Анютка

Она очнулась на кушетке, пахнущей соляркой и ещё какой-то гадостью. Под ней было мокро. Машинально потрогала под собой и поднесла к лицу, чтоб рассмотреть: липкую, пахнущую кровью ладошку. Мутный глаз электрической лампочки еле теплился под потолком. Сознание возвращалось, но с ним росла боль измятого, истерзанного тела. Болело всё: низ живота, промежность; ноги, казалось, были вывернуты коленками наружу, а дальше всё было онемевшим и чужим. Сначала попробовала повернуться набок, с трудом получилось, полежав, попыталась сесть, помогая себе руками. Спустила ноги и нащупала пол. Голова закружилась и Анютка медленно, испытывая страшную боль, со стоном и слезами опустилась на кушетку.
Стала вспоминать… Она вышла на своей остановке из автобуса и пошла, сокращая дорогу, по тропинке через лесок к дому. У самого дома стоял Федька-квадрат, курил папиросу. Квадратом, его прозвали за коренастый невысокий рост и полноту,  голову неправильной сплющенной формы с широким подбородком, мясистым крупным носом и губами, как бы вывернутыми  изнутри. Они, эти губы, всегда были слюнявыми и влажными. На  оплывшем лице, с крутым высоким лбом, как из прорези маски, выглядывали маленькие глазки непонятного цвета, рассмотреть их было сложно, да и рассматривать, вряд ли у кого была охота.
Анютка хотела пройти мимо, но Квадрат спросил:
– Чего так поздно гуляешь?
Анютка ответила, что не его это дело. Федька подошел вплотную и дыхнул перегаром и вонючим куревом.
– Сейчас посмотрим чьё это дело, – он нажал на кнопку и, щёлкнув, выскочило лезвие ножа. Дальше, зажав ей рот рукой, потащил к кочегарке, что находилась в подвале нашего дома, и летом не работала, но дверь была распахнута настежь. Анютка почти не сопротивлялась, была напугана ножом, который он прижимал к груди. Он шептал, что рано или поздно это бывает со всеми девочками, природа такова, что девочки становятся женщинами, что если кому пикнет, прирежет, как цыплёнка. Он размахнулся и ударил по лицу так, что девушка дальше ничего не помнила.
Вспоминая, Анютка плакала от боли и обиды, стыда и страха. Что теперь будет? Бабушка Шура всегда говорила, чтоб берегла себя, чтоб не получилось то, что с матерью, которая слишком рано познала взрослую жизнь.
– Не спеши взрослеть, внученька моя дорогая, всему своё время. Выучиться надо, окрепнуть, а уж потом и женихаться.

Да, не простая это была семья. Все звали Анюткину бабушку тётя Шура. Мы никогда не видели её в расстроенных чувствах или унывающую. Певунья и побалагурить горазда, всех поучала не вешать нос, безвыходных ситуаций не бывает. Не вышла замуж до тридцати, роди ребёнка, – будет тебе для кого жить, кому любовь и ласку свою дарить.
А сама после войны десять лет не могла устроить жизнь и родила Галю. Соседи говорили, что малышка-то «цыганских кровей», глупости говорите, твердила тётя Шура, сроду цыган не знала, а цыганок боялась, пуще огня. Галочка у меня от заезжего молодца, красавца. Уже и не упомню, как звали его, а отчество дочери своего покойного отца записала.
Красавицей была тёти Шурина дочка. В четырнадцать лет в посёлке все  звали Галю – Мальвина. Кто приклеил ей эту кличку уже и не упомню. Влюблялись в Мальвину все парни посёлка, а девицы и женщины любовались, дивились и завидовали этой стати и красоте. Высокая, полногрудая, с осиной талией и крутыми бёдрами,  черноволосая, белотелая. А лицо! Нет, не кукольное, очень интересное: большие василькового цвета глаза, широкие брови соболиные, нос немного крупноват, но на её лице другого и не могло быть. Рот не маленький и не большой правильной формы, пухлые губы, жемчугом зубы и ямочки на щеках, когда она улыбалась. Выглядела старше своего возраста. И в шестнадцать лет сбежала из дома с каким-то моряком, то ли капитаном какого-то ранга, то ли торгового флота. Через несколько лет, вернулась Мальвина с младенцем Игорьком. Поплакала, погоревала, рассказала матери, что он оказался женатым, и там такое закрутилось, что ей срочно нужно было уехать. Сыну капитан обещал помогать, присылать деньги.
Тётя  Шура устроилась в детский сад на кухню, чтоб Игорька взяли в ясли, а Мальвина через два года, получив новый паспорт,  опять сбежала. Оставила записку матери – «Не могу здесь прозябать, мне нужно устраивать свою жизнь!».
Но, через два года, она, привезла матери Анюту. Приехала с мужем совсем невзрачным, высоким белобрысым. Он в Тюмени каким-то начальником строительства или на буровых работал.
Приехали с гостинцами на такси. Выгрузили детскую импортную коляску, велосипедик трёхколёсный, для Игорька, чемоданы, пакеты со всякой всячиной. Вечером устроили торжество в честь бракосочетания и рождения Анюты. Позже Галина завела с матерью разговор, чтоб та оставила внучку у себя.
– Ребёнок постоянно болеет. Нужен за девочкой уход, я не справляюсь, да и работать нужно, а деньги будем присылать регулярно, – так и уговорила Галина мать оставить годовалую внучку у себя.
Погостили молодые совсем недолго и уехали. Несколько лет приходили регулярно переводы, а потом ни писем ни переводов от дочери тётя Шура не получала, так и воспитывала двух внучат.
На Игорька тётя Шура регулярно получала деньги, от его отца, до шестнадцати лет. Приезжал папаша почти каждый год в отпуск на недельку, а то и две, с гостинцами и подарками, а потом помог Игорьку поступить в мореходку. Очень уважительно отзывалась о нём тётя Шура.
Игорь часто писал письма, обещал, когда получит назначение после учёбы, встанет на ноги, устроится, то заберёт бабулю с сестрой к себе. Тётя Шура никому письма не показывала, а говорила, что у Игорька всё нормально, хорошего мальчика вырастила.
Когда Анюта пошла в школу, тётя Шура устроилась кастеляншей в престижный санаторий. А надо сказать, что тётя Шура была очень интересной женщиной в свои «сорок пять». От природы блондинка с зелёными глазами всегда при макияже, на веки накладывала зелёные тени и рисовала стрелочки, помадой кораллового цвета рисовала губы бантиком. В общем, очень яркая и молодящаяся женщина. И всё бы хорошо, да приглянулась она отдыхающему, который не давал ей прохода, а жена того отдыхающего, с жалобой к главному врачу, чтоб приняли меры! Вот и вышибли, не разбираясь, тётю Шуру с работы.

– Что горевать, нужно работу искать:  сказала тётя Шура и устроилась дворником в домоуправление. «Метёлкой туда, метёлкой сюда, на свежем воздухе, нет худа – без добра» – пела  она, подметая улицы. Всегда чистенькая, в пёстрой косыночке подкрашенная, не дворник –  артистка на съёмочной площадке, смеялись жители посёлка.
Своей внучке всегда говорила, что радостью и удачей не спеши делиться с подружками и знакомыми, а о горе и беде, подавно, никому не говори. И позавидуют, и позлорадствуют, и осудят за глаза, а пожалеть не пожалеют, успехам твоим не порадуются. Только бабушка пожалеет и поплачет вместе с тобой, и порадуется успехам твоим. Однажды, когда Игорёк уже учился в мореходке, Анюта услышала ночью, как бабушка плакала в подушку.
– Ты что, бабулечка?! – подошла к её кровати и легла рядом, обняла, и прижалась всем тельцем.
– Сон плохой приснился, всё пройдёт, всё будет хорошо: так прижавшись, заснули.
Анютка понимала, что бабушка из последних сил старалась, чтоб у них с Игорем было не хуже, чем у других детей. Одевала в красивую одежду, учила беречь вещи, не пачкаться, к празднику обязательно подарки покупала, водила в парк на карусели, в кино. Ей одной за всем тяжело уследить: накормить, убрать, постирать, уроки проверить. И дети чувствовали, понимали и помогали своей бабуле, певунье и затейнице. Книжек сколько перечитала им, пока сами не научились читать по очереди вслух.  А уж, сколько историй она им понарассказывала… Вечернее время перед сном, у них с Игорьком, было самым долгожданным.

Анютка плакала навзрыд, от досады и боли. Она не оправдала бабушкиных надежд, попала в лапы этого негодяя-квадрата. Уж лучше бы он убил ее, чем так…
Как сказать об этом? Кому сказать? Какой позор!
– Ни за что не скажу ни о чём и никому – думала она. Бабушку это расстроит, она ещё заболеет или  хуже, прибьёт Федьку-квадрата, и её посадят в тюрьму, а я останусь совсем одна.
Вторая попытка подняться и встать на ноги удалась. Очень болело там внутри и внутренняя часть бёдер. В таком виде идти домой нельзя. Недалеко от дома в лесу родник, вот куда мне нужно, решила Анюта. Здесь совсем рядом, и родник не простой, говорили старушки, силу придаёт и лечит. Вокруг сосновый лес, а он из-под небольшой скалы течёт, чуть ниже огородники сделали для полива огромную чашу, зацементировали, чтоб брать воду вёдрами. Бегали   мы туда в жаркие дни купаться, обмывать содранные коленки.
Сняв всё с себя, Анютка опустилась в чашу на колени и стала, смывать, уже успевшую засохнуть кровь, а вода холодной  струйкой падала на голову и плечи. Постирала сарафан, выжала до последних капель и только теперь почувствовала облегчение и озноб. Зуб на зуб не попадал, в мокром сарафане стала потирать предплечья, чтоб согреться и обсохнуть… вспомнила, что можно посидеть на чердаке, если вход не заперт на замок, за день крыша нагревается так, что дышать нечем. Сейчас там должно быть тепло и сарафан на верёвке можно будет повесить просушить на сквозняке. Слава богу, чердак был не заперт. Ступала осторожно, чтоб не наделать шума, в открытое слуховое окошко то и дело залетали летучие мыши, но Анюта не обращала на них внимания. Сидела на деревянной лаге, голая, и смотрела на луну,  звёзды, и вспоминала, как они забирались сюда смотреть на маленьких голубят, таких смешных, ещё не оперившихся. В плохую погоду соседи сушили здесь бельё. Однажды ночью бельё кто-то украл и чердак стали закрывать на замок, а ключ хранился у бабушки Филатихи, квартира которой была рядом с лестницей на чердак.
Согрелась,  сидела, пока не просох сарафан, слегка влажным натянула на себя и спустилась с чердака. Когда она вошла в квартиру, бабуля спала. Потихоньку, не включая свет, легла, но до утра заснуть не смогла. Стало светать, смотрела, как за окном погас фонарь, отчётливо прорисовывались ветки дуба, росшего рядом с домом, казалось на фоне неба, которое с каждой минутой быстро светлело, виден каждый резной листик, и всё принимает причудливые формы. Боль не утихала,  она свернулась, прижав коленки к низу живота. Так, вроде, было легче.
Анютка боялась, что на лице останется синяк, и бабушка заметит, и нужно будет ей что-то говорить, что-то объяснять. Придумывала, придумывала и вдруг услышала, как бабушка поднялась, её кровать в смежной комнате заскрипела, Анюта прикрыла глаза и сквозь ресницы наблюдала, как в проёме двери показалась фигура в ночной рубашке с рюшками. Чтоб не будить внучку она проследовала в туалет, потом на кухню и, тихонько напевая, стала приводить себя в порядок, «краситься».
Дождавшись, когда бабушка уйдёт на работу, махать своей метлой, Анюта встала, и, первым делом, пошла разглядывать себя в зеркало: бледная, глаза красные и припухшие от слёз и бессонницы, с правой стороны ближе к уху красное пятно, которое может превратиться в синяк. Взяв из холодильника кубик льда, завернув в салфетку, как это делала бабушка, стала водить по покрасневшему пятну. В маленькое зеркало, попыталась рассмотреть что «там»? Всё было вспухшим и воспалённым. Лёд не поможет, да и не видно под трусиками. А теперь нужно было, во чтобы-то ни стало уснуть, хоть на полтора, два часа, пока бабуля на работе, а дальше будет видно.
Легла, расслабилась и не заметила, как провалилась в сон. Проснулась от бабулиного восклицания: «Уж не заболела часом? Или гуляла допоздна?»
Анютка отговорилась тем, что нездоровиться, а пришла в десятом часу. Градусник показал температуру 37.7,  бабуля посмотрела горло и велела не вставать с постели. И Анютка тут же заснула.
Чудилось, что она плавает в море, как рыба и ей не нужен воздух, а рядом семейство дельфинов и они улыбаются ей и зовут в сказочную страну Океанию. «Там никто никогда не обидит тебя» – говорили дельфины, и приговаривали, бабушкиным голосом, что всё пройдёт, всё быльём порастет, помогут  друзья. А Квадрата нужно проучить, да так, чтоб неповадно было!  Маленькие дельфинчики прыгали вокруг неё, то подныривали, то выпрыгивали  и смеялись, а вода была приятно-тёплой и прозрачной. На дне большие камни заросшие водорослями, между ними шныряли разноцветные рыбки, лежали большие ракушки-рапаны, песчаное дно избороздили крабы, везде были видны их следы, а вот и сам краб огромный с большими клешнями поднял их, готовясь к обороне или нападению.
– Мне нужно возвращаться, бабушка наверно беспокоится – сказала Анюта и проснулась.
Был уже вечер, в комнате горел ночник, на табуретке стоял стакан с остывшим чаем, а рядом любимое клубничное варенье.
– Что болит? Солнышко моё, ты так стонала и разговаривала во сне, я подумала, температура поднялась, померила – нормальная. Видно болезнь из тебя выходила, деточка моя дорогая. Не пугай меня старую.
– И никакая ты не старая, а самая молодая и красивая.
– Письмо от Игорька пришло, скоро приедет на каникулы или как у них там называется в мореходке, на побывку кажется. «На побывку едет молодой моряк» – запела своим звонким голосом бабуля.
– А мне дельфины приснились… – и Анютка осеклась, замолчала и стала вспоминать, что говорили дельфины.
 – Вставай, покушай моя ласточка, моё солнышко, уж какая бледненькая, я не решилась тебя будить, пусть, думаю, поспит и болезнь уйдёт. Вот и щёчку отлежала, иди, моя родная, умойся, я куриный супчик для тебя сварила. У Михалны половинку курочки купила, домашняя свеженькая.
Анютка чуть не расплакалась, чуть не кинулась со своим горем, да вовремя опомнилась.
Несколько дней провела в кровати, но нужно было входить в обычный ритм жизни, готовиться к приезду брата.
Игорь был очень похож на мать и лицом и статью, только глаза были карие: высокий, крупный, спортивный. Целый год они не виделись, какой он теперь?
Анюта была тоненькой, высокой девочкой в свои пятнадцать лет выглядела гораздо моложе. Белокурая, слегка вьющиеся не густые волосы доставали до лопаток, обычно она собирала их валиком или заплетала в косу. Черты лица утончённые, но не очень выразительные, голубые глаза в обрамлении белёсых ресниц казались небольшими,  бровки слегка вырисовывались, но форма с изломом были необычной и придавали лицу выражение удивления или восторга, когда она улыбалась или смеялась. А смеялась она не так часто, потому что стеснялась своих крупных зубов, полненькие губки приходилось плотно сжимать или они были приоткрыты. Макияж мог сделать из Анютки красавицу, но она пока не пользовалась никакой косметикой. Тётя Шура радовалась невзрачной внешности внучки, но точно знала, что Анютка будет красивой. Ей бы немножко поправиться, округлятся черты лица, появится грудь и бёдра, но пока рановато об этом думать, пусть подольше остаётся ребёнком.

Игорь приехал в субботу вечером. В морской курсантской форме, такой большой, мужественный, красивый. В  квартире сразу стало тесно и весело. Бабуля от радости расплакалась, обнимала и похлопывала внука обеими руками, одновременно напевая – «На побывку едет…».
– Да приехал уже, приехал: – хохотал Игорь, приговаривая басовитым голосом. Одновременно обнимая и бабулю и сестру.
–Анечка, Анютка, как ты выросла, сестрёнка, совсем взрослая девица! Бабуль, а ты совсем не изменилась!
– Игорёк, миленький, как хорошо, что ты приехал, мы так ждали тебя с бабулей. Как тебе курсант служится, был на боевых кораблях, ходил в походы? Или ты всё в письмах сочинял, – смеясь сквозь слёзы, тараторила сестрёнка и прижималась.
– Ну, прилипла, оставь брата, давай на стол накроем, да покормим с дороги внучка моего дорогого, мы ведь и сами не кушали, ждали тебя сыночек-Игорёчек. Поди, умойся с дороги, переоденься и за стол. «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем» – запела бабуля Шура.
– Да что ты родная моя, мы ведь трезвенники или вы тут без меня попивать стали? Или только попеваете? Певуньи мои родные! Как я скучал, вы даже представить себе не можете! Стою на вахте и мечтаю, как переступлю порог, как Анютка повиснет на шее. А бабуля с песнями и прибаутками!
– Слава Богу! Слава Богу, всё у нас хорошо, а будет ещё лучше, ведь так? Сколько маялись и не роптали, Он ведь всё видит! Вот бы мамочка-то ваша сейчас бы с нами порадовалась.
Игорь помрачнел, но промолчал. Анютка заметила перемену его настроения, сделала вид, что ничего не происходит. Помывшись и переодевшись в спортивные трико и футболку, сел за накрытый стол.
– А  гостинцы-то я не достал! Сейчас добавим столичной вкуснятины, – принёс копчёную колбасу, сыр, икру красную!
– Да что же ты так потратился, у нас всё есть, – запричитала бабуля, доставая тарелки, нарезая колбасу и раскладывая угощение.
– А это отец деньги на гостинцы выделил, он часто навещает меня и о вас помнит с благодарностью и теплом. Велел поцеловать  обеих.
Засиделись за разговорами. Утром на работу тётя Шура пошла попозже. Анютка ждала, когда братик проснётся и всё примерялась, как сказать о случившемся. Решила, пока, ничего не рассказывать.
А Игорь, проснувшись, рассказал сестре, что пытался разыскать маму, отец помогал, посылали запросы, но пришёл ответ – без вести пропала. С тюменским, якобы отцом Анюты, они не были зарегистрированы браком, уехала из Тюмени, переезжала из города в город, возможно, вышла замуж, поменяла фамилию или уехала за границу.
– После перестройки, будь она неладна, всё пропало, архивы, записи. Были Страной, а стали разными государствами. Может и найдётся наша мама, была бы только жива. Ты, наверное, не помнишь её, совсем маленькой была, только по фотографиям видела, там она совсем молоденькая, а я помню, она была тогда очень красивой. Когда бабуля нам читала сказку о царе Салтане, я представлял царевну Лебедь – нашей мамой. Что она красавица и волшебница, всё может… Пока бабуле ничего говорить не будем.

И Анюта утвердилась в решении ничего не говорить брату, старалась везде ходить с ним и его друзьями, а если случайно встречались с Федькой, не отводила взгляда, а сверлила ненавистью негодяя. Пусть он меня боится, пусть каждый день ждёт возмездия. Я с Игорем и его друзьями, пусть думает, что в любую минуту я расскажу, и от него мокрое место останется.
Как-то при удобном случае, отойдя от ребят, Анюта подошла вплотную к Федьке и, шипя сказала:
– Теперь моя очередь из тебя отбивную сделать! Сматывайся, пока не поздно, чтоб духу твоего здесь не было! Или тебя прирежут, если хоть на шаг приблизишься ко мне.
А тут в посёлке ещё произошло одно ужасное событие: Наденька, дочка продавщицы Зины, отравилась, и её не спасли. Выяснилось, что девочка была изнасилована. Так никто не узнал виновника этой драмы. Анютка догадывалась, но указать на виновника, значит раскрыть свой позор. И она молчала.
Федька-квадрат, как в воду канул. С работы рассчитался и в городе  его больше никто не видел. Благо, страна разодрана на куски, переезжай в другое государство, принимай гражданство и живи безнаказанно, ублюдок-насильник, пока Господь не покарает тебя, проклятого. А возмездие неминуемо, так думала Анютка.
Федькина тётка вздохнула с облегчением, теперь ей свободней дышать стало, вечно выпивший, курящий, матерящийся племянник просто выводил её из себя, а ничего не поделаешь, говорила она, после смерти сестры взяла на себя опекунство над подростком. Учиться не хотел, кое-как выучился на автослесаря и работал в гараже. Куда подался, она не знала, не ведала.

Отпуск у Игорька пролетел незаметно, в последний день за общим столом у подъезда собрались друзья и соседи на проводы. Тётя Шура напекла пирожков с картошкой и капустой, каждый принёс что-нибудь с собой, стол ломился от угощений, а вот спиртного за столом не было. Пили квас, лимонад и компот, а шутили и шумели, без хмельного, всем на удивление.
Только Анютка и тётя Шура были грустны. После всего случившегося и  отъезда брата, Анютка очень переменилась, стала жёсткой и дерзкой, в ней чувствовалась сила, не смотря на видимую хрупкость. По совету Игорька, пошла в спортивную секцию самбо. На тренировках работала с такой самоотдачей, что тренер отметил её и уделял больше времени, чем остальным. На соревнованиях Анюта брала призовые места. А через несколько лет стала мастером спорта.
По окончании школы поступила в университет на факультет физической культуры. Работала несколько лет в школе учителем физкультуры, вела секцию самбо. Как тренер, превзошла своего уважаемого наставника. Говорили, что у Анны Павловны особый педагогический дар. 
   
    Прошло ещё несколько лет. Игорь выполнил своё обещание и забрал тётю Шуру с Анюткой к себе в Мурманск.
    И только через пятнадцать лет, Анна с мужем и двумя детками приехала в посёлок погостить.  Рассказала, что мама так и не нашлась, тётя Шура вышла замуж за вдовца и прекрасно себя чувствует. Игорёк женат, у него трое деток и все мальчишки, дослужился до капитана первого ранга и сейчас преподаёт в мореходке.
    И мы в свою очередь поделились новостью, которую узнали от тётки Федьки-квадрата. В  Украине, за изнасилование девочки-подростка, Федьку посадили, он так и не оставил своей пагубной наклонности. Суд приговорил его к семи годам строго режима. Не  прошло и года, как пришло известие, что Фёдор в тюрьме повесился. Возможно и не сам.
     Все вспомнили Наденьку, которая не захотела жить после надругательства, мы тогда стеснялись говорить изнасилования.
Жизнь продолжается!