеевича Николаем создан ‘Колонизационный центр по организации иммиграции в Парагвай’ и инициативная группа ‘Станица имени генерала Беляева’ для иммиграции казаков и крестьян. Вскоре ожидалась прибытие новой группы белых офицеров во главе с полковником Кермановым.
Слово взял Шенони. Произнёс речь о русских офицерах на чакском фронте и особо отметил работу Сергея Францевича Эрна по строительству фортификаций в Нанаве. Наши инженеры были приглашены на сцену, представлены публике и получили ценные подарки. Затем Шенони представил нового офицера - Николая Емельянова. Оказалось, что он давний друг погибшего Бориса Касьянова. Вместе учились на юридическом факультете в Московском университете и вместе ушли добровольцами на германский фронт. Теперь Емельянов приехал из Лондона, чтобы заменить Бориса на фронте.
- Вот приказ о присвоении звания капитана и назначении командиром того самого эскадрона! - торжественно объявил министр.
Мы все долго аплодировали стоя. Трогательная история!
- Да здравствует белое дело! – сложив руки рупором прокричал пожилой господин в другом конце зала.
- Кто это? - спросил я Сергея Николаевича.
- Щетинин Сергей Сергеевич. Генерал, как он сам себя называет. Но у меня большие сомнения на сей счёт?
- Почему?
- Не знает даже азов воинской службы.
- Чем занимается?
- Организовал ‘Кассу взаимопомощи’, но денег нет. Правительство отказалось участвовать. Поначалу Бутлеров пытался помогать, но бросил. Говорит, болтун несусветный. Но в авиации разбирается превосходно.
Из служебной папки майора парагвайской армии Истомина.
Щетинин! Папка на самой верхней полке. Супруга – сестра милосердия. А он кто?
Щетинин Сергей Сергеевич, из дворян. В Санкт-Петербурге основал ‘Первое Российское товарищество воздухоплавания’, авиационную школу ‘Гамаюн’ и журнал ‘Вестник воздухоплавания’. С 1914-го главный поставщик самолетов в российскую армию. После большевистского переворота завод был национализирован. Близкий друг генерала Алексеева!.. 25-го октября 1917-го Алексеев прячется в его квартире! С паспортом Щетинина и его женой уезжает из Петрограда в Ростов-на-Дону... В ноябре 1917-го в Новочеркасске Алексеев рассказывал мне эту историю! Так вот кто ему помог!
Щетинин перебирается на юг России только через полгода.... Почему? Чем занимался эти шесть месяцев? Пробел... В 1918-м работает в Обществе Белого Креста, в каком-то ‘Союзе освобожденных губерний России’. Советник главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России. Присвоено звание генерала!... Сергей Николаевич прав – сомнительный генерал... 31-го мая 1919-го назначен Деникиным губернатором в Екатеринославе... Почему нет сведений о службе губернатором?.. Эвакуирован с женой из Крыма весной 1920-го. В Парагвае с 1930-го. Капитан. Занимается ‘техническим обеспечением авиации’ в аргентинском городе Кордоба... Из генералов в капитаны! И пробел в 10 лет! Слишком много пробелов. Откладываю в список подозреваемых. Но с другой стороны, в Парагвае только с 1930-го. Что ещё?
Статья ‘Екатеринославский инквизитор’. Русская газета ‘Новое Время’, Белград. Автор Офицер N.
‘В начале население Екатеринослава встретило Добровольческую армию восторженно. Горожане стояли на коленях, пели ‘Христос Воскресе’, плакали и благословляли освободителей. Казаков и лошадей осыпали цветами. Открылись церкви. Духовенство в парадном облачении служило благодарственные молебны. Рабочие заводов объявили, что бесплатно отремонтируют бронепоезда и бронеплощадки, починят пушки и ружья. Многие жители записывались в армию добровольцами. Рестораны и кафе-шантаны заполнились посетителями, открылся театр. Каждую неделю в городской управе проводились балы с ужином, шампанским, музыкой и танцами.
Но как всё изменилось после назначения губернатором Сергей-Сергеича Щетинина!
Первым делом он создал ‘Резерв Екатеринославской стражи’ - аналог большевистской ЧК. Начальником назначил полковника Панкевича. В самом ‘Резерве’ была организована Чрезвычайная следственная комиссия под руководством штаб-ротмистра Канова, подчинявшаяся напрямую Щетинину. Ездили по губернии, реквизировали у крестьян имущество, отобранное большевиками у помещиков, и в зависимости от настроения пороли, арестовывали или расстреливали.
Иногда Щетинин вместе с начальником Юзовского уезда Степановым, забрав из города весь личный состав ‘Резерва’, ездил на ‘охоту’ в леса Павлоградского уезда. Из соседних деревень сгоняли на опушку сотни крестьян, скрывавшихся от всеобщей мобилизации, и расстреливали из пулемётов.
В газетах Щетинин печатал приказы и статьи, угрожая расстреливать ещё больше крестьян, если они сами в своих уездах не переловят бандитов и мародёров. Крестьяне взбунтовались и целыми деревнями уходили в банды анархиста Махно.
Однажды в городе появился ротмистр Дмитрий Бологовский - руководитель боевого отряда тайной монархической организации. Предложил Щетинину высокий пост в руководстве, но тот отказался. Но попросил Бологовского убить Максима Винавера - одного из руководителей конституционно-демократической партии. Ротмистр согласился, но запросил приличное вознаграждение. Щетинин пожадничал.
Вскоре в губернии появился Махно с тремя тысячами сбежавших крестьян. Грабили поезда между Александровском и Екатеринославом. Офицеров расстреливали, у нижних чинов отбирали оружие и обмундирование, а пассажиров сортировали по внешнему виду: богатых грабили, а бедным отдавали только что награбленное.
Щетинин с ‘Резервом’ из сотни кавалеристов и с тремя орудиями отправился на ‘карательную операцию’ против Махно. Ожидаемо был разбит в первом же бою. Банды Махно окружили Екатеринослав. А Щетинин отказался от помощи Вооружённых Сил Юга России, заявив, что его ‘Резерв’ разгонит оборванцев, и даже запретил горожанам создавать отряды самообороны. 26-го декабря махновцы захватили город, а Щетинин бежал, объявив, что ‘по делам города и вверенного ему населения будет временно пребывать в Таганроге’.
Из-за таких самодуров белые армии не смогли привлечь на свою сторону народ. Если Сергей-Сергеич читает эти строки, пусть знает – белое дело погибло в том числе из-за него!’
М-да, колоритная личность. Авантюрист! Лётчик... Лётчики, авиаразведка, топография, карты, доступ... Есть ещё русские лётчики, кроме Щетинина? Парфёненко...
‘Дневник весёлой войны’ князя Туманова.
18 декабря 1928
С утра в городе творится что-то невообразимое. Первый день мобилизации. Толпы резервистов с матерями и жёнами. Крики ‘Умрём за Отечество! Вива Парагвай!’ Газеты сообщили, что захваченные форты уже отбиты. Погиб один офицер, шесть солдат, несколько ранены.
19 декабря 1928
В 11 утра в коридоре Апонте объявил, что сегодня я отправляюсь в Байя Негра. По-видимому эта блестящая мысль пришла ему в голову как только он меня увидел. На мой вопрос ‘а как же опыты с минами’, ответил ‘Исаков сам справится, а вот Бетинесу в Байя Негра нужна помощь, иначе по неопытности проиграет все бои’.
Мне тут же выдали 1500 песо командировочных, форму, сапоги и английский пробковый шлем. Пароход в 7 вечера, но я не первый день в Парагвае. Пришёл на службу в 8. Но дежурный офицер заявил, что пароход решили переименовать в ‘Капитан Эль Торо’, отчалит как только будут переоформлены документы. А меня пришёл провожать Эрн с семьёй. Вышла неприятная ситуация.
20 декабря 1928
Плыву в Байя Негра. В Пуэрто Антекера простояли 7 часов. Ждали пополнение из Сан Педро. Несмотря на адское пекло, призывники поют и танцуют на палубе. Повезло - моя каюта на западной стороне. Жара тут наступает только после полудня.
К семи вечера прибыли в Консепсьон. Издалека на пристани видна огромная толпа. Загрузили с Салазкиным брёвна для ‘казармы’. Его посылают служить в дикое место. Будет жить в сарае с десятком солдат и сотнями крокодилов вокруг.
В час ночи покинули Консепсьон. Пошли в Риачо Негро. Выгрузили сарай Салазкина. Посочувствовал ему.
21 декабря 1928
Наш ‘Капитан Эль Торо’ решили переименовать в ‘Капитан Фигари’ в честь офицера, погибшего в форте Марискаль Лопес.
В 6 дня прибыли в Пуэрто Пинаско. Все жители вышли на берег. Принял на борт 150 призывников. Женщины рыдали на фоне заката.
Чудная, лунная, светлая ночь. Разговорился с капитаном. Он сходил на берег. Чувствую запах каньи. Капитан долго жаловался, что это его собственный пароход, а правительство реквизировало для войны. Вот и весь патриотизм! Пока не ударит по карману, все кричат ‘Вива, Парагвай!’
22 декабря 1928
Проснулся в 7.30. Отходили от Пуэрто Састре. В 10 часов прошли бразильсткий порт Мурсино. В 11 причалили к берегу для погрузки дров. Там 2 лачуги с 4 батраками. Лесозаготовка. Грузились до трёх. Жара невыносимая. Готовились отшвартоваться, но налетел ураган с ливнем. Простояли полчаса. Набрал несколько кружек чистой дождевой воды для питья и умывания. Вода в реке - горячая муть. Лучше умереть от жажды, чем глоток оттуда.
В 17.30 прибыли в Пуэрто Гуарани. Выгрузили 40 ящиков с патронами. В 20.30 тронулись дальше.
Октябрь 1933 г. Ла-Пас. Боливия.
Парижанин – Центру. Радиосообщение.
Штаб главнокомандующего передислоцирован в форт Балливиан. Для обороны выделены последние резервы 12 000 солдат.
13 ноября 1933 г. Асунсьон.
Сегодня вся наша община хоронила майора Салазкина. Ещё один из нас отдал свою жизнь за Парагвай. Отпевали в храме Покрова. На гроб положили парадную парагвайскую фуражку. Посмертно Салазкину было присвоено звание подполковника.
Дивизия полковника Фернандеса должна была прорвать последнюю линию обороны боливийцев под Нанавой. Майор Салазкин командовал 2-м кавалерийским полком. Перед атакой в бинокль осматривал боливийские позиции.
- Мой майор, опасно стоять на бруствере, - обратился к нему сержант из окопа. – В нашем секторе замечены снайперы.
- Не пробил ещё мой час! – не отрываясь от бинокля, ответил Салазкин и тут же упал с пулей в груди. Через два дня скончался в госпитале в окружении наших офицеров.
- Пробил мой час, - произнёс последние слова Салазкин и отказался от католического причастия.
- Фатализм или ностальгия? Что убивает нас на этой войне? – думал я, опуская гроб в могилу.
Из книги Валери Проскуренсо ‘Сто тысяч жизней за чёрный призрак’. Глава ‘Auf Wiedersehen, herr Kundt.’ Издательство ‘Паллаз Эджитора’. Сан Паулу. Бразилия. 1940 г.
Оценив обстановку, Кундт отдал приказ об отступлении из Сааведры. Возмущённый многочисленными неудачами на фронте, 14-го декабря 1933-го президент Саламанка вызвал генерала в Ла-Пас и уволил со службы. Большинство немецких офицеров подали прошение об отставке. Но судьба приготовила для Кундта ещё одно испытание - скончалась супруга. Генерал впал в депресиию, жаловался на боли в сердце и в желудке. О его отставке было объявлено только через два месяца. Он уехал на лечение в южную Швейцарию, в Лугано, где и умер 30-го августа 1939-го. В последнем интервью журналистам генерал высоко оценил действия русских офицеров, воевавших против него в Парагвае.
Новым командующим боливийской армией в Чако был назначен Пеняранда, которому тут же было присвоено звание бригадного генерала. Но Пеняранда сразу же вступил в конфликт с президентом из-за назначения генерала Ланса начальником штаба армии. После долгих споров Саламанка заменил Ланса на Москосо. Полковник Торо был назначен командиром 1-го корпуса, майор Буш начальником штаба. Командиром 2-го корпуса вместо генерала Осорио стал подполковник Риоха, а в департаменте Санта Крус началось формирование 3-го корпуса и был объявлен дополнительный призыв в армию.
Декабрь 1933 г. Ла-Пас. Боливия.
Парижанин – Центру. Радиосообщение.
Боливийский штаб использует 20-дневное перемирие для перегруппировки армии. Планируется наступление.
Январь 1934 г. Асунсьон. Министерство обороны Парагвая.
Утром было назначено совещание у Эрна, оказавшееся впоследствии роковым. Присутствовали Швайцер, Дедов, Леш, Фрей, Керн и незнакомый мне господин, на вид испанец, с искривлённым носом.
- Господа офицеры! Я собрал вас, чтобы представить нового сотрудника нашей службы Альфредо Фернандеса Сибаути. Расскажите о себе, старший лейтенант.
Сибаути широко улыбнулся. Ничуть не стесняясь высоких чинов, неспеша обвёл всех присутствующих взглядом и приятным голосом произнёс:
- Я родом из Испании. Приехал ещё до начала войны. Теперь решил присоединиться к борьбе парагвайского народа. Парагвай для меня вторая родина.
- Каким образом? – спросил я.
- Мой предок был иезуитским монахом. Всю жизнь служил здесь. Работал в эстансии, проповедовал. Написал книгу воспоминаний. Мой дед по его примеру тоже служил Парагваю. Был добровольцем в войне против Тройственного союза. Погиб под Энкарнасьоном. Теперь мой черёд. Если надо, тоже умру за Парагвай.
- Я заказал в Испании книгу воспоминаний Вашего предка - духовного коадъютора Игнасиуса Сибаути, - Эрн достал из ящика стола чёрную книгу с золотым теснением. – Прелюбопытное чтение. В Парагвае не издавалось. Желаете опубликовать после победы?
- Обязательно! – испанец бережно взял книгу в руки и пафосно поцеловал. – С детства знаю её наизусть. После войны обязательно найду могилу деда.
- Господин Сибаути закончил пехотное училище в Испании, - обратился к нам Эрн. -Назначается заместителем начальника контрразведки флота. Будет помогать князю Туманову.
- Но я не знаком с службой на флоте, - возразил Сибаути. - Надеялся получить должность более понятную мне. Связь с агентурой, например.
- Начнёте на флоте, а там видно будет. Как себя покажете. Возможно, перейдёте на нелегальную работу. Впрочем, на прошлой неделе генерал Беляев привёз офицеров из Шанхая, - Эрн достал несколько папок и бегло пролистал. – Полковник Керманов – бывший начальник Корниловского училища. Командируем его к Туманову. А Вы, согласен, займётесь связью с резидентурой в Боливии. На этом всё, господа! Прошу на службу.
- Разрешите остаться, - обратился я. – По приказу Рохаса запрещено принимать на службу иностранных офицеров, кроме русских по программе генерала Беляева.
Эрн смерил меня тяжёлым взглядом.
- И где теперь Рохас и Беляев с их запретами?
Январь 1934 г. Ла-Пас. Боливия.
Парижанин – Центру. Радиосообщение.
Между фортами Магариньос и Ла Чина под руководством немецких офицеров построена оборонительная линия 32 километра. Через порт Арика в Чили идут поставки оружия из Штатов. Чили отправляет на фронт 400 наёмников из бывших полицейских и военных.
Из книги Валери Проскуренсо ‘Сто тысяч жизней за чёрный призрак’. Глава ‘Росита.’ Издательство ‘Паллаз Эджитора’. Сан Паулу. Бразилия. 1940 г.
В феврале 1934-го боливийский агент в Асунсьоне сообщил, что в аргентинском городе Ла Куака на границе с Боливией открылось консульство Парагвая. Расположение города и здания консульства было стратегическим: прямо с балкона можно было наблюдать за перемещением боливийских войск через транспортный узел в городе Вильясон. Глава ССБ подполковник Хеннинг отправил туда группу агентов: Гастона Веласко, Карла Аккермана и двух сотрудниц с Росой Апонте Морено. Были разработаны легенды прикрытия и выданы перуанские паспорта. Операцию назвали ‘Росита’.
Вскоре в Ла Куака три красивые молодые женщины из Перу арендовали дом рядом с консульством. Дамы элегантно прогуливались под окнами консульства, сидели на террасах кафе, пили вино и улыбались парагвайцам, охотно принимая комплименты. На третий день пригласили всех сотрудников на новоселье, затянувшееся до утра. В это время Веласко и Аккерман проникли в здание консульства и вскрыли сейф.
Списки агентов парагвайской разведки были переданы Хеннингу той же ночью. Но самой ценной была информация о Луисе Фрейтасе – известном в Ла-Пасе продавце галстуков на площади Сан Франсиско. Его арестовали уже на следующий день и после пыток расстреляли.
Агенты внешнего наблюдения ССБ зафиксировали несколько встреч граждан Боливии, работавших на парагвайскую разведку, с вице-консулом Чили в Ла-Пасе. Через несколько дней Роса Апонте Морено с ‘подругами’ открыла ‘мужской пансион’ на площади Риосино рядом с консульством. Вскоре заведение посетили вице-консул и секретарь. А через неделю они заказали ‘услуги на дом’ – в квартиру вице-консула.
Неожиданно, в шесть утра на улице показался военный оркестр, исполнявший марш.
- Что это? – жеманно удивилась Роса. – Дорогой, пойдём посмотрим!
Она вывела полуголого вице-консула на балкон, а сама не постеснялась выйти полностью обнажённой. Подруги вытащили из постели сонного секретаря.
- Парад с оркестром в такую рань?! Они что, с ума посходили? – возмутился вице-консул.
В это время два сотрудника Секретной Службы под балконом быстро щёлкали фотоаппаратами. На следующий день оба дипломата согласились работать на ССБ.
5 марта 1934 г. Министерство обороны Парагвая.
Эрн вызвал меня к себе. В кабинете вновь находился незнакомый господин. Высокий, худощавый, с узким лицом и глазами математика, но без очков.
- Неужели ещё один иностранец? – подумал я. – А как же приказ?
- Знакомьтесь, майор! Высоколян Степан Леонтьевич, профессор математики. Прибыл два месяца назад из Праги. Будет помогать Вам в поисках шпиона.
- Рад знакомству, Степан Леонтьевич, - я протянул руку через стол. – Каким образом будем сотрудничать? – обратился я к Эрну.
- Помните наш разговор об отсутствии шпиона в радиоэфире?
- Помню. Я думал над способом передачи донесений, но все варианты нерабочие. Курьер, пароход, голубиная почта...
- Я приказал начать перехватывать радиосообщения посольств Перу, Чили и американцев. И знаете, что обнаружил? Перуанцы и чилийцы пользуются одним, постоянным кодом, а американцы – двумя, причём совершенно разными. Сообщения на одном короткие и поступают в эфир намного реже.
- Шпион – американский дипломат?
- Все они шпионы! Знаем поимённо. Думаю, Ваш шпион передаёт сообщения через них. Мы усилили внешнее наблюдение, но за целый месяц ничего подозрительного. Код расшифровке не поддаётся. Теперь Степан Леонтьевич займётся этим.
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
Высоколян Степан Леонтьевич, родом из села Наливайко Подольской губернии. Из крестьян. Закончил ускоренный курс Виленского военного училища. В 19 лет ушёл добровольцем на германский фронт. Пять раз ранен. Капитан, награждён орденами Святого Станислава, Владимира и Анны.
Гражданскя война, Вооружённые Силы Юга России. В ноябре 1920-го с Русской армией генерала Врангеля эвакуирован из Крыма в Турцию. Чехословакия... В 1928-м закончил физико-математический факультет Карлова университета в Праге. Доктор высшей математики и экспериментальной физики. До 1933-го работал в Институте общественного прогнозирования в математической и статистической секции. В 1933-м закончил военную академию.
Март 1934 г. Чако.
Поздно вечером я уже собирался домой, когда позвонили из приёмной генерала Эрна.
- У нас серьёзные проблемы, майор, - не здороваясь произнёс Николай Францевич. - Боливийцы создали секретную службу. Не большую, как прежде. Человек 50, но, как оказалось, эффективную. В Ла Куаке выкрали списки резидентуры и, кажется, перевербовали двух агентов в Ла-Пасе.
- Откуда известно о перевербовке?
- Их осведомители арестованы, а сами агенты теперь присылают донесения, которые не подтверждаются другими. Я приказал всем нелегалам законсервироваться. Некоторых пришлось отозвать.
- Думаете провалы связаны с ‘моим’ шпионом?
- Трудно сказать. До февраля этого года не было ни одного. Значит, наш шпион не имел доступа к нашему отделу.
- Или ждал, когда соберёт информацию о всей сети.
- Логично. Но пока арестовали только треть.
- Тоже весомый успех. Отрапортовали президенту и получили благодарность, а скорее всего повышение в звании.
- Несомненный успех. У них! А у нас – несомненный провал! В любом случае, активизируйте работу по шпиону. Он подобрался слишком близко.
- Или завербовал кого-то в нашем отделе.
Эрн прищурился и задумался.
- Я бы проверил Сибаути.
- Его уже проверили. До седьмого колена. Всё сходится, - ответил Николай Францевич.
- Я разделил наших на группы. Проверил врачей, инженеров, профессоров, лётчиков. Теперь флот. Требуется командировка.
- С моряками всё в порядке. Там контрразведкой занимается князь Туманов. Опытный офицер, начальник отдела личного состава. Знает всех офицеров лично. Проверяет каждого, кто поступает на службу. Между прочим, дальний родственник Императорской семьи. Получил предложение стать представителем в Южной Америке. Впрочем, Вы правы. Флот надо проверить свежим взглядом.
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
Зимовский Николай Фёдорович, родом из Харькова. Закончил реальное и мореходное училища. В 1917-м сдал экзамен на звание офицера. Служил на тральщике ‘Т-5’.
C 27-го ноября 1918-го мичман в белогвардейских войсках в штабе Северного фронта. С октября 1919-го по февраль 1920-го в штабе флотилии Северного Ледовитого океана. Награждён орденом Святого Станислава 3-й степени. В феврале 1920-го эвакуирован в Турцию. Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев. Парагвай. До войны служил в Сахонии в артиллерийском арсенале начальником отдела взрывчатых веществ. Изобрёл ручную гранату, за что получил звание майора. Солдаты прозвали её корумба-и, ‘черепашка’... Нет, до войны не имел доступа к картам.
Сахаров Вадим Николаевич. В 1912-м закончил Морской кадетский корпус с присвоением звания лейтенанта. Гражданская война, Вооружённые Силы Юга России. 28-го марта 1920-го присвоено звание старшего лейтенанта. Эвакуирован из Новороссийска в Турцию. В Парагвае до войны преподавал радиотелеграфное дело в морском училище... Значит, без доступа к картам... С августа 1932-го лейтенант флота, начальник отдела связи.
Кто ещё? Николай Кунаков - лейтенант Императорского флота России. Гражданская война, Восточный фронт, Дальневосточная армия, Сибирский флот... Теперь капитан боевого катера.
Евгений Гиерс... Посмотрю подробнее завтра, перед отбытием.
Дневник Веры.
Наверное, Вам надоело читать про Прагу. А я хотела там остаться навсегда! Я бы познакомила Вас с нашими литераторами. Под Рождество мы бы вместе бродили по ночным улицам.
Помню, однажды ночью проснулась, а папы в квартире не было. Я испугалась. Выглянула в окно. Он разговаривал с кем-то. Я вышла к ним. Услышала, что говорят про какой-то Парагвай. Папа сказал, что это его бывший сослуживец. Он потом ещё несколько раз приходил к нам. Представился ‘дядя Мося’, хотя был старше меня всего лет на пять, но очень умый, образованный и невероятно галантный. Признаюсь, он меня очаровал. А папа почему-то обращался к нему по имени-отчеству - Максим Натанович.
Увидев мои французские романы, Максим Натанович заговорил на прекрасном французском. И чешский у него был превосходный. Я спросила на каких ещё языках он говорит. Оказалось на польском, английском, шведском и норвежском. Сказал, что теперь учит датский, потому что скоро уедет в Копенгаген, а папе надо будет учить испанский. Я подумала, странно, что он уговаривал папу ехать в Парагвай, а сам отправлялся в Данию. Что за друг?
Надеюсь, Вы скоро вернётесь с фронта и мы вместе пройдёмся по набережной Асунсьона.
Март 1934 г. Чако.
На мостике ‘Умайты’, с рупором, князь Туманов руководил погрузкой кавалерийского полка. Лошадей, фураж, боеприпасы и бочки с водой грузили на баржу. Я направился к нему в рубку.
- Не побрезгуете моей каютой, майор? Думаю, для приватной беседы нам лучше уединиться.
Корабль отчалил и неспеша набирал скорость, борясь с течением и тяжёлой баржей.
- Николай Францевич рассказал о Вашем задании.
- Не знал, что тоже служите у Эрна. Думал, Вы только заместитель командующего флотом.
- Ещё и начальник контрразведки флота. Но сами понимаете, эта информация не для всех. Официально подчиняюсь командующему флотом. Как будем искать шпиона? У меня 67 офицеров и 600 матросов!
- Он - русский.
Туманов озадаченно посмотрел на меня.
- Пренеприятнейшее у Вас задание. Искать шпиона среди своих тут на чужбине! Но с другой стороны легче. Русских офицеров только пять.
- Я уже ознакомился с их делами. Теперь хочу побеседовать с Вами и провести с каждым несколько дней.
- Отчего же не побеседовать. Но они служат на разных кораблях. Какая у Вас легенда?
- Полагаюсь на Вас.
Из служебной папки майора парагвайской армии Истомина.
Парфёненко Владимир Александрович. Закончил училище Морского корпуса в 1914-м. Служил на Балтийском флоте. С 1916-го на Черноморском. Получил специальность морского летчика, вернулся на Балтику. Лейтенант. Жил в Финляндии, Швеции, Австрии и Северо-Американских Соединённых Штатах... Та-а-ак! Похоже, кандидат в подозреваемые!..
В Парагвае начал войну лётчиком на итальянском истребителе ‘Фиат CR 20bis’. После первого боевого вылета попросился в санитарную авиацию – по возрасту... Сколько ему? 49! Да, пора в тыл... Назначен пилотом санитарного самолёта... Получается, о нём ничего не известно с 1918-го. Прибыл из Штатов – покровитель Боливии. Есть что-то от военных миссий? Есть и не мало...
В 1918-м служил в Рабоче-Крестьянском Красном Флоте у большевиков. В том же году перелетел к финнам... Стоп! Что значит к финнам?... Сразу после вооружённого переворота в октябре 1917-го Ленин признаёт независимость Финляндии в обмен на признание правительства большевиков. Финны создают армию. Лётчик-наблюдатель капитан Крашенинин предлагает свои услуги и вступает в сговор с братьями Зайцевскими, Сафоновым и Парфёненко. За угон самолетов финны предлагают 100 000 марок и офицерское жалование 3000 в месяц. 11-го апреля перелетают в Финляндию на ‘Ньюпорах’.
В финской армии Парфёненко числился как шведский капитан Вальдемар Адлерхайм. Преподаёт в авиашколе в Утти. В 1919-м с братьями Зайцевскими переезжает в Швецию. Оттуда планируют вернуться в Россию, в Сибирь, в армию адмирала Колчака. Но Колчак разгромлен... История Бобровского повторяется!.. Решают бороться с большевиками в Швеции, создают банду ‘Лига убийц’. Грабят и убивают советских дипломатов. Вымогают деньги у шведских коммерсантов... Превратились в обычных бандитов. Вот так персонаж! Неожиданно! Что далее?.. Банда арестована, но Парфёненко сумел бежать в Австрию, затем в Штаты. Теперь у нас в Парагвае. Когда прибыл? Декабрь 1933-го. Слишком поздно! Точно не ‘мой’ шпион! Но надо подать рапорт Эрну. Пусть за ним понаблюдают.
Кто ещё из наших в авиации? Арсений Вёскин - военный лётчик. Георгий Шмагайлов - начальник авиационного парка, полковник технических войск! Командирован на авиазавод в аргентинском городе Кордоба, занимается ремонтом самолётов.
Май 1934 г. Каньяда Стронгест.
Меня срочно вызвал подполковник Леш.
- Хорошие новости для Вас, майор! Запеленговали передатчик диверсионной группы! Сигнал очень слабый, локальный.
- Где?
- Вот! – показал в пустое место на карте. – Каньяда Стронгест. Так называют боливийцы. Русло высохшей реки. Перемещаться удобно, высохшая глина. Причём совершенно скрытно. По ней к Балливиану выдвинулась наша дивизия, но попали в окружение. Пытаемся спасти, но вряд ли успеем. Противник уже подтянул две дивизии. Вчера Гольдшмидт выехал на топографическую разведку. Ищет индейские тропы для выхода из окружения.
- А передатчик когда там появился?
- Три дня назад. Как только наши выдвинулись по каньяде.
- Значит, готовят диверсию. Я должен быть там.
- Глухомань! Не успеете на ‘Форде’.
- Тогда самолётом.
- Все лётчики на фронте. Есть только санитарный.
- Парфёненко?
- Знакомы?
- Заочно.
- Тогда вперёд!
Рано утром я уже был на аэродроме.
- Сесть на русло высохшей реки? – спросил Парфёненко, надевая лётный шлем. – Самое простое, что приходилось здесь делать! В прошлом месяце подобрал бомбера лейтенанта Перальто. Его ‘Потез‘ сбили посреди саванны. Боливийцы тут же послали полуэскадрон. Я их отогнал и сел в траву по пояс. А как взлетать – не понятно! Мотор старенький. Спасибо Шмагайлову – неделю вместе перебирали. Осилил траву!
- В Кордобе ремонтировались?
- Там! Ну что? Летим к руслу? Кстати, вы не задумывались почему все нации называются существительными – британцы, австрийцы, шведы, а мы прилагательным ‘русские’?
- Нет.
- Ну как же? Владеете языками?
- Испанским, гуарани, португальским. Что-то помню из немецкого, французского.
- Мне тоже пришлось учить. Финский, шведский, немецкий, английский. Теперь испанский. Не жизнь, а восходящие потоки с болтанкой на предельной высоте. Как-то задумался откуда пошло ‘русские’. Заметьте, не древляне, не кривичи, не поляне.
- Откуда же?
- От русла! Русские – те, кто живёт вдоль русла, у водоёмов. Отсюда названия рек Русса, Рось. А ещё ручей, роса, река, родник. Вот вам и Русь! Так что русло – наше, родное. Мягкую посадку гарантирую!
Первый раз я увидел Чако с высоты птичьего полёта. Необъятные, дикие, необжитые просторы, пересечённые шрамами военных дорог, израненные оспинами артиллерийских снарядов. Под нами проплывали пальмовые рощи, болота, лагуны и бескрайняя саванна. Справа, на востоке, виднелся грозовой фронт, закрывавший восходящее солнце. Молнии, как штыки трёхлинеек, насквозь прокалывали свинцовые облака, обрушая на землю холодный зимний ливень. А слева безмятежно-серое небо с парящими грифами.
Через полтора часа полёта Парфёненко показал рукой вниз. На фоне светлозелёной местности виднелась бежевая полоса русла реки в обрамлении тёмно-зелёной сельвы. Парфёненко повернул самолёт на запад вдоль русла. Показались наши части, занявшие оборону. Из пальмовых рощ по нам открыли огонь из винтовок. Парфёненко набрал высоту. Русло снова стало мирным. Показался грузовик и, сделав круг, мы пошли на снижение. Парфёненко пролетел над самыми кронами деревьев. В кабине и кузове никого не было. Из-под грузовика виднелись стволы двух винтовок. Мы пошли на посадку.
- Жду завтра в это же время! – прокричал я, выпрыгивая из самолёта.
Парфёненко поднял вверх большой палец и пошёл на взлёт, а я по кустам двинулся вдоль каньяды обратно на восток. Стих шум улетающего самолёта. Послышались выстрелы из винтовок, автоматные и пулемётные очереди. Вдруг всё стихло. Раздался одиночный выстрел из револьвера. Снова тишина. Всё кончилось? Я побежал прямо по каньяде. До места боя оставалось не менее двух километров. Русло поворачивало влево, на север. По высохшей глине бежалось легко. Взял в руки болтавшиеся в кобуре револьверы. Теперь снова в кусты, осторожно, пригнувшись. Попались свежие следы знакомых сапог. Теперь ползком. Вот и поле боя. Всё кончено! Под грузовиком два трупа парагвайских солдат. В стороне – окровавленное тело майора с откинутой в сторону головой. Висок прострелен. Револьвер зажат в правой руке. Николай! Гольдшмидт! Всё тело, включая горло, было исколото ножами. Левая ключица перебита двумя пулями. Я проверил барабан. Пуст! Застрелился последним патроном... Диверсанты издевались над мёртвым. Не терять ни секунды. Догнать!
Группа ушла на северо-восток в сторону каньяды Лобрего. Значит, там их заберёт самолёт. Родник на поляне. Кровавые бинты вокруг. Хорошо! Только бы не вышли в саванну – будет трудно подобраться. Теперь очень осторожно! Кажется, я их догоняю. Придётся снова ползком. Послышалось постукивание радиста. Я закрыл глаза, прислушался. Звук раздавался впереди слева, на опушке. Далее – саванна.
Радист в наушниках сидел под деревом, отстукивая морзянку. Метрах в двадцати за кустом виднелись ещё семеро. Ножами доставали тушёнку из оловянных банок. Слышалась немецкая речь. На пальмовых ветках лежали двое раненых. Я подполз к радисту сзади. Рывок, зажатый рот и нож в горле! Радист, вздрогнув всем телом, повалился на землю. Я пополз к кусту.
- Otto, komm mal her. Deine Fleischkonserve wartet aus dich! – крикнул самый крупный из едоков, видимо командир.
Ответа не последовало.
- Otto! Was ist loss? – кивком приказал проверить.
Диверсант, что сидел ко мне спиной, двинулся в мою сторону с ножом и банкой в руках. Как только поравнялся с кустом - получил нож в сердце. Я его толкнул назад. Огромное тело упало головой в сторону группы. Из груди торчала рукоять ножа.
Я несколько мгновений подождал за кустом. Шок и трепет – часть возмездия. С двумя револьверами вышел с другой стороны куста и разрядил барабаны, не жалея раненых. Но главный оказался самым опытным и сообразительным – прикрылся своим же. Я в него выпусил четыре пули, но насквозь тело не пробил. Главный отбросил жертву в сторону и, схватив автомат, бросился в рощу. Я за ним, на бегу заряжая барабаны. Стоп! Первая мысль всегда предсказуема! Я пробежал ещё немного, делая как можно больше шума и ломая ветки, и пополз назад. Противник опытный, ждёт охоту. Но её будет! Подстрелю как утку на взлёте.
Я дополз до опушки, взял ручной пулемёт и, пригнувшись, двинулся по саванне. Каньяда Лобрего была не далее чем в трёх километрах. Занять удобную позицию и ждать, ждать, ждать...
Старая каньяда заростала травой, постепенно сливаясь с саванной. Тишина. Ни птицы, ни зверя, ни дуновения ветра, ни единого признака войны и смерти. Только сухая трава по пояс и апельсин солнца над головой.
Я лежал под кебрачо. Наблюдал и слушал. Вдалеке послышалось тихое жужание мотора. На горизонте появился транспортный ‘Юнкерс’. Только бы взлёт был на расстоянии выстрела! В полукилометре от меня взлетела красная сигнальная ракета. Самолёт сделал круг и пошёл на посадку. Превосходно! Разбег будет как раз мимо моего кебрачо. ‘Юнкерс’ на минуту замер на дороге и, взревев пропеллерами, понёсся в мою сторону. Я уложил в корпус всю ленту, а вдогонку оба барабана. Но пилот всё-таки сумел взлететь. Машина неуверенно набирала высоту, покачивая крыльями. Из мотора пошёл дым. Самолёт начал сильно крениться влево. Что-то отделилось от корпуса, мелькнула белая полоска парашюта, но спасительный купол раскрыться не успел. Не торопясь, я направился туда, наблюдая за гибелью ‘Юнкерса’. Машина перевернулась в воздухе и рухнула.
Немец лежал на спине, стонал. Изо рта сочилась кровь.
- В самолёте остался медицинский пакет. Могу принести обезболивающее, если всё расскажешь, - соврал я для пользы дела, как это делал генерал Носович в Царицыне. – Откуда отряд?
Диверсант смотрел на меня остекленевшими глазами. Он оставался в сознании только благодаря невероятным усилиям воли. Тихо стонал и сглатывал наполнявшую рот кровь.
- Рассказывай! – повторил я по-немецки.
- Русо Бланко, - прошептал он.
- Откуда меня знаешь?
- Я – Шварц.
- Жаль, что не Рём со штурмовой бригадой, - саркастически ответил я.
- Шварц... Бой на саблях из дуба в училище. Ты мне в живот с выпада... – немец закашлялся.
Я посмотрел на него внимательнее и узнал. Действительно Шварц! Мой экзамен на звание лейтенанта парагвайской кавалерии, отвечаю на вопросы генерала Эскобара и полковников. Манеж, гнедой скакун под английским офицерским седлом. Трипель-бар, банкет, каменная стена и неожиданный бой с инструктором кайзеровской армии. Шварц постарел, но сохранил отличную форму. Холодное, упрямое выражение лица прослеживалось даже сейчас, в последние часы жизни.
- Ты снова меня победил, Русо Бланко. Или как тебя на самом деле..?
- Рассказывай про группу, иначе не принесу медикаменты.
- Единственный проигранный бой в моей жизни, - продолжал хрипеть Шварц. – А тогда ночью в Чако закончилось вничью. Я узнал тебя в лунном свете. Слышал, что ты вернулся в Парагвай. Искал.
- Уже не единственный, - как можно циничнее произнёс я. – Рассказывай, когда группу доставили из Германии.
- В начале войны.
- Кундт?
- Нет, Буш.
- Герман?
- Да. Попросил Рёма. Ты и Рёма знаешь?
- Знаю, - снова соврал я. – Вернулся в Парагвай?
- Нет. Служит фюреру.
- Гитлеру?
- Да. Он возродит Германию. Вот увидишь.
- Твоя группа – штурмовики Рёма?
- Да. Лучшие офицеры.
- Буш в твоём отряде?
- Сначала помогал, показывал Чако. Потом мы сами.
- Ваша главная задача?
- Диверсии и уничтожение офицеров. Предпочтительно русских.
- Почему именно русских?
- Слишком хорошо воюете.
- Плохо не умеем! Как зовут шпиона в Асунсьоне?
- Какого шпиона? – прошептал Шварц, стараясь дышать глубже и не потерять сознание.
Вдруг мне спину обдало жаром. Повернувшись, увидел перед собой стену огня. Саванна горела! ‘Юнкерс’! Я обмотал Шварцу ноги стропами парашюта и побежал обратно к Каньяде Стронгест. Только бы хватило сил убежать от огня!
Николая хоронили в Асунсьоне, в закрытом гробу. Отец Константин разрешил отпеть в церкви и похоронить на кладбище.
- Вся армия пользовалась его картами, - тихо сказал Иван Тимофеевич. – Застрелился?
- Да, последним патроном. Предпочёл смерть плену.
- Это я его сюда позвал, - Беляев поднял к небу глаза, полные слёз.
25 марта 1920 г. Новороссийск.
Уже второй день слышались залпы артиллерии Красной Армии. Армия генерала Врангеля эвакуировалась в порту. Пароходов не хватало, поэтому отправляли в первую очередь женщин и детей. Солдаты и офицеры прощались с семьями, возможно навсегда. Махали руками, пока пароход не скрывался за горизонтом. Некоторые становились на колени, плакали и молились. Мужья и отцы возвращались в окопы, чтобы умереть в последнем бою.
Генерал-майор Беляев эвакуировался последним пароходом. Стоя на палубе, прощался с Родиной, плакал и думал как будет искать потерянную супругу. Вдруг на пристани появились два всадника – владельцы Орловского конного завода, отец и сын. Просились на пароход с лошадьми знаменитой породы. Но судно уже было переполнено. Капитан приказал отчаливать. Охрана согласилась пустить только одного. Отец толкнул сына вперёд. Беляев подхватил его и поставил рядом с собой. Отец обещал уплыть на следующем пароходе, хотя знал что этот был последним.
- Прости, сынок! – крикнул он, достал револьвер и застрелил обоих лошадей.
Встал на колени, приставил револьвер к виску и снова крикнул:
- Живи, сынок!
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
Николай Блинов, капитан Войска Донского. Гражданская война, Русская армия Врангеля, эвакуация из Крыма. На чакском фронте командир 1-го батальона 18-го пехотного полка. Присвоено звание майора. ‘Утром 9-го июля 1934-го повёл батальон в атаку на форт Гуачилья, ворвался в окопы. Командир взвода лейтенант Монтеро был контужен взрывом гранаты. Рядом разорвался снаряд. Майор Блинов спас ему жизнь, накрыв своим телом.’
Возвращаю дело.
Виктор Корнилович, капитан кавалерии Императорской армии России. На чакском фронте также капитан. Произведён в майоры. Посмертно... Погиб в рукопашном бою под фортом Капиренда 30-го мая 1934-го.
‘Дневник весёлой войны’ князя Туманова.
26 декабря 1928
Пасмурное, прохдадное утро, но к полудню начало печь. Написал рапорт Апонте, но когда отправлю неизвестно. Патрульный катер ‘Пирапо’ повредил винты, а у моего пароходика барахлит мотор. ‘Матильде’ вчера ушла с ревизором и лоцманом Масакоте в Фуэрте Олимпо. Вернётся только завтра. Не сомневаюсь, у боливийцев такой же беспорядок.
В 10.30 ночи получили приказ потушить огни. Был замечен боливийский самолёт.
27 декабря 1928
Утром прибыл майор Франко. Рассказал, что вчера от боливийского самолёта отделились три белых пятна. Падали медленно. Видимо, парашютисты. Франко послал солдат на поиски.
В 9 утра снялись с якоря, пошли вверх по реке. Прошли Пуэрто Кабальо и вошли в Рио Негро. Река кишит крокодилами. Они везде. В воде, на берегу, в кустах, на отмелях. Проклятое место. Развернулись и пошли обратно. Вошли в реку Парагвай, испытали 37-мм пулемёты. Парагвайцы их называют пум-пум. Стреляли безотказно. В 11.30 вернулись на якорную стоянку.
29 декабря 1928
Ночью направил на себя вентилятор, иначе невозможно спать из-за жары и комаров. Проснулся в 6.30. Пасмурно, прохладно. Командир предложил плыть в форт Патриа. В 7.40 отчалили на ‘Матильде’. В 9.13 прошли Пуэрто Кабальо. В 9.25 снова вошли в крокодилье царство Рио Негро. В 11.50 прошли форт Команданте Хименес – лачуга с 5 полуголыми солдатами. Саванна с пролесками из королевских пальм и травой в половину человеческого роста.
В 13.10 приплыли в форт Патриа – 3 лачуги перед пальмовым лесом в полукилометре от берега. На челноке переправились на берег. В форте 70 солдат и 3 офицера во главе с лейтенантом Ортигоса. Перед фортом насыпан вал, укреплён пальмовыми стволами. На север в 15-20 километрах последний парагвайский форт Гальпон. За ним на таком же расстоянии боливийский. Наши патрули постоянно контролируют местность вдоль Рио Негро и Пуэрто Кабальо. Условия жизни в форте самые убогие. Только один стул, остальное – самодельные скамьи. Стол сколочен из грязных ящиков, накрыт грязной тряпкой. Ортигоса живёт там уже несколько месяцев. Ели рис с мясом из оловянных мисок. Потом галеты с мате косидо в оловянных кружках.
В 3.40 поплыли обратно. Ползли по дну, отпихиваясь шестом – сильный попутный ветер выгонял воду из реки. Уже затемно вошли в реку Парагвай. В 20.30 вернулись на канонерку.
Из книги Валери Проскуренсо ‘Сто тысяч жизней за чёрный призрак’. Глава ‘Предчувствие переворота. Чехи’. Издательство ‘Паллаз Эджитора’. Сан Паулу. Бразилия. 1940 г.
Из-за затянувшейся войны в боливийской армии росло недовольство президентом Саламанкой. 5-го апреля 1934-го подняли мятеж кадеты военного училища. Захватили казармы и штаб военный полиции, требуя прекратить вмешательство президента в военные действия в Чако. Военная полиция пошла на штурм. Погибли один полицейский и один кадет. Но генерал Ланса сумел уговорить кадетов сдаться, обещал амнистию. Генерал Пеняранда с фронта прислал президенту депешу, что он не имеет отношения к восстанию. Но Саламанка решил лично убедиться в лояльности армии и и 27-го апреля прибыл на фронт вместе с министром обороны.
После торжественной встречи с почётным караулом президент осмотрел оборонительные укрепления, поговорил с солдатами и провёл заседание в полевом штабе корпуса. Офицеры потребовали ввести цензуру, запретить антивоенную пропаганду, улучшить снабжение армии и объявить новый призыв. Саламанка согласился и предложил учредить должность военного инспектора. Однако предложенная им кандидатура Хоакина Эспады не устроила командование и Саламанка, в гневе, тут же уволил начальника штаба 1-го корпуса майора Москосо и решил назначить генерала Ланса или полковника Бильбао Риоха, но согласился на компромис - начальником штаба стал полковник Ривера. Заявив, что если надо, он готов отправить в отставку всё командование, Саламанка покинул заседание, утаив, что ещё 19-го марта направил президенту Чехословакии Масарику письмо, в котором просил прислать генерала для замены уволенного Кундта. Выбор в пользу Чехословакии был сделан под влиянием торгового представителя чешского оружейного завода ‘Збройовка Брно’ Моравека, который преследовал исключительно коммерческие цели. Моравек красочно описал ‘подвиги’ чешских солдат во время гражданской войны в России, а журналисты, узнав о выборе президента, писали в газетах, что чехи умели только сдаваться без боя и потерь.
Моравек срочно вылетел в Прагу для консультаций с Масариком как обойти эмбарго Лиги Наций на поставки оружия в Боливию. 8-го мая между Чехословакией и Боливией был подписан договор о военной помощи. А 24-го мая четверо офицеров чехословацкой армии во главе с бригадным генералом Вилемом Плачеком выехали в Бремен и на пароходе отправились в Чили.
Генерал Плачек служил в Австро-Венгерской армии, но после распада империи Габсбургов перешёл на службу в чехословацкую армию командиром 2-й горнопехотной бригады. В Боливию с ним выехали полковник пехоты Рудол Белин, подполковник Генерального штаба Ченек Кудлачек, майор артиллерии Богумил Подлезл и капитан пехоты Теодор Покорны. 25-го июня военная миссия прибыла в чилийский порт Арика, где была замечена осведомителями Эрна, и на поезде отбыла в Ла-Пас. Плачек стал членом Военного Совета. Покорны был назначен помощником начальника оперативного отдела Генерального штаба. Белин и Подлезл получили должности инспекторов пехоты и артиллерии. Кудлачик координировал работу группы и занимался поставками оружия на фронт. Миссия обеспечила чешскому заводу заказы на миллион фунтов стерлингов.
Октябрь 1934 г. Асунсьон. Министерство обороны Парагвая.
Меня вызвал Эрн. Не успел я закрыть дверь, как генерал бросил ледяным тоном:
- Майор, Вы три недели были на флоте у князя Туманова. Ничего не нашли? – голос звучал жёстко, глаза просвечивали насквозь.
- Нет. Все наши – достойные офицеры.
- А как объяснить вот эту диверсию? – Николай Францевич показал два листа бумаги. – Рапорт князя Туманова! На ‘Умайте’ взорвали котельное отделение. Канонерка выбыла из строя на несколько месяцев! Хорошо, что фронт откатился далеко на запад!
Я принялся читать рапорт:
‘С 8-го октября я огнём корабельной артилеррии поддерживал наступление вдоль реки Пилькомайо. Уничтожил два форта противника - Има и Пало Меркадо. Затем поднялся вверх по реке на 16 км и высадил в тылу противника три батальона десанта. На обратном курсе произошел сильный взрыв в котельном отделении. Погибли механик, кочегар и два матроса. Тело мичмана Гальего не найдено.’
- Авария исключена?
- Абсолютно! – громко произнёс Эрн. – Там было полпуда динамита! Если бы судно не было бронированным, разлетелось бы в щепки!
- Я проверял только наших офицеров.
- Сколько провалов в последние месяцы! – генерал отошёл к окну, сжимая пальцы. – Это может быть связано с Вашим шпионом?
- Провалы и взрыв на ‘Умайте’? Не думаю. Высоколян расшифровал код. Я ознакомился с донесениями. Шпион часто сообщает с запозданием. Иногда на месяц. Но донесения обширные. Практически обо всём – переброска войск, смена командиров, призыв резервистов, наши планы. Но есть и неверные. О флоте почти ничего.
Генерал повернулся ко мне лицом.
- Неверные? Странно. Получает информацию от третьих лиц? Искажение? У нас остался только один шпион в Ла-Пасе. А у боливийцев, похоже, появился второй. Керн займётся им. Будете помогать.
- Слушаюсь.
- C ‘Умайтой’ сам разберусь!
Эрн выдержал паузу.
- Я подал представление к ‘Чакскому кресту’, - голос генерал зазвучал спокойнее. - За диверсионную группу. Отменно действовали, майор.
- Благодарю, господин генерал. Но свидетелей нет. Только мой рапорт. Скорее всего снова откажут.
- Буду настаивать. Среди наших есть ещё один герой. Капитан Емельянов. Тот самый, что заменил Касьянова. С эскадроном отразил атаку целого полка! Уже получил ‘Крест’ по моему представлению. Лечится у Тимченко. Был тяжело ранен под Пуэсто Павон.
Эрн помолчал, явно думая о чём-то другом.
- ‘Кресты’ – это хорошо. Достойно воюем. Но кажется, ещё один провал. Пропал наш последний агент в Ла-Пасе, - признался генерал. – Лучший!
Октябрь 1934 г. Ла-Пас. Перу.
Католический священник мексиканец Альфонсо Ивар был личным информатором президента Саламанки ещё до создания Секретной Службы. Перед войной с Парагваем был назначен начальником полиции Ла-Паса. По ночам в поисках дезертиров и распространителей панических слухов часто посещал рестораны и бары. На месте, лично выносил смертные приговоры. А по воскресеньям служил мессу в храме.
После отставки президента Ивар возглавил отдел расследований ССБ - контрразведку. Его внимание сразу же привлёк аргентинец Сетаро, прибывший в Ла-Пас в 1931-м и выдававший себя за сына богатых землевладельцев. Сетаро сорил деньгами и быстро продвигался по службе, используя личные связи. Проведя тщательное расследование, Ивар понял, что Сетаро агент аргентинской разведки G2, но арестовать его не позволял дипломатический иммунитет. Тогда Ивар потребовал выслать шпиона из Боливии.
...Сетаро проснулся от сильных ударов в дверь. Накинул халат, взглянул на часы.
- Без четверти шесть! Кто это?
Перед ним стояли трое незнакомых мужчин в строгих костюмах и дешёвых галстуках.
- ССБ! - сразу понял он. - Идиот! Какой же я идиот! Заметил слежку и не уехал!
- Арест? - тихим голосом спросил он.
- Нет. Тебе, ублюдок, крупно повезло, - сквозь зубы процедил главный. – К вечеру тебя не должно быть в стране, иначе твой труп найдут с перерезанным горлом и пустым бумажником. Грабители... Что делать?
- Я понял.
Уже через час он поднимался в вагон поезда, следующего до перуанского города Уака.
- Неважно куда, лишь бы скорее отсюда! - нервничал Сетаро.
В купе попутчиков не было. Замкнув дверь, сел у окна, наблюдая за перроном. Прислушивался к каждому звуку в вагоне. Но перрон был пуст, а вагон хранил молчание. Сетаро вздрогнул всем телом когда поезд тронулся. С облегчением вздохнул и откинулся на спинку мягкого дивана. За окном проплывал пасторальный пейзаж: долины посреди Анд, стада лам и глиняные хижины крестьян. Сетаро уснул как только поезд пересёк перуанскую границу.
В дверь тихо постучали.
- Кто там? - испугавшись последний раз в жизни, спросил Сетаро и посмотрел в замочную скважину.
Перед дверью в длинной чёрной сутане с огромным крестом на груди стоял католический священник.
- Как Вы вовремя, святой отец! Хочу поблагодарить Бога за спасение.
- Так молись, Иуда! – произнёс священник и трижды выстрелил ему в лицо.
В 1938-м, также в Перу, Альфонсо Ивар был застрелен неизвестными. Швайцер отомстил за своего агента.
Из книги Валери Проскуренсо ‘Сто тысяч жизней за чёрный призрак’. Глава ‘A Dios, senor Salamanсa!’ Издательство ‘Паллаз Эджитора’. Сан Паулу. Бразилия. 1940 г.
Боливийские офицеры готовили заговор против президента. По конституции власть передавалась вице-президенту Техада Сорсано. Военные считали его вполне управляемым. 1-го ноября к Сорсано пришли сенаторы Сальес и Прадо. Предложили путч. Сорсано отказался, но не сообщил о разговоре президенту. Но через несколько дней Саламанка почему-то решил назначить нового вице-президента – своего шурина Рафаэля де Угарте и нового министра обороны Канеласа. 25-го ноября все трое прибыли в штаб в Вилья Монтес. Президент чувствовал себя в безопасности и вместо целого отряда полиции взял только восемь охранников. В Вилья Монтес их встретил лояльный Саламанке генерал Санхинес. Отвёз в резиденцию ‘Каса Штат’. Туда для доклада о положении на фронте прибыл полковник Родригес. Однако президент отказался его слушать, напомнив, что тот проигнорировал его приказ. Родригес был вынужден читать доклад генералам Лансе и Канеласу, после чего отправился в штаб полковника Торо и доложил об инциденте.
Вечером Саламанка вызвал с фронта генерала Пеняранду и отправил в отставку. Новым командующим был назначен генерал Ланса. Но Ланса знал, что высшие офицеры армии его не поддержат и предложил вместо себя полковника Риоху. Однако президент не пожелал менять своего решения и сделал ещё одно назначение: начальником штаба стал подполковник Луис Аньеса.
Кавалерийская дивизия полковника Торо дислоцировалась в окресностях Вилья Монтес и, чтобы предотвратить возможное выступление, Саламанка направил к нему в штаб Канеласа и Угарте. Торо ответил, что не против смещения Пеняранды, но не согласился с назначением Лансы.
Из Самайхуаты прилетели Пеняранда, Буш и офицеры штаба. На аэродроме их встретил генерал Санхинес и сообщил о решении президента. Пеняранда решился на путч. Но в Вилья Монтес в его рапоряжении было только 60 солдат комендатуры и 10 авиатехников. Тогда он отправил Риверу на железнодорожную станцию искать подкрепление. Тот привёл 200 солдат 4-й артиллерийской группы с двуми орудиями.
Рано утром Ланса и Аньес прибыли на аэродром, чтобы вылететь в Самайхуату и принять командование армией. Однако самолёт оказался неисправен. Пришлось возвращаться в ‘Каса Штат’. Но резиденция уже была окружена мятежниками. Буш приказал сдать оружие. Ланса попытался оказать сопротивление, но был разоружён. Обоих отконвоировали на аэродром.
Из резиденции вышел президент и сразу понял в чём дело. Не теряя самообладания, поздравил Пеняранду с ‘единственной удачной военной операцией’, путчем, и поручил Угарте вести переговоры с мятежниками.
После полудня к президенту послали переговорщика - генерала Техаду Фаринаса с группой офицеров. Саламанке предлагали добровольно отказаться от власти. Мятежникам было важно придать перевороту конституционный характер, так как в Лондоне уже была подготовлена к отправке партия оружия на 400 000 фунтов стерлингов. В случае неконституционных действий поставка могла быть задержана на неопределённый срок. Саламанка согласился, но потребовал твёрдых гарантий, что новый президент и военное руководство подпишут с Парагваем мирное соглашение только если Боливия получит часть Чако и порт на реке Парагвай. Пеняранда согласился. Техаду Сорсано объявили президентом. А Саламанка и Угарте были конвоированы в Санта Крус и помещены под домашний арест. Но тут бывший президент признался, что смертельно болен раком желудка. Его отпустили в родной город Кочабамба, где он умер через полгода - 17 июля 1935-го. Смерть президента освободила мятежников от обещания.
‘Дневник весёлой войны’ князя Туманова.
30 декабря 1928. Воскресенье.
В 6 утра подъём флага, гарнизон изображает стойку смирно. На берегу католический священник падре Вердун, в военной форме, высоких сапогах, в фуражке, отслужил мессу. Оркестр играл ‘Аве Мария’. Сказали, завтра подойдут два парохода – ‘Корумба’ и ‘Парапити’. Вечером на палубе устроили бал.
31 декабря 1928
До рассвета пришёл ‘Корумба’. Привёз почту. Я получил от своих два письма и газеты. Надин пишет, к нам домой пришёл солдат, просил накормить. В город привезли 2000 новобранцев, а на довольствие не поставили.
Утром пришёл ‘Парапити’. Отправил длинное письмо своим.
В 9 вечера прибыл оркестр, пришли гости. Ночь душная и жаркая. Снялись с якоря, пошли вверх по реке с ветерком. На юте устроили бал, на спардеке накрыли столы. В полночь засвистел судовой свисток, чокнулись бокалами с тёплым вином и сели за стол. Падре Вердун произнёс речь. Я ушёл на мостик. Вестовой принёс ужин, а старик-лоцман табурет. Бокал забыли. Пил вино из бутылки. Вернулись на якорную стоянку в 3 ночи.
1 января 1929
Были на празднике у торговца дровами в Пуэрто Мартин. На берегу под навесом устроили танцы под оркестр из гитар, флейт и скрипки. Офицеры уселись на единственный соломенный диван, хозяин принёс бутылку каньи и амарго. На деревянном вертеле жарили тушу быка. Подали столовые приборы, маниоку и жаркое с красным вином. Но не было ни одного пьяного, как у нас в России. Даже не подрались. Скучно.
Вернулись в 16.00. Солдаты Франко приволокли избитого боливийского парашютиста лет 25-ти, со сломанным носом. Допросил его. Оказался простой крестьянин Сибаути, дома осталось трое детей. Отпустил. Потом подумал – он почему-то говорил на чистом испанском, как Сервантес. Бог с ним.
Декабрь 1934 г. Асунсьон. Министерство обороны Парагвая.
В семь утра я уже ожидал в приёмной Эрна. Но генерал отсутствовал. Керн и Леш тоже. Зашёл после обеда. То же самое. Не появились и в конце дня. Я решил ждать до последнего. Эрн пришёл усталый. Откинулся на спинку массивного кресла и несколько минут сидел молча с закрытыми глазами.
- Я знаю кто шпион, - заявил я, когда генерал, наконец, открыл глаза.
Положил на стол раскрытый дневник Туманова. Эрн медленно прочитал.
- Вот почему Сибаути не хотел служить во флотской контрразведке. А на допросе не обмолвился ни словом! – произнёс генерал.
- Уже допросили?
- Только что из тюрьмы. Неделю назад к нам в плен попали несколько боливийских офицеров. Я потребовал доставить сюда. Допросили с пристрастием. Двое оказались из ССБ. Сдали его. Мичман Гальего тоже арестован. Прятался во фронтовом госпитале. Граматчиков понял, что он симулянт, доложил нам. Присаживайтесь! Сибаути... Какой актёр! Всю нашу сеть сдал! Позывной ‘Испанчик’.
- Князь Туманов ещё тогда обратил внимание, что он говорит по-испански как мадридцы.
- А он и есть испанец! Переехал в Боливию.
Я не стал напоминать генералу, что именно он принял на службу шпиона.
- Вот что, майор. По дороге домой зайдите в госпиталь, проверьте охрану.
- Какую охрану? – удивился я. – Ожидается диверсия? – тут же вспомнил про Веру и Сергея Николаевича.
- Возможно. Сибаути там. На допросе потерял сознание.
Утром санитарка обнаружила Сибаути в постели со скальпелем в сердце.
Из книги Валери Проскуренсо ‘Сто тысяч жизней за чёрный призрак’. Глава ‘Ибибобо и предгорья Анд’. Издательство ‘Паллаз Эджитора’. Сан Паулу. Бразилия. 1940 г.
Из-за сильно пересеченной местности оперативный отдел штаба боливийской армии считал маловероятным наступление противника на Ибибобо. Поэтому форт защищала только 9-я дивизия 1-го корпуса, а 4-я дивизия под командованием полковника Фриаса располагалась на противоположном берегу.
Но в декабре 1934-го 3-й корпус полковника Дельгадо выдвинулся именно к Ибибобо. Пройдя по правому берегу Пилькомайо, парагвайцы заняли позиции в окрестностях форта. Как только сапёры прорубили просеку, Дельгадо послал в тыл противника сводный пехотно-кавалерийский отряд майора Альфреда Рамоса. С фронта 9-ю дивизию должны были атаковать остальные части корпуса, усиленные разведывательным эскадроном.
Операция началась 28-го декабря в четыре утра. Кавалеристы Гонсалеса и Бутлерова атаковали противника с тыла. Одновременно весь корпус Дельгадо пошёл на штурм. Фриас запаниковал, не смог быстро организовать оборону и молчал, не отдавая приказов полкам. Боливийские пехотинцы в панике бросались в реку, а артиллеристы, ни разу не выстрелив, бежали.
Генерал Пеняранда также оказался не готов к наступлению противника и молчал три дня. Наконец, 31-го декабря отправил из Вилья Монтес пехотный полк, но быстрое течение Пилькомайо перевернуло старую самоходную баржу и половина солдат утонули. Остальные были расстреляны парагвайскими пулемётами. Взяв себя в руки, полковник Фриас собрал остатки дивизии, 600 солдат, и попытался вырваться из окружения, но был контужен. Солдаты бросили раненого командира и спешно погрузились на паром. Но перегруженное судно перевернулось по середине реки.
После поражения в Ибибобо президент Техада Сорсано объявил всеобщую мобилизацию. Но корпус Фернандеса тут же разгромил новобранцев у Капиренды, заняв дорогу между Вилья Монтес и Карандаити. Боливийский 2-й корпус оказался отрезан от остальной армии. Фернандес немедленно воспользовался уязвимым положением противника и 2-го января захватил Карандаити. А боливийская армия отступила дальше на запад к предгорьям Анд.
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
Осталось четыре последних дела. Последние четыре возможности найти шпиона, иначе придётся расписаться в собственном бессилии и бесславно сдать в архив. Может Эрн прав, лучше было остаться на фронте?.. Не ошибается только тот, кто ничего не делает – успокаивал я себя. Нет, ошибся именно он, приняв Сибаути в разведку, а я не смог найти шпиона. Пока.
Михаил Долгачев, закончил Атаманское юнкерское училище в 1920-м. В Парагвае с 1933-го. Не то!
Анатолий Флейшнер, из Крыма. Кадетский корпус. В Парагвае с 1933-го. Не то!
Михаил Зеленков, есаул. В Парагвае с апреля 1934-го. Не то!
Срывалин Владимир Андреевич, из Твери. В Парагвае с января 1928-го! Стоит читать дальше! Последний шанс! Итак, внимательно!.. Закончил Тверское кавалерийское училище в 1909-м, поступил на службу в 1-й лейб-драгунский Московский полк. На германском фронте - штабс-ротмистр. В 1917-м закончил ускоренный курс Академии Генерального штаба. Присвоено звание капитана. Эвакуирован из Новороссийска в Турцию. В 1923-м уехал с однополчанином Ворониным в имение подо Львовом. Женился на сестре Воронина Елене. В 1924-м супруги переехали в Аргентину. Купили земельный участок, выращивали хлопок. Переехали в Парагвай по приглашению генерала Эрна... Эрн! Если Эрн, то беспокоиться не о чем. И всё-таки проверить! Сибаути...
В Асунсьоне рабочий на фабрике... Странный поворот от землевладельца до фабричного рабочего!.. Принят на службу интендантом оружейного склада. Присвоено звание капитана. На фронт не просился.
Вернёмся к дате прибытия – январь 1928-го. Начались столкновения с Боливией. А где гражданская война в России? Ах, вот! Не сразу заметил. В конце дела вшита тонкая папка ‘Вооружённые Силы Юга России. Служебное дело штабс-капитана Срывалина’. Оригинал! Итак, командир батальона Марковской дивизии, комендант штаба Русской армии генерала Врангеля... И всё? А награды, повышение по службе, командировки, взыскания, назначения? Ничего! Но это служебное дело из архива министерства. А что у нас? Иду в отдел документации. Ничего! Придётся просить помощи у Эрна. Или лучше сходить к Срывалину на склад? Познакомится, разговорить... Что лучше? Нет, сначала схожу в канцелярию – возможно что-то прислали военные миссии. Есть! Генеральный штаб Сухопутных войск Французской Республики, 5-е управление Bureau Central de Renseignement – разведка!
Итак, в марте 1918-го добровольно вступил в Красную Армию, зачислен в Генеральный штаб. С ноября 1918-го по лето 1919-го возглавляет Агентурное управление внешней разведки. Осенью 1919-го командирован в Черноморскую губернию. Числится в списках эвакуированных из Крыма в августе 1920-го... Внедрён в белое движение? В феврале 1931-го полторы сотни коммунистов и анархистов из аргентинского Посадаса прорвались через границу и захватили Энкарнасьон. Срывалин имеет к этому отношение? Перманентная революция или действовал в интересах Боливии? Кстати, в Парагвае есть коммунистическая партия? А что если Ла-Пас использовал их как немцы Ленина? Эрн привёз его сюда. Досье пришло из французской разведки, а Эрн выгнал французскую миссию. Покрывает своего агента? Эрн – шпион? Взял моё расследование под контроль? А как же наши успехи на фронте? Война уже выиграна. Эрн-шпион провалил бы наступление. Идти к Эрну или к Срывалину? К Срывалину! Надо придумать предлог.
Оружейный склад находился на восточной окраине Асунсьона. Я поехал трамваем. Полчаса пешком. Рассчитал так, чтобы появиться к закрытию. Офицер с элегантной чёрной тростью закрывал ворота и отдавал распоряжения охране.
- Владимир? – я протянул руку. – Позвольте представиться – майор Истомин. Станислав. Вы не спешите?
- Рад знакомству, - ответил Срывалин, слабо пожимая мне руку. – Слышал о Вас. Чем обязан?
- Во-первых, хотел просто познакомиться. Во-вторых, распросить об оружии. Автоматическом. В штабе получили новейший германский образец. Хотелось бы узнать Ваше мнение.
Срывалин смутился.
- Благодарю за честь, но я не оружейник.
- Через Вас проходит столько оружия!
- Проходит, но исключительно в ящиках.
Разговор, кажется, обрывался.
- Присядем? – предложил я, показав на лавочку у некрашенного забора. – А я всё думал, почему Вы не пошли добровольцем на фронт. Теперь, извините, вижу.
- Травма на фабрике. Как только приехал в Парагвай, пошёл рабочим, пока Николай Францевич оформлял документы. И в первый же день получил ящик на ногу. Но Эрн всё-таки добился для меня офицерского звания. Пристроил на склад, - Срывалин тяжело вздохнул. – Германский, гражданскую - всё прошёл без единой царапины, а тут...
- Где служили в гражданскую?
Срывалин помолчал, прежде чем ответить.
- Теперь уже можно говорить. Сначала у большевиков в Москве. По заданию генерала Алексеева. Смог попасть в разведку. Передавал сведения в московское отделение Добровольческой армии.
- Какая у нас с Вами похожая судьба! Я тоже работал у большевиков по заданию Алексеева. В Царицыне.
- С генералом Носовичем?
- Именно!
- Тогда Вы должны знать полковника Страдецкого.
- Был у нас пару раз.
- Погиб на Кубани. После ареста московского отдела, я искал связь с армиями на юге, но ничего не нашёл. Попросился у большевиков в Черноморскую губернию нелегалом. Прибыл в Крымско-Азовскую армию и всё выложил генералу Пархомову. Полгода слал в Москву дезинформацию. После эвакуации армии Врангеля остался в Новороссийске на нелегальной работе, но через год снова потерял связь. Тогда просто исчез. Уехал с другом во Львов. Пойдёмте к нам. Супруга приготовила ужин.
...Все наши проверены. Придётся сдать дело в архив. ‘Чакский крест’ на груди, диверсанты уничтожены, Сибаути раскрыт. А к этому делу вернусь когда-нибудь. Может быть. Не знаю когда. Или историки найдут шпиона. Признаться, рад, что среди наших не оказалось предателей. В своё оправдание могу сказать, что по двум буквам найти шпиона... не всегда возможно. А на душе стало легче – более не надо подозревать своих. Пора домой! Кстати, Вера просила придти пораньше – у Сергея Николаевича день рождения. Будут гости, в том числе генерал Эрн. Генерал... А ведь Сергей Николаевич тоже генерал. Пенсионер. Подавал прошение на военную службу? В 1925-м ему было 58. Расцвет сил для генерала. Нет, не подавал. В архиве министерства обороны нет его дела. Должно быть в министерстве иностранных дел. Иммигрант всё-таки...
Из книги Валери Проскуренсо ‘Сто тысяч жизней за чёрный призрак’. Глава ‘Если бы не проклятые русские’. Издательство ‘Паллаз Эджитора’. Сан Паулу. Бразилия. 1940 г.
В начале июня 1935-го парагвайские радисты перехватили приказ о смене командования в 6-й дивизии противника, дислоцированной вдоль дороги Посо Тигре – Равело у форта Ингави. Эстигаррибиа решил воспользоваться тем, что новый командир полковник Арриете ещё не владел оперативной информацией. Парагвайцы начали окружение, а Арриете обнаружил, что его предшественник даже не прорубил просеки для отступления. Солдаты подполковника Риваролы замкнули кольцо окружения и пошли на штурм. Через 6 дней 6-я дивизия сдалась. В одном из окопов на деревянном ящике боливийский офицер написал: ‘Если бы не проклятые русские, мы бы давно выкинули ваше босоногое войско в реку Парагвай’.
Риварола продолжил наступление в направлении Равело, но вынужден был остановиться - 14-го июня при посредничестве Аргентины ровно в полдень Эстигаррибиа и Пеняранда подписали соглашение о полном прекращении огня. А 28-го октября в присутствии представителей Лиги Наций был подписан мирный договор. Парагвай сохранил за собой Чако.
За три года войны Боливия потеряла 62 000 солдат, Парагвай – 38 000. Нефть в Чако так и не была найдена. В жертву чёрному призраку принесли 100 000 жизней.
Посвящаю памяти Пестровского Сергея Николаевича, прекрасного отца и человека со сложной судьбой. Иногда мы – просто щепки в водовороте истории. Но и щепки могут найти свой путь. Валери Проскуренсо.
Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина.
Пестровский Сергей Николаевич, генерал-майор пехоты. В 1886-ом закончил 2-й кадетский корпус и 2-е Константиновское военное училище, присвоено звание подпоручика с зачислением в лейб-гвардии Московский пехотный полк. В 1896-м закончил Николаевскую академию Генерального штаба по 1-му разряду. В1898-м присвоено звание штабс-капитана. Командир роты. В 1900-м уже подполковник, помощник инспектора Санкт-Петербургского военного училища, полковник. С 1910-го инспектор Владимирского военного училища. В 1913-м присвоено звание генерал-майора.
Награды... Святого Станислава, Владимира, Анны... Отменный послужной список! Был на германском фронте? Не указано. Скорее всего остался инспектором в училище. Впрочем, могу лично спросить. Гражданская война? Нет, остался в училище. Далее... В 1921-м эмигрировал в Прагу. В 1925-м в Парагвай.
Обычная история белого эмигранта. Возвращаю дело. Всё! Пора домой! Война окончена.
Вокруг министерства иностранных дел располагались посольства и консульства. Мой путь лежал мимо американского.
- Нефть! – думал я, глядя на звёздно-полосатое полотнище, безвольно повисшее на флагштоке. – Стоит ли эта вонючая, маслянистая жидкость хотя бы одной человеческой жизни?
Тут прямо из-под забора вылез Леон. Я вздрогнул от неожиданности, а он бросился ко мне на руки.
Дневник Веры.
Пять лет мы никуда не выезжали из Парагвая. И только в январе 1930-го поехали в Аргентину, но не в Буэнос-Айрес – южноамериканский Париж, а в приграничный, скучный Посадас с бесконечными садами падуба и иммигрантами. Немцы, итальянцы, поляки, китайцы, лаосцы... Все они занимаются одним ремеслом – выращивают мате. Я целую неделю наблюдала за скрепящими повозками, а папа занимался своими делами. Собор в романском стиле и скромный дворец – единственные достопримечательности в этом чайном раю. Одна миллионная того, что я видела в Праге! Так хотелось посмотреть что-то достойное, хотя бы Буэнос-Айрес, но увы... Ровно через год папа снова позвал меня в Посадас, но я отказалась. Он поехал один.
Июнь 1935 г. Асунсьон.
Мы весело отметили 68-летие Сергея Николаевича, а я не спал всю ночь. Ещё раз перечитывал дневник Веры и думал, думал, думал... В семь утра уже был на службе. Приказал дежурному радисту отстучать срочный запрос в военную миссию в Лондоне. У британцев лучшая разведка в Европе. Должно быть что-то по ‘дяде Мосе’. Последний факт, который должен быть подтвердить мои подозрения. Через два дня пришёл ответ.
В субботу я дождался, когда Сергей Николаевич выйдёт на прогулку с Леоном и последовал за ним.
- Если бы Асунсьон располагался на западном берегу, восход солнца на фоне реки был бы неподражаем, - сказал я, присаживаясь рядом на лавочку. – Возможно, именно поэтому наши выбрали Нанаву.
- Станислав? Доброе утро! Боюсь, Вы преувеличиваете эстетические чувства наших соотечественников. Посмотрите, что сделали с Нанавой! Впрочем, Вы правы! Река, восход, ожидание зноя, надежды на грядущий день...
- Браво, Сергей Николаевич! А не взяться ли нам с Вами за кисть?
- Отчего же? Но ведь Вы в сей ранний час пришли сюда не за вдохновением.
- За беседой.
- Извольте.
- Почти всю войну я искал шпиона. Знал, он где-то рядом, но не мог допустить, что настолько.
Сергей Николаевич проявил изрядное самообладание, не дрогнув ни одним мускулом, не затянув паузу на раздумья.
- Помните, что говорил герой Конан Дойля? Если хотите что-то спрятать, поставьте на самое видное место.
- Разумно. После первых месяцев войны меня перевели в контрразведку. Мы подозревали, что среди наших есть шпион, который плохо говорит по-испански. Как Вы, например.
- Чистейшая правда! – рассмеялся Сергей Николаевич. – Языки мне даются со скрипом крестьянской телеги.
- Вы всё сделали в высшей степени правильно, но одно непредвиденное совпадение перечеркнуло многолетнюю работу.
Я показал на Леона.
- В ноябре 1917-го в поезде на Ростов один фронтовой офицер рассказал мне, что агитаторы-большевики передавали сведения немцам в ошейнике кокер-спаниеля, - я показал шифрованное сообщение, найденное мной в ошейнике Леона. - Знаете как контрразведка поймала бедную собачонку? Сlavo clavus pellitur! Клин клином вышибают. Привязали к дереву такого же спаниеля, противоположного пола, и сами понимаете... Похоже, у Вашего Леона в американском посольстве живёт подружка.
- Здесь солнце восходит намного быстрее, чем в Петербурге, - задумчиво произнёс Сергей Николаевич.
- Я вижу двух хозяев в Вашей карьере нелегала. Сначала большевики после октябрьского переворота, в Праге и здесь. А с 1931-го Вы сотрудничали с американцами в пользу Боливии.
- Почему же тогда говорите со мной, а не Эрном?
- Вы прекрасно знаете о моих чувствах к Вере. А я знаю, что офицерская честь для Вас не пустой звук. Давайте побеседуем как писатель с журналистом и проясним всё недосказанное в Вашем интереснейшем романе. Слово офицера – я всё взвешу и приму самое правильное решение.
- Боже мой, - взгляд Сергея Николаевича переместился с горизонта куда-то в бесконечность. – Ну зачем Вы узнали именно сейчас! Война закончилась в пользу Парагвая, как я и желал. Верочка встретила настоящего мужчину, русского офицера! Как я мечтал. Мы бы втроём уехали из этой несуразной страны обратно в Прагу, как мечтает Вера каждый день. Я бы сам всё рассказал. В том числе, как спас Вам жизнь.
- Вот как?
- Не преувеличиваю. Сибаути узнал, что Вы ищете меня. Предлагал убрать, но я был категорически против. Наврал, что получаю от Вас много информации. Обещал завербовать. Американцы приказали не трогать. Но Сибаути приказал мне устроить побег из госпиталя и выманить Вас. У него, оказывается, с самого начала был приказ ССБ устранить Вас. Кажется, Вы кому-то из немцев всерьёз перешли дорогу.
- Так значит...
- Да, я. Первое и последнее убийство в моей жизни. За счастье своего ребёнка нужно бороться. Вы мне тоже намного ближе, чем этот гениальный актёришка ‘Испанчик’.
Наш разговор принял совершенно неожиданный оборот.
- Я с Вами предельно откровенен. Устал столько лет носить в себе!
- Как Вы попали на службу к большевикам?
- После большевистской революции никуда не брали на работу. Даже дворником! Царский генерал! А я готов был мести любой двор во Владимире лишь бы прокормить дочь. Как-то на рынке обменивал последние вещи и встретился с бывшим кадетом. У него в училище обнаружили плоскостопие, собирались отчислить. Пришёл ко мне в учебную часть и, рыдая, умолял оставить – не мыслил себя без армии. Я пошёл на должностное нарушение - оставил. Он не забыл. Устроил к себе на пехотные курсы Красной Армии. Но через год его откомандировали в Москву. Как оказалось, в ОГПУ. Как-то приехал, сказал, что меня скоро арестуют как бывшего генерала. Мог помочь только если подам заявление на службу в его отделе. Тогда мог забрать моё дело и уничтожить. Сами понимаете, выбора у меня не было. Мы с Верой переехали в Москву. Оказалось, мой кадет работал по белогвардейскими организациями, создававшимся тогда за границей. В 1921-м меня отправили в Прагу. Но там была только профессорско-писательская эмиграция. Москва посчитала направление бесперспективным и командировали в Парагвай по программе Беляева.
- Дядя Мося – это Максим Натанович Бельский? Особоуполномоченный Иностранного отдела ОГПУ? Резидент в Праге под прикрытием должности второго секретаря советского посольства?
- Его настоящее имя Моисей Генрихович Минц. Уехал в Копенгаген, а меня направил на работу по РОВСу в Южной Америке и бредовой идее продвижения мировой революции. Социалистическая партия Уругвая приветствовала победу большевиков. Посылали письма в Москву. Потом переименовались в коммунистическую. Вступили в Коминтерн.
- Что это?
- Коммунистический интернационал. Союз коммунистических партий. Ленин основал. К уругвайцам примкнула Интернациональная Социалистическая партия Аргентины Хосе Пенелона. Он открыл в Буэнос-Айресе секретариат Коминтерна. Но там было много анархистов. Так что спорили до ненависти. А когда в Уругвае начались гонения на коммунистов, бежали к Пенелону в Аргентину, в Посадас. ОГПУ решило использовать их. Мне приказали найти в Асунсьоне трёх революционеров-ветеранов, с которыми была потеряна связь.
- Рихтер и Угрич с женой?
- Вы с ними знакомы?
- Был, но уже не важно. Продолжайте, Сергей Николаевич.
- Как только я попал в Парагвай, в Буэнос-Айресе открыли отделение Амторга.
- Что это?
- Советская внешнеторговая организация. Продавали пушнину, лес, нефть и награбленное после революции. Закупали танин, кофе, какао, шерсть. Руководил Краевский Борис Израилевич.
- Революционер со стажем?
- О да! Вступил в партию Ленина ещё в 1903-м. У большевиков партийный стаж имеет огромное значение. Чем дольше в партии, тем больше веса и карьерных перспектив. А он к тому же был в ссылке, потом в эмиграции в Северо-Американских Штатах. Вернулся в Россию. Стал военным комиссаром.
- Потом перевён сюда? Связи в Америке пригодились?
- Он был резидентом. Открыл торговые представительства и общества друзей Советской России в Уругвае, Чили, Бразилии и здесь. Готовил маcштабную революцию и уничтожение РОВСа. В 1928-м с моей помощью создал коммунистическую партию Парагвая. Но её быстро закрыли. Тоже не без моего участия. Но успели провести конференцию коммунистических партий всей Южной Америки. Создали Латиноамериканскую профсоюзную конфедерацию. И очень вовремя!
- Начался экономический кризис в Штатах?
- Именно. ОГПУ решило его использовать для пропаганды марксистких идей и на место Краевского назначили Минкина Александра Еремеевича.
- Председатель комитета большевиков в Петрограде в 1917-м?
- Да. Вы и с ним знакомы? – удивился Сергей Николаевич. – Я Вас недооценивал!
- Заочно, - уклончиво ответил я, вспоминая свою работу в Петроградской контрразведке.
- До революции был типографистом у большевиков. Печатал листовки, газеты, журналы. Был сослан в Сибирь, но бежал в Северную Америку. Там указал на своё еврейское происхождение, наврал, что бежал от погромов. Вобщем, получил статус беженца. Организовал русскую фракцию при Американской Социалистической партии и снова начал печатать марксистские газеты. Хотел и Парагвай ими наводнить, но военная полиция перекрыла каналы доставки, - Сергей Николаевич недвусмысленно посмотрел на меня.
- Вы помогли?
- Косвенно.
- Зачем?
- Я – монархист. С большевиками мне не по пути.
- Зачем же работали на них?
- Верочка!
- Шантажировали?
- Постоянно. Угрожали вывезти в Москву, когда были недовольны моими донесениями. Так что приходилось действовать осмотрительно. Потом ОГПУ узнало, что американцы готовят Боливию к войне с Парагваем. Решили готовить революцию, использовать коммунистов и анархистов в Посадасе. Там меня вычислила американская разведка. Через агентов среди уругвайских коммунистов. Игра усложнилась. Пришлось угождать и тем, и другим. А Минкин наивно верил, что все парагвайцы поддержат революцию. Но кто-то предупредил Шенони.
- Кажется, я догадываюсь кто именно.
- И сделал это с большим удовольствием. Он тут же перебросил войска в Энкарнасьон. В Асунсьоне закрыли представительство Амторга. А в Буэнос-Айресе обыскали главное представительство. Нашли разведывательную документацию и финансовые отчёты. Минкину пришлось переехать в Монтевидео. Там строился советский завод по переработке нефти. Он до сих пор руководит резидентурой и местными коммунистами. Про меня, слава Богу, забыли. Я думал, всё, отстрадался. Но американцы заставили работать на Боливию. Началась новая игра на выживание! Узнали, что Эрн и Керн создали военную разведку, а G2 открыла резидентуру в Асунсьоне. Меня направили работать по нашим офицерам и инженерам.
- Как же Вы добывали стратегическую информацию о парагвайской армии?
- Очень просто. Готовил детей офицеров к поступлению в военное училище, помогал кадетам писать курсовые и дипломные работы. И всё у них дома! Отцы помогали своим чадам. рассказывали об армии. Всё! Абсолютно всё! Даже приглашали отужинать. Я делился ‘воспоминаниями’ о германском фронте и гражданской войне, где никогда не был. Как и ожидал, их тоже тянуло на откровения. Узнавал ещё больше. Они даже прислушивались к моим советам по стратегии будущей войны. Самым ценным учеником был Виктор Эстигаррибиа.
- Сын главнокомандующего?
- Племянник. Генерал усыновил его после смерти родителей. Я сам предложил тему дипломной работы - ‘Возможная война с Боливией за Чако’. Просил его прочитать, ознакомиться. Сумел убедить, что в Чако нужно выдвинуть самые боеспособные части и вести осторожные, оборонительные действия, изматывая противника. Он так и действовал в начале войны. Даже принёс карты Чако из архива. Американцы были довольны, ни в чём меня не подозревали, даже когда начал передавать только второстепенные сведения, иногда просто выдумывал. А что поделать? – развёл руками Сергей Николаевич. – Учеников не осталось, все ушли на фронт. Передавал только то, что слышал в госпитале. Но они и этим были довольны. Во время войны приезжал агент Минкина. Пытался убедить меня взяться за распространение листовок. ‘Пока вы убиваете братьев пролетариев в Боливии, ваши земли захватывают русос бланкос’. А ещё разыскать оставшихся членов коммунистической партии, убедить записаться в армию и вести агитацию за поражение в войне.
- Немцы так использовали большевиков.
- Я ответил, что не смог найти коммунистов и что работать больше на них не смогу по состоянию здоровья. Хожу в госпиталь на процедуры каждый день. Я как раз устроился санитаром. Поверили. Кстати, Сибаути в госпитале пребывал в неплохой физической форме.
- Он отменный актёр. Вера знает о Вашей работе?
- Никоим образом! Она для меня смысл жизни! Я обещал жене, что у Веры не будет другой мамы. Послушайте, Станислав, если я ‘исчезну’, это поможет Вам с Верой?
- Сергей Николаевич, уверен, у Вас есть оружие. Отдайте мне, чтобы не случилось то, чего я крайне не желаю.
Я купил самое дорогое платье, костюм, цветы и кольца. Попросил у Сергея Николаевича руки дочери. Получив родительское благословение, вручил Вере конверт.
- Что это?
- Три билета на поезд в Сан Паулу. Сегодня вечером.
- Сан Паулу?..
- Потом переедем в Прагу.
На столе я оставил рапорт об увольнении со службы. Жалование просил отдать Срывалину.
МайорРусоБланкоРусские хроники парагвайской войны
© Copyright: Сергей Гордиенко 3, 2020
Свидетельство о публикации №220112101407
Свидетельство о публикации №220112101407
Рецензии