Тен, урама, фонарь, дарыхана...

  Воздух и вода. Чистый и чистейшая, можно без фильтра. Поэтому все время клонит в сон - спал ночью, спал днем, а потом, пока Терехова выговаривала Боярскому, любовью оскорбить нельзя, валялся с Кляксой как собака на сене.
  Город в районе молочки - там мы расквартированы, напоминает Энск, где, если помните, были парикмахерские и погребальные конторы, с той разницей, что вместо цирюлен адвокаты, поэтому первую часть Ленина-урамы смело можно называть Юридическим проспектом или улицей Последней воли, а вторая, которая после моста, улицей имени Дары Ухана - почти Дерсу Узала.
  На самом деле, в переводе с башкирского, это просто аптека, а китаптар - книжный магазин, поэтому известная строка Александра Блока звучит примерно так: Тен, урама, фонарь, дарыхана...

  И современный "блог", тоже башкирское, только пишется как "блогы" и означает колесо с жёлобом по окружности, имя великого русского поэта или тормоз, запрет, остановку. Богатое содержание, и аптек не меньше, чем салонов сотовой связи, магнитов или пятерочек.
  Кофейный вагончик на месте, светится, внутри все как раньше, только заперто, такой уж год негостеприимный.

  Во дворе познакомился с собакой, видать, уличная, но помеченная - в ухе желтый бейджик - решил подтянуться, и как только сделал шаг в направлении детской площадки, появилась она. С лаем и недвусмысленным предупреждением, большая и черная. Пришлось вступить в длительные переговоры.
  В конце концов, разрешила. Благо, из соседнего подъезда вышла бабушка-кормилица. Прибежал серый кот, потом рыжий, и только после всех, соблюдая правильный артикул, степенно и неторопливо, к делу подключилась собака - ели слажено, быстро и тихо. Бывалые.

  Бабуля утром кормила синичек - скворешня аккурат напротив, мало того, хитрые птички знают родное окно и ближе к часу икс появляются одна за другой. Неподалеку тусуются воробьи, а на верхушке бдит большая ворона.
  Все четко - очередь и порядок, первыми идут синички на семечки, вторыми - воробьи на пшено, и салом завершают трапезу вороны. Иерархия.

  Тишь да гладь, провинциальный быт и нравы, люди спокойные, машин мало, огороды рядом, кошки гуляют, где хотят, в основном одно-двух-этажная застройка, частный сектор, палисадники, ворота и заборы, хотя за рекой встречаются высотки ростом с девятиэтажный дом, пластиковые окна, вентилируемые фасады и светодиодные надписи.
  Летом Мелеуз утопает в зелени, весело текут-бурлят местные речушки, короче, пенсионный рай, где дед круглый год скачет от рыбалке к рыбалке, а бабуля обихаживает солнечный участок, поэтому карантинные неприятности их практически не затронули.
  Вот хор, где бабуля главная прима, пока приостановили, в гости ходят-приходят редко, остальное по-прежнему - Катюша, теть Галя, Клякса, тепличка, малина, клубника и помидоры. Банки, ящички, соления, компоты и джемы.

  Местные продукты впечатляют, масло - отличное, горчица - превосходная, сухие молоко и сливки - десять банок с собой.
  Вкусный хлеб, симпатичный майонез, доброе печенье, и конечно мед, идеальный, янтарный, светлый, или пикантный гречишный - короче, четыре трехлитровки.

  Бродили искали сталинский ампир, что-то брезжило в заброшенном доме культуры рядом с церковью, которая очень хороша сама по себе.
  Около моста обнаружили кирпичный, двухэтажный, дореволюционной постройки домик - говорят, там размещался первый революционный комитет.
  Много памятников героям Великой Отечественной, интересно сделан Вечный Огонь - если в Челябинске опущен вниз, то здесь напротив, приподнят и встроен в скульптурную группу, которую охраняют две пушки времен Второй Мировой.
  Есть аллея Славы, ведущая на вокзал, аллея Памяти в парке и даже в подъезде развешаны плакаты, посвященные героям войны. Скрупулезно и последовательно.

  Сейчас, когда моих старших нет, это наша точка сборки - отрада для души, место семейного паломничества и зримо выступающего смысла - изначального, родового, допотопного.
  Он и она, старший и младший, дети и внуки, родители и деды, земля и небо, луна и солнце -  мир, взятый в его человеческой достаточности.