Знахарка

Из рассказов Марии Кузнецовой


Мама послала меня в нашу лавку, чтобы купить сахару да бубликов. А сама пошла ставить самовар. Дорогу к лавке я преодолела за пятнадцать минут, боясь, что не услышу очередную мамину историю. Через полчаса я спешно входила в дом. Глянув на меня, мама молвила: – Чтой-то ты Машутка сегодня быстро обернулась, обычно тебе надобно часа полтора, не менее.
Я решила расположить к себе маменьку, сказав, что мне очень хочется попить чайку с бубликами.
– Ну, что ж, садись голуба моя, заслужила. Благосклонно разрешила она.
Обрадовавшись, что мне не надо скрываться за шторой, я юркнула за стол и, смирно приняла чашку с чаем из рук мамы.
Тётушка с мамой ещё не созрели для следующей истории. Попивая чаёк, они мирно беседовали о повседневных заботах. Я старалась сидеть тихо, чтобы не привлекать их внимание к своей особе. Наконец, мама сподобилась и обратилась к тёте Ефросинье, сказав:
– Ну, что сестричка, побалуешь сегодня интересной историей?
Тётя Фрося, важно оттопырив мизинец, дула с усердием на блюдце. Затем, отпив очередной глоток чая, важно сказала: – А почто и не побаловать! И, глядя на меня, с улыбкой произнесла:
– Только сегодня, итория-то у меня страшноватая будет, не побоитесь?
Я молчала, будто и не слышала сказанного, зато мама зачастила: 
– Чай не маленькие, не побоимся, а если кому-то будет страшно, тот пойдёт гулять, повернув голову ко мне сказала она.
– Договорились! Отозвалась тётя Фрося. Ну, дак, слушайте!
Эту историю, я услышала из уст нашей старенькой соседки, будучи ещё малой девочкой.
У Нюриной дальней родственницы, в молодости случилась беда. Её муж пошел в тайгу с мужиками шишковать. И его задавило кедром. Был он у неё сильным, статным красавцем, и очень уж любили они друг друга. После похорон, Нюрка, будто сума посходила, даже руки на себя хотела наложить. Успели вовремя предотвратить этот случай, укоряя её в том, что деток совсем одних хочет оставить. Но она, буйствуя, рвала на себе волосы и кричала, что за мужа отдала бы их души и, поменяла бы их, не глядя. Лишь бы её любимый ожил. И, от безысходности, целыми днями выла. Дети, страшась буйства матери, забивались под лавки, как сверчки, и тихо сидели там, боясь вылезти. Потому что всё зло она вымещала на них, грешная. Ей казалось, если бы не они, она пошла бы со своим Илюшей в тайгу и, конечно же, уберегла бы его. Родственники, боясь за неё и детей, нашли адрес знахарки, которая могла лечить от буйства, и могла даже вызвать дух её мужа. Чтобы Нюра поговорила с ним и успокоилась.
Нюрка, конечно же, быстренько собралась, положила в сумку последнюю курицу, да и отправилась к знахарке. Она вошла к той в дом, поклонившись, поприветствовала. Но знахарка, молча глядела на вошедшую, сверля её глазами. И, вдруг зло так сказала: «Что, красавица, у детей последнюю курицу забрала? Как вы, бабы, мужиков своих любите, детей бы так любили. Ух, глаза бы мои, на таких не смотрели! Ты когда младшенького-то, на колени брала? Поди уж, и забыла? Иди-ка ты к деткам да покорми их, а не таскайся по бабкам, не уноси из детских ртов еду по чужим избам. Дети завсегда должны быть матерям дороже, чем мужики».
Тут Нюрка то поняла, что её гонят, и в рёв. В ноги кинулась знахарке: «Помоги, кричит. Вызови ко мне Илью». Долго она выла, умоляя, вконец знахарка сдалась.
Посадила она Нюру в угол, дала в руки Псалтырь и говорит: «До ночи читать будешь. А я тебе оберег чинить стану».
И взялась она золу кипятить, да ключи по комнате раскидывать, круги чертила, свечи жгла, шторки – то откроет, то закроет. Собаку с цепи спустила и сказала: «Иди, отселя, придёшь завтра, сегодня можешь помешать мне». И собака ушла из дома. Нюрка удивилась, а она говорит: «Маловерная ты, а ещё по такому делу пришла. Да если я вздумаю, три мужа будут при мне, и друг друга видеть не будут, а ты собаке удивляешься». 
Ночью, знахарка поставила Нюру в круг и говорит:
«Как придёт твой муж, руки к нему не протягивай, а то задавит. Долго его не держи, ему тяжело будет, а мне ещё тяжелее. Что нужно спроси, но запомни – руки к нему не тяни». И, стала она звать Илью. И вот заходит он, одет, в чём похоронили, в глаза не смотрит, встал он возле круга и голосом глухим да тихим говорит: «Что меня подняла? Зачем?»
И тут Нюрка как заголосит, и кричит: «Ты там лежишь, а я одна, мне детей кормить нечем, даже хлеба в доме нет! Не могу я без тебя, всё равно в местях будем».
Он говорит ей: «Слушай мой наказ, не перебивай, мне дюже тяжко. Скоро тебя безногий сватать станет, другой судьбы у тебя нет, если эту упустишь. А детей ставить на ноги нужно. Выходи за безногого».
Тут Нюрка, как заорёт: «Я тебя люблю, и мне никого не надо!» И руки к нему протянула.
Он и поднял глаза: Боженьки, а они у него без зрачков!
Знахарка, как книжку то свою захлопнет, что ветер по избе пронёсся. Илья, или кто это был, пропал.
Когда Нюра очнулась, она лежала в кровати, а знахарка её обмывала да, ругала, что не послушалась её, руки протянула, могла сгинуть, а дети тогда на её совести перед Богом были бы. А когда, Нюру-то провожала домой, то сказала: «Уйдёшь сейчас и покой с собой унесёшь. Более ты о муже сердце рвать не будешь. Милее твоих детей и Василия никого на белом свете у тебя не будет. Через год стол пустым не будет, через три года жить прочно станешь. А через пять лет, лучше тебя на селе жить никто не будет. Иди к детям, девка. А курицу забери».
Нюрка перед уходом спрашивает: «А, кто такой – Василий то, знахарка ей и говорит: «Да муж твой безногий». Пошла она, пригорюнившись, домой к деткам. Зашла в хату, смотрит на стены, а они вроде как светятся. Взялась она мыть да скоблить столы и лавки. Стены белить, да так хорошо ей стало на душе, вроде радость нечаянную ждёт. А потом и Василий безногий к ней пришел, она и вышла за него замуж. А он на все руки мастер! Он и шьёт, и паяет, и вырезает фигурки из дерева. Не было такого, чего бы он ни мог! Люди то к нему и потянулись, он всем и помогал. И пить не пил, денег зарабатывал много. И стала наша Нюрка жить припеваючи. А то сдуру, хотела на себя руки наложить.
Слушая эту историю, мы с мамой сидели притихшие, и было нам как-то не по себе. Тётка Ефросинья, глядя на нас, смеётся: «Эх вы, средь бела дня боитесь, вот придёт ночью-то Илюшенька, посмотрю, что делать станете». Мама укоризненно глянула на сестричку мол, чего это ты мне дочку пугаешь. 
Мне вдруг стало зябко после этого повествования, и я, поблагодарив старших за чай, быстренько убежала на улицу, где было тепло и солнечно...